- Послушай, Бек, ты только не вздумай дурить! - Юдин вдруг заговорил металлическим голосом. - Если попытаешься обмануть, то знай, что я колебаться не стану. Я всю жизнь на этот побег поставил. Буду стрелять сразу.
- Я и не думаю, - глухо ответил Тевлоев.
- Вот и не думай…
Несколько часов езды показались вечностью, наконец машина остановилась на окраине села, Юдин выключил фары и заглушил двигатель. Впереди чёрной массой возвышались остатки старинных родовых башен. Чуть дальше начиналась улица, обставленная с обеих сторон домами, густо оплетёнными стеблями вьющихся растений, пока ещё голых, не зазеленевших. На противоположном конце села виднелось двухэтажное строение из белого кирпича. Сразу за кирпичным домом дорога резко уходила вниз, должно быть, там больше не было жилья.
- Ну? - он некоторое время смотрел на Тевлоева. - Идём?
- Тут я лучше один.
- Нет, - Юдин покачал головой, - я тоже пройдусь… - Он как-то хищно оскалился. - Ноги разомну.
Ещё не рассвело. Небо было плотно обложено тучами. Дул сильный холодный ветер, раскачивая усыпанные завязями почек ветви деревьев и разнося всюду песок, отвратительно скрипевший на зубах и коловший глаза. Оголённая земля вокруг была истоптана скотиной. Издали доносился убаюкивающий шум реки.
Тевлоев промолчал, губы его дрогнули. Подняв воротник робы, он вылез из машины. "Москвич" содрогнулся, когда он захлопнул дверцу.
- Не так громко, Бек, не то всех перебудишь, - лейтенант прикрыл дверцу со своей стороны и неторопливо двинулся за Тевлоевым, бросив через плечо ремни рюкзака.
Они прошли, осторожно ступая по грунтовой дороге и вслушиваясь в звуки спящего села, до покосившегося забора, вдоль которого возвышались тополя и ореховые деревья, обвитые толстыми лозами. Стоявший за забором дом выглядел бедно, крыша его покосилась, глиномазанные стены почернели от дождя и снега. Во дворе, у самой калитки, стояла старая железная кровать, покрытая ржавчиной. Асланбек уверенно отворил калитку, лейтенант шагнул следом, остановился и, переступая с ноги на ногу, огляделся. Сельская улица была пустынна, дома казались вымершими, призрачными. Откуда-то ветер принёс лай одинокой собаки. Начинало понемногу светать, но воздух по-прежнему оставался сумрачным.
- Тут кто-нибудь есть? - спросил шёпотом Юдин. - В доме кто живёт?
- Нет, - тихо ответил Тевлоев.
- А чей дом?
- Так… - Асланбек сделал рукой неопределённый жест. Он остановился перед дверью, на которой висел большой замок, и опустился на колени.
- Ты чего, Бек?
- Ключи ищу, - Тевлоев оторвал от земли плоский камень и сунул куда-то руку, затем он выпрямился и, увидев настороженный взгляд лейтенанта, показал ему небольшой промасленный свёрток. Развернув его, он звякнул связкой ключей. - Сейчас, сейчас…
Дверь со скрипом открылась. Изнутри повеяло спёртым воздухом.
- Давно никто не наведывался, - услышал Юдин бормотание Тевлоева.
Асланбек повертел головой и шагнул через порог. Скрывшись во мраке неосвещённого помещения, он чем-то загремел, выругался, отодвинул что-то. Юдин тоже прошёл внутрь дома, на ходу снимая рюкзак с плеча, чтобы извлечь из него фонарь.
- Бек, ты где?
- Тут, гражданин начальник, - донёсся откуда-то снизу голос ингуша, после чего с тяжёлым грохотом что-то упало.
- Это что у тебя?
- Дверь в подпол… Тяжёлая, сволочь… Я уж забыл…
- В подпол надо лезть, что ли? - Юдин включил фонарь и пошарил лучом по комнате. Лейтенант огляделся. Мебель отсутствовала, только в дальнем углу стояло облупившееся трюмо, в нём Юдин увидел своё отражение. Обернувшись на звук копавшегося где-то рядом Асланбека, лейтенант обнаружил отброшенную дощатую крышку, закрывавшую проход в зияющий чёрный лаз. Фонарь осветил лицо Тевлоева, ингуш напряжённо смотрел на Юдина. Он уже спустился вниз по грудь, но чего-то ждал.
- Ты что? - спросил лейтенант.
- Страшно стало.
- Чего?
- Подумалось: а вдруг кто-то побывал уже тут? Вдруг ничего нет? - в глазах Асланбека было написано отчаянье. - Вдруг всё зазря?
- Лезь давай, - сдавленно ответил Юдин и протянул ему фонарь. - На вот, подсвети там…
Тевлоев кивнул и скрылся в подполе. Юдин видел отражение светового пятна, слышал какую-то возню. Что-то обсыпалось, Тевлоев пробормотал что-то невнятное.
"Если ничего нет, - промелькнуло в голове лейтенанта, - придётся вернуться в колонию. Скажу, что хотел самостоятельно операцию провернуть. Схлопочу выговор за несогласованные действия".
Через несколько минут в проёме появилось лицо Асланбека. Он бросил что-то наверх под ноги Юдина, тот отступил на шаг. Судя по звуку, это было что-то бумажное, но тяжёлое.
- Тут что?
- Деньги, - ингуш протянул руку и положил фонарь у края лаза.
- Какие деньги? - не понял Юдин и взял фонарь.
- Обычные, советские, - отозвался Асланбек и стал выбираться по лесенке из подпола.
- А рыжьё где? Куда золото делось?
- Здесь, - Асланбек выпрямился перед лейтенантом, руками держа за лямки большую кожаную сумку, - всё здесь, гражданин начальник.
Юдин затаил дыхание. Фонарь в его руке дрогнул, луч скользнул по фигуре Тевлоева и остановился на его лице.
- Не нужно в глаза, гражданин начальник, - и тут голос Тевлоева дрогнул. Свет, бивший в его глаза, не позволял ему видеть лейтенанта. В груди похолодело. - Не на допросе же, не нужно в глаза…
- Пошли, - нетерпеливо проговорил Юдин и поднял с пола пакет с деньгами. - Пошли быстрее. Я хочу посмотреть.
У двери лейтенант пропустил Тевлоева вперёд. Юдин напряжённо следил за движениями Асланбека, стараясь уловить малейшие подозрительные признаки в поведении ингуша. Но тот шагал спокойно, чуть нагнувшись вперёд под тяжестью сумки. Во дворе они остановились.
- Вот, лейтенант, здесь всё.
Асланбек впервые назвал его лейтенантом, и Юдин почему-то вздрогнул.
Из-за соседнего дома послышалось блеянье барана. Ветер усиливался, деревья качались сильнее.
- Пошли в машину, нечего тут светиться, - буркнул Юдин.
Быстрым шагом они дошли до "москвича".
- Покажи, - велел лейтенант, когда они сели в автомобиль и захлопнули двери.
Асланбек молча достал из сумки мешочек из искусственной кожи, распустил верёвку и отвернул края:
- Вот.
Юдин протянул руку и ощупал мелкие, с небольшую горошину, золотые самородки. Сердце его учащённо заколотилось.
- Что теперь? - спросил наконец Асланбек.
Юдин поглядел на ингуша и наморщил лоб. Сняв фуражку, он провёл рукой по взмокшей голове.
- Делить будем, - тихо произнёс Юдин и водрузил шапку обратно на голову. Его лоб покрылся крупными каплями пота.
- Думаешь, обману? Нет, Асланбек никогда не нарушает данного слова, - ингуш разложил у своих ног пять мешочков. - Вот они, все тут, в каждом примерно поровну.
- Примерно?
- Меня точность не интересовала. Я просто хранил его. В каждом мешке около пяти килограммов.
- Два тебе, два мне, - Юдин облизнул губы, - пятый тоже пополам, Бек.
Тевлоев ухмыльнулся.
- Ладно, давай сначала отъедем подальше от села, - Юдин нервно вздохнул. - Не нравится мне торчать тут… Ещё увидит кто… - он повернул ключ зажигания. Мотор неохотно завёлся. "Москвич" дёрнулся и поехал вперёд по дороге.
Тевлоев и Юдин молчали. От села дорога спускалась круто вниз, справа чернел густой лес, облепивший пологий горный склон.
Минут через десять Юдин остановил машину.
- Всё, шабаш, - Юдин с силой потёр глаза пальцами, - надо отдохнуть. Нервно мне как-то.
- Это всего лишь золото, начальник, - хрипло засмеялся ингуш. - Зачем так нервничаешь? - и он снова повторил свой давешний вопрос. - Думаешь, обману?
- А что это за деньги? - спросил Юдин.
- Обычные деньги. Двадцать пять тысяч рублей, - с неохотой сказал Асланбек. - Но про деньги мы не договаривались. Деньги мои.
Лейтенант заглушил двигатель и устало положил голову на руль. Асланбек видел, как Юдин сглотнул несколько раз подряд, шевельнув выступающим кадыком, будто что-то мешало ему в горле.
- Что? На душе тяжко? - спросил Асланбек.
Юдин молчал.
- Не горюй, кум, - Тевлоев легонько ткнул его кулаком в плечо. - Я тебя понимаю: закон нарушать нелегко, если ты к этому не привык. Но первый шаг сделан, так что теперь будет легче.
- Легче? Что легче? - вяло отозвался Юдин. - Разве всё кончено? Главное ещё впереди, Бек. Главное ещё может не сложиться…
- Ты рискнул, - голос Тевлоева звучал гораздо увереннее прежнего, он окончательно почувствовал, что офицер не хитрил, организовывая побег, - а раз ты рискнул, то колебаться нельзя. Всё или ничего.
Юдин выпрямился и медленно повернул голову. Ингуш выставлял у себя в ногах тугие мешочки.
- Я возьму сумку себе, лейтенант, - сказал он, - в неё и высыплю половину пятого мешка…
- Не нужно.
Тевлоев поднял глаза и увидел прямо перед собой ствол пистолета. Жерло ствола расплывалось в темноте и казалось чёрным пятном, заполнившим едва ли не всё пространство.
- Ты что, гражданин начальник? - голос Тевлоева сорвался.
- Ничего.
В глаза Тевлоеву ударил огонь. Выстрел отбросил его к двери автомашины и завалил набок.
- Ничего, - повторил Юдин, - ничего не надо делить, Бек.
Он сидел и смотрел на неподвижное тело Асланбека, ещё не осознав, что он только что убил человека. И вдруг его руки затряслись.
- Твою мать…
Зубы мелко стучали.
Он попытался спрятать оружие в карман, но пальцы отказывались разжиматься и продолжали судорожно стискивать рукоятку "макарова". Тогда лейтенант, испугавшись, что ненароком может снова нажать на спусковой крючок, распрямил руку и положил её на неподвижное тело Асланбека.
Юдин сидел и терпеливо ждал.
Постепенно дрожь унялась, и привычным движением большого пальца он поставил пистолет на предохранитель.
- Ну вот, - сказал он, - дело сделано. Обратной дороги нет.
Рядом с ним лежало золото. Юдин несколько раз косил на раскрытую кожаную сумку, где лежало золото. Золото! Теперь это слово материализовалось, стало осязаемым, приобрело вес, тяжесть, объём, реальный смысл… Слово превратилось в настоящее золото. Юдин физически ощущал присутствие золотых самородков: они будто жгли ему кожу ладоней, кожу спины, кожу лица. Должно быть, причиной этого странного внезапного жжения было внезапно скакнувшее кровяное давление, нервный срыв… Но Юдину казалось, что жгло золото. Оно излучало неведомую силу, проникало под одежду, распаляло и холодило одновременно. Лейтенант чувствовал выступившие крупные капли пота, рубашка промокла насквозь в считанные секунды и неприятно прилипла к спине. Пот побежал по наклонённой голове с темени на лоб, торопливо проторил горячую дорожку вдоль переносицы и капля за каплей (почти непрерывной струйкой) стал падать с кончика носа. Юдин задрожал и зажмурился.
Прошло минут пятнадцать, а он всё не двигался. В голове шумело. Лейтенант тяжело вздохнул и опять посмотрел на сумку. Протянув руку, он нащупал кончиками пальцев верхний мешочек с золотом и погладил его бугристую поверхность. Затем Юдин быстро перевёл взгляд на запрокинутое лицо Тевлоева, оскалился и погрозил покойнику пальцем:
- Смотри у меня, Бек! Без фокусов!
МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ
Полковник Ушкинцев, заместитель начальника ООДП по оперативной работе, взял в руки тетрадь и окинул взглядом аудиторию.
- Сейчас я прочту вам, товарищи, слова, которые произнёс Леонардо да Винчи, появившись перед герцогом Людовико Мора, чтобы предложить свои услуги. Он отрекомендовался следующим образом: "Я знаком с механикой, архитектурой, баллистикой, химией, астрономией, математикой, искусством вести оборону и осаду крепостей, пиротехникой, строительством мостов, тоннелей, каналов, а также могу рисовать и ваять наравне с кем угодно", - полковник опустил тетрадь и снова посмотрел на сидевших за столами милиционеров. - Историк добавляет к этому, что Леонардо божественно пел, играл на лютне, сочинял стихи и музыку, гнул подковы, ломал в пальцах серебряные монеты, а также изобрёл и построил первый летательный аппарат… Вы, конечно, спросите, зачем я говорю вам об этом и какое это имеет отношение к вашей работе. А говорю я это по той причине, что речь идёт о профессионализме. Настоящий профессионал никогда не бывает однобок. Я думаю, вы успели заметить, что вам, когда вы находитесь на посту, приходится не только номера автомобилей фиксировать, но и за поведением случайных прохожих наблюдать и многое другое делать. Не так ли? Любой человек, товарищи, совмещает на своём рабочем месте очень много разного, хотя не всегда это бросается в глаза. И чем разностороннее ваша подготовка, тем увереннее вы чувствуете себя и тем легче вам справляться с вашими обязанностями. Скажем, не знаете вы ни одного иностранного языка и в результате этого не можете общаться с работниками посольства. Верно? А если и знаете язык, то не владеете темой разговора, так как эрудиции вам не хватает… Но чтобы развиваться, так сказать, расти вширь и ввысь, у вас должна быть любовь и уважение к самому себе и к выбранной вами профессии. Труд, которому вы решили посвятить себя, не должен быть в тягость. Для этого вы обязаны сделать его интересным… и ценным. Я достаточно ясно выражаюсь?
- Простите, Константин Александрович, - спросил кто-то с заднего стола, - но разве можно сделать работу интереснее, чем она есть? Труд он и есть труд. Если он в охотку, то понятно, что дело спорится, а если нет, то…
- Видите ли в чём дело, - улыбнулся Ушкинцев, - желание зарождается в нас по отношению к чему-то только в том случае, если это "что-то" нам нравится. Но сегодня оно нам нравится, а завтра перестаёт нравится, и мы без сожаления расстаёмся с этим "что-то". И вот возникает вопрос: как сделать так, чтобы это "что-то" (а данном случае речь идёт о нашей работе) нам не просто нравилось, но чтобы мы ещё и ценили её?.. Скажите, среди вас есть грибники? Любите в лес по грибы ходить?
- Ещё бы!
- Прекрасно. Тогда скажите мне, что нужно вам для того, чтобы искать грибы?
- Корзинка!
- Ещё?
- Плащ! Сапоги!
- Ещё? - Ушкинцев задорно вскинул брови.
- Ножик, чтобы аккуратно срезать гриб, - внёс свою лепту в обсуждение Виктор Смеляков.
- Плащ на случай дождя! И поллитровка!
- Поллитровка - это чудесно, - согласился Ушкинцев, - но это, так сказать, на попозже. А непосредственно для поисков?
- Палка! - крикнул кто-то.
- Правильно, - Ушкинцев кивнул, довольный ответом. - Палка, которой вы будете разгребать листья. Не всякий же раз на четвереньки опускаться. Ну а что вы сделаете с этой палкой, когда соберёте грибы?
- Выбросим.
- Совершенно верно. Но теперь представьте, что вы не подобрали эту палку, а выбрали хорошую ветку на орешнике и срезали её, так сказать, под свой рост. Это уже не случайная палка, верно? А ещё вы неторопливо, пока бродили по лесу, вырезали на ней узоры ножичком, рукоятку первоклассную сделали. Улавливаете? Разве позволите вы себе выбросить её, выйдя из леса? Вряд ли. И причина проста - вы вложили в эту ветку орешника свой труд, свои силы, частицу себя, возможно, даже свою любовь. И эта ветка приобрела ценность в ваших глазах, ибо человеку свойственно ценить то, во что вложен его труд… И вот я теперь я вернусь к вашей профессии, товарищи, - он обвёл взглядом слушателей. - Если вы начнёте вкладывать свой труд в вашу работу, то эта работа станет для вас по-настоящему ценной. Только вкладывая себя в работу, вы сольётесь с ней, превратите её в свою жизнь. А вы уж поверьте мне, старому волку, нет ничего лучше, чем работа, ставшая вашей жизнью. Исключительно тяжело приходится тем людям, для которых работа - это скупое выполнение наложенных на них обязанностей; такие люди - несчастнейшие из всех, они спешат поскорее закончить работу, торопятся убежать от неё, чувствуют себя вечными рабами, и никакие премиальные никогда не принесут им удовлетворения… Учитесь жить своей профессией, учитесь творить её, взращивать её… - Ушкинцев немного помолчал, встал со своего места и прошёлся вдоль столов. - Хочу сразу предупредить вас, чтобы ничего похожего на учёбу, с которой вы знакомы по средней школе, вы не ждали. О каждом из вас я буду судить по тому, как вы работаете здесь, на занятиях, изо дня в день, как отвечаете на вопросы, насколько активно участвуете в обсуждении поставленных на занятиях задач. Никаких отметок, никаких средних баллов… Меня интересует, насколько глубоки ваши знания. Мне нужно научить вас владеть полученной информацией. Мне нужны профессионалы, а не просто прилежные ученики… Пусть даже на экзамене вы ответите блестяще, я не поставлю вам пятёрку, если вы не работали во время занятий… Ваша профессия требует въедливости, кропотливости. Впрочем, не будем ставить себя выше других людей - всякая профессия требует кропотливости… Прежде чем приступить к лекции, я хочу порекомендовать вам книгу Владимира Богомолова, которая называется "В августе сорок четвёртого". Там очень точно прописана работа офицеров СМЕРШа. Вы, конечно, занимаетесь другим делом, но всё-таки во многом сходным. Прочитайте, товарищи, прочтите внимательно, и вы поймёте, о чём я говорю. Очень полезная для вас книга. Почти учебник, увлекательнейший учебник…
В тот же день перед слушателями появилась худенькая девушка, с длинными каштановыми волосами, огромными детскими глазами, в пышном мохеровом свитере белого цвета и серой обтягивающей бёдра юбке. Было так странно видеть такое женственное, мягкое, хрупкое создание в отделе, где всегда клубилось только мужское общество.
- Здравствуйте, товарищи курсанты! - весело поздоровалась девушка.
Слушатели отозвались дружным радостным гомоном.
- Меня зовут Ирина Алексеевна. Я буду знакомить вас с предметом, который вам скорее всего, совсем незнаком и на первый взгляд покажется даже ненужным, так как вы, наверное, говоря о своей профессии, в первую очередь представляете оружие, боевые приёмы и всё такое прочее. Я же буду преподавать этику и эстетику. Надеюсь, это будет интересно. Я познакомлю вас не только с правилами этикета, но буду рассказывать о литературе, живописи, музыке, держать в курсе всех новинок театрального мира. Дипломатический корпус - это люди высокообразованные, а вам от случая к случаю придётся вести беседы с ними, и было бы печально показать себя невеждами. Не подумайте, что я хочу обидеть кого-нибудь и заранее, не будучи знакома ни с кем лично, как бы обвиняю в необразованности. Но вы же сами прекрасно понимаете, что вы - совсем молодые люди, только что демобилизовавшиеся, собственно, ничего не видели ещё в жизни. Армия, а до армии - школа. Будем смотреть правде в глаза - небогатая жизнь. Так что начнём её активно обогащать.
- Мы совсем не против! - бодро сказал кто-то.
- Мне всего двадцать четыре года, поэтому жизненный опыт у меня у самой, как вы понимаете, не очень большой, - улыбнулась она. - Так что жизни я учить не стану никого. Я буду рассказывать о культуре. И поверьте, товарищи, я постараюсь передать вам всё, что знаю.
- А вы очень много знаете, Ирина Алексеевна? - спросил кто-то из задних рядов, и в вопросе послышалось некоторое ехидство.