- Мы на двух трупах, - Тенденция, однако. Да и вспоминать дела давно минувших дней не очень хотелось. - Потом еще два трупа, которые укрепили отношения и направили их в романтическое русло. Федоров говорит, что я действую на криминогенную обстановку так же эффективно, как дождь на грибы. Где я - там проблемы и статьи уголовного кодекса.
- В общем, полный экстрим, - понимающе кивнула Анна и заказала еще коньяку. - Федя любит эстрим. Особенно с душком. Ему бы в средние века жить, каждый день ведьм на костре сжигать. Не работа, а сплошное удовольствие. Меня бы не пощадил, это точно.
- Зачем ты так? если подумать, то Федя хороший, - вступилась я за своего сожителя.
- Хороший он только местами. И если при этом совсем не думать. Эфа, не цепляйся к словам, - пожурила меня Анна. - Мы же не на ток-шоу выступаем. Никто не утверждает, что он плохой. Типичный последователь "Домостроя", которому феминизм наступил на пятки. Знаешь, что такое шовинизм? Мужской шовинизм - это мужской диктат. Как в личной, так и в профессиональной сферах жизни. Сознательное или подсознательное стремление установить свои правила игры для женщины. Хочешь элементарный тест? В офисе десять мужчин-менеджеров и одна женщина, занимающая такую же должность. Вопрос на засыпку, кого из них попросят приготовить кофе перед совещанием? Ответ очевиден. Вот тебе первый пример мужского шовинизма. А вот и второй. Как часто мы слышим о любвеобильном мужчине - восторженно-одобрительное Казанова! Но попробуй женщина обнародовать число своих поклонников, ее мгновенно заклеймят. Так же, как и так называемую старую деву. Почему в тридцатилетней женщине, ни разу не побывавшей замужем, мужчины мгновенно начинают искать недостатки? Мысль о том, что она просто не хочет менять свою свободу на обручальные кандалы, просто не приходит мужчине в голову.
Или истинно мужская фраза "Ты этого все равно не поймешь, потому что тебе не дано". Все! Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. И ты можешь с пеной у рта доказывать, что лучше, умнее, сильнее, чем он думает. Все равно не переубедить.
- Если постараться…
- Даже если очень стараться, все равно ничего не выйдет. Мужчина-шовинист мыслит стереотипно, я бы даже сказала, однолинейно. В его воображении женщина ограничена определенными рамками, которые он же для нее устанавливает. Этого не носить, с этим не общаться, туда без меня ни шагу, здесь помолчи, а вот там все скажи за меня.
- Лучше удавиться, чем так жить.
- Вот именно! - Анна с размаху поставил бокал на столик. Бокал треснул. Картинка маслом: бойцы вспоминают минувшие дни, и плачут, плачут. Дождавшись, когда официантка уберет со стола и принесет новый заказ, она продолжила: - У моей знакомой, к примеру, муж установил следующие правила в доме: она может встречаться только с теми подругами, которые у него вызывают доверие. Первая была отвергнута за слишком свободный образ жизни (научит жену плохому), вторая не подошла из-за чувства юмора, третья оказалась закоренелой феминисткой. Критерии выдержала лишь его престарелая сестра, которая к тому же никогда не являлась в дом с пустыми руками, а всегда с тортиком или плюшками. Муж толстел, жена худела от одиночества.
- Знаешь, на работе тоже можно встретить примеры подобного отношения…
- Да черт с ней с работой! В семейной жизни проявление мужского шовинизма намного страшнее, чем пусть даже и в самом продвинутом офисе. В случае с работой у тебя остается пусть маленький, но вполне реальный шанс ее сменить. С мужем, согласись, не так просто расстаться. Вот нам и приходится постоянно идти на компромиссы. К примеру, надеваешь короткую юбку, а он - куда собралась? На работу? Интересно, что это у тебя за работа такая! Переоденься! Немедленно! А я проверю! Что делает женщина, которая идет на компромисс? Надевает брюки, а, придя в офис, снова переодевается - в ту самую юбку. И волки сыты, и овцы целы.
Жена должна сидеть дома и штопать мужу носки, в перерывах - помешивать суп и подтирать сопли детям, даже если у них нет насморка. Муж в это время находится в засаде. Беспокоить его нельзя ни под каким предлогом. Засада - это святое. По выходным он тоже в засаде, только уж не знаю, в какой. И по праздникам общественный порядок бережет, пока дома салат "Оливье" в тазике подкисает. И не дай тебе бог, нарушить установленный порядок. Будет кричать, возмущаться, осуждать твое недостойное поведение. А после соберет вещи и уйдет в неизвестность. К другой дуре, у которой салат еще не прокис.
- Дура - это я, так надо понимать?
- Дура - это собирательный образ. А ты, Эфа, живой человек. И что-то мне подсказывает, что ты не особо рвешься замуж. Еще вопрос, кто из вас с Федоровым выйдет в дамки. По крайней мере, я не представляю, как ты режешь колбасу для "Оливье". В крайнем случае, если совсем гиря до полу дойдет, пойдешь в супермаркет и купишь готовый, и не с колбасой, а с бужениной. Потому что так вкусней и проще. Да и маникюр не пострадает. У меня все было иначе. Я покорно сидела дома и штопала федоровские носки, пока не поняла, что их проще покупать. От всех дырок все равно не избавишься. Иногда мне казалось, что он их специально делал. Больно аккуратные получались и всегда одного диаметра. Надо же чем-то заниматься в засаде. - Она поморщилась от нахлынувших воспоминаний, закурила и продолжила:
- Потом взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: за год замужества превратилась в толстую неопрятную тетку, от которой постоянно пахло щами. Ненавижу этот запах! А Федоров обожает кислые щи. Ты когда-нибудь мыла кастрюлю после этого блюда? Ужас! Пришлось выпросить у мужа противогаз, меня мутило от кислой капусты, грязных кастрюль и собственного вида. Про оргазм и не вспоминала: какой оргазм, когда крутишься с утра до вечера, а вечером засыпаешь, не дождавшись любимого, единственного и пока что законного. Он ведь в засаде. Любимый город может спать спокойно… А жене не грех и поволноваться.
- И?
- И решила взяться за себя. Первым делом отправила в мусорное ведро все носки мужа и вылила только что сваренные щи в унитаз. Кастрюлю, по-моему, тоже мыть не стала. Выбросила. Дальше было проще: нашла работу, записалась в фитнес-клуб, потратила деньги на новый гардероб и хорошего косметолога. Думала, вот Федя обрадуется: жена опять красавицей стала. Но нет: собрал вещи и ушел. Куда - сказать забыл. Просто ушел. Но перед уходом все-таки высказал ряд претензий: и к моему внешнему виду, и к внезапному отсутствию денег в семейной казне. Оказывается, он копил нам на летний отдых. Хорошая байдарка, палатка, рюкзаки и ай да на Карельский перешеек против течения, навстречу приключениям.
- Переживала? - новый образ сожителя мне нравился все меньше и меньше. Дай только домой вернуться, мигом всю спесь из него выбью. Шовинист! Женоненавистник! Сатрап! Тиран и деспот! - Плакала, наверное. Все-таки муж.
- Честно? - Анна закурила еще одну сигарету, стараясь не смотреть мне в глаза. - Первые дни ревела белугой, а потом, ничего, даже особый кайф нашла в своем женском одиночестве. Никто не указывает, всюду порядок, да и мужским вниманием не обделена. Я Федю не осуждаю. Просто мы разные. Он хотел получить домостроевскую жену, а я… Видимо не умею быть женой. Размер роли не тот. По мне амплуа любовницы плачет. Ну, за любовниц!
- За любовниц! - мы чокнулись и выпили.
- И все-таки Федоров мужик рассудительный, - вдруг сказала Анна, закусив коньяк хорошим куском шоколада. - Я ведь действительно по делу пришла. В такую передрягу, Эфа, попала, страшно признаться. Врагу не пожелаю. И главное, влипла по собственной глупости. Предупреждали ведь: не лезь, куда не надо. Но я же всех умнее и хитрее. Полезла, дура такая. Теперь вот каждое утро просыпаюсь, и боюсь, что этот день станет последним в жизни. Каждый вечер ложусь спать и благодарю Бога, за то, что он мне еще несколько часов пожить дал.
- Ты заболела? - испугалась я. - Рак?
Анна отмахнулась:
- Тьфу-тьфу. Тут другое, - она немного помялась, словно раздумывала, говорить или нет, но потом решилась: - Все равно поговорить не с кем. Иногда хоть волком вой. В общем так… Все дело в моей работе.
- То есть? - я уткнулась в бокал с вином, раздумывая, как бы поскорее закончить разговор, который вдруг стал в тягость. Проблемы на работе еще не повод благодарить Бога за каждый прожитый день.
- Не офис, а морг какой-то. Люди мрут, как мухи. На двери даже можно табличку повесить: "Опасно для жизни".
- Нашла чем удивить, в любом офисе сейчас опасно для жизни. Боссы корпоративную культуру осваивают, работнички план перевыполняют и ждут, когда им повысят зарплату. При этом условия труда оставляют желать лучшего: духота, стрессы, компьютерное излучение и прочие гадости жизни. По собственному опыту знаю. Побывала по обе стороны баррикад: и как работник, и как начальник.
- Тогда скажи мне, и как работник, и как начальник, что делать человеку, которому ежедневно угрожают убийством?
Я поперхнулась вином. Вопрос, как говорится, на засыпку:
- Надо полагать, что счастливица - это ты?
Анна невесело кивнула. Хотя откуда взяться веселью при таком раскладе?
- И как тебя угораздило?
- Случайно. Работаю в крупном рекламном агентстве. "Эдем". Может, слышала? Оно сейчас у всех на слуху. Деньги платят хорошие, люди замечательные, клиенты сплошь состоятельные. В общем, полный креатив. Но есть одно "но": сотрудников убивают, либо шантажируют. Только за последние полгода погибли две девушки - менеджеры по спецпроектам.
- Несчастный случай?
- Вряд ли удавку на шее и нож под лопатку можно назвать несчастным случаем, - грустно усмехнулась Анна. - Расследование зашло в тупик. Положа руку на сердце, расследованием этих убийств никто особо и не занимался. Отнесли в разряд глухарей и дело с концом. Девчонки были хорошие. Лена - душа компании, умница и красавица. У одной - Дины - двое ребят сиротами остались. Теперь их бабушка воспитывает, по слухам, мегера еще та. Я пришла в агентство через неделю после ее гибели. Случайно, по объявлению. И как ты догадываешься, заняла вакантное место - менеджера по спецпроектам, - Анна сделала добрый глоток коньяка и нервно продолжила: - Через два месяца мне на электронный адрес стали приходить угрожающие письма, потом начались звонки. Мужской голос, хриплый такой, регулярно сообщает, как именно он меня убьет. Только не говорит за что и когда. Вчера я нашла на своем рабочем столе пеньковую веревку и мыло. Ничего шуточки, а? Неделю назад мне подбросили картонный ножик со следами красной краски.
Я боюсь выходить на улицу, боюсь одна возвращаться домой. Любовников сменила - тьму. Когда кто-то есть под боком, немного спокойнее. Уткнусь в мужское плечо, глаза закрою и молюсь. Спаси и помоги. Только где гарантия, что среди них не скрывается убийца… Убийца, судя по всему, входит в мое окружение. Он прекрасно знает распорядок дня, привычки, даже цвет нижнего белья для него не составляет секрета. Несколько раз он был у меня дома.
- Как ты об этом узнала?
- Следы. Мокрые следы. Он их оставил на белом ковре. И в туалете, пардон, конечно, не спустил за собой воду. Рылся в ящиках с бельем и одеждой, разлил духи и шампуни. Я несколько раз меняла замок. Не помогло. Наверняка, брал ключи из сумочки.
- И ты не настояла, чтобы Федоров тебя выслушал? - возмутилась я. - Сейчас ему позвоню, вызову сюда, благо недалеко идти, и вы все обсудите. Тебе нужна охрана. Поживешь у нас, пока ситуация не разрешится. Может, Федоров, как мужик не очень, но как опер, поверь мне, он сто очков вперед даст.
- Он все равно не поверит, - вздохнула Анна. - Решит, что я специально все придумала, чтобы вернуть его внимание. Из ревности.
- Какая к бесу ревность, если речь идет о жизни и смерти? - крикнула я и только после поняла, что на нас стали оглядываться. И чуть тише добавила: - Аня, это не шутки. Речь идет о твоей жизни, как ни пафосно это звучит. Не понимаю, чего ты ждешь?
- Не кричи, Эфа, - тихо попросила Анна. - Криком делу не поможешь. Когда я поняла, что все очень серьезно, то сама начала расследование. Вряд ли гибель моих предшественниц была случайной. Пусть я была и плохой женой опера, но дурой меня вряд ли назовешь. Знаешь, сколько книжек по криминалистике в свободное время прочитала? Я сначала думала, что дело в одном из клиентов. Есть у нас такой банкир. Каримов. В депутаты рвется. Даром что до выборов еще палкой не добросишь, но он уже сейчас почву начал готовить. Первое время я на него и грешила. Девочки вели одни и те же спецпроекты, в большинстве своем занимались политическим пиаром. А где политика, там и грязные деньги. Это тебе любой обыватель скажет. Однако когда лично познакомилась с политической кухней, поняла: деньги там, может, большие и грязные, но никто не будет убирать серую мышку-исполнительницу. Масштаб не тот. Мы - пешки-исполнители и в большой политической игре никакой роли не играем. Получается, что искать нужно в ином направлении. Но в каком? Общих интересов у Дины и Лены не было. Дина - скромная мать-одиночка, Лена - разбитная девчонка, любительница выпить и погулять на славу. Как ни пыталась, я так и не смогла найти никаких точек пересечения. Кроме одной - агентства. А уж когда в своем столе нашла их фотографии, сделанные после убийства, поняла: убивает кто-то из "Эдема". Причем жертвой является только тот, кто занимает должность менеджера по спецпроектам. Теперь я на очереди. Я ведь тоже веду спецпроекты, будь они неладны.
- Аня, надо что-то делать! - воскликнула я.
- А что? В милиции уже была. Там виртуозно послали. Мол, когда найдем ваш труп, тогда и поможем, чем сможем. Думала, Федя посоветует что-нибудь дельное, но видишь, как все повернулась. Не судьба. И потом, Эфа, устала я бояться. Ты вот спросила, чего сижу и жду. Смерти, наверное. Я ее чувствую. По пятам ходит, с целым мешком инструментов. Дай бог, чтобы она была быстрой и безболезненной. Когда страшно, все остальное становится неважным. Страх пожирает тебя, оставляя одну оболочку. И потом я фаталистка - от судьбы не уйдешь. - В этот момент у моей собеседницы ожил телефон, проиграв знакомую мелодию из фильма "От заката до расЮля", странный выбор, однако, для такой женщины, как Анна: - Алло! Слушаю! Кто это? А, узнала… И что ты хочешь? Встретиться? Когда?
Она бросила обеспокоенный взгляд позади меня. Я рефлекторно обернулась, поскольку сидела спиной к окну. На улице давно стемнело, во влажных бликах фонарей отражались беглые тени. Показалось, или действительно от окна кто-то отпрянул, заметив мой взгляд? Анна тем временем уже закончила разговаривать и спешно подкрашивала губы.
- Эфа, я, пожалуй, пойду. Неожиданное свидание, надеюсь, ты меня извинишь за бегство? Но вполне возможно, сегодня моя жизнь изменится. Надеюсь, что к лучшему. Мне обещали защиту. Скорей всего, я даже уеду. - Она тараторила, стараясь заглушить внутреннюю тревогу: - Очень рада была с тобой познакомиться, надеюсь, что мы еще встретимся, не так ли? В спокойной обстановке. Можешь даже Федорова с собой привезти, обещаю, что не буду над ним издеваться, как сегодня. Обещаешь?
Я кивнула. Анна явно торопилась. И только придвинув стул к столику, и взяв нарядную сумочку, вдруг нерешительно замерла:
- Эфа, обещай мне еще одну вещь: если со мной что-нибудь случится, ты обо всем расскажешь Феде. Хорошо? Результаты моих расследований лежат в квартире - голубая папка за собранием сочинений Достоевского. Ключи от квартиры у Федорова есть. Передай ему, что я его очень люблю. И о многом жалею. В том числе и о вылитых щах.
Она криво улыбнулась и побежала к выходу. Так обычно бегут либо навстречу любви, либо смерти. В данном случае верным оказалось второе предположение. Я не знала, что менее чем через час Анны Федоровой уже не будет в живых. Ближе к утру ее тело найдут около кафе, в котором мы так уютно посидели. Не знала я, что именно меня обвинят в убийстве Федоровой. Мой сожитель, помешавшийся от горя и угрызений совести, соберет свои немудреные пожитки и уйдет на свою холостяцкую квартиру. Не догадывалась я и о том, что уже через две недели начну работать в рекламном агентстве "Эдем", а еще через месяц получу первое угрожающее письмо и шелковую удавку в подарок. И бороться за собственную жизнь мне придется самой… Все это было впереди, а пока я сидела за столиком, пила вино и вглядывалась в дождливую темноту за окном, где притаилась смерть.
ГЛАВА 2.
- Теперь ты понимаешь, почему я должен уйти, - Федоров умоляюще взглянул на меня (вот только не надо сцен, дорогая). - В сложившейся ситуации я просто не могу остаться.
Ну-ну, какие мы нежные и удивительные! В сложившейся ситуации… Я не могу остаться… Просто петровская ассамблея, да и только. Еще немного, и сделает книксен, сложив тощие кривые ножки в замысловатую фигуру. Пусть. Против ухода сожителя я не возражала: если мужик что-то решил сделать, он это сделает, сколько на нем не висни и не причитай. Виснуть на мужике я разучилась после потери невинности в десятом классе. Как правильно причитать забыла после развода с Ивановым. Не повезло Федорову. Баба я закаленная, жизнью выдрессированная похлеще льва на боксерском ринге. Как там, в песне поется? Без меня тебе туда, любимый мой. В смысле туда тебе и дорога. Хочешь пешком, хочешь на троллейбусе. Подвезти не подвезу - извини, бензин кончился.
Впрочем, Федоров явно был согласен и на трамвай. В первый раз вижу, чтобы любовник так торопился, оставить ложе любви и прочие удовольствия, которые нам приносит адюльтер. Даже вещи в кое-то веки сам собрал: из чемодана виновато торчали синий носок и рукав белой рубашки. Все! Клиент готов. Провожающих просьба выйти из вагонов. Пожелаем ему счастливого пути и попутного ветра! "Он улетел, но обещал вернуться", - сказала баронесса Мюнхаузен вслед просвистевшему ядру. Федоров ничего не обещал. По крайней мере, в данный момент. Но так и норовил усвистать куда подальше. Скатертью дорога!
- Почему ты молчишь? - Федоров топтался на пороге, не решаясь закрыть за собой дверь. Чемодан притулился у его ног, как большой, побитый молью, щенок.
- А разве нужно что-то говорить? - вялый вопрос так и повис в воздухе. Говорить действительно не хотелось, впрочем, как и устраивать шумные скандалы и кричать "Вернись! Я все прощу!". Я мечтала, чтобы он поскорее ушел. Господи, да уйдешь ты, наконец, вместе с этим дурацким чемоданом?! Видеть не могу. Слышать не могу. Помнить не хочу. Ничего не хочу. Милый. Хороший. Любимый. Единственный… Пошел вон!
Мечта исполнилась: хлопнула дверь, и наступила долгожданная тишина.