Партизанам нужно было не залегать, а прижиматься к стволам деревьев, как это делали сами "древесные стрелки", и тогда уже открывать огонь. В этом-то и заключался кровавый опыт войны, который не сразу, но все же извлекли для себя красноармейцы, брошенные Сталиным на подступы к "Линии Маннергейма", на завоевание финских земель. Если же бойцы оказывались на открытой местности, предпочтительнее было прибегать к "заячьим метаниям", дабы затруднять прицельную стрельбу.
– Сколько у вас снайперских винтовок? – спросил Штубер у подоспевшего со своими солдатами оберштурмфюрера Грайфа.
– Всего две.
– Для моих зомби-снайперов этого достаточно, Грайф. Осмотрите поле боя. Тяжело раненых добить, а всякого способного еще хотя бы полчаса продержаться на этом свете, доставить ко мне в виде языка.
Выяснив у наблюдателей, что уйти из-под обстрела удалось не более семи партизанам, барон приказал "древесным стрелкам" прекратить огонь и, загнав пробившийся в обход прибрежных болотистых низин тягач на вершину возвышенности, взобрался на его бронированную кабину. Отсюда, прислонившись к ветке сосны, он прекрасно видел группу десантников. Стрельба солдат, которые прочесывали лес, начала смещаться в юго-западную часть леса, завершавшуюся поросшими кустарником холмами и оврагами, благодаря которым партизаны, очевидно, и проникли в "особую наземную зону "Регенвурмлагеря", а десантники все еще продолжали отсиживаться в плавневом кустарнике на конечном изгибе косы, окаймленной всего лишь тремя старыми ивами.
В начале отстрела зоркий "Зомби-035" уже сообщил Штуберу, что двое диверсантов попытались по льду перебраться на соседний остров, но провалились. Причем спасло их только то, что пролив оказался неглубоким и товарищи вытащили их назад на косу. Почему диверсанты оказались на кончике этой едва приметной плавневой косы и где на самом деле находится "лисий лаз", благодаря которому они могли попасть в подземелье, все это еще только предстояло выяснить.
Скорее всего, русские диверсанты решили дождаться там темноты, чтобы затем уже пробираться к лазу. Что же касается польских партизан, то они считали: раз диверсанты в плавнях, значит, задача выполнена и можно уходить. Вот только все их планы спутало донесение внедрившегося в партизанский отряд или в польское подполье агента германской контрразведки.
Тем временем надвигались сумерки, и теперь диверсанты надеялись только на одно – что партизаны уведут немцев за собой, а они, незамеченными, спокойно дождутся ночи и уйдут отсюда – то ли к лазу, то ли назад, на свою базу.
– Вижу диверсанта, который осматривает плавни и лес в бинокль, – сообщил "Зомби-035".
– Тоже заметил его. Этого не трогать, – приказал барон своим зомби, теперь уже вооруженным снайперскими винтовками. – Остальных попытайтесь уложить. Всех остальных бойцов, спустившихся с деревьев, бросайте на косу. Зебольд, берите это воинство, объясните ему задачу и доставьте сюда живым хотя бы одного из этих диверсантов. Желательно командира.
5
Эльза уже намеревалась было поведать Лансу свою тайну, как вдруг из узкого бокового штрека, вход в который едва просматривался на противоположной стороне, гуськом вышло более двух десятков мужчин в одинаковых черных комбинезонах. Кто-то из девиц, успевших сойти с машин, решил подшутить над рабочими, вслед за ней послышались возгласы других секс-мерзавок, однако никакой реакции не последовало. Они направлялись в ту сторону, где произошла авария. Причем двигались неспешно, размеренно, а главное, в полном молчании, словно привидения.
– Это и есть зомби? – вполголоса спросила Аленберн, когда затих стук деревянных подошв, которыми были снабжены эрзац-башмаки этих "нелюдей".
– Они. Отряд зомби из аварийной бригады.
– А есть еще зомби, которых готовят как солдат?
– Зомби-воинов содержат отдельно и специально обучают. Форма у них тоже другая.
– Мне трудно судить, какие они в постели, но в любом случае секс-мерзавкам своим из зомби-взвода я не завидую.
– Одного из них вам доставят сегодня в номер нашего подземного отеля. Врачи утверждают, что на женщин зомби реагируют, как любые другие мужчины, истосковавшиеся по телесам бренным. Но еще более выносливы, а также, увы, склонны к гомосексуализму.
– Надеюсь, суровость законов рейха по отношению к гомосексуалистам их не касается? – поинтересовалась Аленберн.
– В их среде это даже поощряется, в виде эксперимента. – Ланс уже обратил внимание, что, услышав о "зомби на ночь" свое "нет" женщина не произнесла.
– Вообще-то я собиралась тотчас же отбыть из лагеря. Передать вам своих секс-мерзавок из рук в руки и отбыть. Но, очевидно, придется задержаться. Поддержать моих лебенсборянок, пока они немного освоятся в этих жутких условиях.
– Мудрое решение.
– Кстати, как ваши зомби? С женщинами они не слишком грубы?
– Не грубее всякого загрубевшего в окопах солдата. Особой нежности ожидать от них бессмысленно, тем более что большинство зомби – русские, которые вообще к сексуальным изыскам не привыкли, но и зверствовать, правда, тоже не решаются.
– Ну, если речь идет о сексуальных зверствованиях, – игриво повела бедрами Эльза, – то это терпимо. Хоть какие-то сексуальные испытания они проходили?
– Как бы между прочим. Испытывали на арестованных, приговоренных к казни польках. Те и те остались довольными. Замечу также, что перед каждым возлежанием зомби получают соответствующее внушение.
Услышав это, Аленберн облегченно вздохнула, тем самым еще раз давая понять, что идея с "зомби на ночь" ею все-таки принята.
Ланс ответил молчанием. Он стоял так, чтобы краем глаза наблюдать за несколькими девицами, сгрудившимися у передка передней армейской машины. Они явно были подавлены видом этого мрачного подземелья, хотя перед тем как усадить оберштурмфюрера в машину, их наставница успела заверить, что дескать все секс-мерзавки прошли проверку "на переносимость замкнутого пространства, в том числе и подземелья". Оказывается, она имела в виду, что перед отправкой сюда девицы почти трое суток провели в штреках какого-то недостроенного подземного завода.
– Понимаю, вы все еще деликатно ждете моих откровений по поводу разговора с рейхсфюрером.
– Заверения в моей молчаливости вы уже получили.
Докурив очередную сигарету, Эльза опустила окурок туда же, куда опускала предыдущие – в маленький кожаный кисет, который хранила в покоящейся под мышкой дамской сумочке, и пожала плечами.
– Я так поняла, что загонять отборные эсэсовские батальоны в это ваше подземелье рейхсфюрер СС не намерен. Несмотря на то, что в секретных имперских документах оно значится под наименованием "СС-Франкония".
– Но ведь фюрер не позволит просто так сдать свою подземную страну СС, поскольку известно…
– Не нервничайте, Ланс. Фюрер давно потерял к этим подземельям всякий интерес, понимая всю их стратегическую бесполезность.
Оберштурмфюрер не сомневался, что только что она повторила слова Гиммлера, а потому подвергать их сомнению не стал.
– То есть, как я и предполагал, все это – напрасные труды? – обвел рукой комендант зомби-лебенсборна пространство вблизи себя. – Все эти подземелья, подземные поезда и электростанции, десятки дотов и прочих опорных пунктов?
– Сейчас фюрера одолевает только одна мысль, как бы побольше войск оттянуть за Одер, чтобы не подпустить русских к Берлину. В расчете, что там, под стенами столицы рейха, союзники все же предадут Сталина. Впрочем, это уже высокая политика. А для нас с вами важно, что "Лагерь дождевого червя" фюрер отдал на откуп Гиммлеру, к чему, собственно тот и стремился. Но только… значительно раньше. Поэтому рейхсфюрер СС тотчас же передал его Кальтенбруннеру, а точнее, диверсионному отделу подчиненного ему Главного управления имперской безопасности. Вот и получилось, что теперь судьбу его будет решать известный вам Отто Скорцени.
– Понятно, – задумчиво произнес Ланс. – Я тоже считал, что, в конечном итоге, сюда загонят остатки разбитых русскими и потерявших боеспособность частей, которые окажутся в этом районе, или же которые не успеют уйти за Одер.
– Суть не в состоянии морального и боевого духа этих войск, мой дорогой Ланс. Не стану пересказывать наш разговор с Гиммлером, но вождь СС ясно дал понять, что теперь уже "Регенвурмлагерь" рассматривается не как романтическая "СС-Франкония" и даже не как мощная подземная цитадель. Генрих советовался по этому поводу со Скорцени. Тот заявил, что русские не станут штурмовать подземелья "Регенвурмлагеря", а просто заблокируют и заминируют выходы из него и, оставив небольшие заслоны, пойдут дальше, зная, что через неделю гарнизон лагеря сдастся без боя.
– Теперь понятно, какова была цель недавнего визита Скорцени. Хотя так и не понятно, почему работы здесь до сих не сворачиваются.
– Потому что с некоторых пор, мой дорогой Ланс, это всего лишь полигон, на котором отрабатываются все те премудрости, которые затем пригодятся в настоящей подземной "СС-Франконии".
– Вы сказали: "настоящей"? – остервенело повертел головой оберштурмфюрер. – А "Регенвурмлагерь", по вашему мнению, какой?..
– По мнению рейхсфюрера, – уточнила Эльза.
– Допустим, по мнению рейхсфюрера?..
– Всего лишь бутафория. Теперь уже – всего лишь бутафория.
– Вы думаете о том, что говорите?
– Я всегда думаю над тем, что слышу от рейхсфюрера, – жестко заметила Аленберн. – Поверьте, это нелишне. Так вот, с некоторых пор ваша "СС-Франкония" – всего лишь "ложный след" для тех, кто решится выяснять, где же нужно искать настоящую Франконию Четвертого рейха.
– Четвертого… рейха?
– Вы не ослышались.
Ланс отрешенно помолчал, затем открыл было рот, чтобы спросить, а где же ее в самом деле следует искать, эту "Франконию четвертого рейха", но поначалу так и не решился. И лишь когда старший патруля объявил, что колонне с секс-мерзавками позволено двигаться дальше, суетливо, загораживая путь Эльзе к машине, спросил:
– Так где же все-таки она будет располагаться, эта, настоящая?..
– Вам приходилось что-либо слышать об "Альпийской крепости"?
– Нет. Очевидно, речь идет о каком-то укрепленном районе в Альпах.
– По-моему, где-то в Австрии, неподалеку от границы со Швейцарией. Впрочем, это тоже всего лишь перевалочный пункт. На самом деле зомби, а также специалисты по зомбированию пленных, как и специалисты по созданию подземных лагерей, понадобятся уже где-то за пределами рейха. К тому времени, очевидно, погибшего. И может, даже за пределами Европы.
– Понимаю, что это тайна, но где именно? Хотя бы приблизительно.
– В счастью, этой тайной я не обладаю, а то бы проболталась.
– Зато дальше меня это никуда не ушло бы. Кстати, вы для меня многое прояснили. У вас настолько доверительные отношения с Гиммлером? Он часто, ну, скажем так, инспектирует ваш лебенсборн?
– Лебенсборн? Нет. Он однолюб. Или же просто очень осторожный человек. Зачем ему огласка? Тем не менее… Когда мужчина находится в постели с любимой, – стрельнула она глазками при слове "любимой", – женщиной, он способен выдать многие тайны. Гиммлер не исключение. Хотя… все-таки он – Гиммлер. Все, ничего более конкретного по этому поводу вы от меня узнать не сможете. Кстати, здесь, в лагере, появился человек Скорцени, некий штурмбанфюрер СС Штубер. Тоже, говорят, один из лучших диверсантов рейха, из команды "человека со шрамами". Он наверняка знает больше, но…
– Есть такой. Заместитель коменданта. Попытаюсь познакомиться с ним поближе.
Ланс хотел было сообщить, что и сам Скорцени находится сейчас в лагере, но попридержал язык, поскольку прибыл обер-диверсант не сам, а с фюрером. И визит этот – предельно секретный.
– Укротите свое любопытство, Ланс. Говоря о Штубере, я всего лишь хотела подчеркнуть, что у него здесь свой человек. Однако время сейчас нервное, а потому и люди из СД тоже крайне нервные. Если уж вы решили стать камикадзе, то поинтересуйтесь лично у фюрера, – неудачно съязвила она. И была очень удивлена, когда, немного поколебавшись, Ланс признал это здравой мыслью, тем более что фюрер только что прибыл в "Регенвурмлагерь".
– Он здесь?! – поразилась этому сообщению Эльза. – Фюрер прибыл в лагерь?! Вы идиот, Ланс. Почему вы до сих пор скрывали это от меня?
– Не знал, что для вас это важно. Поскольку вы – из близкого окружения Гиммлера, думаю, что от вас скрывать этот визит не стоит. К тому же рано или поздно вы узнаете о нем.
– Мне не мешало бы встретиться с фюрером.
Ланс снисходительно хмыкнул.
– Появилась одна идея, которая тоже может быть реализована за пределами погибающего рейха.
– … Подчеркиваю: – не придал оберштурмфюрер значения ее словам, – сегодня это самая большая тайна "Регенвурмлагеря", поскольку визит фюрера совершенно секретный. Так что мы в расчете, гауптштурмфюрер: секрет за секрет.
– Не надейтесь, что так легко отделаетесь от меня.
– Вы от меня – тоже. И мой вам совет: не пытайтесь навязываться здесь фюреру.
– Навязываться? Мне?! Никогда не употребляйте в присутствии женщины это дурацкое слово – "навязываться". Я еще никогда и никому не навязывалась, ни одному мужчине. Это мужчины обычно навязываются мне, оберштурмфюрер Ланс.
– Все остальные – допускаю. Но только не фюрер, – назидательно напомнил ей начальник отдела секс-зомби. – Здесь вам рассчитывать не на что. Тем более – в присутствии Скорцени.
– Стоп, так вы хотите сказать, что и Скорцени тоже здесь? – задумчиво кивала головой "прародительница" лебенсборянок. – Это способно многое изменить в моих планах. Спасибо, что предупредили, оберштурмфюрер. Вот кого бы я сейчас с величайшим удовольствием затащила в постель, так это Скорцени, – по-цыгански, азартно щелкнула поднятыми вверх пальцами – Уж он-то по-настоящему украсил бы мою коллекцию. А, как считаете, мой все еще несоблазненный Ланс?
Аленберн скомандовала своим секс-мерзавкам, чтобы те садились в машины и сама тоже уселась рядом с водителем "опеля".
– Кстати, Гиммлера и всех прочих не смущает, – спросил Ланс, опускаясь на заднее сиденье, – что этим арийкам придется не просто услаждать наших недочеловеков, но и рожать детей с задатками зомби?
– Увы, мой дорогой Ланс. Как я уже сказала, пока что никто не способен определить, кого именно они станут рожать, зачиная от зомби. Ради этого и задуман наш эксперимент. И потом, совершенно ясно, что очень скоро здесь появятся русские. Так лучше пусть они беременеют от обезличенных зомби, нежели от убежденных коммунистов. Впрочем, это, очевидно, одно и то же.
6
Особый интерес и у Лжегитлера и у самого Скорцени вызвала система водообеспечения лагеря. Часть речного русла попадала по специальным желобам под землю, спадала на колеса турбин и, заполняя по трубопроводам питьевой и технический резервуары, уходила в нижние пласты, в подземную реку. Но и к ней рабочие команды уже пробивали две скважины, чья вода через насосную станцию должна была поступать во все штреки и выработки, в половине из которых предусматривалось также создание резервных колодцев.
– Мне кажется, с водой в "СС-Франконии" проблем уже не будет, – самодовольно заявил фон Риттер, так и не дождавшись от упорно хранившего молчание лжефюрера какой-либо похвалы. Хотя был уверен, что заслуживает ее.
Тот с явной тоской в глазах взглянул на коменданта лагеря, и на лице его вновь заиграла едва заметная, снисходительная улыбка.
– Если бы мы создавали все это в предгорьях Альп, где-нибудь на границе с Австрией или Швейцарией, это еще было бы объяснимо, – неожиданно пустился он в рассуждения вслух, как только вернулся в машине. – Но чего мы добиваемся здесь и сейчас? Насколько долго продержимся, когда все наземное пространство покроют, подобно саранче, русские и поляки, и мы совершенно потеряем всякую связь с окрестным населением, которое уже сейчас настроено к нам крайне враждебно?
Барон фон Риттер смотрел на него как на перевоплотившееся в фюрера Фризское Чудовище.
Если сам Адольф Гитлер такого мнения об этом лагере СС, рассуждал он, то кто же тогда продолжает настаивать на его создании? Кто финансирует, кто направляет в эти подземелья все новые и новые партии пленных и восточных рабочих?
– Значит, вы все же считаете, что пора вообще прекратить строительство "Регенвурмлагеря"? – ухватившись за спинку переднего сиденья, на которую налегал своей тщедушной спиной фюрер, комендант даже чуть-чуть приподнялся, словно хотел заглянуть в лицо вождя рейха, перегнувшись через его голову. И Скорцени понял: фон Риттер явно подстраховывается. Он опасается, что мысль о сворачивании строительства "СС-Франконии" была высказана Гитлером под настроение, и пытается добиться от него твердости. Однако лжефюрер лишь отделался вялым и неубедительным:
– Возможно, пора…
– Вы, мой фюрер, уверены, что все зря?! Что все усилия по дальнейшему строительству лагеря – уже бессмысленны?
– Просто теперь уже очевидно, что все это нужно было делать не так. Сооружение "Восточного вала", который пролег бы от Балтийского до Черного морей, полномасштабно следовало разворачивать еще в начале тридцатых годов.
– Но тогда это было невозможно, – как бы подсказывая ему, пробубнил Скорцени. – Тем более – полномасштабно.
– Да и располагать его нашим армейским фортификаторам и архитекторам следовало по ту сторону Одера и Нейсе, – дополнил его рассуждения фон Риттер. – Не знаю, прав ли я, мой фюрер? – тотчас же предусмотрительно усомнился он в собственных словах.
Лжефюрер ответил не сразу. Он вышел из машины, отмахнулся от попытки начальника унтер-офицерской разведшколы Янгера навязаться с докладом и остановился перед входом в небольшую мрачную выработку, которую строители почему-то забросили, поленившись хотя бы расширить до более или менее приемлемых объемов. По существу, он стоял перед тупиком, который приобретал для них свой, особый подтекст.
– Важна была сама идея "Восточного вала" как символа надежности наших восточных границ. Он нужен был нам так же, как римлянам – Троянов вал.
– Особенно этот вал важен был тогда, когда у нас появилась возможность проложить его по Днепру. И даже по Волге, упираясь южным концом в Каспийское, а северным – в Белое моря, – поддержал его мысль комендант.
Он уже опасался, как бы фюрер не впал в молчание. Какие бы слова фюрер ни произносил, это все же были слова. Под ними скрывался более или менее уловимый смысл. А вот, что скрывается за молчанием фюрера, этого не знает никто. Стоит ли удивляться, что фон Риттер просто-таки панически боялся его? Потому что даже молчание фюрера было… фюрерским молчанием.