Это было проще сказать, чем сделать – Бейсик с поста уходить не собирался, а при попытке унести его силой, так зашипел, что Надежда испугалась. Решили уносить Анфису прямо в пылесосе. Поскольку Славик для тяжелого пылесоса был маловат, ей пришлось, оставив дома безутешного кота, подняться к Славику с пылесосом наперевес. Славик был дома один, родители ушли в гости, поэтому никто не мешал операции по спасению заложницы и никто не смеялся над спасателями.
Славик положил на пол перед трубой крошки сыра и жалобно звал:
– Анфисочка! Выходи! Противного кота больше нет!
Надежда хотела было обидеться на "противного кота", но, с точки зрения мыши, кот был действительно противный. Сама она была на стороне Бейсика и посматривала на мышь с интересом во время охоты.
Успокоенная мышка высунула мордочку из трубы, Славик взял ее на руки, проверяя, все ли у нее в порядке со здоровьем. Надежда сочла свою миссию законченной и вернулась в квартиру.
Взгляд ожидавшего ее Бейсика был полон укоризны.
"Вот ведь, – говорил его взгляд, – можно сказать, само небо послало мне такое счастье – настоящую живую мышь посреди зимы, когда вся радость – это только опостылевшие консервы и даже завалящей мухи не поймаешь, так надо же, собственная хозяйка уносит мышь прямо из-под носа!"
– Ну, Бейсинька, извини меня, я, конечно, целиком и полностью на твоей стороне, поскольку ты мой родной кот, а мышь – совершенно посторонняя, но ты сам видел, как Славик к ней привязан, а детей нельзя обижать... Так что, мой дорогой, сегодня удачной охоты у тебя не будет, подожди уж до лета. И потом, ты видел, что она белая? Белые мыши цивилизованные, на них не охотятся.
"Да какая разница!" – явственно мяукнул Бейсик, но постепенно успокоился и съел двойную порцию "Вискаса".
Вскоре вернулся Сан Саныч. Он с интересом выслушал подробности неудачной охоты, сказал, что мышь играла не по правилам, так как использовала технические средства, а Бейсик сам виноват, надо было поймать мышь и сразу ее съесть, нет мыши – нет проблемы. Надежда сказала, что он неправильно воспитывает ее кота, что нельзя быть таким эгоистом – в общем, весь вечер они спорили о воспитании, и, засыпая, Надежда сквозь сон подумала, что благодаря белой мыши муж так и не успел спросить ее, почему она так часто задерживается на работе и что они там еще с Валькой задумали.
Утром во вторник Марьяна, выйдя из парадной, отправилась на работу на метро. Деньги, билет и паспорт были у нее в сумочке, а чемодан с кое-какими вещами Итальянец еще вчера отвез в аэропорт и оставил там в машине на стоянке. Олигофрен послушно топал за ней. А знакомого милиционера Марьяна сначала не заметила – вероятно, они поменялись.
Регистрация пассажиров, улетающих рейсом "Санкт-Петербург – Рим", начиналась в 16.00 и заканчивалась в 17.30. Часы начали отсчитывать минуты. Переделав утренние дела, Марьяна собралась в банк. На ее прощальный кивок директор только махнул рукой, и она закрыла за собой дверь офиса в последний раз. Все. Теперь она уже больше не пойдет ни домой, ни на работу. Начиналась нелегальная жизнь.
Она свернула в сторону банка, идти было недалеко, дебил появился из-за угла, а вот за ним и еще один, только не вчерашний обаяшка, а личность попроще. А вчерашний-то мент был покрасивее, ну да ладно, сойдет и этот.
Марьяна вошла в здание банка, покрутилась там, не стала ничего делать, обойдутся на сегодня. Все равно завтра им будет нужен новый бухгалтер, так что пусть привыкают. Она вышла на улицу и ускорила шаг. Ее преследователи поменялись местами. Шагах в двадцати за ней, почти следом за скучающим оперативником, шел хорошо ей знакомый дебил. Он шел, казалось, еле-еле, нога за ногу, но ноги у него были такие длинные, что, как Марьяна ни прибавляла шагу, расстояние между ними совершенно не менялось. Марьяна начала нервничать. Конечно, при оперативнике уголовник пальцем ее не тронет, но и она не может отправиться в аэропорт, а время стремительно бежит к четырем.
Она сделала первую пробную попытку: зашла в магазин, расположенный на углу двух улиц, быстро прошла сквозь него в толпе и вышла во вторую дверь. Оперативник уже рассматривал газеты возле уличного лотка, казалось, не замечая ее наивной попытки оторваться, а олигофрен завязывал шнурок на противоположном тротуаре.
Нет, так просто от них не уйдешь! Так не уйдешь, а как уйдешь? Прямо перед ней остановился автобус. Марьяна быстро вошла в него, прошла к передней двери, убедилась, что оба преследователя последовали ее примеру, и, когда двери начали закрываться, выскочила наружу, получив вслед несколько нелестных замечаний от водителя. Но и этот трюк они знали гораздо лучше ее. Оба придержали две другие двери (оперативник – заднюю, а дебил – среднюю) и выскочили следом за ней. Водитель обалдел от такой наглости, но быстро опомнился и наградил их звучной руганью.
"И ведь что интересно, – подумала Марьяна, – ведут себя совершенно одинаково, будто их в одной школе обучали, а вид делают, что друг друга не существует. Правила у них такие, что ли? Однако надо признать, что в эту игру они играют явно лучше меня. Что же делать? Надо играть в такую игру, в которой у тебя козыри. Что я умею делать лучше их? Многое, но, к сожалению, это мне сейчас не поможет. А какие у меня перед ними преимущества? Только одно: я – женщина. Значит, это мы сейчас и используем".
Марьяна уверенным шагом направилась к довольно дорогому магазину женской одежды. Теперь для осуществления ее плана было важно, чтобы ее преследователи не вошли внутрь. К счастью, так и случилось – у магазина было два входа, и они остались на улице, чтобы контролировать оба.
"Скооперировались бы, что ли, – усмехаясь, подумала Марьяна, – один – на улице, другой – в магазине. Но нет – ведомства разные, никак нельзя. Что ж, пеняйте на себя!"
Она покрутилась между стойками с верхней одеждой и выбрала то, что нужно: довольно длинный утепленный плащ с капюшоном голубовато-зеленого цвета. Денег при себе у нее было достаточно, магазин был дорогой. Она сняла плащ с вешалки и вошла в примерочную кабинку.
Когда она сняла светлую короткую дубленку и норковую шапочку, а взамен надела длинный голубоватый плащ, надвинув капюшон на глаза, ей самой показалось, что в зеркале отражается совершенно другой человек. Чтобы добавить еще один штрих, она сняла с шеи темный шарфик и повязала его на голову, полностью закрыв светлые волосы. Край шарфика чуть-чуть выглядывал из-под капюшона, и на некотором расстоянии Марьяну можно было принять за брюнетку. Марьяна отдернула занавеску примерочной и подозвала продавщицу. Та, как и полагается, заявила, что плащ на Марьяне сидит идеально, Марьяна сделала вид, что поверила, сказала, что ей и самой плащ очень понравился, и она хочет пойти в нем домой, чтобы удивить мужа, а поэтому просит подобрать ей какую-нибудь большую сумку и упаковать туда ее дубленку и шапочку. Девушка не выказала никакого удивления – клиент всегда прав! У них был достаточно приличный магазин, чтобы продавщицы усвоили эту нехитрую истину. Хотя на самом деле при Марьянином невысоком росте в этом длинном плаще она казалась немножко каракатицей. Марьяна и сама это заметила в зеркале, но если бы ей сейчас надо было для пользы дела надеть на себя розовое стеганое пальто и зеленую шляпу, она не колебалась бы ни секунды, слишком многое было поставлено на карту!
Марьяна расплатилась и вышла из магазина. На улице нервно прохаживались, как близнецы-братья, милиционер и уголовник, посматривая то на двери магазина, то на часы. И ни один из них даже не взглянул на брюнетку в голубовато-зеленом плаще с огромной спортивной сумкой в руках. Ведь они следили за стройной светловолосой молодой женщиной в элегантной дубленке, а мимо них прошла какая-то тетка в плаще с сумкой явно челночного вида.
Марьяна, стараясь вести себя естественно и не оглядываться, прошла метров двадцать до ближайшей автобусной остановки, села в первый попавшийся автобус и через его окно еще раз полюбовалась, как ее преследователи нервно прохаживаются возле дверей магазина.
"Так вам и надо, – подумала она, – в ваших отношениях нет гибкости, и вы совершенно не способны проявить инициативу. Ну, дебилу-то простительно, у него в голове две с половиной извилины, а уж работнику нашей славной милиции не к лицу. Попадет вам, и поделом!"
Проехав несколько остановок, Марьяна пересела на другой маршрут, чтобы убедиться, что она окончательно отделалась от "хвостов", и только после этого отправилась в Пулково-2. Там на стоянке Итальянец оставил свою машину, которая выполняла роль камеры хранения – в багажнике лежал чемодан, приготовленный Марьяной в поездку. Марьяна переоделась, оставив в машине свой маскировочный плащ, взяла вещи, заперла машину и отправилась в здание аэропорта. Регистрация как раз начиналась, и Марьяна пристроилась к небольшой очереди. Таможенный контроль ее не волновал – она не везла ничего опасного, эта сомнительная честь достанется Богданову, а вот паспортный вызывал у нее некоторые опасения, все-таки паспорт был ненастоящий. Когда женщина в форме стала долго и тщательно пролистывать Марьянин документ, Марьяне сделалось очень неуютно. Но пограничница последний раз сверила фотографию с оригиналом и без всякого выражения отдала паспорт обратно. Марьяна с трудом удержала вздох облегчения. Путь был открыт. Впереди ее ждали Италия и неизвестность.
Лейтенант Скрипко начал нервничать. Прошло уже полчаса, как Марьяна Синицкая вошла в магазин, и пора бы ей уже оттуда появиться. Конечно, женщина может провести не один час, примеряя одежду, но Марьяна явно спешила, пыталась оторваться от слежки и вряд ли стала бы просто так терять время. Скрипко рискнул оставить на пару минут без наблюдения вторую дверь магазина и быстрым шагом вошел внутрь. К счастью, посетителей было немного, и он сразу определил, что в торговом зале Марьяны нет. Оставались еще примерочные кабинки. Одна была пустая, во второй копошилась супружеская пара, третья вызвала у лейтенанта сильные подозрения. Он быстро подошел к кабинке и отдернул занавеску. Внутри оказалась полуодетая крашеная дама средних лет и такой комплекции, на которую можно купить одежду только в специальных магазинах с трогательными названиями "Богатырь", "Великан" или более правдивым – "Три толстяка". Дама печально рассматривала платье, по-видимому, пятьдесят шестого размера, которое никак не захотело налезть на ее телеса. Увидев заглядывавшего в кабинку оперативника, она безуспешно попыталась прикрыть этим платьем свою необъятную фигуру, платье оказалось мало даже для этого, и дама решила тоненько и не очень громко взвизгнуть.
Лейтенант Скрипко торопливо задернул шторку, галантно извинившись:
– Простите, девушка, ошибся, жену ищу, – и еще успел рассмотреть, как в ответ на обращение "девушка" польщенная нимфа счастливо зарделась.
Окинув взглядом торговый зал, опер выругался про себя нехорошими словами – Синицкая таки оторвалась от преследования. Выйдя из магазина, он слегка утешился тем, что его коллега из криминального мира тоже остался с носом.
Скрипко подошел к своему напарнику, сидевшему в "жигуленке" в двадцати метрах от магазина, тот доложил начальству, что Марьяна ушла. Получив заслуженный нагоняй и описав ситуацию, они хотели было вернуться в управление, но тут последовал совершенно неожиданный приказ:
– Задержите "братву", которая у нее на хвосте висела. Надо узнать, из-за чего они за ней следят и что про ее дела знают.
Скрипко оглянулся на "братву". Долговязый, которого он видел сегодня весь день, тоже понял, что объект слежки исчез, и садился теперь в темно-красную "тойоту". "Тойота" тут же сорвалась с места. Скрипко крикнул напарнику:
– За ними! – и оперы устремились в погоню.
Правда, слово "устремились" тут не совсем подходило, потому что, пока "жигуленок" завелся, "тойота" уже прилично от них оторвалась. Отставание в технической оснащенности от конкурирующих структур было налицо, оставалось компенсировать его профессиональным мастерством.
Бандиты, заметив, что их преследуют, были не на шутку удивлены и прибавили скорость, надеясь без труда оторваться от слабосильного "жигуленка". Они абсолютно не понимали, какого черта милиция, которая целый день миролюбиво пасла рядом с ними тот же самый объект и только что закурить не предлагала, вдруг решила поиграть с ними в "пятнашки". Тем не менее обшарпанный "жигуленок", ловко лавируя среди потока машин, не отставал, а метр за метром приближался к машине "братков".
Свернув в очередной переулок, бандиты увидели медленно разворачивающийся поперек проезжей части громоздкий мусоровоз. Прибавив газу, они попытались проскочить между ним и стеной дома, выскочив на пустой тротуар. Однако "тойота", не вписавшись в просвет, задела левым крылом задний край мусоровоза, и из его кузова хлынула гора нечистот, завалив машину, как горная лавина.
Пока бандиты, ругаясь последними словами, открывали заваленные мусором дверцы машины, оперативники выскочили из своего "жигуленка" и подбежали к "тойоте", на ходу вытаскивая оружие и в совершенном восторге наблюдая потрясающие результаты необычайной "автокатастрофы". Долговязый олигофрен выбрался первым и, в остервенении стряхивая с одежды рыбьи хвосты и картофельные очистки, попытался дать деру. Лейтенант Скрипко, глядя на него, надрывался от хохота, а поскольку у него в руках был пистолет, он нечаянно нажал на спусковой крючок и ранил невезучего дебила в ногу. Рана была пустяковая, но она отбила у выскочившего следом за дебилом дерганого Васеньки охоту к сопротивлению, и задержание преступников прошло без сучка без задоринки. Правда, когда оперы привезли задержанных в управление, от них самих разило так, как будто они тоже побывали в мусоровозе, а машину не могли отчистить еще месяц. Самое же неприятное было в том, что в управлении пошли слухи, будто Скрипко с напарником задержали бандитов, то ли нырнув за ними в канализацию, то ли вытащив их из мусоропровода.
Утро среды началось в секторе со скандала – по непонятной причине перегорели все силовые розетки по левой стороне комнаты. Валя, громко ругаясь, отправился в кабинет Владлена Ивановича, где, красный от возмущения, заявил, что вся работа встала, а электриков не дозваться, они, видите ли, халтурят в мирзоевском кооперативе, проводку для банка делают, что ли, наплевав на свои основные обязанности. Владлен Иваныч одной рукой схватился за сердце, другой – за телефонную трубку, и уже через десять минут в комнате появился дядя Вася со своими инструментами и принялся за работу. Неисправность была серьезная, и дядя Вася застрял в секторе основательно. Надежда одним глазом наблюдала за дядей Васей, а другим посматривала в осциллограф, что там поделывает Виктор Викторович Богданов.
Она испытывала чувство глубокого удовлетворения: устроенное ею утром короткое замыкание надолго вывело дядю Васю из игры. Владлен Иваныч каждые пятнадцать минут приходил проверить, как продвигается ремонт, и улизнуть, чтобы контролировать Богданова с ценной бутылкой, у дяди Васи не было никакой возможности. Главный энергетик, которому подчинялись в институте все электрики, был сегодня на взводе – мало того что в здании шел ремонт, больше напоминающий землетрясение, так еще авария питания и неисправность телефона у заместителя директора Богданова, которую никак не удавалось устранить, из-за чего Богданов каждые пять минут выбегал в приемную к телефону своей секретарши, а дорвавшись до телефона, обязательно набирал еще и номер главного энергетика, чтобы отправить ему по проводам очередную порцию громов и молний.
И последнее, что добило сегодня главного энергетика, был внеочередной запой дяди Паши. Дядя Паша, которого начальство уважительно именовало Паливанычем, был замечательным специалистом в своем деле, но раз в три месяца он обязательно запивал на неделю. Сделать с этим ничего было нельзя, поэтому запои дяди Паши официально были включены в график дежурств, чтобы не было потом неожиданностей. И вот сегодня утром позвонила дядиПашина жена и сообщила, что у мужа ее начинается запой. Начальник смены прямо за голову схватился, сообщили по начальству, главный сунулся было ругаться, но потом спохватился, что сам же распорядился выдать вчера какую-то грошовую премию, изза нее-то все и пошло, надо было заранее подумать о последствиях!
Словом, в среду в институте творилось то, что Виктор Викторович Богданов назвал одним словом: бардак! Он даже порадовался, что уезжает в Италию, потому что сил это терпеть у него уже не было!
Надежда тихонько сидела в уголке и внимательно следила за всеми перемещениями Виктора Викторовича. Около двух Богданов посмотрел на часы и, достав заветную бутылку, положил ее в тубус. Надежда мгновенно схватила телефонную трубку и, убедившись, что никого поблизости нет и ее никто не услышит, приложила к губам платочек и набрала номер секретарши Богданова.
– Валечка, это Вера Петровна, секретарь директора. Что-то мне до Виктора Викторовича никак не дозвониться.
– Да у него телефон неисправен.
– Его директор срочно просит. Я знаю, что он сегодня улетает, тем не менее у директора вопрос какой-то очень срочный.
– Сейчас ему передам. Что у вас с голосом, вы простужены?
– Да, продуло немножко. Скорее, пожалуйста.
Надежда положила трубку и увидела на экране, как открылась дверь кабинета, на пороге появилась Валечка и что-то сказала своему шефу. Богданов вскочил, взглянул на часы, на тубус, снова на часы, махнул рукой и вышел из кабинета.
Надежда тоже посмотрела на часы. Времени у них было не больше семи минут – от кабинета Богданова до директорского быстрого хода три с половиной, там накинуть полминуты на растерянность и объяснения с Верой Петровной и еще три минуты обратно, уже почти бегом, потому что Богданов почувствует неладное.
Надежда подала Вале условный знак, он быстро, но без суеты, не привлекая внимания дяди Васи, вышел и направился в комнату, соседнюю с кабинетом Богданова, в которой и сегодня не было рабочих. Надежда объяснила это сверхвезением, а Валя – обычным бардаком; почему-то сегодня у всех на языке вертелось это слово. Там он достал из укромного уголка тубус, открыл его и вынул оттуда принесенную из дома удочку. Отработанным движением он снял вентиляционную решетку, собрал удочку и осторожно запустил ее в кабинет Богданова.
Дальнейшее развитие событий Надежда наблюдала на экране монитора.
В кадре появилось удилище, оно потянулось к письменному столу. Закрепленный на леске очень крупный крючок осторожно зацепил ручку тубуса. Валя, видимо, начал аккуратно сматывать леску, потому что тубус дернулся и поплыл вверх. Поднявшись над столом сантиметров на десять, он соскользнул с крючка и упал обратно на стол. Надежда тихо чертыхнулась. Сорвался! Так и бутылку разбить недолго.