Козлов отвечал как автомат. На лице эмоции практически не отражались. Хургин выразительно посмотрел на Большакова. Тот кивнул в ответ и вызвал конвой. Козлова увели.
– Каков фрукт! – сказал Большаков. – Что скажете?
– Скажу, что требуется серьезное обследование.
– А предварительно?
– Затрудняюсь что-либо сказать.
Большаков почти разочарованно посмотрел на доктора.
– И все-таки, – пожал плечами Хургин. – Что-то из симптоматики, конечно, есть. Заторможенность, обрывочность мышления, внутренний разлад, конфликты с окружающим миром.
– Так он болен, по-вашему? – не поверил Большаков.
– Есть вещи, которые заставляют посмотреть на него внимательнее, – сказал осторожно Хургин. – Если у него пустота в голове, он плохо понимает, о чем ему говорят, хочет сказать одно, а вместо этого получается другое – это типичное проявление синдрома Кандинского-Клерамбо. И, возможно, у него определят-таки шизофрению. Но… – Хургин развел руками. – Есть один момент, который заставляет меня усомниться в болезни этого человека.
– Что именно? – заинтересовался Большаков.
– Слишком внезапно у него все началось. Вот эти два месяца, о которых он говорит, – я этому не верю. Не бывает так, чтобы до поры все было хорошо, а утром человек вдруг проснулся шизофреником. Здесь у меня сомнения.
– И что же делать?
– Освидетельствование проводить. Раствор барбамила внутривенно – и у него симптоматика раскроется во всей красе.
– Значит, пока ничего не можете сказать?
Глава 21
Лестницу он обнаружил случайно, когда присматривал для себя место, с которого можно было наблюдать за квартирой. Уже в темноте, когда село солнце, он взобрался на крышу старого сарая и здесь наткнулся на лестницу. Она была деревянной и легкой, и он вдруг понял, что все его проблемы решены. Квартира, та самая, располагалась на втором этаже, и если лестницу приставить к стене дома, можно легко попасть на нужный ему балкон.
Двор – не проходной, тупиковый, и люди здесь появлялись редко. Проходили торопливо и скрывались в одном из двух подъездов, а он лежал на теплой после дневного солнца крыше сарая и терпеливо ждал. В окнах нужной ему квартиры горел свет, но он не видел, что происходит внутри, из-за усеянных яркими цветами штор, только кухню шторы не закрывали, но там и не было никого.
Он долго лежал без движения, а когда почувствовал, что его левая рука затекла, повернулся, и это получилось у него как-то неловко. Он ощутил нож в кармане брюк – тот уперся ему в ногу жестким бруском – и даже поморщился. В окне кухни вдруг мелькнул силуэт человека, и он приподнялся на локте, чтобы лучше его рассмотреть. Да, тот самый. Молодой, симпатичный, безутешный. Но почему у него свет горит во всех комнатах? Кто-то есть, кроме него? Гости? Это было бы неприятным открытием.
Человек тем временем раскупорил бутылку с пивом и вышел из кухни, погасив при этом свет. А через четверть часа погас свет и в комнатах.
Он взглянул на часы. Половина двенадцатого. Ровно в полночь, если за эти полчаса свет больше не загорится, можно будет начинать.
Загаданные полчаса он выждал минута в минуту и в полночь спустился с крыши сарая во двор, прихватив с собой лестницу. Во всем доме свет был погашен, только в угловой квартире на третьем этаже светилось окно. Он осторожно, стараясь не производить шума, приставил лестницу к балкону и обнаружил, что не ошибся – очень удобно будет подниматься.
На балкон он скользнул тенью. Здесь его поджидал еще один сюрприз: ведущая в квартиру дверь оказалась открытой и легко, без скрипа, отворилась, едва он толкнул ее рукой. Теперь его от квартиры отделяла только массивная штора, он задержался перед ней на мгновение, собираясь с духом, и вошел в комнату.
Пахло пылью и мужским одеколоном. Звуков не было никаких, словно квартира вымерла, но он знал, что здесь должен быть хотя бы один человек – тот самый, которого он видел в окне. Возможно, есть еще кто-то: после прошлого раза, когда обнаружилась девушка, о существовании которой он прежде не подозревал, он был готов к любым неожиданностям.
Он снял ботинки и босиком пошел по мягкому ковру – бесшумно, крадучись. Обошел комнату и убедился, что здесь действительно никого нет.
Дверь в соседнюю комнату была закрыта. Он толкнул ее быстрым резким движением и встал на пороге, всматриваясь в непроницаемую темноту. Нож он уже держал в руке, немного на отлете, чтобы не тратить время на замах в случае чего. Он слышал дыхание человека где-то совсем близко. Прямо перед собой, в двух или трех шагах. Через мгновение, решившись, он пошел вперед, по-прежнему бесшумно ступая, и когда до цели, как ему представлялось, оставалось уже совсем немного, его нога наткнулась на что-то, он замер, но было уже поздно – пустая бутылка упала и покатилась по полу.
– А! – вскрикнул где-то совсем рядом человек.
Он затаил дыхание, но сердце, как ему казалось, стучало настолько гулко, что его биение отражалось от стен. Тот, на кровати, молчал и тоже, наверное, не дышал сейчас, вслушивался, потом зашевелился, успокоившись, но, наверное, не до конца еще успокоился, и было слышно, как он встал с кровати и пошел неспешно по комнате. Совсем рядом прошел, даже его теплое дыхание было слышно и запах пива, который от него исходил.
Он пошел за этим запахом следом, но все не бил человека ножом, потому что его не видел, а бить надо было только наверняка, с первого раза, потому что тот был крепким малым.
К выключателю, как оказалось, шел. Хотел зажечь свет и убедиться, что все-таки никого здесь нет, что привиделось что-то во сне – и только. Вспыхнул свет в люстре – и тогда он ударил. Нож вогнал в тело по самую рукоятку, парень отлетел к стене и сполз по ней, пытаясь скрюченными пальцами вцепиться в гладкие, веселенькой расцветки обои.
– А-а-а!! – закричал в ужасе Козлов и вскочил с нар. Он даже не сразу вспомнил, что находится в камере, все плыло у него перед глазами, и ему стоило немалых усилий сфокусировать взгляд. Только теперь он рассмотрел наконец своих сокамерников, забранное решеткой окно и крашенную грязной краской металлическую дверь. Эта дверь для него была единственным выходом, спасением.
– Он убивает! – закричал Козлов, содрогаясь от охватывающего его ужаса, и забарабанил в дверь. – Откройте! Он опять убивает!
Его лицо было перекошено, и капли пота выступили на лбу, но он ничего этого не замечал, единственной мыслью было – чтобы побыстрее открыли дверь, иначе все, конец, и в следующую минуту его уже не будет в живых.
– Затихни! – рявкнул кто-то за спиной Козлова, но он даже не обернулся, некогда было объяснять, что происходит. Драгоценное время уходило.
– Откройте! – бесновался Козлов. – Отведите меня к Большакову! Я все расскажу! Я опять это видел!
Лязгнул наконец запор, дверь распахнулась. Два контролера выхватили Козлова из камеры, прижали к стене в коридоре.
– Ну? – сказал один из них. – Что такое?
От него исходил тяжелый запах лука.
– Он убивает! Я только что это видел! – торопливо заговорил Козлов.
– Кто?
– Убийца! В квартире на втором этаже! Я видел!
– Где видел? – спросил с сомнением контролер.
– Во сне!
– Во сне?
– Да! Только что! Я спал и видел…
Контролер ударил Козлова резиновой дубинкой в живот, и Козлов согнулся пополам, будто из него, как из надувной куклы, выпустили воздух. Открылась дверь камеры. Козлова втолкнули внутрь, и он упал на грязный кафельный пол.
– Ты доорешься! – пообещал откуда-то сверху контролер.
– Это все правда! Я видел! Он только что опять убил человека! Зарезал его ножом! Сообщите Большакову!
Козлов рыдал, произнося эти слова. Отчаяние и боль душили его.
Глава 22
За окном было сумрачно. Низкие свинцовые облака медленно ползли по небу, готовые вот-вот пролиться дождем. В кабинете у Большакова совсем потемнело, но он не зажигал свет, забыл. Сидел за столом и мрачно рассматривал Козлова. Тот, с серым после бессонной ночи лицом, сжался. Казалось, что если расслабится – тут же задрожит.
– Где именно это произошло? – спросил Большаков.
– Я не знаю.
– Но ведь ты говоришь, что видел.
– Видел, да, – подтвердил Козлов и повел зябко плечами. – Там такой дворик… Непроходной… Зажат со всех сторон какими-то сараями. Все произошло на втором этаже.
– Что произошло?
– Убийство, о котором я вам говорил.
– И кого же убили?
– Парня. Здоровый такой.
– Как он выглядит?
– Кто, парень? Лицо открытое, короткая стрижка. Плечи широкие, говорю же – здоровый.
– В лицо мог бы его узнать, если бы встретил?
– Да.
Большаков веером рассыпал перед собеседником фотоснимки. Разные люди. Только почему-то у всех без исключения закрыты глаза.
– Здесь он есть?
Козлов всмотрелся и почти сразу узнал:
– Вот этот!
– Не ошибаешься?
– Нет!
Большаков стал еще мрачнее, чем был до этого.
– Ты видел, как это происходило?
– Да.
– Расскажи.
– Этот парень спал.
– Который парень?
– Тот, что на фотографии.
– Хорошо, понял. Дальше.
– Он спал. И…
Козлов замолчал. Он не знал, как сказать: "я вошел" или "он вошел". В конце концов решил эту фразу пропустить.
– …проснулся от шума, – сказал. – Бутылка пустая упала и покатилась по полу.
– Какая бутылка? – быстро спросил Большаков.
– Пивная. Из-под импортного пива, пузатенькая такая. Он вскочил и включил свет в комнате. И тогда…
И опять он не знал, как следует говорить. Большаков наконец понял его затруднения.
– И тогда убийца ударил парня, – пришел он на помощь Козлову.
– Да.
– А дальше что?
– Не знаю. Я проснулся.
– Сколько ударов нанес убийца?
– Я видел один.
– В грудь?
– Нет, в спину. Тот парень свет включал – я же уже рассказывал – и даже не успел обернуться.
Козлов вдруг догадался, почему у всех людей на фотографиях закрыты глаза. Они не спят. Мертвы.
– Он погиб? – спросил Козлов, с трудом произнося слова.
– Да.
Это короткое слово прозвучало страшно.
– Значит, все правда? – спросил Козлов упавшим голосом.
– Правда. Его убили сегодня ночью. Все было именно так, как ты рассказываешь.
– Значит, не я! – выкрикнул Козлов. – Не я убиваю! Ведь я в камере был этой ночью! Не я его убил!
– Его, – показал на фотографию Большаков, – не ты убил. Но это не значит, что предыдущие убийства без твоего участия обошлись.
Глава 23
– Телепатия существует, доктор?
– Не знаю. Вряд ли, – сказал с сомнением Хургин.
– Значит, передача мыслей на расстоянии – чушь?
– Чушь.
Большаков вздохнул.
– У вас проблемы? – поинтересовался Хургин.
– Да. Сегодня ночью Козлов поднял на ноги контролеров СИЗО. Ему приснилось убийство.
– И что же? – заинтересовался Хургин.
– Убийство было.
Повисла пауза. Врач изумленно смотрел на Большакова.
– Я разве похож на человека, который любит шутить? – спросил Большаков, раздражаясь.
– Не сказал бы, – откровенно признался Хургин.
Большаков ожесточенно потер лоб.
– Простите, доктор, – сказал он. – В общем, утром обнаружили труп. Соседи увидели приставленную к балкону второго этажа лестницу и вызвали милицию. Молодой парень, ему нет еще и тридцати. Бизнесмен. Я с места происшествия возвращаюсь сюда, а мне докладывают: Козлов рвется на допрос. Он приходит и рассказывает мне все об этом убийстве. Представляете? С подробностями, все как было. Ему это якобы приснилось ночью.
Хургин смотрел на Большакова с сомнением. Наконец спросил, хотя и видно было, что спросил он, уже заранее зная ответ, – как утопающий за соломинку схватился:
– Совпадение исключено?
Большаков покачал головой:
– Исключено. Я перед ним пачку фотографий вывалил. И он мне безошибочно показал того самого парня, что ночью убили.
– А убийство ночью произошло? Этой ночью?
Хургин сделал упор на слове "этой".
– Да. В промежутке между полуночью и двумя часами. Так утверждает эксперт.
– Но Козлов находился в камере, – уточнил Хургин.
– Да.
– И убить, следовательно, не мог.
– Не мог.
– Значит, и предыдущие убийства – не его рук дело?
Большаков при этих словах напрягся.
– Мы сейчас только о сегодняшнем убийстве говорим.
Доктор понял, что Большакову так удобнее – отделить сегодняшнее убийство от предыдущих. По последнему убийству у Козлова алиби, причем абсолютное.
– Вы на него хотите свалить все, кроме сегодняшнего? – спросил Хургин.
– Ну почему же – "свалить"? Там его вина доказана. Стопроцентно. Его опознали.
– Но если он это убийство видел во сне, почему бы не допустить, что точно так же он видел и предыдущие? И не лжет, когда рассказывает о своих снах?
– Да мне на его сны наплевать! – сказал раздраженно Большаков. – У меня есть заключение экспертизы, показания пострадавшей. Для любого суда это достаточные основания к осуждению.
– А что будет?
– Вы о чем?
– Что Козлову будет на суде?
– Не знаю.
– Смертный приговор возможен? – не отступал Хургин.
– Не знаю, – повторил Большаков.
Но по нему было видно, что смертный приговор наиболее вероятен.
– Его убьют ни за что, – сказал Хургин, – даже не попытавшись разобраться.
– А я как раз и хочу разобраться! Помогите мне! Скажите: возможно ли такое?
– Я могу поговорить с Козловым?
– О чем?
– О его снах.
Большаков задумался.
– Это очень непростая история, – сказал Хургин. – Но бывает так, что происходящее непонятно только на первый взгляд. А присмотришься – и выясняется что-то такое, что поначалу ускользнуло. А в этой мелочи и кроется разгадка.
Он почти уговаривал.
– Хорошо, – сдался Большаков. – Давайте попробуем.
Глава 24
Козлова посадили так, чтобы свет из окна падал ему на лицо. Он выглядел очень плохо, казался измученным и даже будто немного не в себе.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Хургин, внимательно всматриваясь в лицо Козлова.
Тот неопределенно пожал плечами и промолчал.
– Вы в прошлую нашу встречу мне сказали, что у вас пропал интерес к написанию диссертации. Это произошло внезапно?
– Да.
– И что вы при этом чувствовали?
– Ничего.
– Так не бывает.
Козлов задумался.
– Полная апатия, – сказал наконец он. – Как-то все потеряло смысл.
– Вас что-то тревожило?
– Вот! – оживился Козлов. – Хорошее слово – "тревожило"! Тяжесть в душе.
– Страх был?
– Не страх. Какая-то неосознанная тревога.
– Будто что-то давило там, внутри, да?
– Да.
Большаков слушал этот разговор с нескрываемым интересом.
– И почти сразу вы начали видеть эти сны? – спросил Хургин.
– Нет, не сразу.
– Но прежде, до того, как вы почувствовали неясную тревогу, вы убийств во сне не видели?
– Не видел.
– Можете сказать, когда это произошло точно?
– Что именно?
– Изменения вашего душевного состояния.
– Точно не скажу. Месяца два назад или около того.
– Давайте вспомним, как это произошло. Вот вы проснулись утром – а вокруг все плохо, да? Накануне было хорошо, а сегодня сразу плохо. Так?
– Наверное.
– Почему вы говорите "наверное"?
– Потому что не помню точно. Просто однажды обнаружил, что у меня настроение ни к черту. Стал вспоминать, и выяснилось, что это уже продолжается какое-то время. Вот и все.
– А изменения в настроении были? Вот вам плохо, а потом вдруг в одночасье становится хорошо.
– Нет, – качнул головой Козлов. – Не было.
– Уверены в этом?
Козлов задумался.
– Один раз такое, пожалуй, было, – сказал он не очень уверенно. – Я ехал в поезде…
– Куда вы направлялись?
– В Челябинск.
– У вас там родственники?
– Нет.
– Значит, командировка?
– Нет.
Козлов не знал, как объяснить причину своей внезапно случившейся поездки.
– Мне было страшно, – осторожно произнес он.
– Почему?
– Я накануне увидел во сне, будто убил старуху.
– Чугунной сковородой? – быстро уточнил Большаков.
– Да, – ответил Козлов и сжался.
– Дальше, – попросил доктор.
– И когда я неожиданно увидел этот дом… Тот самый дом, в котором произошло убийство…
– А как вы его увидели?
– Ехал в автобусе, вдруг вижу – очень знакомый дом. Я узнал его, понимаете? Там, во сне, видел – и вот узнал.
– И что было дальше?
– Вышел из автобуса, иду к дому и все там узнаю. Тот же двор, тот же подъезд…
– Который видели накануне во сне? – уточнил Хургин.
– Да. Поднялся по лестнице, вижу дверь и знаю, что именно за этой дверью и произошло убийство. И тут выходит женщина…
– Из-за этой самой двери?
– Нет, из квартиры напротив. Она выходит и говорит, что старуха убита. Представляете? – Козлов даже вздрогнул, вспомнив, как все происходило. – Я едва с ума не сошел.
– А как в квартире все происходило? Вы видели это в своем сне?
– Да.
– И все выглядело так, будто это вы проделывали?
– Да.
– Вы себя видели при этом? Будто со стороны.
– Нет.
– Значит, могли быть и не вы?
Козлов задумался, помрачнев.
– Мне все время кажется, что это я.
– И сегодня? Ночью, когда последнее по времени убийство произошло, – тоже были вы?
– Да.
– И этот сон ничем от предыдущих не отличался?
– Нет.
– Вас эта беседа утомляет? – неожиданно спросил Хургин.
– Да, – признался Козлов. – Я иногда теряю нить разговора.
– Хотите отдохнуть?
– Нет, зачем же. Спрашивайте.
– Давайте тогда перейдем к следующему случаю. Одну девушку вы оставили в живых, – сказал Хургин и тут же поспешно поправился: – Ну, не то чтобы вы… Там, во сне…
– Я понимаю, – кивнул Козлов. – Пусть это буду я, не обращайте внимания.
– Там, во сне, вы ее оставили жить, хотя прежде все без исключения люди в ваших снах погибали. Почему вы ее пощадили?
– Я ее не щадил. Думал, что убил ее. Она упала и казалась мертвой.
– А если бы не казалась мертвой – вы бы ее добили? – спросил Хургин.
Козлов бросил быстрый взгляд на Большакова. Тот сидел, строго поджав губы.
– Наверное, убил бы, – сказал Козлов с усилием.
– Почему? Вы были настроены агрессивно?
– Я почему-то знал, что все должны умереть. Это вообще странно… – Козлов вскинул голову. – В моих снах как будто установка заложена, что дело должно обстоять так, а не иначе. Вот эта девушка, например, ее не должно было быть там.
– Почему?
– Не знаю.
– А она приезжая, – неожиданно подключился к разговору Большаков.
– Значит, он прав, говоря, что девушка оказалась в квартире случайно? – удивился Хургин.