– Из жизни. Но в тот миг, когда, сделав прелестную петелечку, юноша подогнал ее к нужному размеру: шея у воина была очень тонкая. Как водится, в самый неподходящий момент появилась согбенная старушонка. Дама была настолько обделена грацией и обаянием, что Гордый Орел повернулся к бабушке спиной, желая в столь трагичный, но согласитесь, и торжественный момент своего земного бытия, видеть нечто более возвышенное, чем три целых и одну четверть четвертого… желтых клыка, К тому же с них капала слюна! Вот какое маленькое количество зубов осталось у бабулечки, – горестно вздохнул Абрикосов. – Прибавьте к этому жирные, редкие волосы божьего одуванчика, крошечные злющие глазенки, быстро перескакивающие с предмета на предмет, и вы, дорогие телезрители, поймете состояние души молодого воина, не желавшего глядеть в сторону этой, увы, немолодой особы.
Юрий сделал небольшую паузу и радостно прошамкал:
– И-и-ы-ы-ы, милай, да ты никак вешаться собрался? – услышал Гордый Орел за спиной голосок, вовсе немелодичный, а даже напротив.
Вопрос, заданный неожиданно, попал, что называется не в бровь, а в глаз.
Молодой воин вздрогнул и оглянулся. Рядом с ним стояла уже виденная, не блещущая красотой дама.
– Откуда вы знаете?! – нелепо выкрикнул Гордый Орел, нервно теребя веревку.
Вместо ответа дама подмигнула:
– Начальство поедом ест, жена изменяет, друзья отвернулись?
– Все так!!! – ужаснулся бедняга невиданной проницательности незнакомки.
– Так это ерунда. Можно помочь, – убежденно прокряхтела старушенция, делая безуспешную попытку распрямиться, и снова подмигнула.
– Да ну?! – не поверил Гордый Орел.
– Запросто. Дай номер факса, и я пришлю тебе коммерческое предложение, – старуха почесала клюкой за ухом.
– Нету у меня номера, и факса нету, – пригорюнился юноша. – А без него нельзя?
Старуха пожевала губы, окинула ладную фигуру Гордого Орла, и презрительная усмешка пробежала по морщинистому лицу. – На основе устной договоренности, что ли?
– Да-да, на основе устной… – искательно заглянул в маленькие бегающие глаза Гордый Орел.
– Чего ж нельзя. Можно решить и этот вопрос, – старушенция зачем-то огляделась по сторонам, и молодой воин, не понимая отчего, похолодел. – Только ты меня трахнуть должен. Я ведь кто? Злая волшебница. Ты меня трахни, а я твое любое желание исполню. Вот такой расклад получается, – волшебница оперлась на клюку и снова огляделась.
Кругом стоял лес. Мычали бизоны. Летели клином журавли. Гордый Орел тоскливо сжимал пеньковую веревку.
Ударил порыв ветра, и старуха увидела, как шевельнулись губы юноши:
– Согласен, – мрачно объявил Гордый Орел.
Юрий остановился и внимательно посмотрел в глаза Ларисы, девушка слушала внимательно, "сага" захватила студентку.
– Ну, дальше? – поторопила Лариса рассказчика.
Абрикосов развел руками:
– Дальше все было, как учили – …она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним. Но любому чувству, как известно, даже очень сильному, рано или поздно приходит конец.
Гордый Орел поднялся, помог встать своей партнерше, или "возлюбленной" – называйте злую волшебницу как угодно – о литературных вкусах не спорят, и потребовал обещанное.
Сделал это очень тактично – не грубо наехал:
– Давай счастье, старая! Нет. Юноша деликатно отряхивал платье старушенции от веточек и листиков, приговаривая:
– Боже мой, как я рад, как же буду я счастлив, бабулечка, из какой вы сказки?!
Старуха поняла намек, выпрямилась, насколько она могла выпрямиться, и, поглядев на улыбающегося Гордого Орла, прошамкала:
– И-и-ы-ы-ы, милай! В сказки верят только дети.
Несколько мгновений юноша глядел, как капает желтоватая слюна с верхнего левого клыка старушенции.
Затем дама исчезла. Шумел лес. Занималась заря. Любопытно, что после случившегося, Гордый Орел не стал вешаться, – устало закончил Абрикосов.
Юрий как-то сразу погрустнел и молча шел, равнодушно глядя перед собой.
Лариса увидела таксофон и еще раз попробовала дозвониться маме. Все время слышались короткие гудки.
Они вошли в парк, и Лариса остановилась, заметив желтые цветы. Присела возле них:
– Когда была маленькой, мне сказали, что на куриную слепоту смотреть нельзя. А то глаза болеть будут. Или можно ослепнуть, я так поверила, что однажды посмотрела, и глаза стали болеть, и даже сейчас глаза не очень хорошие.
Юрий ничего не ответил, и они пошли дальше, к набережной.
Как это ни странно, история о злой волшебнице привела Ларису в умиротворенное настроение, и девушка неожиданно предложила:
– Слушай, а ты не думаешь учить английский? Хочешь, я тебя учить буду?
Абрикосов с интересом наблюдал за молниеносной сменой настроения своей спутницы.
– Поехали ко мне. Я возьму учебник, и пойдем куда-нибудь на скамейку. Прямо сейчас! – горячо убеждала она.
Когда Лариса начинала говорить, то напоминала небольшой проснувшийся вулкан.
– Может, сначала пройдем через парк? – попросил Юрий. – И потом, позволь, я немного подумаю. Лестно получать уроки английского из столь прелестных уст, "Ваш нежный рот – сплошное целованье".
Абрикосов шутливо взял девушку под руку, но она высвободилась и вскочила на парапет. Лариса любила, гуляя с лицами мужского пола, находиться "на высоте" буквально.
Абрикосов последовал примеру спутницы.
Так парочка дефилировала довольно долго, иногда Лариса оборачивалась и взглядом требовала ответ.
Юрий также взглядом говорил: "Нет".
Шли, шли, а потом из аллеи выбежала компания реликтовых спортсменов, три бабульки и старичок.
А потом Юрий почему-то оказался в речке.
– Сам ты, дедушка, дурак! – раздался тоненький голосок над ухом, и Лариса, повернув голову, увидела рядом с собой двух маленьких девчушек с одинаковыми аккуратно стрижеными головками, в бархатных костюмчиках сказочных эльфов. Белый отложной воротник, белые гольфы и маленькая шляпка с красочным пером.
Лысый толстяк с красным лицом и бладхаундом на поводке, одетый в светло-салатовый, военного образца френч готов был разрыдаться от возмущения.
Он воздел кулаки к небу и негодующе потряс ими. Две золотые звезды Героя Социалистического Труда на груди толстяка засверкали как елочные украшения:
– Я не позволю тебе, соплячка, называть вождя революции "Рыжее чучело!".
Лариса не на шутку встревожилась: казалось, мужчину вот-вот хватит инфаркт.
Девчушки же, наоборот, выглядели совершенно спокойными:
– Мама всегда повторяет: "Даже земля не хочет принимать это рыжее чучело". Правда, Лиля? – обратилась за помощью к своей светленькой сестренке темноволосая девочка.
– Юля никогда не врет, – подтвердила та. – Дедушка, мама действительно постоянно говорит о том, что мы поклоняемся мертвецу, "рыжему чучелу, которое отказывается принимать земля".
– Она мне не дочь! – рявкнул владелец бладхаунда и потащил несчастное четвероногое навстречу приближавшейся электричке. Девочки, взявшись за руки, побежали вслед.
Почему Юрий оказался в реке? Я ведь парню нравлюсь. Непонятно. Вообще, многое непонятно. Лариса привыкла, что все знакомые мужчины стараются побыстрей раздеть ее, а этот совсем не торопится. Странно.
Генеральный прогон со зрителем
Люди готовы платить любую цену за иллюзию.
Инстинкт подсказывает им: реальность –
скоропортящийся товар, а иллюзия длится вечно.
Штука в том, что самые прекрасные из них нельзя
купить за деньги.
Обычно Абрикосов пересекал парк по направлению к трамвайной линии. Но сегодня Юрий сел в трамвай недалеко от вокзала, чтобы, обогнув восточную часть парка, войти в него с юга и начать бормотать монологи героев пьесы:
– Что у меня есть? … Камушки. Морские камушки…
Второй год Юрий рожал этот спектакль. Репетировал с перерывами, работа шла мучительно, но, в конце концов, постановку купил частный театр-студия.
Казалось бы, ура?! Но Абрикосов понимал, по гамбургскому счету спектакля нет. И, собрав артистов, Юрий договорился о дополнительных репетициях.
Они дали результаты, но финал поймать все равно не удавалось. И теперь с постоянством, приводившим в содрогание, Абрикосов ежедневно "погружался" в материал. Внешне это выражалось в бубнении текстов персонажей, благо в пьесе всего два лица.
Бубнение носило безвредный характер, вызывая лишь легкое беспокойство окружающих. Идет человек, разговаривает вслух сам с собой. Нормально. Вроде.
Совсем другое – пересказ событийного ряда. В сотый раз, уточняя иррациональную логику спектакля, Абрикосов начинал горячиться.
– Что происходит?! – почти крича, допрашивал невидимого собеседника Юрий, шагая по пустынной аллее. – Мистер Питер сидит в парке на скамейке. Читает книжку. Мистер Джерри, подошел и рассказал о своей, по общественным меркам, судьбе неудачника. Потом достал нож, отдал сидевшему на лавке господину, предварительно оскорбив того. Затем бросился на собеседника и напоролся на собственный нож. Значит, Джерри предчувствовал, готовился к развязке. Кровавой развязке! – выкрикнул Абрикосов и смущенно умолк, заметив, как сидевшие на скамейке у летней эстрады девушки испуганно оглянулись.
Юрий спустился к реке и пошел по самой кромке асфальтовой ленты. Дальше, возле шумных городских улиц она превращалась в парапет высотой больше метра. А тут на окраине парка змеилась узкой темно-серой полоской, возвышаясь над линией набережной сантиметров на тридцать, не больше.
Вчера он так же шел по этой асфальтовой кайме с Ларисой. Только в противоположную сторону к видневшемуся вдалеке мосту. Желто-красные трамваи, издали казавшиеся игрушечными, время от времени пробегали по нему.
Девушка шла впереди. Журчала вода. Из аллеи слева выбежали три старушки и старичок в спортивных костюмах. Они находились метрах в двадцати.
Каждые две минуты Лариса оборачивалась и вскидывала ресницы: "Ну что решил?".
Юрий также молча качал головой: "Нет".
Когда до моста оставалось метров сто, Абрикосов оглянулся по сторонам и прыгнул в воду.
Лариса, услышав плеск воды за спиной, обернулась. Полы коричневого пиджака плавали рядом с Юрием, а он, подняв руки, не без удивления рассматривал, как темнеют, набухая, наполняются водой карманы.
Девушка смотрела на неловкого поклонника, а Юрий с любопытством ожидал реакции красотки.
– Очевидно, я не смогу сопровождать вас, коварная, – наконец объявил Абрикосов.
Лариса повернулась и зашагала дальше, а он двинулся наискосок, борясь с течением. Выбрался на противоположный берег, хватаясь за ветви кустарника, вскарабкался по глиняной круче и побежал.
Интересно, догадается девчонка, что он сам прыгнул в воду?
С этим юным дарованием многое неясно. Девица жаждет внимания, стремится любой ценой выйти замуж за иностранца. Похоже, есть любовник. Непонятно другое, какого черта господин Абрикосов бродит с ней по улицам? Эротический шарм привлекает? В этом есть доля правды.
На черном табло метро зеленело 20.45. Юрий уселся на скамейку, откинулся спиной на колонну. Абрикосов спустился под землю для очистки совести, самая терпеливая девчонка столько не ждет.
Он договорился встретиться с Ларисой прямо на платформе. Только часом раньше. Прямо перед носом Абрикосова приземлился воробей и, попрыгав, замер, глядя на Юрия.
– Привет. Ну что?
Воробей прыгнул еще разок и опять повернулся к сидящему.
– Как ты? – повторил свой вопрос Абрикосов.
Воробей не нашелся что ответить и улетел.
Кто-то положил сзади на плечо руку, и Абиркосов оглянулся.
Перед ним стоял парень лет тридцати, смуглолицый, с лохматой кучерявой головой. Ядовито-желтого цвета куртка, джинсы, заправленные в кожаные башмаки.
– Салют, – поднял руку Юрий. – Ты уже?
– Да. Хочу сигарет купить. Пройтись, – поправляя сползавший с плеча ремень большой сумки, ответил парень.
– Тогда пока, Нугманчик. Мне еще здесь надо побыть.
Парень кивнул головой и направился к дальнему выходу из метро.
Юрий понимал, почему Нугман хочет пройтись – ищет тон роли. Персонаж по имени Джерри, которого он играет, долго бредет от сто сорок седьмой авеню к месту роковой встречи с Питером. В дальнем безлюдном уголке парка.
Сегодня генеральная репетиция. Завтра придут приглашенные Томкинсом студийцы, резкие в суждениях, раскованные, не прощающие фальши. Скажут господам актерам все, что те заслужили.
А сегодня – сегодня. Юрий выбрал самые стройные ножки и двинулся за ними к эскалатору.
– Добрый вечер. Девушка, извините, где вы намерены провести ближайшие два часа?
– Нет. А что такое? – с легким акцентом ответила вопросом на вопрос стройная белокурая девица.
– Я не Дон Жуан, перед очаровательной незнакомкой – современник, нуждающийся в помощи!
– И в какой помощи нуждается современник? – лукаво осведомилась девица. – Не "скорой", надеюсь?
– Хочу пригласить вас на просмотр спектакля. Наступил момент, когда необходимо присутствие зрителя. Доброжелательного. Как говорят, "своего". Вот-вот начнется прогон, а человек, которому я собирался показать работу, не пришел. Артистам нужны "глаза". Все просто.
Девица с интересом оглядела Абрикосова с ног до головы (они уже вышли из стеклянных дверей метро и продолжали разговор, стоя в подземном переходе).
– Вы тоже артист? – недоверчиво осведомилась "Домино".
Случайная спутница Абрикосова была одета в клетчатый черно-белый пиджак, такой же блузон и короткую черную юбку. Сапожки, перчатки, сумочка – полный комплект. На фоне незнакомки Юрий выглядел бродягой: плащик, потертые вельветовые брюки, замшевые туфли. Замшевую обувь он покупал всегда – не надо чистить.
– Да нет. К счастью, не артист. Режиссер.
Абрикосов видел – девушка колеблется и, кажется, побаивается случайного знакомого.
– Вас как звать? – мягко, тоном рекламного агента поинтересовался Юрий?
– Альдона.
– А меня… – он не успел представиться, так как девушка перебила:
– Меня ждет подруга.
– А где?
– Возле универмага "Беларусь", в полдевятого. Это далеко?
– Вы опоздали. Отсюда добираться не меньше сорока минут, – соврал Абрикосов. – Случится нечто страшное, нечто непоправимое, если Альдона не придет?
Девушка еще раз окинула Юрия испытывающим взглядом.
– Нет.
– Прошу, не покидайте бедного юношу.
"Домино" решилась:
– Я согласна. Это далеко? – деловито осведомилась она.
– Раз, два… Три остановки.
– Прежде, чем отправиться в наше совместное путешествие, должна задать вам интимный вопрос – сигарета найдется? – Альдона поправила прическу.
Юрий извлек из кармана плаща пачку:
– Может быть там? На месте?
– Нет. Сначала хочу выкурить сигарету, – твердо объявила белокурая Альдона.
По тому, как сосредоточенно она прикуривала, Абрикосов догадался, что девушка слегка пьяна и пожалел о сделанном приглашении.
– Не знаю, где включается свет, – честно предупредил Юрий даму, начав спуск в подвальное помещение. – Но бояться не надо, есть спички.
Абрикосов достал коробку, чиркнул, и пламя осветило лестницу, ведущую вниз в темноту.
– Давай руку. Или нет, идите за мной. – Юрий зажег новую спичку и первым храбро устремился по ступенькам, усыпанным огромными кленовыми листьями.
Альдона молча двинулась следом.
Лестница кончилась, радушный хозяин зажег очередную спичку. Девушка увидела перед собой железную дверь. Огонек замигал и погас.
В темноте раздалось металлическое позвякивание ключа, открывающего замок.
Абрикосов опять чиркнул спичкой, широко распахнул дверь:
– Прошу.
Альдона обратила внимание, как совершенно бесшумно открылась массивная дверь, и сделала несколько неуверенных шагов, шурша листвой.
– Здесь осторожнее. Это надо переступить, – раздался голос Юрия, и снова вспыхнула спичка.
Девушка увидела справа и слева от себя на уровне глаз черные деревянные лавы-ряды. Она протянула руку, и пальцы ощутили гладкую полированную поверхность.
– Это надо переступить, – повторил проводник и, держа спичку в правой руке, подал левую Альдоне.
Прямо в проходе, возвышаясь над полом сантиметров на пятнадцать, чернел прямоугольный помост 3×4 метра, а на нем в беспорядке лежали: пишущая машинка, блюдце, колода порнографических карт, стакан, тарелки и еще какие-то вещи.
Снова воцарилась темнота, но Альдона, опираясь на руку Юрия, без труда перешагнула через реквизит.
– Вот мы и на месте, – облегченно вздохнул Абрикосов, усадив зрителя на первый ряд.
Он чувствовал тревогу девушки, доверившейся незнакомцу, и потому старался вести себя как можно более деликатно.
Именно эта деликатность и пугала Альдону.
– Курить здесь можно? – нервно поинтересовалась "Домино".
– Конечно, – Юрий протянул сигареты. – Сейчас придут артисты и начнем.
– А сколько их?
Темнота не позволяла видеть лица, но голос девушки выдавал крайнюю степень волнения.
– Двое, – подчеркнуто сухо отозвался Абрикосов, досадуя, что сам начинает заражаться беспокойством гостьи.
На миг спичка выхватила бледное лицо Альдоны, и тут вспыхнул яркий свет.
От неожиданности оба вздрогнули и стали нервно смеяться.
– Наконец-то, – непроизвольно вырвалось у Юрия.
Теперь, когда стало светло, Альдона смогла по-настоящему рассмотреть оформление: желтые, золотистые, медные, цвета каштана, огромные и поменьше листья устилали площадку. Искусственные, догадалась девушка.
Стены театрика черного, с почти неуловимым оттенком зеленого цвета.
Осветительная аппаратура и небольшое плексигласовое сооружение, напоминающее фрагмент скамейки, вот и все оформление.
– Пульт осветителей за стеной, сейчас там, кто-то из актеров, – объяснил Альдоне причину появления света Абрикосов.
– Добрый вечер, – в дверях появился Нугман. Уже без куртки, в свитере грубой вязки с холщовой сумкой через плечо. Неторопливо прошел к скамейке, стоявшей посередине площадки, сел.
– Знакомьтесь, Альдона. Молодой человек является обладателем благозвучного имени – Нугман. Кроме прочих достоинств, молодой человек – исполнитель роли американского парня по имени Джерри.
Актер широко улыбнулся и, подойдя к девушке, поцеловал ей руку.
– Очень приятно, Нугман.
– Альдона, – щеки девушки изменили цвет, и до Абрикосова вдруг дошел смысл выражения "морковка". Если еще собрать волосы в пучок, точь-в-точь морковка.
Неожиданно для себя, Юрий, зачем-то произнес:
– Девушка из Прибалтики.
На лестнице раздались звуки шагов бегущего человека, и в дверях возникла фигура плотного коренастого мужчины в светло зеленом плаще, велюровой шляпе и очках.
– Дайте отдышаться.
– Альдона, это – Илья, замечательный актер, – представил Юрий вошедшего.
– Альдона, гостья из Прибалтики, – Нугман пародировал Абрикосова.
– Очень приятно, – отозвался Илья, слегка поклонившись.
– Кофе? – Юрий хотел, чтобы единственный зритель чувствовал себя комфортно.