Если это кто-то из домашних, то Бобинетта вряд ли выдаст его присутствие. В крайнем случае, Жюв намеревался удрать через окно, у которого он стоял.
Было бы очень досадно потерпеть сейчас неудачу! Жюву необходимо еще получить таинственный предмет, спрятанный где-то в комнате, а потом узнать, где Бобинетта должна встретиться с капралом Винсоном.
Если же люди, поднимавшиеся наверх, были из полиции, что вполне возможно, и явились для обыска или даже ареста молодой женщины, то Жюв с этого момента мог предоставить им свободу действий и дополнить имеющимися у него сведениями то, чем, вероятно, они располагали.
Жюв спрятался за оконными занавесками так, чтобы с этого места он мог наблюдать за всем, и в особенности за Бобинеттой, в нерешительности топтавшейся у двери…
Четыре человека одновременно оказались на лестнице. Агент Мишель и его товарищ с изумлением смотрели на конюха и его странную матушку. За несколько мгновений до этого властный оклик барона до Наарбовека заставил Вильгельмину спуститься к нему.
- Кто такие эти господа? - громко, бесцеремонно спросила толстая мамаша, ткнув пальцем в полицейских инспекторов.
Но на Мишеля поведение этой вульгарной особы не произвело ни малейшего впечатления.
- А вы кто, мадам? Что вы здесь делаете?
Жюв за занавеской с облегчением перевел дух: он узнал голос своего коллеги.
"Это Мишель тут действует, все идет хорошо!"
Мать конюха с минуту разглядывала полицейского. Когда же Мишель назвал свое имя и должность, толстая особа подошла к нему и шепнула ему что-то на ухо.
Агент, казалось, смутился.
- Да, теперь я вас узнаю́. Но с каких пор вы участвуете в операциях такого рода, порученных нам… нам, представителям сыскной полиции?
Женщина высокомерно возразила:
- Я принадлежу к службе разведки, и Второе бюро…
- Второе бюро, как известно, не занимается арестами, капитан?
За мать конюха выдавал себя капитан Лорейль, искусный в переодеваниях. Ранее прекрасно сыграв роль тетки Пальмиры, он и в этот вечер использовал ее облик.
Пожав плечами, Лорейль сказал, указывая на своего товарища:
- Этот господин принадлежит к секретной службе министерства внутренних дел. Но это не важно… мы теряем время… Надо действовать!..
Появление в доме барона капитана Лорейля объяснялось тем, что вот уже несколько дней, по приказу полковника Оффермана, офицеры Второго бюро разыскивали Вагалама. Слежка за подозреваемым в шпионаже Винсоном позволила установить связь между Нишун, капралом и Вагаламом, которого видели в Шалоне в канун смерти девушки. То, что старик не явился на условное место для встречи с Анри де Луберсаком и вообще как сквозь землю провалился, укрепило полковника в мысли, что агент Вагалам ведет двойную игру. Выясняя связи Вагалама, капитан Лорейль заинтересовался Бобинеттой, тем более, что она имела отношение к делу капитана Брока… Так, разными путями, военные и полицейские пришли к выводу: необходимо немедленно арестовать Вагалама!
- Надо действовать! - сказал офицер. И правда, обсуждая свои полномочия, представители военной власти и сыскной полиции рисковали упустить преступника, которого они преследовали и, по удивительному стечению обстоятельств, одновременно собирались схватить. Главное, надо было довести дело до конца. Потом можно было спорить, кому принадлежит честь поимки. Помимо всего прочего, этот обмен репликами произошел так быстро, что Бобинетта, стоявшая на пороге своей комнаты, с трудом могла понять, что происходит.
- Мадемуазель, - обратился к смертельно бледной молодой женщине инспектор Мишель, - вы одна в комнате?
Не в силах отвечать, Бобинетта кивнула головой; она будет до последней минуты храброй, мужественной, она будет отрицать все, даже очевидное. Ах, ее шеф был бы доволен ею!
Однако, не удовлетворившись ответом молодой женщины, инспектор Мишель вошел в комнату и быстро осмотрел ее. Бобинетта безумными глазами следила за его действиями. Она не видела, как спрятался Вагалам, и начинала надеяться, что таинственный старик сумел ускользнуть; но толстуха, которую Бобинетта все еще считала особой своего пола, произвела более скрупулезный осмотр комнаты. Без малейшего стеснения мнимая мать конюха двигала стулья, поднимала покрывала, смотрела под кроватью; она резко откинула занавеску, за которой прятался инспектор Жюв, и перед всеми предстал Вагалам!
Два ловких и опытных человека тут же надели ему наручники.
- Вагалам, - объявил инспектор Мишель, - именем закона вы арестованы!
А капитан Лорейль, вернув себе естественный голос, звук которого странно противоречил его облику толстой женщины, в свою очередь вскричал:
- Наконец! Он в наших руках!
Лже-Вагалам не шелохнулся. Он ждал, что будет дальше, и был уверен, что неизбежным продолжением станет арест Бобинетты.
Дело было явно закончено - конечно, менее успешно, чем воображал инспектор Мишель, ибо Вагалам, которого он схватил, не настоящий; но все же он захватит с собой сообщницу подлинного бандита, разоблаченную наконец Бобинетту!
Жюв был настолько убежден, что события разовьются именно таким образом, что чуть не упал, услышав, как Мишель извиняется перед молодой женщиной за причиненные ей волнения.
- Вы, конечно, не подозревали о таком соседстве, мадемуазель? - с галантной улыбкой спрашивал инспектор. - Вы, несомненно, избежали большой беды, потому что этот бандит - я убежден в этом - покушался на вашу жизнь. Но… - он победным жестом указал на Вагалама, - теперь преступник уже не сбежит!
Инспектор Мишель сделал знак. Его товарищ грубо потащил Жюва из комнаты. Лже-Вагалам, не сопротивляясь, совершенно ошеломленный, думал:
"Вот так так! Но Мишель просто идиот!"
Был момент, когда полицейский думал сорвать свою фальшивую бороду, позволить себя узнать и заставить своих коллег арестовать Бобинетту. Но потом Жюв воздержался от этого.
За несколько минут до развернувшихся событий, он почувствовал, что молодая женщина усомнилась в его подлинности. Этот арест на ее глазах должен был успокоить ее и убедить, что в тюрьму увели настоящего Вагалама. А он, Жюв, выйдя из особняка де Наарбвека, сумеет объясниться со своими коллегами!
Итак, пленник, влекомый агентом сыскной полиции, спускался по лестнице. Он заметил укрывшегося в углу передней барона де Наарбовека и испуганную Вильгельмину.
Не считая удобным разоблачить себя в глазах хозяев дома, псевдо-мамаша уводила своего сына, крича во все горло:
- Ну, и лавочка! Я не хочу, чтобы ты тут оставался!.. Погоди, дитя мое, я найду тебе более спокойное место!
Карикатурная дама величественно и весьма достойно завернулась в свою разноцветную шаль и, проходя мимо барона де Наарбовека, бросила на него гневный взгляд.
Бобинетта, полумертвая от волнения, свалилась в кресло; мысли теснились в ее голове, но она не могла ни за одну из них ухватиться: эти странные события промелькнули так быстро, что она ничего не поняла. Однако, ей казались очевидными два факта. Первый - Вагалам арестован, а она на свободе. Второй - в ее комнате не искали знаменитый объект, украденный в арсенале, и значит, завтра она, как ей было приказано, переправит его в Дьепп в обществе капрала Винсона.
Бобинетта, склонившая голову перед бурей, теперь гордо выпрямила ее!
Глава 19
ТАИНСТВЕННЫЙ АББАТ
Фандор думал, что спит с открытыми глазами.
С тех пор, как случайности полицейского расследования, которым он занялся, заставили его перевоплотиться в Винсона, он уже привык к солдатской жизни. Казарма стала для него "его казармой". Просыпаясь, он не удивлялся, увидев справа от себя большую голую стену, выбеленную известкой, а слева перегородку с многочисленными надписями такого, например, рода: "Еще 653 дня стрелять…", "Да здравствует увольнение в запас!"
Но в это утро Жером Фандор проснулся совсем в иной обстановке. Приоткрыв глаза, он увидел вокруг себя мебель, настоящую мебель. Он находился в комнате отеля, впрочем достаточно скромного. Луч света отражался в небольшом выщербленном зеркале, висевшем над туалетным столом, грязный и потрескавшийся мрамор которого украшали тазик и фарфоровая мыльница.
В центре комнаты - стол, у его кровати - стул, на который он накануне вечером бросил свою военную одежду; на комоде с болтающимися ящиками, которые нельзя было задвинуть, лежал его чемодан.
Фандору не хотелось просыпаться. В постели было тепло, а комната казалась очень холодной.
"Это просто несчастье, - думал Фандор, - регулярно вносить квартирную плату, иметь на улице Рише квартиру, пусть не роскошную, но вполне пригодную для жизни, и спать в отеле Армии и Флота, в комнате, где платят сорок су за ночь…"
Но надо было вставать. В утешение себе Фандор подумал: "Раз "они" приготовили мне эту комнату, полагаю, что у "них" хватило деликатности заранее заплатить за нее!"
Он немного посидел на кровати, потом вдруг снова лег и закрыл глаза - на этот раз для того, чтобы собраться с мыслями.
Момент был серьезный, и журналист, готовый снова встретиться с опасностями, должен был хорошо обдумать то, как обернулись события. Два дня назад адъютант подозвал его:
- Капрал Винсон, у вас отпуск на восемь дней. Вы можете покинуть казарму завтра в полдень.
Фандор уже столько раз получал такие неожиданные увольнительные, что нисколько не удивился.
- Спасибо, лейтенант! - ответил Фандор машинально. Но потом он стал нетерпеливо ожидать прихода полкового почтальона, который, без сомнения, принесет ему открытку, назначающую тайное свидание с агентами, для которых он должен будет действовать.
Но на этот раз принесли не открытку, а самое настоящее письмо. Фандор открыл конверт и вздрогнул, прочитав: "Мой нежно любимый…"
"Вот как? - подумал молодой человек. - Я уже получаю любовные письма…"
Ему, действительно, принесли любовное письмо. Таинственное послание гласило: "Я так давно тебя не видела, но раз у тебя отпуск на восемь дней, я могла бы вознаградить себя за твое отсутствие. Давай встретимся в первое же утро после твоего приезда в Париж? Я думаю, ты, как обычно, остановишься в отеле Армии и Флота на бульваре Барбеса. А я ровно в половине двенадцатого буду на углу улицы Риволи и улицы Кастильон. Мы сможем вместе пообедать. До скорого! Целую тебя".
Скрытый смысл письма был совершенно ясен Фандору. Речь шла о передаче чертежа дистанционного ключа, который он обещал. Не колеблясь, лже-Винсон решил отдать чертеж… изобретенный им самим.
- Поедем туда! - бормотал мнимый капрал. - Может быть, в Париже я, наконец, окажусь лицом к лицу со знакомыми?
И Винсон-Фандор точно следовал намеченной для него программе. Он приехал поездом в Париж, остановился в отеле Армии и Флота. Теперь он должен был спешить, чтобы не опоздать на свидание на улице Риволи.
"Надеть ли форму? Нет! Не надо… Это опасно и неинтересно… В конце концов, я даже не знаю в лицо того, с кем встречусь сегодня утром, а я всегда должен помнить о возможной ловушке контршпионажа. Но вот какая мысль… я пойду на это свидание не только в гражданской одежде, но без грима, просто как Фандор. Конечно, в этом случае мое свидание не состоится, но такой пустяк вовсе не обескуражит моих типов. Они знают мой адрес в отеле и назначат мне новую встречу, куда я приду уже как капрал Винсон, если сочту это удобным".
Он быстро спустился по шаткой лестнице "дворца", где провел ночь, без удивления узнал у лакея Октава, что его номер заранее оплачен за три дня, предупредил, что, возможно, вернется лишь к вечеру, и отправился на бульвар Барбеса.
Фандор окликнул фиакр.
- Отвезите меня на Вандомскую площадь, - сказал он кучеру, - высадите у колонны.
Фандор, выйдя из экипажа, прогуливался под аркадами улицы Риволи, как вдруг увидел вдалеке женщину, идущую ему навстречу.
Молодая женщина, которую он с любопытством рассматривал, шла, не замечая его, медленно и грациозно, останавливаясь, чтобы посмотреть на витрины лавок.
Фандор, узнавший ее, не мог больше сопротивляться своему любопытству; он подошел и приветствовал ее, сняв шляпу:
- Мадемуазель Берта! Мадемуазель Берта!
Захваченная врасплох, Бобинетта остановилась, узнав журналиста.
- Ах, господин Фандор! Как поживаете?
- Очень хорошо… А вас, мадемуазель, я и не спрашиваю, ваш цветущий вид говорит сам за себя!
Бобинетта улыбнулась.
- А как вы оказались здесь?
- Что за вопрос? Я гуляю под аркадами. Я здесь часто гуляю.
Бобинетте пришлось оправдываться:
- О! Я не это хотела сказать, сударь! Я спрашиваю вас, как случилось, что, находясь в Париже, вы ни разу не посетили господина де Наарбовека, который приглашал вас заходить на чашку чая. Мы как-то говорили о вас. Барон сказал, что не видит вашей подписи в "Капиталь" и что вы, наверное, в отъезде.
- Да, мадемуазель, я только что вернулся в Париж. А у барона все благополучно?
- О да, сударь.
Фандору хотелось задать еще и другие вопросы, но было ясно, что эта беседа на ходу стесняет молодую девушку. Было невежливо затягивать разговор, и, после нескольких малозначительных фраз, Фандор распрощался с красавицей.
Журналист снова принялся разгуливать и проверил часы. Было без четверти двенадцать; среди редких прохожих Фандор не замечал никого, достойного внимания. Молодой человек с нетерпением ждал еще пять минут, десять минут; наконец в час он решил вернуться в отель.
"Что же это значит? - думал он. - Должен ли я думать, что никто не пришел на встречу с капралом Винсоном? Или же, скорее, что я не смог опознать пришедших на эту встречу, а они, понятно, ушли, не увидев никакого капрала?"
Придя на бульвар Барбеса, Фандор нашел там пневматичку, адресованную капралу Винсону. В ней говорилось: "Мой нежно любимый, любовь моя, извини, что я не встретилась с тобою сегодня утром на улице Риволи, как было условлено: это было невозможно. Приходи туда же в два часа, обещаю тебе быть точной… Приходи, конечно, в форме, я хочу посмотреть, какой ты красивый в военном мундире".
Фандор прочел и перечел эту пневматичку, озабоченно наморщив лоб.
- Это мне очень не нравится, - сказал он себе. - Почему обязательно в форме? Может быть, они знают, что я приходил без нее сегодня утром? Но тогда?.. Бог видит, мне кажется, что приходит время вернуться в гражданскую жизнь!
На часах, украшающих площадку для пешеходов посреди улицы Риволи, было ровно два, когда Фандор, выйдя из метро, пересек шоссе, чтобы снова занять свой пост на углу улицы Кастильон.
"На этот раз я в форме, - думал он, - я пришел вовремя, ничто не должно помешать нашей встрече".
Как только журналист сделал несколько шагов под аркадами, чья-то рука в тонкой перчатке тронула его за плечо.
- Милый капрал! Как поживаете?
Фандор живо обернулся и не без изумления увидел священника!
- Очень хорошо! А вы, господин аббат?
Фандор сразу узнал священнослужителя: он уже видел его в машине на дороге из Вердена.
- И ваш друг здесь, господин аббат?
- Нет, нет, милый капрал… Он поручил мне передать вам всякие любезности, но у него слишком много забот, чтобы путешествовать в данный момент.
- Он все еще в Вердене?
Аббат с недовольным видом секунду глядел на Фандора.
- Не знаю, где он! - заявил он сухо. Потом продолжал более любезным тоном: - Да это и неважно, потому что мы с вами должны поехать вместе, а он с нами не едет…
- А мы разве едем? - спросил Фандор с удивлением.
- Да, нам предстоит маленькое путешествие… очень маленькое…
Говоря это, священник фамильярно взял капрала за руку и повел его за собой.
- Извините меня, - говорил он, - что я не смог прийти сегодня утром, но это было совершенно невозможно. Ах, да! Отдайте мне обещанный документ. Так! Очень хорошо, благодарю вас… Вот, капрал, видите нашу железную дорогу?
Священник указал Фандору на роскошный автомобиль, стоявший у тротуара.
- Садитесь, пожалуйста. Нам предстоит долгая дорога, а мы должны прибыть точно.
Фандор думал про себя: "Давай, давай, проклятый кюре! Я бы десять раз отпустил тебе грехи, только для того, чтобы узнать, куда ты повезешь меня в этой машине!"
Священник протянул Фандору толстый дорожный плед:
- Закутайтесь, капрал, в дороге вовсе не тепло, а простуживаться незачем. Шофер, можно ехать, мы готовы.
Пока машина разворачивалась, священник объяснял, указывая на объемистый тюк, мешавший капралу вытянуть ноги:
- Если хотите, мы будем время от времени меняться местами, вам, вероятно, очень неудобно с этим пакетом.
- На войне как на войне! - отвечал Фандор. - А вообще-то, господин аббат, мы могли бы оба поудобнее устроиться, переставив его на переднее сиденье, рядом с шофером.
Эта фраза почему-то вызвала недовольство аббата.
- Капрал, - сказал он довольно сухо, - я вас не понимаю! Думайте, что говорите!
"Черт возьми! Кажется, я промахнулся, но в чем? Хотелось бы это знать…"
- Я очень устал, - сказал аббат, - я плохо спал. Вы извините меня, капрал, если я немного подремлю. Через час я совершенно отдохну, и мы сможем поговорить. У нас хватит времени.
Фандору оставалось только согласиться. Машина выехала на Елисейские поля, и молодой человек задумался: куда они направляются?
Фандор решил схитрить.
- Ваш шофер знает дорогу, господин аббат?
- Надеюсь… А что?
- Дело в том, что я мог бы им руководить, я с закрытыми глазами могу проехать по окрестностям Парижа.
- Хорошо, тогда будьте внимательны, чтобы он не сбился с пути: мы едем к Руану.
Сказав это, священник закутался в свой плед, закрыв глаза и стараясь уснуть.
"Мы едем к Руану!"
Не осмеливаясь пошевелиться из страха вызвать гнев своего компаньона с таким нервным характером, Фандор обдумывал, что может означать это направление. В Руан? Зачем его, капрала Винсона, служащего в Вердене, везут в Руан? Зачем шпионам понадобился в Руане капрал Винсон? И что же это за таинственный сверток, уложенный на полу в машине, который нельзя перенести на переднее сиденье?
Убедившись, что священник крепко спит, журналист, под ногами которого находился этот драгоценный сверток, попытался выяснить, что в нем. Но сколько он ни старался обвести концом сапога контур предмета, спрятанного под серой тканью, он никак не мог понять, что это. Под тканью был еще соломенный тюфяк, и толщина этой упаковки препятствовала исследованию.
Кто был этот аббат? Во всяком случае, это был француз, потому что в его речи не было ни малейшего акцента. Его сутана не была маскировкой, он носил ее так естественно, что тут нельзя было обмануться. И потом, у него были тонкие руки, руки служителя церкви, никогда не занимавшегося никаким физическим трудом.
Фандор так глубоко задумался, что не замечал течения времени.
Машина спускалась с холмов, поднималась по откосам, пожирая километры. Когда стали подъезжать к Боньеру, журналист, пристально вглядывавшийся в дорогу, будто собирался за каким-то поворотом увидеть реальную цель этого неожиданного путешествия, почувствовал, что аббат наблюдает за ним из-под полузакрытых век.
- Вы уже проснулись, господин аббат? И не решаетесь открыть глаза?
- Я спрашиваю себя, где мы находимся?
- Подъезжаем к Боньеру.