– Мы ночью приезжаем? – спросил Костя.
– Ночью, – подтвердил Козлов, и веки сомкнулись непроизвольно.
– Так, может быть, поспишь?
– Чего уж там спать. Я посижу, мне с вами хорошо, ребята.
Но сил у него уже не оставалось, и через час его уговорили лечь на верхнюю полку. У офицеров еще была бутылка водки, и они бодрствовали. Уже за полночь Козлов начал метаться на полке и скрипеть зубами. Он спал очень беспокойно, и Костя дважды, поднявшись со своего места, похлопывал спящего Козлова по груди и приговаривал:
– Ну что ты, в самом деле! Успокойся!
Козлов затихал ненадолго, после чего все повторялось. За час с небольшим до прибытия поезда к месту назначения Козлов вскрикнул и заметался. Майор с силой встряхнул его.
– Вставай! – сказал он. – Подъезжаем! Все равно это не сон.
– Перебрал он вчера, – сказал один из его спутников. – Нельзя ему было столько пить.
Козлов открыл глаза и посмотрел на майора полным сумасшествия взглядом.
– Что, плохо? – сказал понимающе Костя. – Душно в купе, плохо спится.
– Да, душно, – ответил хрипло Козлов.
Он беспокойно озирался и выглядел неважно.
– Может быть, водички? – предложил майор.
– Хорошо бы.
Козлов принял из рук офицера стакан с водой и заглотнул с жадностью. Зубы его громко стучали о стекло.
– Ты не приболел? – спросил Костя.
– Не знаю.
– А то ты какой-то бледный.
Козлов промолчал, и его оставили наконец в покое. Он лежал неподвижно на верхней полке и остановившимся взглядом безумно рассматривал потолок. Когда поезд подошел к перрону, Козлов спустился вниз и стал собираться, стараясь ни с кем не встречаться глазами.
Выходя из купе, попрощался со всеми торопливо и сухо и вышел, так и не согнав с лица тревожного выражения.
Была ночь. На такси денег у Козлова уже не оставалось, и он до наступления утра проспал в пыльном неуютном здании вокзала. Под самое утро к нему подошел дежуривший в зале милиционер и попросил предъявить документы. Козлов протянул ему паспорт, обнаружив при этом, что его собственные руки дрожат и плохо ему повинуются. Но милиционер этого, похоже, не заметил, проверил документы и ушел, не сказав Козлову ни слова.
Дома Козлов швырнул свою сумку в угол и, как был одетый, упал на диван. Он был в отчаянии. Все повторялось с ним, и вчерашнее облегчение, когда он думал, что все уже позади, теперь казалось ему сном. То был хороший сон, но, как и всякий сон, он прошел. Козлов открыл глаза и с ужасом обнаружил, что для него лично ничего не изменилось.
Зазвонил телефон. Козлов вздрогнул от неожиданности и снял трубку. Это была Вика.
– Куда ты пропал? – спросила она. – Я тебе звонила.
– Приезжай ко мне! – сказал торопливо Козлов, словно боялся, что она его не дослушает. – Мне очень нужно, чтобы ты приехала!
– А что случилось? – озаботилась Вика.
– Ничего! Приезжай!
– Мне на работу через час.
– Приезжай! – взмолился Козлов.
– Хорошо.
Как ему показалось, она ехала целую вечность, он уже и надежду потерял, и вдруг – звонок в дверь.
– Ты еще дольше не могла ехать? – сказал Козлов зло, увидев Вику на пороге.
Он и сам поразился вспыхнувшему в нем неожиданно озлоблению. Вика бросила на него быстрый взгляд и промолчала.
– Извини, – пробормотал Козлов.
Он собирался просить у нее прощения за прежние вспышки своего гнева, а вместо этого повторял ошибки.
– Тебя не было, – сказала Вика.
– Я уезжал.
– Куда?
Козлов хотел сказать, что в Челябинск, но вовремя остановился. Он не знал, как объяснить Вике, для чего ему был нужен Челябинск. Она вряд ли поняла бы его.
– Так, в одно место ездил, – сказал Козлов, – на один день.
– А я уже думала – не случилось ли чего.
Она, конечно же, имела право так думать. Он вел себя очень странно в последнее время.
– Нет, все нормально, – сказал Козлов. – Ты позавтракаешь со мной?
– Я завтракала.
– Хотя бы кофе давай попьем.
– Хорошо. Тебе кофе не помешает, я думаю.
– Почему? – смутился Козлов.
– Ночь у тебя, кажется, была беспокойная. И спиртным от тебя попахивает.
– Попутчики такие попались, – еще больше смутился Козлов, ощущая себя нашкодившим мальчишкой.
Кофе ему действительно помог. Одним своим запахом придавал сил.
– Такая жуткая история, – сказала Вика, задумчиво глядя на поднимающийся из чашки дымок.
– Ты о чем?
– У нас в соседнем доме человека убили. Даже двоих. Я сейчас, когда к тебе шла, видела, как выносили из подъезда.
– Ночью убили?
– Говорят, что да. И совсем молодые оба. Мужчине лет сорок или сорок пять, и еще девушка была, говорят, но ее еще раньше увезли. У мужчины лицо кровью залито. – Вику даже передернуло от этих воспоминаний. – Его накрыли простыней, а ветерок подул и приоткрыл лицо. Оно совершенно белое, с синевой даже.
– И черные, смоляные усы.
– Да, черные усы…
Вика вдруг вскинула голову и посмотрела на Козлова остановившимся взглядом. Козлов, вмиг побелевший, сидел перед ней, и у него подрагивала нижняя губа.
– Откуда ты знаешь об этом? – спросила Вика.
Козлов замотал головой и закрыл лицо руками.
– Это сегодняшней ночью произошло? – спросил он.
– Да.
– Я все это видел, – сказал Козлов. – Я все это видел! Видел!
Последние слова он уже прокричал. Это было похоже на истерику.
– Сегодня ночью! В поезде! Во сне! Это все я сделал!
– Что ты сделал? – переспросила Вика.
Она выглядела испуганной.
– Я их убил! Топором! Он еще так страшно закричал!
– Кто? – быстро спросила Вика.
– Этот усатый! А я раскроил ему череп!
Козлов затрясся и уронил голову на стол. Чашка с остатками кофе опрокинулась.
– И девушка была, все верно. Я не ожидал почему-то ее там встретить, не должно было ее быть, и я ударил ее ножом!
– Но это же чушь!
– Это правда! Правда! – закричал Козлов и вскинул голову.
Его лицо было искажено.
– Вот сюда я его ударил топором, в левый висок! – выкрикнул он и показал рукой, куда именно бил. – Ведь там у него кровь? А? Скажи!
– Да! – пробормотала потрясенно Вика.
– Как ужасно! – лихорадочно зашептал Козлов и закрыл лицо руками, как будто под маску его спрятал. – Я видел все это! Представляешь? Ночью, во сне! Это со мной все происходило! И все оказалось правдой!
Это было слишком невероятно.
– Совпадение, – неуверенно предположила Вика. – Так бывает.
– Нет, ты еще не все знаешь! – все так же лихорадочно шептал Козлов. – Это не в первый раз! Это уже было!
И он, корчась от все больше охватывающего его ужаса, рассказал о том, как убивал во сне старуху и как потом, проезжая в автобусе, случайно узнал дом, виденный им во сне, и как все совпало: и дворик, и детская площадка, и лестница, и та самая дверь.
– А старушка? – спросила Вика, глядя на Козлова остановившимися глазами.
– Ее действительно убили!
Козлов вскинул голову и закричал, брызгая слюной:
– Убили! Это все было в действительности! И это сделал я!
Вика вскочила, опрокинув при этом стул, но не убежала, лишь отступила на шаг и рассматривала беснующегося Козлова с нескрываемым ужасом.
– Я едва с ума не сошел, когда про старуху узнал! Я не могу так больше! Не могу! Не могу! Я и уехал, потому что испугался, и мне это даже помогло поначалу, а сегодня ночью все началось заново!
Он обессилел от собственного крика и замолчал, только тяжело, с хрипом дышал.
– Я не знаю, что это, – сказал наконец. Но теперь его голос был тих и бесцветен. – Ну не лунатик же я, в конце концов, который бродит ночами по улицам, не отдавая себе отчета в происходящем. Ведь в ту ночь, когда погибла старуха, я дома был! И ты со мной была! Это та самая ночь! Первая наша с тобой ночь! Ну скажи, ведь я не уходил никуда?
Козлов смотрел на Вику с надеждой, смешанной с безумием.
– Ты видела, что я с тобой?
Вика молча и торопливо кивнула.
– Но почему же тогда я все знаю? В подробностях, будто это происходило со мной!
Козлов стал совсем бледный. Как хорошо отбеленная вата.
– Скажи мне! – закричал он. – Скажи! Иначе я сойду с ума!
Глава 12
Большаков пришел к доктору Хургину один. Сел на предложенный стул, обвел усталым взглядом яркие картинки за спиной врача. У него были темные круги под глазами, и Хургин это сразу про себя отметил.
– Не всегда получается с сыном к вам приходить, – сказал Большаков, будто извинялся. – Все больше жена его сопровождает. А сегодня вот вырвался.
– Вы один?
– Да. Хотел поговорить с вами.
– О сыне?
– Да. Я все время в напряжении. Будто жду.
– Чего?
– Не знаю. Каких-то неприятностей с Виталиком. Припадка, например.
– Его может и не быть.
– Совсем?
– Совсем. – Хургин говорил мягко, и в его голосе Большакову опять слышалась лживость. – А вы, кстати, таблетки принимаете?
– Какие?
– Которые я вам прописал.
– А, эти, – вспомнил Большаков. – Да, принимаю.
– Помогает?
– Да, – ответил неуверенно Большаков. – Мне от них легче.
Хургин вздохнул.
– Так не пойдет, – сказал он.
– Что именно?
– Предписания врача надо выполнять.
– Вы о чем?
– О таблетках. Ведь не принимаете вы их.
Большаков задумался.
– Да, – кивнул он после паузы. – Не принимаю.
Он при этом посмотрел довольно дерзко, будто хотел сказать: ну и что мне за это будет?
– А почему?
– Пустое дело, как мне кажется, – продолжал дерзить Большаков. – Желудок лечить или сердце, к примеру, – это я понимаю. А эти ваши таблетки от чего?
– От настроения вашего жуткого, – сказал Хургин. – Я по-простому объясняю, чтобы вам понятно было. Вы находитесь в состоянии перманентного стресса.
– Еще бы, – огрызнулся Большаков. – При моей-то работе…
– Тяжелая работа?
– Очень.
– И ночами приходится работать?
– Да.
– Вот мои таблетки вам и пригодились бы.
– Вы так думаете? – спросил без особого энтузиазма Большаков.
– Я в этом просто уверен.
– Хорошо, я буду их принимать, – сказал Большаков, чтобы быстрее покончить с этим, и провел ладонью по лицу.
Было видно, что он измотан.
– А о Виталике не переживайте, – произнес Хургин. – Все наладится у него. Я слежу за его состоянием, и у меня такое чувство, что мы победим болезнь. Мы ее вовремя нащупали.
– Значит, все-таки эпилепсия?
– Да, – ответил Хургин.
Большаков прикрыл глаза.
– Никогда не думал, что с моим ребенком такое может случиться.
Его измученная душа жаждала утешения. Потому он и пришел в этот кабинет.
– Вам надо отдохнуть, – сказал Хургин. – Иначе сорветесь. Послушайте меня. Возьмите отпуск недельки на две, поезжайте куда-нибудь, ну, не знаю… на природу, где лес, река…
– Нет, не получится, – оборвал его Большаков.
– Почему?
– У нас в управлении все отпуска отменены. Обстановка сложная в городе, из-за этих последних убийств. Вы же слышали, наверное?
– Об убийствах?
– Да.
– Слышал.
– День и ночь землю носом роем, и пока ничего. Маньяк. Таких труднее всего искать.
– Что, один и тот же убивает? – не поверил Хургин.
– Похоже, что да.
Глава 13
К профессору Вольскому Козлов поехал вместе с Викой. Он ее с собой взял специально, потому что чувствовал безотчетный страх в душе. Один он был ничто.
Вольского они обнаружили в преподавательской. Розовощекий гном сидел за видавшим виды столом и, кажется, дремал, потому что вздрогнул, когда Козлов открыл дверь.
– О! – сказал Вольский, его розовые губы сложились в колечко и образовали букву "о". – Неужели ты так быстро успел все подготовить, Олег?
Вика пряталась за спину Козлова.
– Я пришел, чтобы извиниться перед вами, – сказал Козлов.
Если сказать по чести, ему не было сейчас стыдно, все перевешивал ужас. Он испытал шок сегодня утром, и все остальные чувства в нем умерли, потому что казались мелкими и незначительными.
– Да, ты неприятно поразил меня, – согласился с готовностью Вольский.
Он не собирался уничтожать своего непутевого ученика, но отеческое внушение не могло помешать, как ему представлялось.
– И если бы я не знал тебя прежнего, такого, каким ты был раньше…
Козлов слушал с отсутствующим выражением на лице. Он и не хотел ехать сюда, но Вика настояла с непонятным для него упорством. И сейчас она зачем-то вмешалась, сказав торопливо из-за спины Козлова:
– Он больше не будет, Дмитрий Николаевич.
Вольский, будто только что обнаружил ее присутствие, с готовностью вытянул свою голову с серым пучком волос и произнес елейным голосом:
– А что это за адвокат появился у моего аспиранта? – Погрозил нестрашно пальчиком и засмеялся дробным смехом. – Ох, подозревал я, что неспроста в поведении Олега появились некоторые странности…
Козлов при этих словах дернулся, и его лицо скривилось, но Вика поспешно погладила его руку.
– Мне можно с вами поговорить? – спросила она.
– Да, конечно, – профессор склонил набок голову, изображая внимание.
– Олег, ты извини, пожалуйста…
Только сейчас Козлов понял, что Вика хочет, чтобы он ушел. Оставил их одних.
– Что такое? – спросил он грубо, раздражаясь в одно мгновение.
– Я хочу поговорить с Дмитрием Николаевичем.
– Я тебе не мешаю!
– Конечно, не мешаешь, – мягко согласилась Вика. – И все-таки я хотела бы…
Козлов не дослушал и вышел в коридор, громко хлопнув дверью. Этот звук пугливо убежал вниз по лестнице и вскоре вернулся эхом.
– Своенравный, – сказал Вольский не то одобрительно, не то осуждая.
– Он всегда такой?
– Нет.
– Только в последнее время?
– Да. А вы кем ему приходитесь? – заинтересовался Вольский.
– Знакомая.
– Ага, – сказал профессор понимающе. – И давно вы с ним знакомы?
– Недавно.
– Ага, – опять сказал профессор. – Так с чем вы ко мне пожаловали?
– Я – ни с чем.
– Но вы же пришли ко мне.
– Это не я. Это Олег. Он не хотел ехать один, и я составила ему компанию.
– И в конце концов Олега выставили за дверь, а сами сидите напротив меня.
– Да, я хотела расспросить вас о нем. Вы его, наверное, знаете лучше меня. Дольше, по крайней мере.
– Еще со студенческой скамьи.
– Мне лично он кажется славным парнем.
Вольский кивнул, соглашаясь.
– Он безобидный, правда?
– Да, – кивнул Вольский. Подумал и добавил после паузы: – Практически всегда.
– Но бывают и исключения? – вскинулась Вика.
– В нашу последнюю встречу с ним, например.
– А что произошло?
– Он мне нагрубил. Безо всякой на то причины.
– Он стал вспыльчивым.
– И вы это заметили? – оживился Вольский.
– Да. С ним что-то происходит.
Вика хотела подступиться к главному – способен ли Олег совершить что-то страшное? – но не решалась.
– Мне кажется, ему нужен отдых, – сказал Вольский, – смена обстановки.
– Почему?
– Он устал. Или что-то его гнетет. Не знаю даже, в чем причина. Если в человеке происходят изменения, значит, надо искать внешний фактор, какой-то раздражитель.
– А если его нет, этого раздражителя? Не просматривается.
– "Не просматривается"! – засмеялся Вольский. – В том-то и дело, что не просматривается, но если он не просматривается, это еще не значит, что его нет совсем. Есть, но не виден!
Вольский придвинул потрепанный журнал.
– Здесь есть статья очень интересная. О том, как в прошлом веке некий мастер установил в опере странный музыкальный инструмент – беззвучный. То есть не совсем такой уж беззвучный. Что есть звук? Всего лишь колебания воздуха. Эти колебания достигают нашего уха – и мы слышим звук. А теперь представьте, что звук этот такой частоты, что его человеческое ухо не улавливает. Представили?
– Да.
– Вот такие звуки этот странный инструмент и производил. Ухо их не улавливало, но – прошу заметить! – частота звуковых колебаний была из разряда тех, которые вызывают в человеке безотчетное чувство тревоги. И вот начинается концерт. Музыкант нажимает на клавиши – и что?
– Что? – спросила Вика.
– Паника! У людей в зале – волосы дыбом. Лошади у подъезда оперы начинают волноваться и сходить с ума. Но отчего? Ведь никаких внешних проявлений! А причина-то, мы с вами знаем, есть. Так и здесь, милая моя. Есть что-то такое, что Олега раздражает и выводит из себя. Последние два месяца он сам не свой.
Он был прав, конечно. Страшные сны не давали Козлову покоя. Вот она, причина. Но, даже зная об этом, невозможно ничего понять.
– Значит, ему уехать надо?
– Да, – с готовностью кивнул Вольский.
– Хорошо, – сказала Вика. – Спасибо вам.
– За что? – удивился профессор.
– За участие. До свидания.
Козлова Вика обнаружила на улице. Он стоял, прислонившись к дереву, и мрачно рассматривал проносящиеся мимо автомобили.
– Пойдем, – сказала Вика.
– Я вот подумал здесь… – Он кусал нервно губы. – Мне надо побыть одному.
– Ты обиделся на меня, да?
– Мне лучше побыть одному!
– Как знаешь.
Не лучше ли им действительно расстаться? Кто он ей? Вика развернулась и пошла прочь. Козлов не остановил ее. И даже не окликнул.
Глава 14
Завотделением оказался хмурым и неприветливым. Худое, в морщинах лицо, очки в черной старой оправе, седые волосы выбиваются из-под белой шапочки. Большаков показал свое удостоверение. Врач скользнул по удостоверению демонстративно равнодушным взглядом, спросил коротко:
– Ну и что?
– Вы моих подчиненных к потерпевшей не допускаете. И вот я сам приехал, лично.
– А вы зря приехали.
– Почему?
– Мне без разницы, кто к этой девушке рвется, – хоть лейтенант, хоть министр внутренних дел. Ни того, ни другого не пущу в палату.
– Вы мешаете следствию.
– А вы гробите человека.
– Мы этого человека еще даже не допросили. А вы говорите, что гробим.
– Она испытала шок. И ей эти ваши допросы…
– Не смейте так со мной разговаривать! – взорвался Большаков.
Врач внимательно на него посмотрел.
– Вам успокоительное бы попить, – сказал.
Он эти слова произнес с издевкой, чтобы уколоть, но, к его удивлению, Большаков не обиделся, а засмеялся.
– Зря смеетесь, – желчно заметил врач.
– Нет, не зря.
Большаков извлек из кармана упаковку с лекарствами.
– Думаете, вы один такой умник? – спросил он. – И до вас были советчики. Вот, прописали. Пью.
– Но я вижу, что вам не помогает, – все так же желчно сказал врач.
– Не помогает, – легко согласился Большаков. – Ни к черту эти лекарства не годятся.
Он неожиданно швырнул упаковку в мусорную корзину.