– Моя знакомая! Она была у меня в ту самую ночь!
– В какую ночь?
– Когда убили старуху! Ведь был такой случай? Да?
– Случаев много разных, – протянул Большаков, изображая равнодушие.
– Ее чугунной сковородой убили! Ведь было? Третий этаж, тридцать вторая квартира! Да? Там еще молочный магазин на первом этаже!
– Возможно, – сказал Большаков, а сам смотрел на Козлова с интересом, который уже не мог скрыть.
– В ту ночь я был не один! Со своей знакомой! Я спал и все это, про старуху, видел во сне! А она меня будит…
– Кто, старуха?
– Нет, знакомая моя. Будит и говорит: ты чего, мол, мечешься? А мне сон снился, тот самый!
– Значит, вы вместе ту ночь провели?
– Да.
– Как звать подругу?
– Вика.
– И где мы ее найдем?
– Она в институте работает.
– В каком?
Козлов прикрыл глаза, вспоминая.
– НИИХим!
– Ладно, – сказал Большаков. – Проверим. Фамилия ее как?
– Не знаю.
– А говоришь – вместе ночь провели.
– Фамилия для этого дела не обязательна.
– Пожалуй, – произнес Большаков задумчиво. – Тут я с тобой спорить не стану. Ты вот что… – Он придвинул к Козлову пачку бумаги. – Напиши обо всем. С подробностями, как оно все было. А я буду здесь недалеко.
Перешел в соседний кабинет, сказал высокому парню с короткой стрижкой:
– Быстренько лети в НИИХим. Это тот, который на Тульской улице. Там работает некая Вика, фамилия неизвестна. Разыщи и привези сюда. Только осторожно. Они заодно, кажется, с этим Козловым. Он на нее ссылается.
Глава 18
– Вас Викой зовут?
– Да.
– Фамилия ваша?
– Ольшанская.
– Да, Ольшанская, – кивнул Большаков, будто только что вспомнил.
Вика сидела напротив него, и в ее взгляде без труда прочитывалась настороженность.
– Мы вас пригласили для беседы. – сказал Большаков мягким, вкрадчивым голосом. – Вы ведь в НИИХиме работаете?
– Да.
– Кем?
– Лаборанткой.
– А образование у вас какое?
– Высшее.
– И лаборанткой работаете? – удивился Большаков. – С высшим-то образованием?
– Сейчас это сплошь и рядом.
– Неужели?
– Конечно. Везде сокращения, работы нет. Так что я даже очень довольна.
– И денег хватает?
– Хватает.
– Правда? – теперь уже искренне удивился Большаков и посмотрел на собеседницу с прищуром. – Очень интересно. Дайте-ка я вас получше рассмотрю. Впервые, честно говоря, вижу человека, которому хватает денег.
Вика смутилась и опустила глаза.
– Ну, не то чтобы хватает, – произнесла она неуверенно.
– А если не хватает – зачем же говорите неправду?
– Я вас боюсь, – призналась Вика.
– Кого? Меня?
– Не вас лично. Милицию.
– Честному человеку милиции бояться нечего, – сказал наставительно Большаков. – И если за вами ничего нехорошего не числится… Ведь не числится же?
Вика поспешно замотала головой.
– Вот видите. Значит, я в вас не ошибся, – сказал с облегчением Большаков. – И вообще вы на меня хорошее впечатление произвели. Вы замужем?
Он о муже спросил безо всякого перехода, всегда так подступался к интересующим его вопросам – неожиданно.
– Нет, – ответила Вика.
– Не верю! – широко и добродушно улыбнулся Большаков. – Такая чудесная женщина – и чтобы не было у нее хорошего друга.
– Вы же про мужа спрашивали.
– Ну, муж не муж – но кто-то же есть рядом?
– Никого.
– Ох, какая вы разборчивая! – засмеялся Большаков и погрозил пальцем. – Человек вас называет своей близкой подругой, а вы его даже в расчет не принимаете!
– Это вы о ком? – удивилась Вика. Или только разыграла удивление?
– Я говорю об Олеге Козлове.
Вика насторожилась. Ее собеседник уже не улыбался. Выглядел очень строгим, даже чересчур. И в голосе появилась жесткость.
– Что? – спросил Большаков. – Знакомо это имя? Отвечайте! Да? Нет?
Из-за Олега ее сюда и привезли, теперь она знала.
– Да.
– Давно его знаете?
– Нет.
– Сколько? Год? Два? Три?
– Меньше. Около месяца.
– Около месяца? – изобразил удивление Большаков. – Ладно, это мы проверим. Где познакомились?
– В библиотеке.
– В какой?
– В центральной городской.
– Каким образом?
– Ну как вам сказать, – замялась Вика.
Как люди обычно знакомятся? Словами сразу и не объяснишь.
– Как познакомились? – настойчиво повторил Большаков.
– Я заняла стол, за которым он обычно работает…
– Он там бывает часто?
– В библиотеке? По-моему, да. Он диссертацию пишет.
Вика почему-то подумала, что упоминание о диссертации чем-то может помочь Олегу. Она хотела спросить, что с ним и где он, но не смела.
– Итак, вы заняли его стол…
– Да. А он, когда пришел, мне ничего не сказал, но мне показалось, что он чем-то недоволен. Мы вместе из библиотеки уходили, и я спросила его: может быть, чем его обидела? – так и разговорились.
– Вы с ним часто встречались?
– Несколько раз.
– Когда и где?
– Возле института.
– Какого института?
– Моего. Он приходил к окончанию рабочего дня – и мы куда-нибудь шли.
– О чем разговаривали?
– Я и не вспомню сейчас.
– Надо, чтобы вспомнили.
– О диссертации его, о прежней жизни.
– О чьей прежней жизни?
– Его, моей.
– Он о себе рассказывал?
– Да.
– Что именно?
– Как в институте учился. Как поступил в аспирантуру.
– А что он вам об убийствах говорил?
– А?! – вскинулась Вика.
Она испугалась, и это было видно.
– Об убийствах! – сказал требовательно Большаков. – Быстро вспоминайте!
– О каких убийствах?
Вика все еще никак не могла понять, как себя вести. Большаков знал, что надо делать в подобных случаях, и пришел ей на помощь, подсказал:
– Вам сейчас надо быстро и внятно всю правду рассказать! Козлов уже во всем признался и о вас тоже упомянул…
Вика вздрогнула при этих словах.
– И единственный шанс для вас выйти достойно из этой истории – рассказать все, что знаете.
– Я ничего не знаю!
– Зато мы знаем!
Большаков приподнял одну из лежащих на его столе папок и помахал ею в воздухе:
– Во какая пухлая! Материалов в ней – в том числе и на вас – не счесть. И если вы все слово в слово расскажете так, как нам о происшедшем сам Козлов повествовал, – считайте, что уже свободны и у нас претензий к вам нет. Но если будете юлить…
– Я ничего не знаю!
– Но как же? – сказал недоверчиво Большаков и демонстративно открыл папку. – Вот Козлов, например, говорит…
Вика не видела, что там, внутри папки.
– Ага, вот… "Что касается убийства по улице Веселовского, то подтвердить мои слова может моя знакомая по имени Виктория, которая была свидетелем происшедшего…"
– Да! – быстро сказала Вика, словно только что вспомнила. – Я это видела! Это когда мужчину усатого убили?
– Вот-вот! Усатого! – подтвердил Большаков и нетерпеливо придвинулся к собеседнице. – Значит, не отрицаете?
– Нет! Я видела! Его выносили как раз…
– Откуда выносили? – не понял Большаков.
– Из подъезда. Я мимо проходила, а его выносят. Он простыней был закрыт, а тут ветер подул…
– Какая простыня? – сказал с досадой Большаков. – Какой ветер?
Вика поняла, что что-то не то говорит.
– Я там живу, – сказала несмело.
– Где живете?
– На улице Веселовского.
– Это правда? – удивился Большаков.
– Да.
– Ладно, дальше рассказывайте, – предложил Большаков, заметно поскучнев.
– О чем? Я уже все рассказала.
"Может быть, они с Козловым сговорились? И теперь наперегонки несут околесицу".
– Значит, решили все на себя взять?
– А? – не поняла Вика.
– Убийства эти, – пояснил Большаков. – Козлов – тот сразу все рассказал, не отпираясь. А вы решили поиграть с нами?
– Что он рассказал? – спросила Вика упавшим голосом.
– Об убийствах, которые вы совершили.
– Я?!
– Не вы лично, – смилостивился Большаков. – Непосредственно все сам Козлов делал…
Он посмотрел испытующе на Вику, но в ее глазах не увидел ничего, кроме ужаса.
– Вам нечего бояться, – мягко продолжил Большаков. – Надо лишь рассказать о Козлове.
– Я ничего не знаю! – заплакала Вика.
Она окончательно запуталась и теперь не знала, как ей выбраться из страшного лабиринта.
– Как Козлов с этими убийствами связан? – крикнул Большаков, раздражаясь. – Что он вам об этом говорил? О мужчине усатом! О старухе, которую Козлов убил сковородой!
Вика вскинула голову.
– Это не он! – произнесла испуганно.
– Он!
– Не он!
Большакову показалось, что девушка даже осмелела. Она все еще ничего не понимала, но что-то ей подсказывало: надо рассказать обо всем, что ей известно.
– Его в последнее время мучили кошмары. Он рассказывал мне об этом. Какие-то жуткие сны, которые снились ему ночами.
"Значит, все-таки сговорились".
– Очень интересно, – кивнул Большаков, а глаза оставались равнодушными. – И что же дальше?
– С ним что-то происходит.
"Еще бы. Четыре убийства – это не шутки".
– Я хотела, чтобы он обратился к врачу.
– А он? – быстро спросил Большаков.
– Отказался.
– Почему?
– Боится. Говорите, что ему навесят ярлык ненормального.
А ведь это выход для него, Козлова. Если его признают невменяемым, он останется жить. Значит, и это предусмотрел. Большаков прикрыл глаза. Да, точно. Козлов уже на первом допросе начал косить под идиота. Сны, ночные кошмары. Пока врачи проведут экспертизу, то да се. Время выгадывает.
– Вы сами хоть в это верите?
– Во что? – не поняла Вика.
– В эти бредовые сны.
– Не знаю, – осторожно сказала Вика.
"С ними придется повозиться. С обоими".
– Пишите, – Большаков придвинул бумагу и ручку. – Все, что знаете. О чем вам Козлов рассказывал. Что сами видели.
Вика писала долго, и все это время Большаков сидел не шелохнувшись и смотрел на нее. Глаза опустил, только когда Вика отложила ручку.
– Я написала.
– Все?
– Да.
Она так посмотрела, будто спрашивала, может ли уже быть свободной. Но Большаков не смог бы доставить ей такого удовольствия, даже если бы очень захотел.
– Я задерживаю вас до выяснения обстоятельств дела, – сказал он.
– Какого дела? – спросила Вика упавшим голосом.
Она стремительно, на глазах, бледнела.
– Об убийствах, – сказал Большаков безжалостно. – Так-то вот.
Глава 19
Доктор Хургин обрадовался Большакову как родному.
– О! – сказал он. – Вижу явный прогресс. Вы посвежели.
– Неужели? – удивился Большаков и посмотрелся в зеркало, висевшее в кабинете врача.
– Определенно, – заверил Хургин.
– Стрессы мои отступили.
– Есть причина?
– Думаю, да. Поймали убийцу, и у меня теперь снова тридцать шесть и шесть. Хоть в космос лети.
– А в чем задержка?
– Начальство не пускает, – засмеялся Большаков. – Говорят – раскрути сначала этого маньяка, после полетишь. – Согнал с лица улыбку. – А я к вам за помощью, доктор. – Провел ладонью по лицу, раздумывая, как бы все рассказать покороче. – Убийца ваньку на допросах валяет. Несет околесицу, прикидывается идиотом. Мы его на освидетельствование отправим, за этим дело не станет, но пока, предварительно, не могли бы вы на него взглянуть?
– Зачем?
– Это ваш профиль, доктор. Вы этих симулянтов ведь чувствуете за версту. От вас ничего не требуется: я буду вести допрос, а вы тихонько посидите в уголочке, понаблюдаете. Мне ваш совет нужен, как с этим типом обращаться. С ним сладу нет, и я не знаю, честно говоря, как к нему подступиться.
– Он изображает из себя ненормального?
– Да. Этакий лунатик. Ночью спит в своей постели, видит жуткие сны, в которых он кого-то убивает, а утром просыпается, и все у него нормально. А потом обнаруживается, что убийства эти существуют в действительности. Но он ничего не помнит. А? – Большаков посмотрел на доктора. – Неплохо придумано?
– Провалы в памяти едва ли не каждый второй из такого рода клиентов демонстрирует, – сказал Хургин. – Не знаю, не помню и все такое прочее. На Нюрнбергском процессе один из нацистских бонз такую комедию разыграл. Сидел в зале суда с отсутствующим видом, будто его происходящее не касается. Не помню, мол, ничего, память отшибло – и спроса с меня нет. Но его на чистую воду быстро вывели.
– Каким образом?
– Посадили в просмотровом зале одного и стали ему кинохронику крутить. Вот он парад принимает, вот с Гитлером о чем-то беседует. В общем, его прежняя жизнь, где он был в силе. Приятные воспоминания, он даже прослезился, смотрел с улыбкой умиления на себя прежнего. А его тем временем снимали скрытой камерой. Пленка потом и послужила доказательством, что он все помнит, ничего не забыл.
– Ловко! – сказал Большаков. – Но с этим сложнее все.
– Почему?
– Он не говорит, что у него память отшибло. Наоборот, все помнит. Но утверждает, что видит все во сне. Этакое раздвоение личности.
– А может, и вправду он что-то такое во сне видел?
– Ну что вы, в самом деле, – поморщился Большаков. – Его девушка опознала, на которую он напал. Картина абсолютно ясная.
– Хорошо, я посмотрю на него, – согласился Хургин.
– Когда мы сможем это сделать?
– Завтра, например.
– Но только в первой половине дня.
– Как скажете… А как он вам самому показался? – неожиданно спросил Хургин.
– Кто?
– Убийца.
– Нормальный парень. Аспирант.
– Аспирант? – изумился Хургин.
– Да. Филолог.
– Ну надо же. Мир перевернулся. Чеховы и Толстые взяли кистени и вышли на большую дорогу. Что с тобой, Русь? Чего ради он убивал, кстати?
– Из-за денег. Банальные грабежи.
– Я совсем перестал понимать жизнь, – признался Хургин. – Иногда хочется заснуть и не просыпаться.
Глава 20
В Козлове была какая-то заторможенность. Он вошел медленно в кабинет, так же медленно преодолел расстояние от двери до стула.
Хургин сидел в углу и внимательно рассматривал вошедшего. Козлов бросил на незнакомого ему человека быстрый взгляд и тут же опустил глаза.
– Побеседуем, – предложил Большаков.
Он брал инициативу на себя, и Хургин мог наблюдать за Козловым в естественной обстановке.
– В прошлый раз мы остановились на твоих снах. Я так и не понял: ты в подробностях все видишь?
– Да.
– Всю обстановку в квартире, отдельные предметы?
– Да.
Каждый раз Козлов, прежде чем ответить, выдерживал паузу. Казалось, что даже самый простой ответ дается ему нелегко. Не то чтобы он раздумывал, как ему выгоднее было ответить, а просто не знал, что сказать, выискивал где-то в глубинах памяти вот это простое слово "да".
– И себя тоже видишь?
– Где?
– В своих снах?
– Нет.
– А откуда же ты знаешь, что это ты? – удивился Большаков.
Этот вопрос совершенно поверг в уныние Козлова. Он долго раздумывал, явно не зная, что ответить.
– Просто знаю, что это я, – ответил он мрачно.
– Подруга твоя, Ольшанская, показывает, что ты среди ночи вскочил, якобы увидев во сне убийство. Было такое?
– Было.
– А дальше что?
– Когда это – дальше?
– Ты ведь опять потом заснул. Заснул?
– Да.
– А продолжение сна видел?
– Нет.
– А что ты видел?
– Я видел…
Козлов едва начал фразу и тут же ее оборвал. Сидел на стуле, сжавшись в комок, будто хотел стать еще меньше, чем был на самом деле.
– Ну! – нетерпеливо произнес Большаков.
– Я не помню, о чем мы с вами говорили, – сказал Козлов.
– Когда говорили?
– Только что. Мысли оборвались. Какая-то пустота в голове.
Большаков бросил красноречивый взгляд на притаившегося в углу доктора – каково, мол? Потом сказал, демонстрируя ангельское терпение:
– Мы говорили о твоих снах. Ты в них видел все подробности происходящего. Но если тебя будили неожиданно…
Козлов вдруг закрыл лицо руками и замотал головой:
– Я нить разговора теряю. Вот слушаю вас сейчас и не могу за словами уследить.
– Скажите, а как вы общаетесь со своими близкими? – неожиданно подключился к разговору до сих пор безмолвный Хургин.
Козлов медленно обернулся и посмотрел на доктора.
– Вы женаты? – спросил Хургин.
– Нет.
– У вас есть близкие друзья?
– Нет.
– Ну хоть кто-нибудь, с кем вы встречаетесь достаточно часто?
– Вольский.
– Это кто?
– Профессор. Мой научный руководитель.
– Вы ему симпатизируете?
– Да.
– И у вас хорошие отношения?
– Не совсем.
– Почему?
– Из-за моей диссертации, наверное.
– А что такое с вашей диссертацией?
– У меня пропал интерес к работе.
– Апатия, да? Ничего не хочется делать?
– Да.
– И начались конфликты с этим вашим профессором, – сказал понимающе Хургин.
– Да.
– Давно?
– Нет, не очень.
– А точнее можно определить этот срок?
– Два месяца, наверное.
– Два месяца, как вы поссорились? – уточнил Хургин.
– Нет, поссорились мы совсем недавно.
– А что такое вот этот ваш срок – два месяца?
– Два месяца назад у меня пропал интерес к работе.
– Вот так сразу?
– Да.
– В одно мгновение? – не поверил Хургин.
– Да.
– Проснулись в одно утро и решили, что все?
– Что – все? – переспросил Козлов и даже наморщил лоб, пытаясь сообразить, что к чему.
– Мы говорили о вашей диссертации, – напомнил Хургин. – И о том, что у вас пропало желание работать над ней.
– Ах да, – вспомнил Козлов.
– Так почему вам не хотелось над ней работать?
– Не знаю. Не могу объяснить.
Козлов неожиданно приподнялся на стуле и горячо заговорил:
– Вы должны во всем разобраться! Я вижу ваши глаза, такие глаза бывают только у умных и благородных людей, и я вам верю! Это так просто – выслушать меня и понять, что я говорю правду!
Он резко опустился на стул и закрыл глаза, почему-то покраснев.
– Что я говорю! – произнес после паузы. – Простите меня. Это какой-то бред. Все происходит помимо моего желания. Я хочу сказать одно, а на деле получается совсем другое.
– У вас когда-нибудь черепно-мозговые травмы были?
– Нет.
– И в детстве?
– И в детстве.
– И еще вопрос: вы пьете?
– Вы об алкоголе говорите?
– Да.
– Почти не пью.
– Почти – это как?
– А норма какая?
– Рюмка.