- Толком не знаю, - отвечал осведомитель. - Говорят, арест по требованию Второго бюро: какого-то мужчины или женщины в том поезде, из которого вы вышли.
Анри де Луберсак удовлетворенно вздохнул.
"По-видимому, - сказал он себе, - Бобинетту узнали и идентифицировали еще в Руане, когда она садилась в поезд. Полицейские Жюва телеграфировали, чтобы ее арестовали".
Успокоившись по поводу судьбы той, кого он теперь так глубоко ненавидел, он поблагодарил "носильщика" и поторопился покинуть вокзал. Но, спускаясь с лестницы, он вдруг остановился и побледнел. Перед ним, между двумя мужчинами, хорошо известными ему как агенты сыскной полиции, шел солдат в форме - без сомнения, капрал Винсон! Скорее всего, его вели в тюрьму Шерш-Миди.
В одну секунду Анри де Луберсак понял, что произошло. Черт возьми, депеша, полученная Жювом в Дьеппе, была фальшивая! Винсон и Бобинетта, вероятно, узнав, что их выследили, нашли способ послать Жюву ложную телеграмму, гласившую, что Винсона видели в Лондоне. Таким образом, направив Жюва в Англию, сами они вернулись в Париж. Бобинетта и Винсон должны были ехать отдельно, так было меньше шансов, что их узнают… И Винсона арестовали в момент, когда он выходил из поезда. А Бобинетта, избавившись от своей сутаны, стала неузнаваемой для полиции и, должно быть, улизнула.
Лейтенант де Луберсак бросился бежать как сумасшедший. Он промчался через вокзал Сен-Лазар, схватил такси, на полной скорости объехал соседние улицы. Все было напрасно.
Он верно рассудил: Бобинетты там больше не было, у Бобинетты было время исчезнуть…
Глава 24
АПЕРИТИВ В БАРЕ РОБЕРТА
- Еще виски, старина?
- О, нет! Я не решаюсь, мы уже и так напились!
- Да, да! Как выпьешь старого шотландского, жизнь кажется прекраснее, а девочки в баре красивее!
Двое пьяниц, обменявшись этими словами, торжественно чокнулись, сидя на своих табуретах, позволявших им опираться на высокий прилавок бара.
Однако, если один из них, худой молодой блондин, одним глотком осушил свой стакан виски с содовой, то его товарищ, крупный, бритый, со слегка лысеющей головой, лет тридцати пяти на вид, неловко наклонил свой, и его содержимое пролилось на пол.
Стаканы были снова наполнены официанткой, и так быстро, что худой молодой человек вряд ли что заметил; он машинально выпил еще стакан, а его товарищ, явно желающий его напоить, только пригубил.
Выло шесть часов вечера, и в этот неприветливый декабрьский день возбуждение царило в баре Роберта, где на аперитив собиралась самая странная публика.
Роберт - это большое и роскошное заведение в Лондоне, открывающее свои двери в сумерки и закрывающее их только в самые поздние ночные часы.
Здесь в толпе людей всех национальностей, из самых разных стран, можно было встретить женщин полусвета, населяющих в Лондоне окрестности Пикадилли. В экстравагантных шляпах, платьях кричащих цветов, не лишенных, впрочем, элегантности, эти лондонские дамы каждый вечер собирались перед обедом у Роберта.
Здесь они затевали самые искусные интриги, завязывали знакомства с богатыми иностранцами, встречались со своими возлюбленными, как правило, темными личностями.
Как только наступали сумерки и деловые люди начинали возвращаться из Сити, Роберт бывал полон; они рассаживались за столы, толпились у бара, шум разговоров сменялся монотонным и непрерывным жужжанием.
Играл цыганский оркестр, скрытый в углу. В зале было трудно дышать: в воздухе плавал ароматный табачный дым, клубы знаменитого "морского", которым набивали свои трубки и элегантные джентльмены, и самые пролетарские посетители.
Вот в этом-то поразительном, переполненном помещении дружески беседовали двое пьяниц.
Светловолосый молодой человек с черными усиками, с любопытством слушая откровения своего приятеля, прервал его вопросом:
- Но что у тебя за профессия, Томми?
Толстяк, смеясь, ответил:
- Но я ведь тебе уже сказал: я клоун по профессии, музыкальный клоун… то есть, я пою, танцую, исполняю комические песенки, переодеваюсь в негра, играю на банджо…
И как бы в подтверждение своих слов, чтобы показать свое умение, весельчак запел популярную тогда в Лондоне песенку.
Светловолосый юноша спросил еще:
- Из какой страны ты приехал, Томми?
Человек, выдававший себя за клоуна, немедленно ответил:
- Я? Я бельгиец. А ты, Батлер?
Молодой человек забормотал довольно робко, подбирая слова, будто говорил неправду:
- Я, хм… я канадец… я еду из Канады. Совсем недавно, всего три месяца…
- Три месяца? - переспросил вдруг толстый Томми.
Батлера, казалось, взволновал этот вопрос; он подавил дрожь.
- Да, да, - подтвердил он.
Клоун не настаивал. К тому же его товарищ растерянно, с озабоченным лицом, продолжал:
- Да, и мне здесь очень трудно, потому что я очень плохо знаю английский. Я пытался найти работу, но напрасно.
- Что ты умеешь делать?
- Мало что…
- То есть, ничего… Ну, а все-таки?
Батлер выговорил медленно:
- Я знаю счетоводство.
Клоун расхохотался.
- Это немного тебе даст!
- Ну, а что же я должен делать?
Его толстый друг положил ему руку на плечо. Покровительственным и торжественным тоном он объявил:
- В мире есть лишь одна карьера - театр! И только одна профессия - артист! Посмотри-ка на меня, не преуспел ли я? И это не получив никакого образования, потому что моим родителям плевать было на мое будущее! Я уже в ранней юности смог зарабатывать себе на жизнь, а теперь, в цвете лет, могу заработать целое состояние.
Возможно, клоун преувеличивал, но его простоватая элегантность, толстая цепочка от золотых часов, изобилие фунтов в жилетном кармане подтверждали, что ремесло артиста достаточно прибыльно.
Молодой Батлер наивно заметил:
- Я бы не желал ничего лучшего, как попасть в театр, но я ничего не умею делать.
Его товарищ, без сомнения, ожидал такого ответа; он пристально посмотрел на молодого человека, на которого виски уже начало оказывать свое действие.
- Послушай, - таинственно пробормотал клоун на ухо своему другу, - я тебя знаю совсем недавно, но ты мне симпатичен, и я испытываю к тебе большую дружбу… скажи мне, ты тоже?
Батлер дрожащей рукой поднял свой стакан и провозгласил:
- Клянусь тебе!
- Хорошо! Вообрази, что именно сегодня, прогуливаясь по берегу Темзы, я встретил одного импрессарио, с которым давно знаком; это мой добрый товарищ по имени Поль. И он как раз ищет молодого артиста на самые простые роли. Ты прекрасно с этим справишься, старина Батлер! Поверь моему опыту!
- Право, не знаю, смогу ли я… - колебался Батлер.
- Ну да! Ты сможешь! - настаивал толстый клоун. И так как Батлер все еще не решался, он продолжал: - У меня свидание с импрессарио как раз во время обеда; он должен быть в нижнем зале. Хочешь, я пойду его поищу? И мы втроем обсудим дело.
Батлер задал странный вопрос:
- А куда надо ехать? В какую страну?
- Ну, в Бельгию, естественно! Импрессарио - бельгиец, как и я… Мы соотечественники.
И посчитав, что его товарищ, наконец, принял решение, клоун спустился на первый этаж искать импрессарио.
Батлер, оставшись один, вздохнул и осушил еще стакан виски.
Лавируя с возможной быстротой между столами, нагроможденными в нижнем зале, извиняясь и вежливо кланяясь людям, которых он побеспокоил, толстяк, представившийся Батлеру как клоун Томми, направился прямо в глубину помещения. Он подошел к бритому человеку, который одиноко сидел в темном углу. Толстяк спросил:
- Господин Жюв, не так ли?
Это, действительно, был инспектор полиции, который, утвердительно кивнув головой, спросил в свою очередь:
- Если не ошибаюсь, господин капитан Лорейль?
- Это я, но в данный момент я - Томми, бельгийский музыкальный клоун, а вы - господин Поль, импрессарио, ведь так мы условились?
- Конечно, - сказал Жюв вполголоса. - Что нового?
Офицер улыбнулся:
- Я держу нашего человека.
- Вы уверены в этом?
Капитан сел на скамейку рядом с полицейским и наклонился к его уху:
- Он называет себя Батлером и выдает себя за канадца, он уверят также, что уже некоторое время находится в Лондоне, но он лжет; я прекрасно его знаю, так как уже видел его в Шалоне, когда он встречался с певицей Нишун, а мы подозревали его во всех похищениях из кабинетов Генерального штаба. Это он, капрал Винсон. А теперь вы можете вмешаться.
- Вмешаться! Как это, по-вашему, капитан? Вспомните, что мы в чужой стране и что речь не о нарушении обычного права. Винсон обвиняется не в убийстве, а просто в государственной измене.
- Мне нравится это слово "просто", - иронически сказал капитан.
- Не обижайтесь, - улыбнулся Жюв, - но в Англии я не могу арестовать Винсона за шпионаж.
- К счастью, - сказал капитан, - мы предвидели эту ситуацию!
И офицер рассказал Жюву, что он придумал для поимки Винсона.
Высадившись в Лондоне, Жюв нашел в Скотланд-Ярде, лондонской полицейской префектуре, много адресованных ему телеграмм и частную записку от знакомого сыщика. Она извещала его о приезде офицера Второго бюро, капитана Лорейля. Жюв договорился с ним действовать вместе, чтобы схватить капрала Винсона. Это было не так уж трудно, так как у них имелись точные сведения о нем. Правда, утверждали, что он в Лондоне уже несколько недель (и это была правда!). Но Жюв никак не мог с этим согласиться: ведь ему было известно, что Винсон мог оказаться в столице Англии лишь за несколько часов до него.
Капитан Лорейль и Жюв решили выследить предателя и постараться взять его. Офицер, в чьи функции не входил арест капрала, считал, что его миссия будет исполнена, как только он опознает для Жюва искомое лицо. И капитан закончил беседу словами:
- Теперь мы договорились, я представлю вам эту личность, вы представитесь импрессарио Полем, который хочет нанять его… вы сами выйдете из возможных затруднений… К тому же парень пьян…
- Необходимо заставить его уехать со мной сегодня вечером! Вы поможете мне, капитан, в таких обстоятельствах двое лучше, чем один.
Капитан Лорейль нахмурился:
- Вы знаете, что я не люблю заниматься такими делами.
Но Жюв настаивал:
- Дело довольно серьезное, капитан, и вы не можете отказать мне в поддержке. Речь идет не только о секретной службе, но и о национальной обороне!
Офицер согласился:
- Я помогу вам, - заключил он просто и сейчас же добавил: - Поднимемся, наш молодчик, должно быть, теряет терпение.
Глава 25
АРЕСТ
В обширном вокзале Черинг-Кросс локомотив разводил пары. Хлопанье закрывающихся дверей сменили сухие щелчки, и по свистку служащего в безвкусном мундире, поезд тронулся, миновал застекленный перрон и двинулся к мосту через Темзу. Это был дуврский экспресс "Континентальная почта".
В купе первого класса устроились три пассажира; они курили дорогие сигары, лица их были возбуждены, щеки покраснели и лоснились, как у хорошо пообедавших людей.
Это были Жюв, капитан Лорейль и капрал Винсон.
Если бы несчастный юноша сохранял хладнокровие, если бы поглощение крепких напитков и прекрасных вин не вызвало в нем излишнего оптимизма и самоуверенности, дезертир-предатель, который все время должен был находиться начеку, не позволил бы увезти себя таким образом двум людям, которых он почти не знал. Полицейский и капитан долго убеждали своего спутника, и он, сдавшись, позволил уверить себя, что они едут в Дувр, где сядут на судно до Остенде, а оттуда доберутся до Брюсселя, где, как они говорили, его будущее будет обеспечено.
Поезд проезжал Лондон по виадуку над бесчисленными крышами огромного города, простирающегося более, чем на двадцать километров. Потом поезд окутала темнота, становившаяся все плотнее по мере того, как он удалялся от города. Теперь слышно было только слабое и монотонное постукивание колес; от отопления становилось жарко, и пассажиров начало клонить в сон.
Несчастный Винсон быстро задремал; его укачало, и меньше чем через полчаса он уже крепко спал. Жюв и капитан тревожно бодрствовали, мечтая о том, чтобы эта поездка как можно скорее завершилась.
Жюв прошептал:
- До сих пор все шло хорошо, но самое трудное впереди; я сомневаюсь насчет Дувра.
- Вы правы, - заключил капитан, - это действительно самый деликатный пункт во всем деле.
Они выехали в девять часов вечера, а в десять минут двенадцатого поезд, который без остановки пересек весь юго-восток Англии, замедлил ход и свистнул, прежде чем войти в туннель, ведущий через крутой спуск к Ламаншу.
Поезд пошел еще медленнее и, наконец, достиг берега, где должен был высадить своих пассажиров, едущих на континент. Служащие уже вызывали пассажиров, предлагая им разделиться на две группы, в зависимости от того, ехали ли они в Бельгию или во Францию.
Винсон, иначе Батлер, еще спал глубоким сном. Жюв решил пока его не будить - у него было намерение дождаться последней минуты перед отходом пакетбота, чтобы заманить туда своего попутчика, которого он уже считал пленником.
Капитан Лорейль бродил по набережной и ждал, флегматично куря сигару.
- Пошли, Батлер! - закричал вдруг Жюв и потряс юношу за плечо. Тот вскочил, открыл глаза и пробормотал заплетающимся языком:
- Что такое, что вам надо?
- Ну, старина, проснитесь же, надо идти на судно!
Смущенный капрал встал, пошатываясь и от опьянения, и от сонного оцепенения, услышал как служащие кричат, объясняя публике:
- Пароход "Виктория" - в Остенде, пароход "Эмпресс" - в Кале!
- Поспешим! - сказал Жюв, вытаскивая своего спутника из вагона.
Кругом стоял густой туман, и если бы не сильные электрические прожекторы, зажженные на большой мачте каждого пакетбота, было бы невозможно найти эти пакетботы, и отыскать сходни, соединявшие их с набережной.
Жюв с притворной сердечностью взял под руку мнимого Батлера, что было нелишне: несчастный шатался, двадцать рад спотыкался на ходу, скользил на рельсах, цеплялся за канаты на набережной.
Жюв подталкивал его к сходням; через две секунды они уже были на борту корабля, и Винсон, машинально прочитав надписи на спасательных кругах, заметил, что там написано "Эмпресс".
- Но как же так? - спросил он с усилием, будто что-то беспокойно предчувствуя. - Разве сейчас не говорили, что это судно идет в Кале, а "Виктория"…
Жюв сумел скрыть свое волнение и с видом дружеского покровительства, который его до сих пор выручал, воскликнул:
- Нет, старина, ты все спутал: это "Виктория" идет в Кале, а мы на "Эмпресс" - в Остенде!
Прожектор на мачте вдруг погас; предшествовавшая суматоха уступила место тишине, слышны были только команды капитана машинному отделению и дребезжанье звонков. Освещенный теперь только палубными огнями, пакетбот вышел в море.
Над Ламаншем стоял густой туман, сирена гудела непрерывно; обычно в это время года пролив бывал спокойным, но так как жестокий ветер дул с юго-запада всю вторую половину дня, море сильно волновалось. И едва корабль вышел из Дуврского порта, качка ощутимо дала о себе знать.
Жюв не был моряком, но он не страдал морской болезнью. Наоборот, он предпочитал шторм, иначе Винсон, успокоившись, мог попытаться выяснить, где он находится.
Если бы капрал, поняв, что происходит, отказался высадиться в Кале, Жюв, скорее всего, не смог бы заставить его это сделать. Следовательно, капрала нужно было оставить в заблуждении, пока они не окажутся на французской земле.
Капитан Лорейль остался в Дувре, уверяя, что у него еще много дел в Англии. В действительности офицер, считая, что он не обязан арестовывать преступников, предпочел не ехать дальше.
Но несчастный Винсон мало что соображал и еще меньше способен был понять хитрость Жюва. Он страдал от морской болезни.
- Сколько мы будем ехать? - спросил он умирающим голосом.
Жюв, зная, что переезд длится час, ответил:
- Три часа.
За этот срок пакетботы обычно проходят расстояние от Дувра до Остенде.
Глядя на страдания несчастного, Жюв не без сочувствия говорил себе: "Право, когда он увидит, что мы приехали так быстро, это, по крайней мере, слегка утешит его".
Ламанш становился все более бурным, на палубе уже трудно было оставаться. Моряки ходили взад и вперед, предлагая пассажирам, не желавшим спуститься в каюты, непромокаемые покрывала и пропитанные воском пелерины.
Через полтора часа ужасная пляска парохода внезапно прекратилась, утомительная сирена умолкла; шум судна сменила тишина; "Эмпресс", уменьшив скорость, подходил к гавани Кале.
"Решающая минута!" - думал Жюв.
Если ему удастся заставить Винсона высадиться, со свободой капрала будет покончено! На французской территории он сейчас же будет арестован.
Жюв смотрел на своего спутника, развалившегося на скамье. Обильные возлияния у Роберта, непривычный обед в одном из шикарных ресторанов в окрестностях Лейстер-сквера, а затем мужественная борьба с тошнотой превратили несчастного капрала в жалкую тряпку. Жюв поднял молодого человека, едва стоявшего на ногах. Охваченный жалостью, полицейский сделал знак служащему, тот подхватил Винсона под левую руку, а Жюв поддерживал правую. По-прежнему ничего не замечая, Винсон ступил на французскую землю.
Толпа пассажиров заполняла обширный зал, где таможенники проверяли содержимое багажа; но Жюв, стараясь, чтобы его спутник не заметил французскую форму, повел его левее. Перед ними вдруг вырос человек; Жюв тихо сказал ему:
- Едем в ваше Бюро!
С помощью лекарств Винсон мало-помалу приходил в себя. С трудом подняв тяжелые веки, он с любопытством, смешанным с тревогой, оглядел большую квадратную комнату, в которой находился. Слабо освещенная, с голыми белыми стенами, она была почти пустая.
- Где я? - спросил он, поворачиваясь к Жюву, единственному, кого он здесь знал.
Полицейский принял торжественный вид, стараясь, однако, говорить по возможности мягко:
- Вы в специальном комиссариате вокзала в Кале. Капрал Винсон, к сожалению, я должен вам сказать, что вы арестованы!
- Боже мой! - пролепетал изменник, пытаясь встать, но тут заметил, что он в наручниках!
Он тяжело упал в кресло и залился слезами. Жюв испытывал искреннюю жалость к несчастному. Может быть, его вина - результат дурного воспитания, пагубных примеров… увы, все это имело мало значения для Жюва. Он должен был не судить, а только передать виновного судьям!
- Пошли! - сказал он, ударив капрала Винсона по плечу. - Мы едем в Париж.
Несчастный секунду поколебался, поднял на Жюва умоляющие глаза, потом, покорившись своей судьбе, он равнодушно, с трудом встал, подчиняясь полицейскому.
К Жюву присоединился один из полицейских агентов, и они втроем устроились в еще не занятом купе второго класса.
Винсон слабым голосом умолял:
- Прошу вас, господин инспектор, сделайте так, чтобы с нами никто не ехал, мне будет стыдно, если меня увидят!
Эта просьба показывала, что у предателя сохранились еще остатки совести и добрые чувства; тронутый, Жюв ответил ему:
- Мы сделаем все возможное, чтобы избежать этого.