Василий проснулся поздно. Проснулся сам, никто его не будил. Мамочка не вбегала в его спальню, резвая, как птичка, и бодрая, как песня на советском радио, не кричала громко "Подъем, подъем, кто спит, того побьем!" и не имитировала радостный звук пионерского горна. Не открывая глаз, Василий попытался понять, отчего же ему так плохо. Все тело болело и саднило, как будто он двое суток продирался сквозь колючие кусты, а потом с размаху свалился в ванну с соленой водой. Соль разъела раны, они воспалились и невыносимо зудели. Однако, задумался Вася, он ведь не продирался сквозь джунгли. И не купался в соленой воде… Отчего же ему так худо и все болит?
Вася попробовал перевернуться на другой бок. Легче не стало. Глаза опухли и не открывались. Василий ощупал одеяло и спинку кровати. По всему выходило, что кровать его, стало быть, он находится в своей спальне, в их с мамочкой квартире. Но отчего же так худо?
Вася решил, что нужно действовать по порядку.
– Меня зовут Василий Зайкин, – произнес он вслух и кое-что вспомнил. Он вспомнил, что живет с мамочкой вдвоем и зарабатывает на жизнь мелким мошенничеством, пользуясь тем, что имеет успех у женщин. Непонятно почему Васина внешность вызывает у них приступ нежных чувств, они готовы идти за Васей на край света и отдать все, что имеют.
Стало легче, и Василий решился открыть глаза. В комнате было полутемно, занавеси задернуты. Вася со стоном протянул руку и поглядел на свои наручные часы, лежащие на тумбочке у кровати. Они показывали полпервого. Вася попытался сесть, опираясь на подушки, это удалось ему лишь с третьей попытки. Комната сразу же запрыгала и закружилась перед глазами, так что пришлось глаза снова закрыть. Вася совсем было уже решился позвать мамочку, но подумал еще немножко и вспомнил вдруг все про украденные марки, про то, как неизвестный мошенник, замаскировавшись под интеллигентного старичка, подменил ему портфель, а также про то, что сделал с ним маламут Ивана Павловича, когда старый прохиндей узнал, что его надули. Собственно, надули-то Васю, потому что Иван Павлович, по большому счету, ничего не потерял. Авансов никаких он Василию не давал, ни копейки своих денег он на подготовку операции не потратил и мог предъявить Василию счет только лишь за моральный ущерб. Старый жмот так и сделал – натравил на него свою зверюгу.
Вася вспомнил, как, с трудом вернувшись домой, он увидел мамочку в маске из синей глины и принял ее за живой труп, восставший из ада. Припомнил он также, как он сдирал с мамочки проклятую маску. Теперь Василий жалел только об одном – что проявил слабость и выболтал мамочке все про Ивана Павловича. Но что сделано, то сделано.
После того как он очень удачно освободил мамочку от синей маски и от усилий упал в обморок, началось самое страшное.
Очнулся Вася от того, что кто-то очень сильно лупил его по щекам. Это мамочка пыталась привести его в чувство. Вася предпочел бы, чтобы его оставили без сознания, он просто хотел на время уйти от окружающей действительности, но не тут-то было.
Мамочка рьяно взялась за дело. Вася пришел в себя от боли, когда ее кулак попал по свежему синяку. Мамочке этого показалось мало, она настояла на том, чтобы обработать его раны йодом и перекисью водорода. Вася умолял, чтобы его оставили в покое, тогда мамочка произнесла гневную тираду о том, что все мужчины – неженки и совершенно не умеют терпеть боль. В наказание Васю намазали еще какой-то антисептической мазью. Мазь жутко воняла и щипала, измученный Вася стонал и скрипел зубами, мамочка же, чтобы поднять его боевой дух, приводила в пример таких стойких личностей, как Павка Корчагин, Зоя Космодемьянская и героический римский патриций Муций Сцевола.
Затем мамочка принесла Васе в постель горячего молока с медом. Оба этих продукта Вася терпеть не мог, как вместе, так и по отдельности, но спорить с мамочкой у него не было сил. Пока Вася давился молоком, мамочка наизусть читала ему стихи известного советского поэта о храбрости и героизме:
– "Жили три друга-товарища в маленьком городе N.
Были три друга-товарища взяты фашистами в плен…"
Мамочка читала хорошо поставленным голосом, с большим чувством. Вася полностью покорился судьбе и, не сопротивляясь неизбежному, выслушал стихотворение до конца.
– "Третий товарищ не выдержал, третий язык развязал! – Мамочкин голос звенел, как труба в духовом оркестре. – Не о чем нам разговаривать! – он перед смертью сказал".
На этой мажорной ноте мамочка стихотворение закончила и пошла спать. Вася тоже попытался заснуть, что удалось ему с большим трудом. Ему снились Муций Сцевола почему-то в каске и с автоматом Калашникова, гипсовые пионеры-герои, фехтующие на своих горнах, и три друга-товарища, мирно выпивающие и закусывающие на лужайке под кустиком. Вася метался и вскрикивал во сне, к тому же от молока крутило живот.
Пробуждение его было ужасно. Однако следовало взять себя в руки, а то мамочка снова начнет читать стихи. Сделав над собой титаническое усилие, Вася спустил ноги с кровати, посидел немного, переводя дух, и встал, опираясь на стул. Комната снова запрыгала перед глазами, но Вася мысленно сказал ей "Стоять!" – и она угомонилась.
Поскрипывая суставами и шаркая ногами, Вася побрел в ванную. Ему потребовалось зеркало.
Он не ждал от зеркала ничего хорошего, но действительность превзошла все его самые ужасные ожидания. Из зеркала смотрела на него жуткая рожа – небритая, с глубокой ссадиной под бровью и распухшим носом. Довершал картину лиловый синяк под левым глазом, принявший угрожающие размеры. Вася застонал не столько от боли, сколько от обиды. Только подумать, какая несправедливость! Именно сейчас, когда судьба послала ему встречу с дочкой Сигильдеева, с которой при умелом подходе можно было бы сорвать приличный куш, Василий совершенно не в состоянии работать. Нечего и думать обольстить Лолиту в таком виде. При его работе главное – это внешний вид. Внешний вид должен быть безупречен. Выражаясь словами классика, в человеке, жизненное благосостояние которого зависит от его успеха у женщин, все должно быть прекрасно: и лицо, и костюм, и галстук, и ботинки… Женщины – натуры тонкие, хоть и дуры, неизвестно, что втемяшится им в голову в следующую минуту. Можно потерять клиентку из-за любого пустяка – ей не понравится, как выглажен воротник у твоей рубашки, или цвет шнурков на ботинках…
Относительно одежды Вася мог ручаться, но вот лицо… Нечего и думать выходить с таким лицом на встречу с Лолиткой.
– Ох, грехи мои тяжкие! – по-старушечьи вздохнул Вася.
И в этот момент зазвонил его мобильный телефон.
У Васи было несколько мобильных телефонов. Один зарегистрирован на собственную фамилию, по нему мамочка могла найти его в любое время дня и ночи, впрочем, как уже говорилось, Василий был мужчина не слишком любвеобильный, то есть он никогда не оставался у женщины на ночь. Откровенно говоря, он вообще предпочитал не доводить отношения до постели, успевал так или иначе разобраться раньше, потому что в интимной ситуации с ним вполне мог случиться конфуз. Такое с ним уже бывало. Дамы тоже, как правило, не торопились затащить его в постель, они имели на Васю далеко идущие планы. Исключение составила дуреха Люська, за что и поплатилась.
Парочка телефонов была зарегистрирована на подставных лиц, чтобы Вася мог давать номера своим знакомым дамского пола. Время от времени он от мобильников избавлялся.
Звонил тот самый мобильник, номер которого он дал позавчера дочке Сигильдеева.
– Ах, Вася, – послышался в трубке голос Лолиты, – ну что же вы меня совсем забыли.
Она капризно тянула слова, и Василий сразу же понял, что девица положила на него глаз и нужно ковать железо, пока горячо. Но он был связан по рукам и ногам, да что там связан – скован железной цепью. Нечего и думать появиться перед папочкиной дочкой с такой физиономией.
– Хм, – Вася откашлялся, – дело в том, что я…
– Только не говорите, что сильно заняты на работе! – смеясь, перебила Лола. – Я все равно не поверю! И вообще, я на вас очень сердита. Так обмануть бедную девушку! Ведь вы обещали позвонить еще вчера, а сами… Нет, я очень, очень на вас сердита!
"Черт бы тебя побрал!" – от души подумал Вася.
Однако перед его мысленным взором предстала папина дочка во всей красе – в шикарной норковой шубе, вся увешанная бриллиантами, и Вася застонал в голос. Ужасно не хотелось выпускать из рук такой куш.
– Что с вами? – тотчас всполошилась Лолита. – Вам плохо? Васенька, вы больны?
– Да! – обрадованно закричал Вася. – Я очень и очень болен! Сам не знаю, откуда взялась эта боль!
От волнения Василий сам заговорил стихами другого любимого мамочкиного поэта – Есенина, но вовремя опомнился.
– У меня серьезное инфекционное заболевание! У меня грипп!
– Бедный! – огорчилась Лолита. – Вы страдаете! А что у вас болит?
– Все! – честно ответил Вася. – У меня болит все!
– И даже душа? – лукаво спросила Лола.
Василий хрюкнул что-то невразумительное.
– А я так хотела вас видеть! – вздохнула Лола. – Мне показалось, что позавчера мы с вами душевно сблизились… и я почувствовала в вас что-то удивительно родное… и даже рассказала о вас папе.
– Что? – закричал Вася. – Что вы ему обо мне рассказали?
Вася очень боялся мужей, отцов и братьев обманутых им женщин. Но с другой стороны, Лолиту-то он еще не успел обмануть.
– Только хорошее, – успокоила Лола. – Я просто с ним посоветовалась, как вас найти.
– Так вот же телефон… – глупо сказал Вася.
В этом месте Маркиз энергичными жестами дал понять Лоле, чтобы воздействовала на Васю сильнее. Время, мол, дорого, и нечего тянуть и рассусоливать.
– Вы только не подумайте, что я навязываюсь, – заторопилась Лола, повинуясь знаку Маркиза, – просто у меня совершенно случайно оказалась одна ваша вещь…
– Какая вещь? – тупо спросил Вася.
– Ваши очки. Или, может быть, они не ваши? – придуривалась Лола. – В таком случае, что они делали в вашей машине? Я приревновала бы вас, Вася, если бы оправа не была мужской…
Пока она болтала, Василий, забыв о плохом самочувствии, резвым козликом помчался в прихожую и стал шарить в карманах черного кашемирового пальто. Очков не оказалось. Он вспомнил, что, отправляясь в театр, где он встретил Лолу, сунул очки в бардачок угнанной машины. За каким чертом эта девка поперла его очки? Клептоманка, что ли?
– Это мои, – обреченно вымолвил Василий.
Дело принимало очень опасный оборот. От страха Василий забыл про все свои многочисленные болячки и стал соображать быстро, как персональный компьютер с процессором Intel внутри. Дочка Сигильдеева, чтобы ее черти забрали вместе с папочкой, положила на него глаз. И теперь не отстанет. И теперь у нее его очки. Все дело в том, что стекла в этих очках очень специфические и дорогие. И делают такие только в двух оптических мастерских во всем городе. Машину Василий мог водить без очков, очки ему требовались для чтения. При дамах он старался очки не надевать, но всегда возил их с собой – мало ли понадобится разглядеть что-нибудь мелкое…
Нужно немедленно изъять у проклятой девки очки. Потому что сама она, может, и не догадается предъявить очки специалисту, но для папочки-то нет ничего невозможного. Раз доченька захотела какого-то мужика, папочка ей его достанет. А заодно и поинтересуется, кто такой Василий Зайкин и что он собой представляет. И выяснится, что Вася нигде не работает и живет на непонятно какие средства. И тогда раскроется Васина настоящая профессия. Разумеется, папаша Сигильдеев сочтет, что Вася – совершенно неподходящая партия для его дочери. И что-то подсказывает Василию, что просто так папочка его в покое не оставит. Тогда – всему конец, и еще мамочка узнает, чем он зарабатывает на жизнь. Мамочка такая чувствительная, она этого не переживет…
– Вася, ау! – пропела Лола. – Вы где?
– Дорогая! – Из последних сил Вася добавил в голос страсти. – Когда же мы увидимся? Завтра?
– Нет, завтра я не могу, – протянула Лола. – Мы с папой идем на открытие нового бизнес-центра.
– Тогда сегодня, – упавшим голосом сказал Вася.
Условились встретиться во второй половине дня. Вася отключился и со страхом поглядел на себя в зеркало. Лучше бы он этого не делал.
В это время дверь открылась, и в прихожей появилась мамочка. Вася слегка удивился, потому что мамочка выглядела сегодня как-то непривычно. То есть он знал в принципе, что мамочка его – дама весьма экстравагантная, и после вчерашнего синего ее лица ничему уже не удивлялся, но все же сейчас мамочка его потрясла. Она вся была какая-то напряженная, глаза ее горели неверным мерцающим светом, как фонари на лестничной площадке, волосы выбивались из-под кепки. Вот именно, сегодня на мамочке красовалась черная кожаная кепка, как у мэра Москвы, только у Лужкова она обтягивает лысую голову, а у мамочки кепка стояла торчком на манер шляпы. Кроме кепки, на мамочке была еще черная кожаная куртка-косуха, черные брюки-стрейч и удобные черные ботинки на толстой подошве. Пахло от мамочки кожей и бензином, Вася даже решил, что у него обонятельные галлюцинации.
– Где ты была? – невольно спросил Вася, хотя раньше никогда не обращался к мамочке в таком строгом тоне.
– Я? – застеснялась мамочка. – Я, понимаешь ли, я гуляла. Погоды такие стоят на улице хорошие, просто петь хочется.
Вася молча вылупил глаза, поскольку за окном шел мокрый снег, но мамочка нисколько не смутилась и запела:
– "На аллеях Центрального парка дивным цветом цветет резеда…"
С некоторых пор мамочкино пение действовало на Васю губительно, он поскорее повернулся и ушел в ванную, а там застыл, скорбно глядя на себя в зеркало. До встречи с дочкой Сигильдеева оставалось несколько часов, и было бы глупо надеяться, что случится чудо, и синяки заживут.
– Василий! – Мамочка ломилась в ванную. – Тебе плохо?
– Куда уж лучше! – буркнул Вася.
Как уже говорилось, все пережитое наложило отпечаток на его манеры, он стал с мамочкой суров, если не груб. Мамочка успела уже переодеться в свой синенький скромный халатик и выглядела как обычно.
– Должна тебе сказать, – заметила мамочка, – что выглядишь ты просто ужасно. Да-да, – она повысила голос, – и не спорь, пожалуйста! – Хотя Вася и не думал с ней спорить.
Он вдруг очнулся и стал шарить в подвесном шкафчике в поисках мамочкиной косметики.
– Василий! – изумленно воскликнула она, видя, что ее сын пытается замазать синяк тональным кремом. – Что это ты делаешь?
– Не задавай дурацких вопросов! – огрызнулся Вася. – Лучше помоги мне!
– Тебе уже ничего не поможет, – заметила мамочка, и Вася не мог с ней не согласиться, потому что синяк от его усилий стал гораздо заметнее.
– Мама! – воскликнул он в полном отчаянии. – Мне очень нужно сегодня на работу! Но я не могу идти в таком виде, меня уволят! Если же я не приду, меня тем более уволят!
– Что за порядки в твоей организации? – холодно удивилась мамочка. – Ведь у тебя – производственная травма, тебе положен больничный! И вообще, при таком отношении нужно подавать в суд!
– На кого? – хмуро спросил Вася. – На маламута?
Неожиданно мамочка с ним согласилась, что подавать в суд на маламута не имеет смысла.
– Ты должен молиться на свою мать! – патетически воскликнула она. – Что бы ты делал без меня?
Василий повесил голову, мамочка же наоборот чрезвычайно оживилась и развила бурную деятельность. Она кинулась на поиски своей старой, потрепанной записной книжки, на удивление быстро ее отыскала в ящике комода и набрала номер. Там ответили только после двенадцатого гудка. Другой бы человек на месте мамочки давно плюнул и отключился, но Васина мамочка была крепкой породы, никогда не сдавалась и всегда добивалась чего хотела. По телефону мамочка говорила недолго, после чего явилась в комнату к Василию и повторила, что он должен денно и нощно благодарить бога за то, что ему досталась такая заботливая мамочка.
– Через полчаса, – веско начала мамочка, – к нам придет одна женщина, которая мигом решит все твои проблемы в смысле внешности. После нее тебе уже не нужно будет ни о чем беспокоиться. Она работает…
– В морге, что ли? – лениво поинтересовался Вася. – Покойников гримирует? Это мне сейчас как раз подходит…
– Типун тебе на язык! – рассердилась мамочка. – Аделаида Семеновна всю жизнь на "Ленфильме" проработала гримершей. Таких людей гримировала – ты не поверишь! Для нее ничего невозможного нет!
Вася заразился восторгом, услышанным в голосе мамочки, и с надеждой стал ждать Аделаиду Семеновну, а пока согласился на предложенные мамочкой большую чашку кофе с молоком и бутерброд с сыром рокфор. Правда, бутерброд пришлось порезать на мелкие кусочки, потому что после вчерашнего сильно болела челюсть.
Через полчаса раздался звонок в дверь, и на пороге квартиры появилось странное создание. На первый взгляд создание напоминало мальчика в возрасте приблизительно двенадцати лет, не старше. "Мальчик" скинул курточку с капюшоном и оказалось, что коротко стриженные волосы абсолютно седые. Когда Вася подошел ближе и заглянул гостье в глаза, даже он сообразил, что ей не меньше семидесяти. Она, со своей стороны, времени даром не теряла и тоже внимательно рассматривала Васино лицо.
– Что, безнадежно? – упавшим голосом спросил Вася.
– Молодой человек! – хриплым голосом сказала Аделаида Семеновна. – Зарубите на своем подбитом носу: ничего безнадежного не бывает, когда за дело берусь я!
Выпалив эту фразу, Аделаида бодро обежала всю квартиру и выбрала кухню, как самое светлое место. Васю усадили на табурет, Аделаида раскрыла принесенный с собой саквояж, и началась работа.
– Вы, молодой человек, не беспокойтесь, – приговаривала гримерша, для чего-то заклеив Васе рот липкой лентой, – вы попали в очень хорошие руки. Да-да, говорю это без ложной скромности. Я работала на "Ленфильме" без малого сорок пять лет, и всегда в самых сложных случаях звали меня. Я, конечно, понимаю, нужно идти в ногу со временем, эти модные визажисты используют новейшие приемы макияжа, но когда заслуженный артист Карапузов в пьяном виде упал на беременную кошку, к кому обратились? К Аделаиде! Можете себе представить, что кошка сделала с его лицом? А от меня он ушел свеженький, как молодой огурчик! Или когда артистка Кикиморова, поссорившись с любовником, метнула в него горячий утюг, а он отскочил и рикошетом попал ей по лбу, кого вызвали срочно? Аделаиду! Кикиморовой, видите ли, утром нужно было сниматься в роли невесты, и никак нельзя отложить, режиссер уже просто кипел. Хорошо, что утюг, пока летал туда-сюда, малость остыл, и ожог получился только первой степени.
Она расклеила Васе рот и намазала лицо белой мазью.
– Будет щипать! – предупредила она. – Но нужно терпеть.
Вася поглядел на нее с ненавистью – еще одна инквизиторша на его голову, но ничего не сказал. Мамочка в это время быстро сервировала на кухонном столе чай с бутербродами и печеньем. Аделаида закусила бутерброд с копченой рыбкой и отложила его в сторону.
– Вы, молодой человек, – это мой профиль. То есть моя специальность – гримировать лицо после травмы. Конечно, всякое приходилось делать. Вот, например, вдова дирижера Семицветова, слыхали?
Вася мотнул головой.