– Если хочешь?! – передразнила его Алиса. – Значит, это только мои капризы? Значит, ты считаешь, что ничего серьезного не произошло?! Что я устраиваю шум на пустом месте?!
– Нет, я вовсе так не считаю...
– Не нужно никакой милиции! – воскликнула Алиса. – Как будто твоя милиция вернет мне Дэзи! Они будут только шляться по дому, совать всюду нос и говорить, что ничего не произошло, что из-за какой-то кошки нечего поднимать шум... Ты теперь рад?
– Чему это я должен быть рад? – искренне удивился Сергей.
– Ты всегда ненавидел Дэзи, ты желал ей смерти! – выпалила Алиса. – Если бы ты не выбросил бедное животное ночью на улицу...
Надежда невольно вспомнила, что ночью-то кошку выбросила на балкон сама Алиса. Если уж не хотела отпускать животное, то заперла бы в холле. Хотя когда это кошку можно было посадить под замок? Кошки ведь ходят где вздумается и гуляют сами по себе...
Как бы там ни было, но Алису жаль, не дай Бог увидеть любимую кошку мертвой! Надежда сделала было шаг ближе, чтобы утешить Алису или хотя бы выразить соболезнование, но та посмотрела на нее с такой ненавистью, что Надежда попятилась.
– Дорогая! – попытался остановить жену Сергей. – Прошу тебя, успокойся! Все же в доме посторонние люди!..
– Вот именно! Ты назвал полный дом посторонних людей! Их чувства для тебя важнее, чем мои!..
Она резко развернулась, сиреневый шелк взметнулся, обвив ее тонкий стан. Алиса заломила руки и скрылась за одной из дверей.
Сергей огляделся, заметил Надежду, растерянно развел руками и, ничего не говоря, удалился. Марианна Васильевна вооружилась совком и унесла кудато останки несчастной Дэзи.
В холле остались только Надежда и Петр Афанасьевич.
– Кто такой этот Игнат? – спросила Надежда, подойдя к старику.
– Местный житель, – ответил тот, пожевав губами. – Абориген, так сказать. Возомнивший себя обиженным и оскорбленным.
– А что, были причины?
– Было бы желание – причины оскорбиться всегда найдутся, особенно у человека пьющего. Знаете, такие люди особенно обидчивы...
И старик рассказал Надежде Николаевне краткую, но драматичную историю из категории взаимоотношений новых русских с местным населением.
Когда Сергей Баруздин решил обосноваться в Пушкинских Горах, он договорился с кем-то из местной администрации, и ему продали большой участок под строительство дома и устройство имения. Правда, на краю этой территории находилась ветхая покосившаяся избушка едва ли не пушкинских времен, но хозяйка избушки, разбитная молодящаяся особа по имени Ангелина, работавшая поварихой на местной турбазе, охотно продала этот "памятник старины" вместе с прилегающей территорией за малые для Сергея деньги.
Избушку снесли, территорию благоустроили, выстроили дом со всеми полагающимися службами и пристройками – и тут-то обнаружился подводный камень, да еще и большущий.
На горизонте появился муж Ангелины, тот самый Игнат.
Оказалось, что в момент продажи избушки он находился в местах не столь отдаленных, а именно – на зоне, куда угодил за пьяную драку с последующим членовредительством.
Вернувшись в родные места, Игнат обнаружил... точнее, как раз не обнаружил родного дома. И заявился с претензиями к Сергею.
Он стоял перед окнами и орал, что его лишили родного гнезда, обездолили и что он этого так не оставит.
Сергей поначалу хотел спустить дело на тормозах, растолковал Игнату, что жена продала избушку на законных основаниях, и даже заплатил ему какие-то деньги, чтобы умерить негодование.
Игнат деньги, разумеется, взял, тут же пропил со своими закадычными друзьями (с которыми познакомился полчаса назад) и пришел в еще большее негодование. На следующий день он снова заявился под окна особняка и заорал, колотя себя кулаками в грудь:
– Я в этой избе с самых пеленок вырос, я в ней исключительно пешком под стол ходил, а ты ее под бульдозер пустил! Я в ней каждую щепочку поименно помню, каждый сучок, каждую половицу, а ты ее – на снос! Кто же ты после этого? Ты после этого мироед, подлец, враг трудового народа и голландский шпиён!
Сергей удивился, почему его обозвали именно голландским шпионом, а не бельгийским или, к примеру, швейцарским. Удивило его и то, почему Игнат причисляет себя, большую часть сознательной жизни проведшего в кабаке или на зоне, к трудовому народу, а его, Сергея, работающего нередко по шестнадцать часов в день, без праздников и выходных, к бездельникам, мироедам и подлецам.
Однако это были вопросы пустые и теоретические, а на практике Сергею хотелось только одного – чтобы горластый абориген ушел с его глаз далеко и надолго.
С этой целью он пригрозил Игнату милицией, а также пообещал следующий раз спустить на него собаку.
Игнат на это ответил, что милиции он не боится, потому что участковый Иваныч его сват и лучший друг, с которым они на двоих выпили неизмеримое количество крепких алкогольных напитков и прочих спиртосодержащих жидкостей, а собаку Сергея он непременно отравит, как опасную для общества.
В конце концов Сергей преодолел собственный миролюбивый характер, спустился и взашей вытолкал пьяного аборигена прочь со своей территории.
По дороге тот пытался драться с хозяином, но силен он был только на словах, Сергей был куда крепче и, несмотря на врожденное миролюбие, отвесил ему в воспитательных целях пару увесистых тумаков. Вытолкав Игната за ворота, Сергей придал ему начальное ускорение и велел больше не показываться на глаза.
На несколько дней Игнат утихомирился, но потом (видимо, когда у него кончились деньги) снова притащился под окна особняка. Как уж он пробирался на территорию поместья – неизвестно, должно быть, знал какую-то тайную тропинку в обход изгороди.
На этот раз Игнат не обзывал хозяина шпионом и мироедом. Он поставил перед собой прямую и практичную цель – выбить из Сергея денег, и по возможности побольше.
– Жулик! – кричал он под окном. – Ты почему с Гелькой насчет дома договаривался, когда я – законный владелец? Это мое было родовое имение, значит, ты без моего участия никак не мог его купить! И Гельке ты мало заплатил, так что гони мне сей же момент всю причитающуюся сумму! И с процентами за невыносимый моральный урон!
Видимо, проживание в Пушкинских Горах не прошло для Игната даром: назвать ветхую полуразвалившуюся халабуду родовым имением мог только человек с хорошо развитой фантазией и некоторым литературным даром.
Дальше Игнат перешел-таки к любимой теме – начал орать, что он – представитель трудового народа, а Сергей – паук и эксплуататор, пьющий из этого самого народа кровь... видимо, в школе в его сознание сумели-таки крепко вбить основы марксизма-ленинизма.
Сергей хотел бы выпроводить незваного гостя по прежнему сценарию, но обстоятельства не позволяли: у него как раз в этот день гостил важный деловой партнер. Поэтому, пока скандал не разгорелся по полной программе, Сергей вышел к буяну и сунул ему некоторую сумму, с тем чтобы тот исчез с глаз долой. Конечно, он прекрасно понимал, что откупаться от Игната глупо и чревато бесконечными последствиями, что аппетит того только разыграется от каждой уступки, но, как уже сказано, руки его были связаны присутствием гостя.
В общем, так и пошло: как только у Игната кончались деньги на выпивку (а это случалось едва ли не ежедневно), он тайными тропами проникал в имение Сергея и устраивал под окнами особняка очередное театральное представление, вроде того, которое Надежда наблюдала накануне вечером.
– Но отчего же и вправду не завел Сергей нескольких собак? – удивилась Надежда. – Уж они бы охраняли территорию, никакой пьяница не проскочит...
– Была собака, редкой породы, японская овчарка акита, – вздохнул Петр Афанасьевич, – но Алиса завела кошку и заявила, что собака может ей навредить. Сергей вечно идет у нее на поводу, собаку отдали обратно в питомник.
Старик продолжил рассказ.
Вскоре Игнат совершенно распоясался. Свои выступления он неизменно украшал угрозами поджечь дом или хотя бы побить в нем стекла, однако до сих пор дальше угроз дело не заходило – видимо, Игнат все же побаивался милиции, несмотря на свою похвальбу близкой дружбой с участковым.
И вот сегодня он решился-таки на конкретную пакость – убил хозяйскую кошку и подбросил ее в дом...
– Мерзавец какой! – с глубоким чувством проговорила Надежда Николаевна.
Она представила себе, что почувствовала бы, если бы кто-то причинил зло ее обожаемому коту Бейсику – и даже сердце у нее защемило от одной этой мысли.
До этого прискорбного события Надежда относилась к Алисе, жене Сергея, довольно прохладно, но теперь почувствовала к ней глубокое сострадание и захотела хоть как-то ее поддержать.
Правда, она хорошо понимала, что не стоит соваться со словами сочувствия и поддержки к тому, кто этого от тебя не ждет. Кроме того, Алиса удалилась в свои апартаменты и вряд ли обрадовалась бы постороннему вторжению.
Да и время было еще раннее, так что самым умным сейчас было вернуться к себе в спальню и попробовать еще немного поспать.
Что Надежда Николаевна и сделала.
В смысле – вернулась в свою комнату и легла в постель. Заснуть ей после пережитых волнений не удалось, и она еще час проворочалась на кровати.
Наконец часы показали половину девятого, и Надежда решила, что можно вставать.
Она поднялась, привела себя в порядок, немного расстроилась, оглядев свое отражение в зеркале (видимо, дала себя знать беспокойная ночь), и наконец спустилась к завтраку.
Несмотря на бьющее в окно солнце, в столовой царило уныние, вполне объяснимое после утренних событий.
Алиса к завтраку не вышла – она переживала утрату у себя в комнате. Сергей пытался держаться бодро, но Надежда видела, что это ему плохо удается. Прораб Олег был, как обычно, мрачен и молчалив. И даже Петр Афанасьевич молча поглощал завтрак.
А завтрак был хорош: Марианна Васильевна приготовила замечательный омлет с грибами и зеленью по старинному итальянскому рецепту, испекла чудесные воздушные булочки с маком и корицей и сварила ароматный кофе, к которому подала удивительной свежести сливки.
Надежда Николаевна потянулась за второй булочкой, взяла себя в руки и решила, что непременно узнает у Марианны Васильевны рецепт. В более удачный момент, разумеется.
У них с Сергеем было условлено съездить с утра в Пушкинский заповедник. Посетить имение Пушкина Михайловское, погулять по старинному парку. Погода благоприятствовала таким занятиям. Но после смерти несчастной Дэзи ни о каких прогулках нечего было и думать. Алиса заперлась в своей спальне и предавалась там горю в одиночестве. Сергей сразу после завтрака куда-то исчез, Петр Афанасьевич заявил, что неважно себя чувствует.
Надежда поняла, что придется развлекать себя самой, и продолжила знакомство с садом.
Внимательно изучив альпийскую горку, она перешла к большому рокарию. Все растения выглядели ухоженными и цвели не жалея сил, тем самым отвечая на заботу и внимание садовника. Надежда побродила по дорожкам, полюбовалась, потом решила посидеть в шезлонге на солнечной полянке.
Она долго наблюдала за большой голубой бабочкой и едва не задремала под тихое жужжание насекомых.
Отвлекли мысли о муже.
Во-первых, что она скажет ему, когда позвонит вечером? Нужно либо признаваться во всем, либо врать дальше. Причем врать художественно, с выдумкой, с правдоподобными деталями. А зачем? Надежда осознала совершенно ясно, что ей в этом доме безумно скучно и тоскливо, она чувствует себя здесь лишней, неуместной, да таковой и является. Атмосфера в семье Сергея Баруздина оставляет желать лучшего, да теперь еще кошку убили... Жаль животное, но ведь и до этого у них с Алисой были проблемы.
Надежда всего день тут провела, а и то заметила. Так и пускай решают свои проблемы, с неожиданной злостью подумала Надежда, а она хочет домой, к мужу. А Пушкинские Горы – да Бог с ними! Как-нибудь в другой раз...
Надежда решила после обеда поговорить с Сергеем. Поблагодарить за приют и сказать, что ей срочно нужно в город. И пускай кто-нибудь отвезет ее до ближайшего городка, там она сядет на автобус. Если сам Сергей не сможет, можно прораба попросить. Или у Павла наверняка какие-нибудь колеса имеются...
Надежда повеселела и подставила лицо солнышку. Но солнце припекало, и она забежала в дом, чтобы надеть какой-нибудь легкий головной убор. Или косынкой голову повязать.
В холле она встретила Марианну Васильевну. Та несла куда-то кувшин с золотистым напитком.
Надежда похвалила утренние булочки и попросила при случае записать рецепт.
Марианна порозовела от удовольствия и предложила Надежде попробовать оранжад.
– Что? – удивленно переспросила Надежда Николаевна. – Что такое оранжад?
– Вот это! – Марианна поставила кувшин на круглый столик, достала откуда-то тонкий хрустальный стакан и налила Надежде золотистую жидкость.
– Вкусно! – проговорила Надежда, сделав большой глоток. – Вы это сами готовите?
– Конечно! Рецепт очень простой – надо засыпать сахаром апельсиновые корочки, дать им постоять две недели, потом пропустить через мясорубку, добавить ваниль, корицу, мускатный орех, оставить в холодном месте еще на два дня...
Надежда поняла, что такой рецепт ей ни за что не запомнить, не говоря уже о том, чтобы повторить, и перестала слушать.
– Получается вкусно и полезно, лучше любого покупного лимонада! – закончила Марианна. – Сергей Степанович очень любит мой оранжад, так что я ему всегда ношу его в обсерваторию...
– В обсерваторию?! – удивленно переспросила Надежда.
– Ну да, у него в парке устроена обсерватория, Олег там еще что-то доделывает, но Сергей Степанович уже сейчас проводит там очень много времени.
Надежда вспомнила, что видела в саду круглое каменное здание непонятного назначения, и поняла, что это, по всей видимости, и есть обсерватория.
– Но разве в обсерватории работают не по ночам? – спросила она удивленно. – Ведь смотреть на звезды...
– Я не знаю. – Марианна пожала плечами и сделала строгое лицо, которое надо было понимать так, что она в хозяйские дела не вмешивается и ей хватает своих собственных забот.
Правда, Надежда уже и сама поняла причину такого увлечения астрономией: наверняка Сергей просто отсиживается в обсерватории, пережидая там плохое настроение жены.
На этом разговор закончился, Марианна Васильевна подхватила кувшин с оранжадом и вышла из дома, а Надежда поднялась в свою комнату, нашла удобную матерчатую шляпу с широкими полями и снова спустилась в холл, намереваясь продолжить знакомство с садом.
Однако не успела она дойти до входной двери, как благословенную утреннюю тишину снова нарушил оглушительный крик.
На этот раз крик донесся из сада, оттуда, куда только что удалилась бесподобная Марианна Васильевна.
"Какой, однако, беспокойный у Сергея дом!" – подумала Надежда и бросилась на улицу, к источнику крика.
Крик затих, но Надежда запомнила направление и бежала туда со всей доступной скоростью.
Через минуту она оказалась возле того самого круглого каменного здания, о котором она только что разговаривала с Марианной Васильевной, – возле обсерватории.
Сама Марианна бежала ей навстречу.
Вид ее был ужасен – волосы растрепаны, крахмальный передник сбит на сторону, глаза выпучены, рот широко открыт...
У Надежды не осталось никаких сомнений, что это именно она, Марианна Васильевна, только что так оглушительно кричала.
– Марианна Васильевна, душенька! – воскликнула Надежда, схватив домоправительницу за руку и попытавшись ее остановить. – Что с вами случилось?
– Со мной... со мной ничего! – с трудом выговорила та и попыталась вырваться. – Со мной – ничего, а вот с ним...
И она снова закричала.
– Да скажите же толком, что случилось! – Надежда встряхнула Марианну, но это не помогло. Та продолжала истошно вопить, и глаза ее, казалось, вотвот выскочат из орбит.
Тогда Надежда вспомнила старый испытанный способ борьбы с истерикой и залепила орущей женщине пару звонких пощечин.
Та клацнула зубами, прекратила вопить и проговорила дрожащим голосом:
– Там... там... он...
– Да в чем дело?!
Марианна, не в силах говорить, схватила Надежду за руку и повела ее к обсерватории. Однако перед входом в здание она остановилась, вытолкнула Надежду вперед и показала ей на приоткрытую дверь. Сама же боязливо отступила за цветущий жасминовый куст.
Надежда поняла, что если она хочет что-то узнать, ей придется войти в обсерваторию. Тяжело вздохнув, она толкнула тяжелую полукруглую дверь и шагнула внутрь.
И замерла на самом пороге, едва сдержав рвущийся из глубины души крик.
Перед ней была небольшая круглая комната с каменным полом. Отсюда начиналась крутая винтовая лестница, ведущая на второй этаж, где, должно быть, и размещалась собственно обсерватория – телескоп и прочие астрономические приборы.
Но разумеется, вовсе не это вызвало в душе Надежды такую бурю эмоций.
У основания винтовой лестницы на каменном полу лежал Сергей Баруздин. То есть на полу лежали его голова и плечи, ноги находились на нижних ступеньках лестницы.
Вся поза Сергея была неестественной и неудобной, живые люди так не лежат. Голова его была неловко вывернута, а глаза были широко открыты, они не мигая смотрели куда-то вверх, куда не смотрят глаза живых. Но самое главное, самое несомненное и очевидное – на каменном полу под головой Сергея расплылась небольшая темная лужа, которая не могла быть ничем, кроме крови. И от этой же крови волосы Сергея слиплись и потемнели.
– Он... он умер? – проговорила Марианна Васильевна, которая, несколько осмелев, вошла в обсерваторию следом за Надеждой и теперь стояла у нее за спиной, тяжело дыша и громко всхлипывая.
– Кажется, да... – ответила Надежда Николаевна едва слышно. Почему-то громко говорить в этой комнате она боялась. – Кажется, да... но надо проверить...
Она опустилась рядом с Сергеем на колени, сначала нашла его запястье, попыталась нащупать пульс – и не смогла. Тогда она попробовала найти его на шее Сергея – но там тоже ничего не билось.
– Умер, – повторила Надежда страшное слово, поднимаясь с колен, и шагнула к выходу. – Надо вызвать милицию... ну и врача, на всякий случай...
Как только появилась возможность каких-то реальных действий, Марианна Васильевна ожила. Она устремилась к дому – возможно, просто для того, чтобы оказаться подальше от этого страшного места. Надежда хотела остаться возле Сергея, но передумала и направилась следом за домоправительницей.
Однако не успела сделать и нескольких шагов: кусты раздвинулись, и на дорожке появилось инвалидное кресло. В нем восседал Петр Афанасьевич. На лице его было выражение удивления и интереса.
– Кто-то кричал? – строго спросил он Надежду. – Надеюсь, не вы? На вас это совершенно не похоже!
– Это не я, это Марианна Васильевна! – Надежда махнула рукой в сторону дома.
– Вроде бы у нас в доме была только одна кошка! – насмешливо проговорил старик. – И по этому поводу уже кричали утром...
– Какая кошка! – выдохнула Надежда и повернулась лицом к обсерватории. – Сергей...
– Сергей? – переспросил Петр Афанасьевич, и лицо его вытянулось. – Что – Сергей?
– Кажется, он упал с лестницы и разбил голову...