Их разговор проходил на улице. Затем тетка и племянница отправились в вагончик. Там в луже мочи дремала Рашель.
- Какой ужас! - вскрикнула Розина. - Видишь, что происходит, стоит мне только отвернуться!
- А почему ты не отправишь ее в приют? Могу тебе сказать: если когда-нибудь моя старуха придет в такое же состояние, я, не раздумывая, запихну ее туда. Ведь приюты для того и созданы, не так ли?
- Это невозможно, - ответила шокированная Розина. - Я люблю свою мать.
Девчонка покачала головой.
- Если тебе хреново с теми, кого ты любишь, то в конце концов ты перестаешь их любить.
* * *
На следующий день Розина заявила, что в связи со "встречей" нужно купить Мари-Шарлотт красивенькое платье, чем вызвала поток саркастических шуток девчонки:
- Что ты еще придумала? Считаешь, что он хочет позабавиться с образцовой девочкой? Да ничего подобного, тетка: твоего старого краба возбуждают уличные девчонки в потертых джинсах, рваных кроссовках и мужской рубашке!
- Ты так думаешь? - спросила сраженная силой аргументов Розина.
- Ты осталась на уровне твоих детских книжек, это видно по твоей прическе. Не голова, а кочан капусты!
Тетка была уязвлена: прическа - это ее культ, нечего над ней ехидничать.
- Послушай-ка, Девочка, еще не хватало, чтобы ты учила меня, как я должна причесываться.
- Очень жаль, - ответила Мари-Шарлотт. Розина была уверена, что от племянницы можно ожидать и не такого, поэтому смолчала.
Вчерашняя выпивка подкосила Рашель, и она оставалась в постели. Розина приготовила ей овощной отвар и устроила хорошую выволочку. Папаша Монготье не явился на стройку: его также мучило похмелье. Услышав шум бульдозера, Розина подумала, что пришел старый рабочий. На самом же деле Мари-Шарлотт удалось завести стальное чудовище, и она баловалась, раскатывая по пустырю. Участвуя в многочисленных кражах автомобилей вместе с дружками по кварталу, девчонка достаточно поднаторела в механике и могла управиться с самой сложной техникой. Ее не было видно в стеклянной кабине; бульдозер же разъезжал по пустырю, поднимаясь на пригорки, спускаясь в ямы - мощные гусеницы позволяли эти маневры, - а Мари-Шарлотт веселилась, как на ярмарке.
- Что это тебе вздумалось привезти сюда малышку? - спросила Рашель в перерыве между двумя приступами изжоги. - Тебе кажется, что у нас слишком много места?
- Нина совершенно без сил, - ответила Розина, - девчонка - крепкий орешек!
- Ты, что ли, займешься ее дрессировкой?
- Девчонке нужна сельская обстановка, чтобы немного успокоить нервы.
- Ты называешь этот мерзкий бидонвиль "сельской обстановкой"?
- По крайней мере, здесь хватает места; пока она балуется с бульдозером, ей в голову не лезут дурные мысли.
Вздохнув, Рашель отвернулась к стене, пытаясь заснуть. В это утро окружающий мир не радовал ее: она хотела бы забыть о нем.
Ближайший телефон находился в двух километрах от стройки в будке железнодорожного сторожа (здесь еще сохранился один из немногих переездов без автоматического шлагбаума). Дежурный по переезду жил в сторожке вместе с больной раком женой и тремя детьми. Супругу время от времени клали в больницу для лечения химиотерапией; когда Розина приходила позвонить, ее часто не было дома, и тогда мадам Бланвен разрешала сторожу потискать себя, чтобы хоть один луч солнца осветил серенькое существование несчастного. Он никогда не просил разрешения "пойти дальше", потому что терял уверенность в присутствии этой расфуфыренной дамочки с прической, похожей на львиную гриву.
Розина отправилась звонить мэру в обеденное время.
- Я достала то, что вы просили, месье мэр, - радостно заявила она.
- Уже? - удивился Ниволя.
Садистская радость распирала его. И в то же время он трясся от тревоги.
- Думаю, что вы останетесь довольны, - продолжала Розина. - Тринадцать лет, славная мордашка…
- Хорошо, хорошо, достаточно! - прервал ее Дьедонне Ниволя. - Как будем действовать?
- Я могла бы пригласить вас на стройку, но вы сами видели, в каких условиях я живу, да и калека-мать… Я могу снять номер в мотеле. Вы приедете туда, а я отправлюсь за покупками…
Мэру эта программа не понравилась.
- Если увидят, как я вхожу в мотель, разразится скандал. А от людских глаз не скроешься.
- Вы правы, - согласилась Розина. - Остается автомобиль. Вы приезжаете за ней и отправляетесь в лес. Да только и в лесу не спрячешься от любопытных. Честно говоря, лучше мотеля ничего не придумаешь.
Собеседники задумались. Розина боялась, как бы Ниволя не сорвался с крючка.
- Послушайте, - сказала она, - приезжайте ко мне домой, по пути решение и найдется.
Мэр согласился.
Из скромности сторож во время их разговора вышел. Услышав, что трубку положили, он вернулся. Грустная улыбка делала его похожим на снявшего грим клоуна.
- Как себя чувствует ваша супруга? - спросила Розина.
- Это конец, - ответил бедняга, лаская тяжелую грудь гостьи, - она не выйдет из больницы.
Бланвен сказала ему какие-то успокаивающие слова, а сторож тем временем продолжал знакомиться с ее пышными формами, выпиравшими из легкого платья. Розина положила на клеенку монету в десять франков.
- Крепитесь, месье Машерю. А тот продолжал тискать ее.
"Болван, - подумала Розина, - как бы по его вине какой-нибудь случайный поезд не сошел с рельсов".
7
Отношение Эдуара и Банана к новой машине можно было назвать благоговейным. Они подходили к ней, держа руки за спиной - так подходят к витрине, за которой выставлены сокровища Британской короны, - молча оглядывали ее со всех сторон, охваченные чувством восхищения. Это случалось с ними внезапно, прямо во время работы. Эдуар прекращал возиться с каким-нибудь болтом и предлагал Банану:
- Поздороваемся с Жюли?
Так они окрестили новую покупку. Подмастерье не заставлял просить себя дважды и первым бросался к машине. В нее действительно можно было влюбиться; оба мужчины испытывали к ней настоящую страсть, причем не ревновали ее друг к другу. Машина казалась новенькой, она была само совершенство. Своими гибкими линиями она была обязана брызговикам, похожим на крылья птицы.
"Лучшей модели у вас никогда не было", - уверенно говорил Франсуа Можи, механик, обучивший Эдуара.
Две различные по размеру створки капота придавали автомобилю мощный вид, хотя это было вовсе не так. Хромированные фары на обшивке радиатора напоминали выпученные глаза. Сзади металлическая покрышка запасного колеса делала автомобиль похожим на спортивный. Но самым очаровательным в "Ситроене-7В" был его цвет: кузов и крыша нежно-бежевые, очень светлые, как чай с молоком, а крылья - "глазированный каштан" - блестели, словно темный мед, в котором отражается солнце.
Вдоволь налюбовавшись приобретением, Эдуар поднимал капот, и влюбленные склонялись над внутренностями "ситроена".
- Первый двигатель с такими клапанами и кожухом, - обязательно говорил при этом Эдуар.
Мужчины были сосредоточенны. В воздухе слышалась музыка. Банан носовым платком вытирал несуществующую пыль с бампера, похожего на усы Мопассана.
Иногда Бланвен садился за руль и запускал мотор; Эдуар и Банан прислушивались к механической песне, различая хрип и стон. Мотор следовало отрегулировать, но Бланвен оттягивал этот момент, будто боялся прикоснуться к произведению искусства, будто хотел приобрести еще больше опыта, прежде чем приступить к лечению знаменитого больного. Затем Эдуар закрывал машину, бросал последний восхищенный взор, зная: вовсе не исключено, что они сегодня еще раз придут сюда.
- Хочешь услышать мое скромное мнение? - спросил Банан, покидая святое место.
Кивком Эдуар ободрил его.
- Не стоит перекрашивать ее, - сказал молодой араб. - Лучшего цвета не придумаешь.
- На этом настаивал Охальник.
Но Банан не удовлетворился этим объяснением.
- У Охальника трясутся поджилки, - сказал парень, - потому-то он и хочет для собственного спокойствия превратить это чудо в простую сеялку или молотилку. Надеюсь, ты не торопишься продавать ее?
- Нет, - признался Эдуар.
- А если не найдется достойного клиента, ты решил сохранить машину для себя, верно?
Эдуар улыбнулся.
- Так я и думал! - торжествовал подмастерье - Такое сокровище не продают, чтобы накормить детишек. А здесь Жюли хорошо. Не стоит только много ездить на ней - может, поблизости, чтобы размяться.
- Да, - сказал Эдуар, - я лишь поменяю номера мотора и шасси.
- Даже этого можно не делать! Тысячи тачек воруют каждый день, полиция не в состоянии уследить за всеми, а страховые компании лишь повысили свои тарифы. Да через две недели все и думать забудут о Жюли!
Мужчины вернулись в мастерскую. Полдень уже прошел, и Банан заявил, что должен отправиться в больницу проведать сестренку. Эдуар решил присоединиться к нему, и они уехали на "Хонде-500", принадлежащем молодому арабу.
После откровений Рашель Эдуар ощущал себя не в своей тарелке. Он все время представлял себя малышом, запертым вместе с матерью в тюрьме, трудно переносившим близкое соседство с другой женщиной и ее дочкой. Ему хотелось разыскать эту девочку, просто так, чтобы посмотреть на нее, увидеть, что с ней сделала жизнь. Эдуар отчаянно рылся в детских воспоминаниях, временами выуживая оттуда какие-то сюжеты. Так, он "видел" вывешенное для просушки белье в центре комнаты, как он путается в этих тряпках, преследует кого-то. Но, наверное, то была всего лишь игра воображения. И все же Бланвен до сих пор чувствовал на своем лице шлепки влажных тряпок. А еще запах шоколада. Должно быть, матери скармливали своему потомству шоколад. Какое же странное существование вели они в этом тесном пространстве! Когда-нибудь надо будет расспросить Розину обо всем.
Мотоцикл Банана с ревом несся по пригородам. Эдуару нравились скорость, ветер, бивший в лицо, - он наслаждался этим.
В коридоре Банан предупредил Бланвена:
- Не обращай внимания, если Наджиба пошлет тебя куда подальше; с тех пор, как она пришла в сознание, она только меня терпит. А старики и мой брат даже не осмеливаются навещать ее: она орет на них и даже бросила чашку с настойкой!
Из реанимации девушку перевели в четырехместную палату, где она занимала ближайшую к двери койку. Эдуар не видел Наджибу несколько дней и нашел, что она очень изменилась: лицо осунулось, громадные глаза горели; казалось, с девушки сошел весь налет цивилизации, и она вернулась в первобытное состояние.
Грубая больничная рубаха доходила Наджибе до самого горла, но сзади не застегивалась, и спина оставалась голой.
Девушка криво сидела на кровати, неудобно прислонившись к двум подушкам. Шнур звонка вызова медсестры болтался возле ее лба.
- Здравствуй, Наджи, - сказал Эдуар, подойдя поближе.
Его поразило то, как сразу изменилось ее лицо: взгляд смягчился, на бледных губах появилось подобие счастливой улыбки.
- Я ждала тебя, - прошептала девушка.
И снова Эдуар удивился, ведь она никогда не обращалась к нему на "ты". Он нагнулся для целомудренного поцелуя в щеку, но Наджиба нашла его губы и приникла к ним в страстном поцелуе. Ее дыхание было терпким, Эдуару оно показалось неприятным, но он пересилил себя.
- Все хорошо! - неловко сказал Бланвен. - Очень хорошо.
Он не нашел других слов и чувствовал себя глупо. Озадаченный Банан держался в стороне, не осмеливаясь вмешаться.
- Я ждала тебя, - повторила Наджиба. - Почему ты не приходил?
- Я приходил, но ты была еще без сознания.
- Я ничего не помню.
- Так всегда бывает, когда задета голова. Мало-помалу все придет в норму.
- Поцелуй меня еще раз!
Смущенный, Эдуар заколебался и посмотрел на Банана. Тот улыбался, изобразив на своем лице поздравления и победно выставив большой палец. Эдуар нагнулся над девушкой, и они поцеловались, поцелуй вышел как у настоящих влюбленных: нескончаемо долгий, их языки касались друг друга. В этот раз дурное дыхание изо рта девушки чувствовалось еще сильнее.
- Почему ты так целуешь меня? - спросил Эдуар.
- Потому что я твоя жена!
Своей маленькой ручкой Наджиба расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке Эдуара и тронула его волосатую грудь.
- Как же ты силен! - пролепетала девушка. Подтянувшись на кровати, она позвала тяжело больную старуху, лежавшую на соседней кровати.
- Мадам Орион!
Старуха повернула к ней мученическое лицо.
- Позвольте представить вам моего мужа! - заявила Наджиба.
В открытом рту старухи не было вставной челюсти; она безразлично кивнула и снова принялась созерцать потолок, очевидно, читая на нем последние предзнаменования своей жизни.
В движении рубаха Наджибы смялась, обнажив грудь, часть живота и ягодицу.
- Ты оголилась, - сказал Эдуар.
Он поправил ей рубаху, затем одеяло, подумав, что, наверное, действует, будто настоящий муж.
На столе недоеденный йогурт соседствовал с чашкой компота.
- По-моему, тебе следовало бы побольше есть, - заметил Эдуар. - Нужно восстанавливать силы, моя дорогая; готов спорить, что ты потеряла около пяти килограммов.
- Я должна еще больше похудеть, чтобы понравиться тебе, - уверила его Наджиба.
- Что за глупые мысли! Я ненавижу худосочных!
Больная нахмурилась:
- Ты встречаешься с другими женщинами?
- Я этого не говорил!
Наджиба устроила Эдуару сцену ревности, правда, тихо, затем принялась плакать, умоляя его не изменять ей. Он поклялся, но успокоилась она только благодаря страстным поцелуям. Девушка схватила Бланвена за руку сунула ее под одеяло.
- Ты с ума сошла! - запротестовал Эдуар, высвобождаясь. - Здесь же люди!
- А мне плевать!
Мужчины вышли из палаты, а Банан так и не подошел к сестре: ее интересовал только Бланвен. В коридоре Эдуар остановился.
- Вот уж не ожидал этого! - вздохнул он.
- А я? - прибавил подмастерье. - Она считает себя твоей женой!
- А знаешь почему? Потому что до происшествия я говорил с ней о любви и женитьбе. Это-то и осталось в ее подсознании во время комы, очнувшись же, она подумала, что так оно и есть. И родителей она посылает по этой же причине. При нашем последнем разговоре я пожалел, что она так привязана к исламу.
- Какими бы ни были причины этих изменений, мяч на твоей половине! - заключил Банан.
Эдуару это не понравилось.
- Надеюсь, ты не думаешь, что я способен воспользоваться ее положением! - взорвался он. - Я не собираюсь соблазнять девушку, у которой с головой не все в порядке!
* * *
В вездеходе мэра было душно. Розина уселась рядом с Ниволя, а Мари-Шарлотт устроилась на заднем сиденье. Она выбрала наряд на свой вкус: потертые, специально продырявленные джинсы и свитер цвета морской волны с высоким воротом, который девчонка откопала в вещах своей тетки.
Сразу пополудни мэр заехал за теткой и племянницей на стройку. При этом лицо у него было встревоженное, он был похож на торговца наркотиками, пришедшего за товаром. Когда Розина представила Мари-Шарлотт, Ниволя запыхтел, едва взглянув на девчонку.
За рулем мэр украдкой следил за Мари-Шарлотт в зеркало заднего обзора; стоило ей перехватить его взгляд, как он тут же отводил глаза.
Нагнувшись к мужчине, Розина спросила:
- Это то, что вы хотели?
Он что-то пробурчал в ответ.
Поскольку тишина опасно сгущалась, Ниволя недовольно бросил:
- Воду мутит Эли Мазюро!
- Не знаю такого, - отозвалась Розина.
- Это один из моих муниципальных советников, он таксист. Настоящая чугунная башка. Он требовал у меня объяснений по поводу вашей дурацкой стройки. Я постарался успокоить его, но этот засранец всюду сует свой нос. Он пообещал собрать к следующему заседанию целое досье!
Покрасневшая Розина не нашлась что ответить. По ее мнению, дело явно не выгорало. Ниволя ехал наугад в поисках самых пустынных мест. Он был похож на загнанного зверя, и Розина подумала, что в таком состоянии самцу не до удовлетворения своих инстинктов. Она предчувствовала неизбежность момента, когда торговец зерном отвезет их в вагончик, так и не притронувшись к Мари-Шарлотт.
Положение становилось все более взрывоопасным и к тому же глупым. Отныне вместо помощи мэр может обозлиться, и тогда повесит на Розину вину за сорвавшееся дельце.
Когда сомнения Бланвен достигли высшей точки, слово взяла до этого молчавшая Мари-Шарлотт. Она, как и ее тетка, видела, что двусмысленная ситуация продолжает ухудшаться.
- Тетушка, - сказала девчонка, - я только что видела указатель: до Пуасси восемь километров. Почему бы тебе не попросить этого месье подвезти тебя туда? Ты отправишься по магазинам, а мы тем временем погуляем.
Вмешательство девчонки разрядило атмосферу; Розина и Дьедонне сразу поняли, что в этом виновата только тетка: ее присутствие мешало, несмотря на то что она пыталась помочь.
- Ну что? - спросил Ниволя.
- Превосходная мысль! - согласилась Розина. - Я как раз должна купить себе кофточку.
Женщину высадили рядом с мостом Пуасси. Мари-Шарлотт, спросив разрешения, пересела на переднее сиденье.
Оставшись наедине, парочка успокоилась.
- Странная у тебя тетка, - начал мэр.
- А вот я считаю, что у нее странная племянница, - внесла уточнение Мари-Шарлотт.
- За словом ты в карман не лезешь! - оценил Ниволя.
- Я - вундеркинд, - согласилась девчонка.
- В какой области?
- Во всех.
- Например?
- Пожалуйста, хоть в этой!
Протянув руку, она принялась гладить мужчину, быстро добившись результата.
Ниволя не ожидал такой откровенной атаки.
- Короче говоря, ты маленькая сучка? - спросил мэр.
- Думаю, что да, и мне нравится быть именно такой со старыми гуляками. Молодые - просто зайчики. Тук-тук, и они не могут очухаться после того, как кончили. А вот с мужчиной вроде вас надо повозиться!
- А ты знала многих вроде меня?
- Только одного - моего учителя английского. У него эта штука во-от такая длинная. Однажды я чуть не подавилась ею.
Ниволя чувствовал, что в нем начинает расти непреодолимое желание.
- Ах ты стерва, - пробормотал он. - О-о! Стерва, куда же мы отправимся?