- Да, очень серьезные, - ответил Авар. - Я знаю из верного источника, что он был у Нишун накануне ее смерти, что он последним разговаривал с певицей. Я знаю, что сразу после этого он уехал из Шалона и больше туда не возвращался. Я знаю, что он связан с сомнительными людьми, более того - с людьми, подозреваемыми в шпионаже. Возможно, он и сам шпион… И вывод отсюда…
Фандор прервал Авара:
- Если бы я был на вашем месте, господин Авар, - сказал он с самым невинным видом, - и знал то, что вы, кажется, знаете, я бы не колебался ни секунды. Я арестовал бы Вагалама!
Авар смотрел на журналиста с иронией.
- Кто вам сказал, Фандор, что я не принял такого решения? - сказал он. - Черт возьми! Мои лучшие сыщики теперь выслеживают Вагалама… Если я найду этого типа, то, уверяю вас, он недолго будет на свободе… Придет конец этому неприятному делу, я стремлюсь к этому всей душой… И потом это откроет, наконец, всем глаза на полковника Оффермана, которому и в голову не приходит, что несомненный убийца Нишун и Брока - Вагалам.
Праздник был в разгаре. Оркестр играл медленные вальсы. В этой мягкой атмосфере, пропитанной ароматом духов, никто из приглашенных президентом республики не подозревал, какие важные и серьезные обстоятельства занимали полковника Оффермана, лейтенанта де Луберсака, Жерома Фандора и даже господина Авара!
Глава 17
НАКОНЕЦ НА МЕСТЕ!
Шел первый антракт после начала показа фильмов. На экране изображен был красный петух, марка кинематографической фирмы. Зал осветился, и стали видны голые стены и облезлый потолок заведения на улице Пуассоньер, известного под названием "Синема-концерт модерн".
Среди многочисленных зрителей, заполнивших скамьи амфитеатра, находилась странная пара: мрачный старик с большой белой бородой и красивая рыжая девушка, одетая очень просто.
Едва зажегся свет, как старик, торопливо вставая, прошептал своей спутнице:
- Я хочу выкурить сигарету.
Молодая женщина кивнула в знак согласия, и старик сейчас же ушел, а она, оставшись на месте, равнодушно смотрела на публику, в большинстве своем состоявшую из женщин. Официанты с деловым видом бегали между рядами зрителей, выполняя заказы; воздух был пропитан пряным запахом апельсиновых корок и горячего кофе.
Кино на улице Пуассоньер было местом, которое не посещалось светскими людьми, - и не потому, что оно находилось далеко от центра Парижа. Дело в том, что обычная тамошняя публика была далеко не изысканной.
Улица Пуассоньер проходит вдоль Северной железной дороги и связывает внешние бульвары с укреплениями. Вокруг нее идут сомнительные кварталы Де ля Вийетт и Ля Шапель, пользующиеся дурной славой, поэтому обычными посетителями "Синема-концерт модерн" были сутенеры и проститутки, населявшие этот район Парижа. Иной раз сюда боязливо заходили мелкие буржуа из окрестностей, скромные лавочники, но они старались занимать ложи или передние кресла, чтобы не смешиваться с подозрительным народом, обычно занимавшим места в партере и на балконе.
Жюв-Вагалам выбрал для свидания это странное место, не желая привлекать к себе внимание. Конечно, полицейский мог встретиться с Бобинеттой в одном из кабачков, которых немало в этих кварталах, но он предпочитал не возбуждать подозрений у Бобинетты, которая, оставшись с ним с глазу на глаз, могла бы по каким-нибудь признакам понять, что он не настоящий Вагалам. Для его целей лучше всего подходило место, где сама программа зрелища требовала постоянной темноты. Поэтому, как только зажегся свет, Жюв нашел предлог, чтобы выйти наружу и на время покинуть Бобинетту.
Отойдя на несколько шагов от входа в заведение и ожидая звонка, возвещающего конец антракта, Жюв потирал руки, довольный тем, как идет следствие, и какой оборот принимают события. Менее чем за час, пока они были вместе, Бобинетта почти полностью рассказала ему, чем она занималась эти восемь дней. Уверенная, что говорит со своим таинственным шефом, молодая женщина сообщила Жюву, что ее поездка к границе увенчалась успехом и что комбинация с капралом Винсоном была "сногсшибательна". В восхищении от успеха своего предприятия Бобинетта рассыпалась в похвалах этому капралу Винсону, все понимавшему с полуслова.
То, что говорила Бобинетта, было бы совершенно ясно настоящему Вагаламу, но для Жюва тут оставалось немало непонятного. Тем не менее, один факт был для него очевиден: капрал Винсон был одним из самых смелых предателей, самых больших прохвостов, каких только можно себе представить! Бобинетта сказала еще, что приближается момент, когда будет нанесен главный удар, ибо завтра Винсон будет в Париже. Жюву уже сообщили, что капрал Винсон, за которым следила контрразведка, постоянно получал увольнительные в гарнизоне Вердена, и утром первого декабря должен приехать в Париж. А сейчас был вечер 30 ноября.
Но инспектор не смог выяснить у молодой женщины, с какой целью приезжает капрал. Он не решался быть слишком настойчивым в своих расспросах, опасаясь задавать слишком наивные вопросы, которые возбудили бы подозрения у Бобинетты.
Трель звонка известила зрителей об окончании антракта. Жюв, ковыляя, горбясь, маленькими шажками медленно вернулся в зал и занял свое место рядом с Бобинеттой.
В течение нескольких минут мнимый старик и рыжая красавица проявляли, казалось, интерес к развертывающемуся перед их глазами кинематографическому зрелищу. Фильмы быстро сменяли друг друга, представляя то охоту на тюленей в северных морях, то комические сцены ограблений, в которых всегда насмехались над полицией. Однако Жюв снова принялся незаметно расспрашивать Бобинетту.
Молодая женщина была далеко не глупа. Но полицейский был мастером в искусстве заставлять говорить. Теперь он стал нарочно подвергать сомнению слова своей спутницы. И чем большим скептиком он представлялся, тем больший энтузиазм и уверенность в успехе важного дела проявляла Бобинетта; в конце концов лже-Вагалам добился от нее такого исключительно важного сведения:
- Ведь я вам говорю, недоверчивый старик, что капрал В. должен привезти с собой чертеж этой вещи.
На всякий случай Жюв заметил:
- Чертеж… это хорошо, но недостаточно!
Бобинетта пожала плечами и почти громко, вопреки благоразумию, вскричала (впрочем, ее голос заглушался оркестром):
- Я же говорю вам, что у меня в руках дистанционный ключ, артиллерийское орудие, предназначенное для агента из Дьеппа. Вы очевидно забыли детали, касающиеся этого предмета? Изготовление его так сложно, что без чертежа его конструкции объект не имеет никакой ценности. Объект уже у нас, он в моих руках. А завтра, благодаря Винсону, мы получим и чертеж. Если вы после этого не уплатите мне свой долг, то можете быть уверены, что я больше не буду вам служить!
Теперь Жюв все понял; он гарантировал Бобинетте получение всей суммы, хотя и не знал, какой именно. Расплата предстояла совсем не в той монете, на которую рассчитывала молодая женщина.
Сейчас у Жюва было одно желание: во что бы то ни стало увидеть знаменитый "объект".
Когда Бобинетта наконец поняла, чего он хочет, она вытаращила на него глаза.
- Да вы что, Вагалам? Я же не гуляю с этой вещью в руках!
- Наоборот, я думаю, что ты надежно хранишь ее.
- Разумеется.
- Но я настаиваю на своем намерении…
Почти в ужасе молодая женщина воскликнула:
- Вы хотите прийти ко мне?
- Именно…
- Но как же? Вспомните, Вагалам, что завтра рано утром я освобожусь от этой вещи…
- До тех пор у меня есть время ее увидеть. Мне необходимо ее изучить, подержать в руках. У меня на это есть свои причины.
В действительности Жюв решил забрать у Бобинетты этот драгоценный предмет, а потом арестовать виновную.
Бобинетта пыталась отговорить его.
- Вы же знаете, что я живу в доме барона де Наарбовека, и что малейший шум может вызвать тревогу… Нас захватят врасплох!
Полицейский отрицательно покачал головой.
- Нам нечего бояться, через час я намерен быть у тебя.
- Но как же вы войдете? - спросила Бобинетта, постепенно отступавшая под нажимом своего господина.
Лже-Вагалам объяснил:
- Ты войдешь одна, открыто. Но как только ты поднимешься в свою комнату, расположение которой я знаю, ты откроешь окно, чтобы я мог проникнуть в нее снаружи.
План был смел, но осуществим. Вдоль дома действительно шла толстая водосточная труба, которую поддерживали основательные металлические скобы, выпуклые и закрепленные на выступающих карнизах. Для умелого человека это устройство было настоящей лестницей, но Вагалама могли увидеть снаружи, особенно с площади Инвалидов!
Лже-Вагалам и Бобинетта ушли из кино и взяли такси, решив сойти у Александровского моста. Они тщательно обсуждали способы проникнуть в особняк барона де Наарбовека. У въезда на мост машина остановилась. Вагалам расплачивался с шофером, а Бобинетта в это время, как было условлено, быстро удалилась по направлению к дому де Наарбовека.
Идя к себе, Бобинетта не могла отделаться от странного чувства. Конечно, она привыкла к смелым предприятиям феноменального Вагалама, но на этот раз ей казалось, что у ее шефа слишком много дерзости, что он позволяет себе лишнее, и, сомневаясь в нем, молодая девушка дрожала. Кроме того, Бобинетта начала испытывать какое-то едва уловимое беспокойство, ей вдруг показалось, что ее ведут к пропасти…
Глава 18
ИМЕНЕМ ЗАКОНА!
Барон де Наарбовек и его дочь Вильгельмина, удобно расположившись в библиотеке перед огнем, пылавшим в камине, дружески беседовали. Из-за многочисленных светских обязанностей у отца и дочери редко бывали случаи такого нежного уединения.
В этот вечер молодая девушка радостно, с блестящими глазами рассказывала барону де Наарбовеку тысячи пустяков из своей повседневной жизни. Но потом они коснулись более деликатного и более серьезного предмета: было произнесено слово "брак", и Вильгельмина покраснела, опустив глаза.
- Мое дорогое дитя, - объявил барон, - у Анри де Луберсака большое будущее, он очень мил, у него значительное состояние и известное имя; эта партия тебе вполне подходит.
Но девушка внезапно опечалилась.
- Увы! - прошептала она, как бы вглядываясь в далекую мечту. - Увы! Милый отец, я ничего не скрываю от вас и охотно признаюсь, что всем сердцем люблю Анри… и он тоже… Но я не знаю, что он подумает, как только придется сообщить ему тайну моего происхождения.
Барон де Наарбовек пожал плечами:
- Милое мое дитя, в этой тайне, которую ты считаешь чудовищной, нет ничего позорного для тебя. Если до сих пор я считал нужным представлять тебя знакомым как мою…
Но тут дверь библиотеки открылась, на пороге появился лакей и объявил:
- Там пришла женщина с сыном и хочет видеть господина или мадемуазель: она говорит что-то о новом конюхе.
Де Наарбовек с удивлением смотрел на слугу, но Вильгельмина объяснила отцу:
- Действительно, я забыла вас предупредить: я ждала сегодня вечером молодого человека, конюха, который должен заменить Шарля.
И, повернувшись к лакею, застывшему у двери, она сказала:
- Попросите, пожалуйста, мадемуазель Берту заняться ими!
- Извините, мадемуазель, что я вас побеспокоил, но мадемуазель Берты нет дома и…
- Хорошо, - прервала Вильгельмина, - иду.
Женщина с сыном, о которых докладывали, только что вошли в курительную. Оба посетителя почтительно поклонились появившейся девушке.
У кандидата на должность конюха барона де Наарбовека была прекрасная выправка, и он казался более интеллигентным, чем обычно бывают конюхи.
Мадемуазель Вильгельмина была приятно удивлена этим, однако, как обычно, попросила показать рекомендации. Женщина, сопровождавшая молодого человека, показала их.
- Я его мать, - сказала она громко.
Мать настолько же не понравилась молодой девушке, насколько понравился сын. Это была вульгарная, тяжеловесная, карикатурная особа; большая разноцветная шаль плохо скрывала ее тучность. Лицо этой мегеры было излишне накрашено, а под густой вуалью виднелись большие очки в золотой оправе.
"Ох! Ну и личико", - подумала Вильгельмина. Такие вульгарные люди были ей всегда неприятны, и молодая девушка не сумела скрыть неприязнь к матери конюха. Но та, казалось, ничего не замечала и с увлечением перечисляла достоинства своего сына, бросая нескромные и любопытные взгляды вокруг. Странная и малоприятная особа, по правде говоря!
Де Наарбовек, оставшись в библиотеке один, несколько минут прохаживался, с наслаждением дымя сигарой; потом, видя, что Вильгельмина не возвращается, и чувствуя, что его клонит ко сну, он вышел из библиотеки и пошел по длинной галерее, окружавшей салоны. Вдруг барон остановился: ему показалось, что он слышит возбужденный диалог в вестибюле. Шум спора становился с каждым мгновением громче.
Какие-то люди вели переговоры со швейцаром, и де Наарбовек спустился вниз в тот самый момент, когда слуга, очевидно, убежденный аргументами своих собеседников, собирался идти к хозяину и сообщить ему о настойчивых посетителях.
Де Наарбовек застал в вестибюле двух человек в мягких шляпах и застегнутых на все пуговицы темных пальто. У них не было ни перчаток, ни тростей, ни зонтиков. Сразу поняв, что имеют дело с хозяином дома, они приветствовали его и вежливо, но решительно сообщили, что им необходимо с ним переговорить.
Один из них вручил свою визитную карточку. На ней барон прочел: "Мишель. Инспектор сыскной полиции".
- Будьте добры следовать за мной, господа.
Барон поднялся по большой лестнице с великолепными перилами. Двое молча следовали за ним. Приоткрыв дверь курительной, барон убедился, что комната пуста. Он впустил туда полицейских, тщательно закрыл дверь и ледяным тоном спросил:
- Чему я обязан честью вашего визита, господа?
Инспектор Мишель заговорил:
- Мы просим извинения, сударь, за то, что в такой час появляемся в вашем доме, но мы позволили себе нарушить приличия только по весьма серьезному поводу. Уже несколько дней мы располагаем ордером на арест и намерены, с вашего разрешения, произвести его у вас в доме…
Де Наарбовек пристально смотрел на двух мужчин; веки его слегка дрожали, губы побледнели. Помолчав, он сказал:
- Должно быть, господа, арест, о котором вы говорите, исключительно важен, если вы позволяете себе врываться ко мне в такое время! Могу я узнать, в чем дело?
Инспектор Мишель кивнул головой.
- Разумеется, сударь. Лицо, которое мы собираемся у вас арестовать, - бандит, подозреваемый в двух убийствах, о которых вы, несомненно, слышали: в убийстве капитана Брока и певицы из кафе-шантана по имени Нишун. Второе обвинение практически доказано: трактирщик в Шалоне точно описал человека, который приходил к певице перед самой ее смертью. Это…
Барон был страшно взволнован, что нисколько не удивило посланцев сыскной полиции. Вполне понятно; богатый дипломат поражен тем, что виновник этих ужасающих преступлений может находиться здесь, в его доме. Поэтому, стремясь скорее разъяснить ситуацию, агент Мишель продолжил:
- Это лицо, известное под именем Вагалам. Его мы и намерены схватить.
- Вагалам! - прошептал барон де Наарбовек; его волнение было так велико, что он вынужден был опереться об угол камина.
Мишель торопливо объяснил:
- Мы наблюдали за площадью Инвалидов. Примерно час назад, занимаясь слежкой, не имеющей отношений к данному делу, мы вдруг увидели человека по имени Вагалам, приближающегося к вашему дому.
Барон де Наарбовек прервал его:
- Вы видели Вагалама? - барон, казалось, был совершенно ошеломлен. - Но это… это…
Инспектор Мишель подтвердил:
- Но это так, сударь! Немного поколебавшись и убедившись, что за ним никто не следует - мы спрятались за деревьями, - Вагалам вошел в ваш дом. И вошел самым необыкновенным образом, не оставляющим сомнения в его темных намерениях. Он влез по стене, опираясь на водосточную трубу, и проник в дом через открытое окно на четвертом этаже. Этот бандит, несомненно, замышляет кражу, а, может быть, другое преступление. Мы должны, с вашего позволения, вмешаться как можно скорее.
Не ожидая разрешения, Мишель сделал знак своему коллеге. Они сбросили пальто на стулья, вынули револьверы, вышли из комнаты и побежали по дому, расположение комнат которого было им известно благодаря большому опыту в подобных делах.
На лестнице, ведущей к четвертому этажу, слышен был визгливый голос женщины. По-видимому, в отсутствие компаньонки Вильгельмина сама пошла показать новому конюху и его матери комнату, где он будет жить…
- Вы слышите?
Бобинетта побледнела; разнообразные звуки, уже некоторое время раздававшиеся в доме, странным образом волновали ее. Сперва она подумала, что это обман слуха, но вскоре уже нельзя было сомневаться: голоса доносились с нижнего этажа, там спорили, разговаривали какие-то люди, не известные Бобинетте. Молодая женщина взглянула на Вагалама. Тот спокойно сидел на краю кровати, опершись на свой аккордеон.
- Вагалам, - прошептала она, - надо бежать…
- Почему? - спросил старик.
Бобинетта с отчаянием посмотрела ему прямо в глаза.
- Да вы не понимаете, что ли, что происходит? Вас могут увидеть, придут сюда…
Пожав плечами, Вагалам возразил:
- Что у тебя за фантазии.
Старик нисколько не был взволнован. Но не то было с молодой женщиной: подойдя близко к Вагаламу и посмотрев ему в лицо, Бобинетта впервые подумала, что взгляд ее сообщника ей незнаком! Был ли вот этот, сидящий сейчас перед нею Вагалам настоящим Вагаламом, ее господином? А если это мнимый Вагалам? В этом случае… Лже-Вагалам мог быть только полицейским агентом!
С бьющимся сердцем Бобинетта сделала несколько неверных шагов, потому что ноги ее подгибались. Она подошла к маленькому шкафчику, выдвинула ящик и резким, нервным жестом сунула туда руку. Молодая женщина дрожащими пальцами старалась нащупать среди шелка и кружев холодную рукоятку револьвера. Она приняла решение: если она попала в западню, если оказалась в руках полиции, то скорее покончит с собой, чем вынесет позор ареста, пытку следствия и кары, но прежде… прежде она расправится с теми, кто взял над ней верх!
Но едва она успела подумать об этом, как Вагалам с неожиданной ловкостью бросился на нее. Он схватил руку молодой женщины, сжал ее, как клещами, и Бобинетта от боли вынуждена была бросить оружие. Сердито, но тихо Вагалам приказал ей:
- Без фокусов! Похладнокровней! Сперва выйди отсюда, ступай на лестницу, узнай, что там такое, и ничего не бойся!
Бобинетта еще раз взглянула на Вагалама; новая надежда родилась в ее сердце. Бобинетта должна ему верить. Но эти глаза! Глаза не были глазами того Вагалама, которого она знала!
Тем не менее, она не могла более сопротивляться, Вагалам подталкивал ее к двери.
Уже несколько минут Жюв пытался найти верное решение. Прежде всего, кто были эти поднимавшиеся наверх люди?