Однако, с опаской высунувшись из-за контейнера, я обнаружил, что в рядах бандитов вновь возникло замешательство, так как совершенно неожиданно заржавленная дверь в стене подворотни, не открывавшаяся, судя по ее виду, лет сто, со скрежетом распахнулась. На пороге, подсвеченная сзади казенной лампочкой без абажура, возникла фигура хрестоматийного дворника: в треухе, в валенках, в засаленном ватнике и с метлой в руках. Дворник показался мне сказочным персонажем, тысячу лет проспавшим в недрах стены, но в грозный миг проснувшимся и вышедшим на битву за правое дело. Да, отчаяние мое в тот момент было столь глубоким, что я связал надежды на спасение с этой нелепой фигурой, - и, как показали дальнейшие события, совсем не зря. Некоторое время дворник, нетвердо державшийся на ногах, с удивлением взирал из дверного проема на бандитов, а те с не меньшим удивлением смотрели на него. У ног дворника мельтешило и заливалось истерическим лаем маленькое мохнатое существо, своим видом отдаленно напоминавшее собаку. "Вы хто? - наконец нарушил молчание дворник. - А ну пшли все на хер отсюда!" Дворник взмахнул метлой, словно пытаясь смести всю заполнившую подворотню нечисть, однако потерял равновесие и чуть не упал. Это движение вывело из оцепенения и пузатого бандитского начальника, и приехавшего первым главаря рангом пониже (для ясности буду их называть соответственно атаманом и есаулом). "Ты чего, старый хрен, трухни объелся? - спросил атаман. - А ну сдрисни обратно в нору и сиди там, пока я не позову!" - "Сдрисни, козел!" - злобно шипел есаул, подпрыгивая за спиной атамана. Некоторое время дворник стоял, покачиваясь, на пороге своего логова и мутным взором обводил бандитскую рать. Зрелище это, замечу в скобках, было не для слабонервных, поскольку физиономии бандитов могли бы служить ярким подтверждением известных воззрений Чезаре Ломброзо. Особенно гротескно выглядели бандиты теперь, когда их асимметричные черты с одной стороны заливал неживой свет автомобильных фар, а с другой на них ложились черные тени промозглой московской ночи. Пока дворник неторопливо обозревал это сборище уродов, порожденных печальным российским безвременьем, мне было видно, как в его душе копится негодование и как постепенно наливается кровью его небритое лицо. Неожиданно дворник вырвал из метлы черенок и с воплем "Вон с русской земли!", от которого содрогнулись окрестные мрачные здания, одним взмахом черенка положил на месте нескольких негодяев, стоявших к нему ближе прочих. Затем черенок замелькал в воздухе, словно палица древнего богатыря, про которого в сказке говорится: "Махнет - улочка, отмахнется - переулочек". Бандиты жмурились, приседали, закрывались автоматами, но это не спасало их от весьма болезненных ударов. Первое время они не решались стрелять, опасаясь попасть в своих, но затем атаман плюнул на все опасения и пальнул в дворника из пистолета иностранного производства, однако, поскольку мелькание черенка мешало ему прицелиться, застрелил есаула, всадив тому пулю между глаз. Падая, есаул конвульсивно нажал на спусковой крючок автомата и скосил еще нескольких бандитов, которые с проклятиями попадали под колеса джипов. Сверху на них продолжали один за другим валиться их подельники, сокрушенные ударами беспощадного черенка. Но затем один бандит, притворившийся мертвым, прополз дворнику за спину и стал там на четвереньки, а атаман, видя это, с силой толкнул дворника в грудь. Дворник попятился от толчка, и тут под ноги ему подвернулся стоявший на четвереньках бандит. Взмахнув руками, в одной из которых по-прежнему был зажат черенок, дворник опрокинулся навзничь, и уцелевшие негодяи со злорадным гоготом толпой накинулись на него. "Опустить козла!" - пронзительно завопил увешанный золотыми цепями плешивый коротышка, однако вопль его тут же оборвался - это я, тщательно прицелившись, запустил в него обломком кирпича, и костяной стук послужил свидетельством тому, что я не промахнулся. Пошатнувшись, коротышка с грохотом врезался спиной в дверцу джипа и медленно сполз по дверце на землю. Тогда бандиты решили просто задушить дворника. Тот отчаянно сопротивлялся, однако силы были слишком неравны. Вскоре раздался жуткий хрип, говоривший о том, что негодяи вот-вот добьются своего. Дабы заглушить душевную боль и не слышать этих ужасных звуков, я принялся биться головой о мусорный контейнер, но вскоре истошный вопль атамана отвлек меня от этого занятия. "Снимите ее, козлы! - верещал атаман. - Бросьте его, меня спасайте! Снимите эту падлу!" Приглядевшись к происходившему в подворотне, я обнаружил, что атаман, подняв руки, стоит, прислонившись задом к капоту джипа, и с ужасом смотрит на собственную мотню, на которой висит нечто уродливое и бесформенное. В наступившей напряженной тишине до меня донеслось тихое сдавленное рычание, и я понял, что висящий предмет - это безобразная собачонка дворника, в начале битвы с таким азартом облаивавшая бандитов из-за спины своего нетрезвого хозяина. Бандиты бросились на выручку атаману, но едва они протянули к собачонке свои татуированные лапищи, как та крепче стиснула челюсти, и атаман издал вопль, от которого затряслись все окрестные развалины. Когда один из бандитов все же дернул собачонку за хвост, атаман заревел еще ужаснее и тут же застрелил своего незадачливого спасителя. Бандиты обступили полукругом своего начальника, уже не пытаясь помочь и только вполголоса выдвигая разные проекты один другого глупее. Дворник, оставленный ими в покое, сначала приподнялся и огляделся, потом сел и заявил: "Не, ребята, бесполезно. Это ж служебная собака, у нее спецподготовка КГБ. Она теперь не отцепится, а если убивать ее будут, то перед смертью яйца отгрызет". - "Чего делать-то, дед? - в отчаянии простонал атаман. - Выручай, за мной не заржавеет". - "Чего, чего, - ясно, чего, - ворчливо ответил дворник. - Отправляй отсюда своих бойцов, тогда я ее сниму". Атаман, скрипя зубами, попробовал поторговаться, однако дворник был непреклонен. "Ну, чего стоите?! - заорал в конце концов атаман на своих подручных. - Садитесь в тачку и марш отсюда! А мою тачку оставьте, я потом сам приеду". Недовольно матерясь, бандиты закидали своих покойников разным хламом, дабы вернуться за ними позднее, тесно набились в один из джипов, неуклюже развернулись и укатили прочь. Во время своих маневров они, судя по внезапно раздавшемуся визгливому реву, задавили одного из своих раненых дружков, которого не заметили в темноте. Дворник поднялся на ноги, подошел к атаману и спросил с издевкой: "Ну что, взял? Понял, с кем связался, жиртрест?" - "П-понял", - тихонько проскулил бандит, и по его лицу пробежала страдальческая судорога. "То-то, - наставительно произнес дворник, повернулся к нам и махнул рукой:- Выходи, ребята!" Мы не заставили звать себя дважды, вскочили и, отряхиваясь на ходу, бросились к своему избавителю. Когда мы достигли подворотни, Степанцов решил дать захваченному бандиту оплеуху. Однако собака, продолжавшая висеть на гениталиях негодяя, боковым зрением заметила движение Степанцова и сочла, что он хочет освободить пленника. В соответствии с полученным в собачьей школе воспитанием она еще сильнее сжала зубы. Атаман тихо застонал, покачнулся и безвольно повалился на асфальт, словно куль с картофелем. "Зютка, ты что делаешь?!" - бросился к собаке дворник. Нажав на какие-то точки за ушами Зютки, он заставил ее разжать челюсти, однако атаман не пришел в себя. "Эх, черт, сейчас бы его допросить, - вздохнул дворник. - Ну да ладно". Повернувшись к нам, он содрал с лица накладную щетину, брови и усы, отлепил красный нос, и мы с удивлением обнаружили, что в роли дворника выступал не кто иной, как наш друг и редактор жизни Евгений. "Боже мой, Евгений! - патетически воскликнул Григорьев. - Мы обязаны вам жизнью! Как вы здесь оказались?" - "Ваш маршрут несложно было предугадать", - скромно ответил Евгений. Я подумал, что это как раз было довольно сложно, поскольку мы еще совсем недавно не знали, куда пойдем дальше, а в подворотне оказались и вовсе случайно. Однако свои мысли я предпочел держать при себе - когда имеешь дело с явлениями мистического характера, безопаснее не проявлять излишнего любопытства. По команде Евгения мы подхватили лежавшего без чувств атамана за руки и за ноги и, кряхтя от натуги, потащили его в дворницкую. Там мы, следуя указаниям Евгения, уложили пленного на засаленный матрац, составлявший, казалось, единое убогое целое с ржавой железной койкой. Руки и ноги бандита мы надежно привязали к спинкам койки. "Ну что ж, - сказал Евгений, стирая с лица грим, - давайте поднимемся, и я покажу вам дорогу в клуб. Сейчас я буду допрашивать этого субъекта и не хотел бы, чтобы вы присутствовали при допросе. Такие тяжелые процедуры не стоит видеть людям тонкого душевного склада". Мы поднялись по лестнице обратно в подворотню, и Евгений доходчиво объяснил нам, как следует добираться до клуба. Неожиданно откуда ни возьмись к нашим ногам подкатилась собака, нейтрализовавшая бандитского атамана. Она поднялась на задние лапы, передней отдала честь и, преданно глядя в глаза Евгению, человеческим голосом отрапортовала: "Товарищ маршал, ваше задание выполнено. Готова к выполнению дальнейших заданий". - "Спасибо за службу, - кивнул Евгений. - Получите благодарность в приказе". - "Служу Абсолютному Добру!" - дрогнувшим голосом ответила собака, лязгнув когтями. "До 24.00 можете быть свободны, - продолжал Евгений. - Затем возвращайтесь на базу". - "Слушаюсь!" - молодцевато гаркнула собака, опустилась на все четыре лапы и затрусила прочь, обнюхивая встречные предметы и радостно махая хвостом. Мы оцепенело наблюдали эту сцену, а затем уставились вслед удаляющейся собаке, не в силах произнести ни слова. Заметив наше изумление, Евгений сказал, пожав плечами: "Друзья мои, вы же и сами наверняка знаете, что животные мыслят. Все остальное делает спецподготовка. Спецподготовка - великая вещь". Для подтверждения этих последних слов Евгений плавно поднялся в воздух, повисел с полминуты без всякой опоры, затем опустился на землю И.
помахав нам рукой, ушел в дворницкую со словами: "Жду вас утром. Рекомендую избегать излишеств. Надеюсь к этому времени все выяснить".
Наше пребывание в клубе я описывать не буду, поскольку ничего значительного с нами там не произошло, - разве что среди посетителей обнаружился человек, выдававший себя за Степанцова. Подобный казус мог бы нас только посмешить, однако самозванец непрерывно читал барышням стихи нашего товарища, - точнее, какое-то безобразное месиво из отдельных четверостиший, строк и слов, подобранных по собственному дурацкому разумению. Некоторое время Вадим ежился, кривился и стонал, а затем не выдержал и по мобильному телефону сообщил Евгению о происходящем. Евгений появился почти мгновенно - на лице его явственно читалось недовольство, поскольку его оторвали от важного дела, - схватил самозванца за шкирку и без всяких объяснений поволок в туалет. Сделано это было так ловко, что плагиатор не сумел оказать сопротивления, хотя отличался могучим телосложением, из-за которого мы и не рискнули с ним связываться, решив прибегнуть к редакторской правке нашей жизни. Поскольку Евгений в тот момент пребывал не в лучшем настроении, самозванца, как мне известно, с тех пор больше никто не видел. И это очень хорошо, ибо подобные типы позорят благородное сообщество поклонников нашего таланта. После расправы, совершившейся так быстро, что посетители ничего не заметили, нас больше никто не беспокоил, а нам только того и надо было - спокойно обменяться впечатлениями от пережитого, выпить водки, дабы снять стресс, и разъехаться по домам на отдых, договорившись наутро встретиться в районе руин.
Я приехал на место встречи первым, однако без друзей не решался постучать в обшарпанную дверь дворницкой, подозревая, что за ней творится нечто страшное. Пошевелив ногой груду хлама, я обнаружил, что бандиты не позаботились вывезти своих мертвецов, - впрочем, зная бандитов, я и не ожидал от них особой заботы о погибших подельниках. Когда друзья присоединились ко мне, я нажал на кнопку звонка, и вскоре Евгений открыл нам дверь. Глаза у него были красные, небритость подчеркивалась бледностью, одежду его составляли только майка и линялые тренировочные штаны. Нас поразил его осипший голос. "Вы не простыли?" - участливо осведомился Григорьев. "Нет, просто всю ночь колол этого гада, - непонятно ответил Евгений. - Упорный попался, я до сих пор еще не закончил". Мы переглянулись, озадаченно пожали плечами и затопали вслед за Евгением вниз по лестнице. Атаман со страхом и ненавистью взирал на нас со своей койки. Мне бросилось в глаза огромное количество книг, разбросанных вокруг койки на полу. Вглядевшись, я обнаружил, что всё это книги известных и модных поэтов. Евгений с садистской ухмылкой уселся на стул и раскрыл том Бродского. "Не надо, командир! - забился на койке бандит. - Не надо, будь человеком!" - "Тогда говори: узнаешь этих пацанов?! - грозно рявкнул Евгений. - Кому еще их заказали, кроме тебя? Говори, урод - кому?!" - "Не могу, командир, - заплакал бандит. - Меня ж замочат… И честь пацанская опять же…" - "Честь, говоришь? Ну-ну", - зловеще усмехнулся Евгений и с интонациями опереточного злодея начал читать:
Если кончу дни под крылом голубки,
что вполне реально, раз мясорубки
становятся роскошью малых наций -
после множества комбинаций
Марс перемещается ближе к пальмам;
а сам я мухи не трону пальцем
даже в ее апогей, в июле -
словом, если я не умру от пули,
если умру в постели, в пижаме,
ибо принадлежу к великой державе…" и т. д.
Некоторое время бандит лежал неподвижно, со страдальческим видом глядя в потолок. Затем по его телу начали пробегать судороги, конечности его стали подергиваться, он принялся корчить страшные рожи и скрежетать зубами. Несколько минут он из последних сил крепился, чтобы не закричать, и лишь сдавленное мычание вырывалось из его сжатых уст. Но вскоре его терпение иссякло, и он заметался по койке с дикими воплями: "Не могу! Не могу, командир! Не надо! А-а-а!" Евгений незаметно включил магнитофон, продолживший с нужного места читать то же произведение, а сам повернулся к нам и объяснил вполголоса: "Это новый способ пытки, разработанный спецслужбами. Там обратили внимание на раздражающее действие современной поэзии - когда человек слышит вроде бы знакомые слова и словосочетания, однако они намеренно скомпонованы автором так, что понимания не наступает. Мозг пытаемого раздражается, однако это раздражение не ведет ни к чему полезному, не создавая ни чувств, ни образов, и потому вскоре приобретает болезненный характер. Иначе говоря, раздражение, выработанное мозгом, обращается не вовне, в сферу эмоций или сознания, а как бы вспять, на сам мозг, на его клетки. Примерно то же происходит, когда голодной собаке суют под нос кусок мяса и тут же его убирают, повторяя это многократно: всякий раз выделяется желудочный сок, который вскоре проест язву в стенках желудка. Поэтому люди, боясь за свое здоровье, просто не читают тех поэтов, которые скрывают за темнотой и непонятностью недостаток дарования. Однако наш клиент, к счастью, лишен возможности выбора…" К этому моменту бандит своим ревом уже окончательно заглушил магнитофон и сделал дальнейшую беседу невозможной. Мы брезгливо смотрели на его корчи и метания. Когда стихотворение кончилось, негодяй с пеной на губах бессильно раскинулся на матрасе, однако магнитофон тут же приступил к другому произведению того же автора:
Когда ты вспомнишь обо мне
в краю чужом - хоть эта фраза
всего лишь вымысел, а не
пророчество, о чем для глаза,
вооруженного слезой,
не может быть и речи - даты
из омута такой лесой
не вытащишь, - итак, когда ты
за тридевять земель и за
морями, в форме эпилога
(хоть повторяю, что слеза,
за исключением былого,
все уменьшает) обо мне
вспомянешь все-таки в то Лето
Господне и вздохнешь - о, не
вздыхай! - обозревая это
количество морей, полей,
разбросанных меж нами, ты не
заметишь, что толпу нулей
возглавила сама…
И так далее. Бандита вновь начало ломать не на шутку. Он орал, с ненавистью глядя на Евгения: "Какое лето?! Какая, на хуй, толпа нулей?! Скажи, командир! Объясни, гад, будь человеком! Я ж помру сейчас!" - "Наличие внешне знакомых, но недоступных пониманию смысловых фигур производит особенно раздражающее и мучительное воздействие на объект, отсюда и эти просьбы, нелепые на первый взгляд, - сухо прокомментировал Евгений, выключил магнитофон и спросил бандита: - Ну, кому еще их заказали?" Мерзавец начал торопливо сыпать именами, кличками и адресами - Евгений еле успел включить магнитофон на запись. "Кто заказчик? Кому и куда ты сообщишь о выполнении заказа?" Бандит молчал, шевеля губами, глаза его бегали по стенам и потолку. "Чего молчишь? Может, Вознесенского хочешь послушать? Или Парщикова? А?" - спросил Евгений вкрадчиво. Бандита словно током подбросило на койке. "Погоди! - завопил он. - Ты что, фашист? Я ж колюсь!" И он назвал имя клеврета сверхпрезидента, которое мы уже слышали при сходных обстоятельствах в городе N. "А ты меня не обманываешь? Доверяй, но проверяй", - рассудительно произнес Евгений и включил магнитофон. <<Иван Жданов, "Орнамент">>,- раздался бесстрастный голос из динамика, и полились стихи:
Потомок гидравлической Арахны,
персидской дратвой он сшивает стены,
бросает шахматную доску на пол.
Собачий воздух лает в погребенье.
От внешней крови обмирает вопль.Она четверку лошадей выводит,
подковы их - само колесованье.
Он ставит лаковых слонов на рельсы.
Разбросаны перчатки осязанья,
наперстки звона, веретена вальса.Зевает кот - расходится кругами,
чуть дрогнут заспиртованные горы
его зрачков, он плавает над ними,
не ставит меток на жужжащей дрели,
не ищет пауз для иранских шалей.Он зажигает буровую фару,
коронки рвут рельефную фанеру.
Подкрашен воздух. Скважины простерты
от клеток до бесцветного пласта
высоковольтных хромосом Христа.Едва ударит шестоперый ливень,
свернется мех иранских плоскогорий,
всплывет бивень в кольце нагара..Расходятся слепые по темницам.
Смерть входит со спины с картой.
Пересыхает кофе. Гниет дратва.
Облизанная сталь. Снег. Бритва.
Во время чтения бандит метался и ревел, клянясь, что сказал правду, но через некоторое время стал стихать. Глаза его сошлись к переносице, и он пролепетал с идиотской ухмылкой: "Не в склад, не в лад…" Затем голова его бессильно мотнулась набок. "Готов", - бесстрастно заметил Евгений. Покосившись на груду книг возле койки, я не нашел в кончине бандита ничего удивительного. На обложках красовались имена Сен-Жон Перса, Шимборской, Тракля, Евгения Рейна, Бенна, Мандельштама и Октавио Паса. Бандиту за ночь и впрямь досталось, однако следовало признать, что мерзавец получил по заслугам. К тому же мы выяснили все, что нам требовалось.