Пропавшие без вести
Такие дела – редкость в нашей работе. Обычно ими занимается полиция: у них есть необходимое оборудование, рабочая сила и законное право досконально проверять все сведения. Однако полиция не может расследовать дело вечно, поэтому, когда оно закрыто, семьи пропавших часто обращаются за помощью к частным детективам, ведь пока ведутся поиски, надежда еще есть.
Сколько бы горя и боли ни причиняла смерть, она позволяет родственникам погибшего поплакать и жить дальше. Учитывая достижения судебной науки, тело практически всегда указывает на убийцу – будь то человек, природа или чья-то оплошность. Когда же трупа нет, искать разгадку можно до бесконечности, особенно если у детектива нет сколько-нибудь явных зацепок. Казалось бы, люди не должны просто так исчезать, но, судя по фотографиям на молочных коробках, они пропадают каждый день.
Я позвонила Абигейл Сноу, матери Эндрю, и назначила на завтра встречу. Я понимала, что это даст старушке ложную надежду, но убедила себя, что другого выхода просто нет.
После встречи с родителями у меня было только два желания: 1) вернуть Дэниела; 2) проработать дело Сноу.
Через неделю после Погони № 1 я постучала Дэниелу в окно. Было примерно десять вечера, и, постучав, я вдруг осознала, что забыла подготовить речь.
Дэниел открыл окно и сказал:
– Нет.
– Может, в Гватемале так принято здороваться, но мы обычно говорим "привет", "рад тебя видеть" или даже "вот это да!".
– Думаешь, твои остроты сейчас уместны?
– Я уже пыталась просить прощения, это не помогло.
– Изабелл, у меня есть дверь.
– Даже три двери.
– И?..
– Пройти через три двери или через одно окно – что проще?
– Мне плевать, что проще. В следующий раз сделай одолжение – позвони в дверь.
– То есть следующий раз будет?
– Я просто так выразился.
– Можно мне зайти на минутку? Ради такого случая я даже спущусь.
– Изабелл, я не хочу тебя видеть.
– Но мне еще столько нужно объяснить.
– Что я сказал?
– Ты сказал, что не хочешь меня видеть. Я тебя слышала.
– И что это значит?
– То, что ты сказал?
– Да.
– Что ты не хочешь меня видеть.
– Правильно.
– А можно спросить почему?
– Поверить не могу! Неужели я еще с тобой разговариваю?
– Мне ответить на твой риторический вопрос?
– Изабелл, я зол.
– Понимаю. Просто хочу узнать, что именно тебя разозлило, и попытаться это исправить.
– Ты мне врала. Во всем.
– Не во всем.
– Спокойной ночи, Изабелл, – сказал Дэниел и закрыл окно.
Выкуп
На следующее утро моя сестра проснулась ровно в 6.30. Наступил первый день ее зимних каникул, а значит, закончилось трехмесячное наказание (правда, во время этого наказания Рэй разрешалось шпионить – за мной). Прошло две недели с тех пор, как дядя получил таинственную записку. Две недели сестричка разрабатывала план нападения.
Она встала, почистила зубы, умылась, натянула джинсы, одну футболку с длинными рукавами и одну с короткими (белую и красную соответственно), пять раз провела гребнем по волосам, взяла телефон, накрыла микрофон тряпкой и позвонила.
Дядя Рэй, любитель поспать до обеда, ответил после четвертого гудка.
– Алло.
– Слушай меня внимательно, – сказал менее звонкий, чем обычно, голосок. – Если хоть на шаг отойдешь от моих указаний, можешь попрощаться с рубашкой. Усек?
Упоминание счастливой рубашки тут же рассеяло остатки сонного тумана, в котором еще пребывал дядя Рэй. Он не видел ее уже две недели, и это успел почувствовать весь дом. Дядя ударился ногой об косяк – потому что на нем не было любимой рубашки. Он получил штраф за стоянку в неположенном месте, пролил стакан воды, набрал два фунта, полицейские вломились на его последний покер – всему этому была причиной похищенная рубашка.
– Я все расскажу Альберту, – пригрозил дядя.
– И больше никогда ее не увидишь.
Рэй угодил в западню и понял это.
– Чего тебе надо? – вяло пробормотал он.
– Садись в автобус и поезжай в банк "Уэллс Фарго" на Монтгомери и Маркет-стрит. Сними со счета сотню баксов.
– Знаешь, это вымогательство.
– У тебя сорок пять минут.
Сорок пять минут
Согласно указаниям, Рэй вошел в банк "Уэллс Фарго" и снял со своего счета сто долларов. На улице к нему подъехал мальчик на скейтборде.
– Дядя Рэй? – спросил он.
Дядя тут же развернулся в поисках племянницы, но ее нигде не было. Он злобно покосился на подростка:
– Чего тебе?
Тот дал ему мобильный.
– Вам звонят.
Рэй взял телефон, и мальчик уехал.
– Алло.
– Ровно в восемь пятнадцать будь у телефонной будки на Рыбацкой пристани, возле Музея восковых фигур.
– Когда я получу рубашку?
– У тебя двадцать пять минут. Избавься от телефона.
Дядя выбросил мобильный в урну, ничуть не сомневаясь, что за ним следят. Он поймал такси и подъехал к музею раньше времени. Немного подождал у будки, пока не заметил девушку, которая шла к автомату и рылась в сумочке явно в поисках мелочи. Тогда дядя Рэй зашел внутрь, взял трубку и притворился, что разговаривает. На самом деле он изрыгал поток бессвязных ругательств. Наконец телефон зазвонил.
– Да! – сказал Рэй самым грубым тоном, на какой был способен.
– Купи билет в музей и погуляй там, – распорядился уже более узнаваемый голос.
– Да это же тринадцать баксов! – воспротивился дядя, который не пошел бы в Музей восковых фигур и задаром, даже если бы там угощали выпивкой.
– Думаю, ты уже сойдешь за пенсионера. А это всего десять долларов и пятьдесят центов.
– Что, если я не пойду?
– Сброшу твою рубашку с моста. Прямо сейчас.
– Да что я тебе такого сделал?
– Перечислить?
– Ладно, иду.
Дело Сноу
Когда дядя Рэй собрался с силами и зашел в музей, я постучала в дверь Джозефа и Абигейл Сноу на Миртл-авеню в округе Мэрин. Миссис Сноу открыла дверь, и меня захлестнула волна крепкого аромата. Позже выяснилось, что пахло попурри, но в ту минуту слишком много других раздражителей атаковало мой мозг, поэтому я даже не задумалась об источнике запаха.
Абигейл Сноу было около шестидесяти. На ней красовалось старомодное платье с цветочным узором, будто из сериала 50-х. Ее прическа тоже застряла в далеком прошлом, а заодно и в добром баллончике лака для волос. Ростом Абигейл была примерно пять с половиной футов, телосложения скорее крепкого, чем пухлого, отчего казалась высокой и даже грозной. Платье ей не шло, зато было идеально выстирано и отглажено. Все в доме походило на саму миссис Сноу: безвкусно, но идеально чисто.
По резиновым половичкам я прошла в гостиную, которая представляла собой прямо-таки видение в белом. Все здесь было белоснежное, кроме мебели вишневого дерева и коллекции декоративных тарелочек. Никогда в жизни я не видела столько кружевных салфеток в одном месте. На стенах почти не было фотографий, только две над камином. По мальчикам с идеальной детской внешностью – галстуки-бабочки, чистая кожа, натянутые улыбки – ничего нельзя было сказать о том, какими они вырастут. Мне даже представилось, что Абигейл так и хотела заморозить их во времени, как весь свой дом.
Хозяйка строго меня осмотрела и только потом предложила сесть на белый диван, покрытый полиэтиленом. Я недавно перестала строить из себя учительницу и была в джинсах, кожаных ботинках и потертом бушлате, который купила в армейском магазине. Я думала, что выгляжу вполне прилично, Но Абигейл явно была иного мнения.
– Надо же, – сказала она. – Девочки сегодня одеваются совсем как мальчики.
– Ага. Правда, здорово? – ответила я, уже решив, что хозяйка мне совсем не нравится.
– Хотите чаю? – спросила Абигейл, не желая обсуждать преимущества мужской одежды.
Так как я избегала родительской кухни (вернее, самих родителей) и умирала от голода, то тут же согласилась. Сидя на скрипучем белом диване, я старалась не двигаться: боялась, что, если поставлю ногу на открытый ковер, меня тут же вышвырнут из дома и ничего не расскажут. Несколько раз я напоминала себе, что надо разговаривать вежливо, но через пару минут забыла об этом.
Хозяйка вернулась из кухни с сияющим серебряным подносом, на котором стояли две чашки, чайник, сливки с сахаром и тарелка ванильного печенья. Абигейл спросила, как я люблю пить чай, и я ответила, что со сливками и сахаром (хотя на самом деле предпочитаю, чтобы мой чай был кофе). Она смешала слабенький напиток.
– Печенье? – спросила миссис Сноу, протягивая мне серебряные щипцы.
Ванильное печенье располагалось на тарелке полукругом, словно упавшие фишки домино. Я схватила одно из центра, зная, как это разозлит Абигейл. Ничего не могла с собой поделать – когда встречаю таких властных людей, мне сразу хочется поднять бунт.
Миссис Сноу еще раз показала мне щипцы и молвила:
– Дорогая, они предназначены специально для этого.
Я извинилась и разломила печенье на две части. Выела крем из середины, а половинки макнула в чай. Абигейл нахмурилась.
– Должно быть, вы не понимаете, зачем я приехала, – сказала я.
– Вы правы, не совсем понимаю. Последний раз я беседовала с вашей матушкой лет десять назад.
– Иногда мы поднимаем старые дела. Свежим взглядом можно увидеть много нового.
Миссис Сноу передвинула печенье на тарелке, вновь заполнив середину.
– Мисс Спеллман, не нужно делать это ради меня или нашей семьи. Моего сына больше нет. Я с этим смирилась.
– Обычно люди хотят знать ответы.
– Я получила все ответы. Эндрю теперь в другом, лучшем месте.
Тут уж не поспоришь. Любое место лучше, чем этот стерильный дом. Я взяла руками еще одно печенье из середины тарелки, просто чтобы испытать хозяйкино терпение.
– Дорогая, нужно брать печенье щипцами и с краю.
– Простите, – вежливо ответила я. – Должно быть, я пропустила уроки по поеданию печенья в школе этикета.
– Полагаю, вы пропустили не только их, – сказала она.
Странно, это оскорбление прозвучало из ее уст столь естественно, как будто с чужими людьми так и принято разговаривать. Я бы с удовольствием помучила миссис Сноу остроумными репликами о современных приличиях, но о работе забывать было нельзя.
– Понимаю, как вам трудно, миссис Сноу, и даже представить не могу, что вы пережили, – продолжала я самым проникновенным голосом, – но я буду вам очень признательна, если вы ответите на несколько моих вопросов.
– Ну не зря же вы ехали. На несколько вопросов я отвечу.
– Спасибо. Можно узнать, где мистер Сноу?
– Он играет в гольф.
– Мне бы хотелось поговорить и с ним.
– Зачем? – спросила она.
Я услышала в ее тоне раздражение.
– Разные люди видят ситуацию по-разному, – ответила я. – Иногда один человек помнит то, что не помнит другой.
– Уверяю, наши с мужем воспоминания совершенно одинаковы.
– Как удобно, – сказала я, ожидая как минимум удара молнии в ответ. Было в этой женщине нечто ужасающее. Не могу выразить это словами, но во мне сразу проснулось подозрение.
– Это все, мисс Спеллман? – Абигейл смахнула крошки от печенья поближе к моей чашке.
– Кем стал Мартин?
– Мартин?
– Да, ваш второй сын.
– Он адвокат в какой-то природоохранной организации, – сказала миссис Сноу, закатив глаза.
– Вы, наверное, гордитесь им, – предположила я, чтобы поглубже воткнуть нож.
– Мы столько денег потратили на его образование! И зачем? Чтобы он устроился на такую низкооплачиваемую работу? Если бы я знала, что сто тысяч долларов уйдет на спасение деревьев, то заставила бы его взять студенческий кредит.
– Можно его адрес и телефон?
– Вы хотите с ним поговорить?
– Если не возражаете.
– Это его дело, – ответила Абигейл. – Мартин уже взрослый.
Ее фальшивая улыбка заметно поблекла. Она быстро подвела нашу беседу к концу, и мне пришлось буквально вытягивать из нее остатки сведений. Я взяла еще одно печенье из центра, хотя и щипцами.
– Ой! – воскликнула я, кинув его обратно. – Совсем забыла!
Потом схватила руками печенье с краю и вернула щипцы миссис Сноу.
– Должно быть, вы были трудным ребенком.
– Даже не представляете каким! – То ли печенье на пустой желудок смешалось с душным запахом попурри, то ли нрав хозяйки мне пришелся не по вкусу, но меня вдруг замутило. Пора было заканчивать интервью. – А ваши сыновья часто ходили вместе в поход?
– Не слишком, но иногда ходили.
– Вдвоем или с друзьями?
– Обычно с Грегом.
– Грег Ларсон. Я видела это имя в материалах следствия. Но в тот день его не было на озере, верно?
– Нет, в те выходные он не поехал.
– А во все остальные ездил?
– Наверное. Я не особо следила.
– Вы не подскажете, как мне связаться с Грегом Ларсоном?
– У меня нет его номера, но он шериф округа Мэрин.
– Шериф?
– Да. – Миссис Сноу встала. – Что ж, если это все, то я, пожалуй, примусь за уборку.
Я оглядела комнату и не увидела ни пылинки – видно, у миссис Сноу уже галлюцинации. Но тут мне стало так нехорошо, что я заторопилась на улицу.
Выкуп. Продолжение
Когда я ехала по мосту обратно в город, дядя Рэй сидел на скамейке в центре Музея восковых фигур, рядом с Тайной вечерей. Красочная религиозная экспозиция ничуть его не трогала. Дядя глубоко, медитативно дышал и читал спортивную газету, периодически напоминая себе, что скоро этот кошмар закончится и он получит рубашку.
К нему подошел очередной подросток и передал записку:
"Будка на пересечении Оушен и Хайд. Десять минут".
Рэй, пыхтя, пробежал все три квартала до телефона-автомата.
– Между прочим, у меня есть мобильный! – заорал он в трубку.
– А я люблю разнообразие. Лови такси…
– Я голоден! Я даже не позавтракал. У меня сахар в крови понижается, – проявил смекалку дядя.
– И что ты хочешь?
– Я бы с удовольствием съел суп из моллюсков в хлебной миске.
– Можешь поесть супа, но к часу тебе надо быть возле бассейна "Сатро-Бас", – ответил голос, который все больше и больше походил на голос четырнадцатилетней девочки.
– Пожалуйста, давай в час тридцать. Мне вредно торопить пищеварение.
Голос немного помедлил, прежде чем ответить. Нельзя быть слишком жесткой – рискуешь потерять авторитет и уважение. Пауза была достаточно длинной, чтобы дать понять: остальные просьбы останутся без ответа.
– Хорошо, полвторого. Не опаздывай.
Дядя Рэй съел сливочную похлебку с моллюсками в миске из хлеба и удивился, почему не делал этого чаще – в смысле, не ел похлебку, а не бегал от автомата к автомату по приказу девочки-подростка. Потом мимо прошла группа хохочущих туристов, несколько ссорящихся парочек, в пасмурном небе засияли прожекторы, загрохотала музыка, и Рэй вспомнил, почему избегает этого места, хотя здесь и подают его любимейшее блюдо из пяти.
Он запрыгнул в такси и приехал к разрушенному бассейну в час, то есть за полчаса до назначенного времени. Сел на лавку и полюбовался видом, потирая руки, чтобы согреться. Дядя Рэй даже подумывал плюнуть на рубашку. Неужели эта старая поношенная тряпка может притягивать удачу? Разве это не взрослый аналог "безопасного" одеяла? Не пора ли понять, что он остался жив не благодаря рубашке, а просто так? Тут Рэй вспомнил Софи Ли. Однажды она велела ему выбросить счастливую рубашку – не могла больше жить с человеком, который так привязан к клочку ткани. Софи объявила ультиматум: либо тряпка, либо она. Рэй делал для жены все, что мог, и пожертвовал бы ради нее чем угодно. Но не рубашкой. Он так и не выбросил ее, просто убрал подальше и не доставал два года. Когда рак и Софи ушли, Рэй поклялся, что никогда не расстанется с рубашкой. Он ее очень любил и плевать хотел на здравый смысл.
К дяде подошла юная туристка и вручила ему конверт:
"Мост Голден-Гейт. Через час".
Он подумал, что неплохо будет размять ноги и пройтись пешком, поэтому опоздал. Рэй нетерпеливо каталась на велосипеде по кругу. К четырем сестричке надо было вернуться домой, иначе ей грозили очередной домашний арест и сокращение прогулок.
Дядя шел медленной, тяжелой походкой. Годы работы в полиции научили его вести переговоры. Спешка может легко все испортить. Он подождал, пока заговорит племянница.
– Деньги у тебя?
– Да. Рубашка?
– У меня.
– Давай сюда. Утомился я сегодня.
Они обменялись пакетами. Рэй тут же натянул рубашку поверх своей, разгладил складочки, поправил воротник и только потом с великим облегчением вздохнул.
Сестра посчитала деньги.
– Шестьдесят три бакса? Я велела принести сотку.
– Автобусы. Музей. Такси. Похлебка из моллюсков. Все это я вычел.
– Ладно, сойдет, – расщедрилась Рэй, подумав, что отобрать у дяди рубашку никак не получится.
– Это все? – спросил тот.
– Все.
Дядя Рэй развернулся и пошел прочь. У сестрички давно вертелся на языке один вопрос, и она крикнула ему вдогонку:
– Почему? Почему ты приехал?
Дядя немного помедлил. Племянница не заслуживала честного ответа, но он не солгал:
– Мне стало одиноко.
Удивительно, как легко и быстро Рэй и дядя Рэй уладили этот конфликт. Сестра не знала, что такое одиночество, но прекрасно поняла, каким невыносимым оно может быть. Она упрекнула себя в жестокости и сразу прекратила войну. Через какое-то время дядя Рэй объявил, что враждовать с ней было легче, чем дружить. Он еще никогда не был так прав.
В тот день я вернулась домой и заново просмотрела материалы по делу Сноу. Изучила снимки Эндрю и Мартина. В отличие от фотографий в доме Абигейл эти сделали незадолго до исчезновения Эндрю, когда ему было семнадцать. Братья были похожи: оба кареглазые и темноволосые, но благодаря мужественным чертам Мартин казался намного старше. Эндрю был худощавей, милее, мягче. Интересно, как бы он выглядел сейчас? Как выглядит Мартин, я вскоре узнала.
Мама зашла в контору и принюхалась.
– Ты что, надушилась?
– Нет! – отрезала я, зная, что от меня до сих пор несет попурри.
– Откуда тогда запах? – как бы невзначай спросила мама, явно издеваясь.
– Не строй из себя идиотку.
– Ах да! – воскликнула она, словно до нее только что дошло. – Абигейл любит мертвые цветы, верно?
– Теперь я поняла, почему ты поручила мне это дело.
– Потому что Эндрю Сноу числится без вести пропавшим уже двенадцать лет?
– Нет, потому что миссис Сноу – самая противная женщина на планете.
– Ну, ты же не всех женщин знаешь, так что…
– А мистер Сноу какой? – сменила я тему.
– Его не было дома?
– Он играл в гольф.
– Хм-м… Не сказала бы, что он любитель гольфа. Изабелл, ты объявила голодовку?
– Нет, а что?
– Ты вообще не появляешься на кухне.
– У меня есть своя на чердаке.
– А еда там тоже есть? – язвительно спросила мама.
– Вообще-то я умею ходить по магазинам.