Подготовка к отъезду близилась к завершению, и я решил побывать в нескольких местах неподалеку от Осаки, зная, что никогда больше их не увижу. Некоторые я помнил с детских экскурсий. Асука, место зарождения Японии времен Ямато с древними безжизненными могильными плитами, покрытыми изображениями сверхъестественных зверей и полулюдей; их создатели и смысл, который они вложили в изображения, растерялись в вековом колыхании окружающих рисовых полей. Коя-сан, священная гора, считающаяся пристанищем Кобо Даиши, главного японского святого, который, говорят, обитает рядом с огромным некрополем; он не умер, но медитирует, и его бодрствование слышится в мантрах монахов, монотонно воспевающих среди поминальных камней что-то древнее и вечное - вроде летних насекомых в доисторических рощах. Нара, тринадцать столетий назад ненадолго ставшая новой столицей страны, где, если утро достаточно раннее и поток туристов еще не поднялся до своего каждодневного уровня, можно встретить одинокого человека за восемьдесят, плечи его согбены тяжестью лет, тапочки шаркают по камням мостовой, его шаг так же вечен и тверд, как и сам этот древний город.
Допускаю, что довольно странно ощущать потребность проститься со всем этим. В конце концов, ничто здесь никогда не было моим. Еще ребенком я понял, что быть наполовину японцем - значит быть наполовину кем-то еще, а быть наполовину чем-то еще - это… чигатте. Чигатте означает "непохожий", но, кроме этого, имеет еще значение "неправильный". Язык, как и культура, не делает здесь различия.
Еще я поехал в Киото. Больше двадцати лет мне не подворачивалась возможность побывать в этом городе, и я был поражен, увидев, что некогда красивая и оживленная столица, какой я ее запомнил, почти угасла, исчезла, как заброшенный сад, отданный на растерзание грубым и бойким сорнякам. Куда делась сверкающая вершина храма Хингаси Хонгандзи, парившая над окружающими ее остроконечными крышами подобно вздернутому подбородку принцессы среди слуг? Величественный вид, некогда приветствовавший путешественников, сегодня заслонило новое здание вокзала; неприятное чувство распространялось на полмили в каждую сторону от железнодорожных путей, как будто огромный кусок дерьма свалился из космоса, да так и остался здесь - слишком огромный для транспортировки.
Я бродил несколько часов, поражаясь масштабам разрушения. Автомобили проезжали сквозь храм Дайтокудзи. Гора Хией, родина японского буддизма, превратилась в автостоянку с развлекательным комплексом на вершине. Улицы, вдоль которых когда-то стояли деревянные дома, украшенные бамбуковыми шпалерами для цветов, теперь безвкусно сверкали пластиком, алюминием и неоном, а деревянные домики исчезли, как будто их и не было. Повсюду блеск металла телефонных кабелей, буйство электрических проводов, белье, вывешенное из штампованных окон, как слезы в глазах идиота.
Перед отъездом в Осаку я зашел в "Гранд-отель" - приблизительный географический центр города. Поднялся на лифте на последний этаж, где, за исключением пагоды Тодзи и ломтика крыши Хонгандзи, со всех сторон на меня давил все тот же удушающий дух урбанизации. Живую красоту города разбили на кучки понурых беженцев - результат необъяснимого эксперимента в области культурного апартеида.
Я вспомнил стихотворение Басё, бродячего барда, которое тронуло меня, когда мама впервые прочла его во время моего первого посещения города. Она взяла меня за руку, когда мы стояли на высокой террасе храма Киёмидзу, глядя на распростершийся под нами тихий город. Мама вдруг поразила меня, с акцентом продекламировав по-японски:
Kyou nite mo kyou natsukashiya…
И в Киото я тоскую по Киото…
Однако смысл стихотворения, некогда наполненного невосполнимой тоской, изменился. Как и сам город, оно сейчас звучит горькой иронией.
Я печально улыбнулся, подумав, что, если бы хоть что-нибудь из этого было моим, я смог бы распорядиться лучше. Вот что получаешь, когда доверяешься правительству.
Зажужжал пейджер. Посмотрев на него, я увидел код, который установили мы с Тацу, а также телефонный номер. Я ожидал чего-нибудь подобного, но не так быстро. "Черт! - подумал я. - Мир так тесен".
Я спустился на лифте в холл, вышел на улицу. Найдя в подходящем малолюдном месте таксофон, сунул в него телефонную карту и набрал номер Тацу. Я мог бы просто проигнорировать его, но трудно представить, что Тацу сделает в ответ. Лучше узнать, что ему нужно, сохраняя внешние атрибуты сотрудничества.
Всего один гудок, после чего я услышал его голос.
- Привет, - сказал он, не называя себя.
- Привет, - ответил я.
- Ты все там же?
- А зачем мне уезжать? - Я хотел, чтобы он почувствовал сарказм.
- Я подумал, что после нашей последней встречи ты можешь захотеть… снова отправиться путешествовать.
- Могу. Но еще не дошел до этого. Думал, ты в курсе.
- Я стараюсь уважать твое уединение.
Мерзавец. Даже когда Тацу занят разрушением моей жизни, ему всегда удается выжать из меня улыбку.
- Я ценю это, - ответил я.
- Мне бы хотелось еще раз с тобой встретиться, если ты не против.
Я колебался. Он уже знает, где я живу. Если хочет добраться до меня, ему нет смысла договариваться о встрече где-либо еще.
- Дружеская встреча?
- Как скажешь.
- Дружеская встреча.
- Хорошо.
- Когда?
- Я буду в городе вечером. Там же, где и в прошлый раз?
Я снова заколебался, потом сказал:
- Не уверен, что удастся туда попасть. Тут недалеко есть отель с весьма неплохим баром. Заведение моего типа. Понимаешь, о чем я?
Я имел в виду бар в "Осака Ритц-Карлтоне".
- Думаю, я смогу его найти.
- Встретимся в баре в то же время, что и в последний раз.
- Да. Буду ждать встречи. - Пауза. Потом: - Спасибо.
Я повесил трубку.
7
В Осаку я вернулся на экспрессе "Ханкай" и сразу направился прямо в "Ритц". Хотел быть уверен, что окажусь на месте хотя бы на несколько часов раньше на случай, если там появится кто-то, кого мне не хотелось бы увидеть. Заказал сыр с фруктами и чай "Дарджилинг".
Тацу был пунктуален, как всегда. Он чрезвычайно учтив - двигается медленно, чтобы я видел: никаких сюрпризов не приготовлено. Сел напротив меня на обитый тканью стул. Посмотрел вокруг - на светлые деревянные панели, канделябры и подсвечники.
- Мне снова нужна твоя помощь.
Предсказуемо. И прямо в точку, как всегда. Но ему придется подождать, прежде чем я отвечу.
- Хочешь виски? - спросил я. - У них отличный "Крагганмор" двадцатилетней выдержки.
Он покачал головой:
- Я бы присоединился к тебе, но доктор советует воздерживаться от таких соблазнов.
- Не знал, что ты слушаешься доктора.
Тацу надул губы, как бы готовясь совершить признание.
- И жена тоже стала плохо относиться к таким делам.
Я посмотрел на него и улыбнулся, слегка удивленный образом крутого парня, который по-овечьи подчиняется жене.
- В чем дело? - спросил он.
Я ответил правду:
- Всегда приятно видеть тебя, мерзавца.
Он улыбнулся в ответ, вокруг глаз возникла сеточка морщин.
- Взаимно.
Тацу подозвал официантку и заказал ромашковый чай. Раз он не пьет, я тоже воздержался от "Крагганмора". Жаль. Тацу повернулся ко мне:
- Как я уже сказал, мне снова нужна твоя помощь.
Я постучал пальцами по стакану:
- Я так понял, ты имел в виду дружескую встречу.
Он кивнул:
- Я лгал.
Мне это уже было известно, и он догадался, что я знаю. И все же.
- Мне показалось, ты говорил, что тебе можно верить.
- В важных вещах - конечно. Опять же, разве на дружеской встрече нельзя попросить о любезности?
- Так вот что тебе нужно? Любезность?
Тацу пожал плечами.
- Ты больше ничем мне не обязан.
- Обычно, когда я оказывал людям любезность, мне весьма неплохо платили.
- Мне приятно, что ты употребил слово "оказывал".
- Раньше я мог употреблять его еще более обоснованно.
- Я могу продолжать?
- Если только мы с самого начала договоримся, что здесь нет никаких обязательств.
Он снова кивнул:
- Как я и сказал.
Тацу сделал паузу и вынул из внутреннего кармана пальто коробочку с ментоловыми пастилками. Открыл, протянул мне. Я покачал головой. Он вытащил пастилку и поместил в рот, не опуская головы и не прекращая поглядывать по сторонам. Не в привычках Тацу отводить глаза от того, что происходит вокруг, и это заметно как в мелочах, так и в более значимых проявлениях.
- Качок оказался важной шишкой, - сообщил он. - Правда, похож на неандертальца, но на самом деле он часть новой генерации японской организованной преступности. Его специализацией, в которой, кстати, он проявил себя на удивление сведущим, было создание легальных и жизнеспособных компаний, за стенами которых могли укрываться его менее прогрессивные коллеги.
Я кивнул. Эта новая генерация, поняв, что татуировки, яркие костюмы и агрессивная манера поведения дают весьма ограниченные возможности роста в обществе, постаралась изменить криминальный имидж и начала вторгаться в легальный бизнес, такой как недвижимость и индустрия развлечений. Более старому поколению, все еще состоящему в интимных отношениях с наркотиками, проституцией и контролем над строительным бизнесом, пришлось положиться на этих выскочек в вопросах отмывания денег, ухода от налогов и других подобных услуг. И в то же время новички все еще обращались за помощью к своим предшественникам, когда конкурентные сложности бизнеса можно было облегчить своевременным применением некоторых традиционных инструментов - подкупа, вымогательства, убийства, - на которых старшее поколение продолжало специализироваться.
- Качок создал действенную систему, - продолжал Тацу. - Все традиционные гуми пользовались его услугами. Законность, которую предлагала система гуми, делала их менее уязвимыми перед правосудием и более влиятельными в политике и залах заседаний. По сути - более влиятельными в обществе в целом. Наш общий знакомый, Ямаото Тоси, стал слишком зависимым от организации нашего качка.
Гуми означает "группа" или "банда". В контексте якудза слово относится к организованным преступным семьям, японскому эквиваленту семьи Гамбино или вымышленных Корлеоне.
- Не вижу, какое значение может иметь его отсутствие, - сказал я. - Разве не найдется кто-нибудь, чтобы занять его место?
- В длительной перспективе - да. Если есть достаточный спрос, кто-нибудь обязательно займется предложением. Но на время цепь разрушается. Качок был главным звеном в работе своей организации. Он не подготовил преемника, опасаясь, как это бывает с сильными личностями, что наличие наследника может сделать факт наследования более вероятным. Теперь, когда его не стало, в организации начнется борьба. Активы и связи, которые пока не видны, выйдут наружу. Криминальное влияние на легальные организации уменьшится.
- На какое-то время, - сказал я.
- На какое-то время, - согласился он.
Я вспомнил, что говорил Канезаки о "Сумерках".
- Не так давно я столкнулся кое с кем из ЦРУ, - сообщил я. - Он упомянул нечто, о чем тебе было бы небезынтересно узнать.
- Да?
- Его зовут Томохиса Канезаки. Он американец, этнический японец. Он упомянул программу ЦРУ, "способствующую реформам и устраняющую препятствия для них". Нечто под названием "Сумерки". Звучит прямо как в Средние века.
Некоторое время Тацу ритмично кивал головой, потом попросил:
- Расскажи мне об этой программе.
Я начал пересказывать то немногое, что мне было известно. И тут до меня дошло.
- Ты знаешь этого парня, - сказал я.
Тацу сделал неопределенный жест:
- Они с приятелем обратились в Управление муниципальной полиции, чтобы им помогли тебя разыскать.
Превосходно.
- А кто приятель?
- Преемник Хольцера на должности шефа токийского отделения ЦРУ. Джеймс Биддл.
- Никогда о нем не слышал.
- Он довольно молод для занимаемого поста. Сорок с небольшим. Возможно, представитель новой генерации в Конторе.
Я поведал о том, как состоялась моя встреча с Канезаки и его эскортом, умолчав о подробностях, связанных с Гарри.
- Как им удалось тебя найти? - спросил он. - У меня на это ушел целый год, учитывая местный ресурс и доступ к сети "Юки-Нет" и камерам.
- Изъян в моей системе безопасности, - ответил я. - Но я уже все исправил.
- А "Сумерки"? - спросил он.
- Только то, что я тебе рассказал. Я не знаю деталей.
Он постучал пальцами по столу.
- Не важно. Не думаю, что Канезаки-сан смог сообщить тебе больше, чем уже известно мне.
- И что тебе известно?
- Правительство США щедро снабжает деньгами различных японских реформаторов. Подобную программу ЦРУ проводило после войны, когда поддерживало либерально-демократическую партию в качестве оплота борьбы с коммунизмом. Изменились только получатели.
- А как насчет "устранения препятствий"?
Он снова пожал плечами:
- Могу предположить, что имел в виду Канезаки-сан. Может быть, для этого им и понадобилась твоя помощь?
Я рассмеялся:
- Иногда эти парни настолько самонадеянны, что в них проявляется даже некоторый шик.
Тацу кивнул:
- Либо они по недоразумению убеждены в том, что ты как-то связан с гибелью Уильяма Хольцера. Как бы там ни было, лучше держаться от них подальше. Думаю, мы оба знаем, что им нельзя доверять.
Я улыбнулся, возможно, даже намеренно, когда он сказал "мы", как будто Тацу и я - партнеры.
- Ладно. Расскажи мне о любезности, которая тебе нужна.
- Еще один ключевой актив Ямаото. Он же человек, который за примитивной маской скрывает изощренный ум и высокий профессионализм.
- Кто он такой?
Тацу посмотрел на меня:
- Тот, кого ты должен неплохо понимать. Убийца. Киллер.
- Да ну? - проговорил я, изображая безразличие.
Официантка принесла чай и поставила перед Тацу. Он приподнял чашку в безмолвном приветствии, потом сделал глоток.
- Странный человек, - продолжил он, пристально глядя на меня. - На основании его биографии можно сделать вывод, что он настоящее животное. Правонарушения в детстве. Драки в школе, рано проявившиеся садистские наклонности. Он бросил среднюю школу, чтобы заняться сумо, но так и не смог набрать необходимую массу. Потом занялся тайским боксом, но профессиональная карьера получилась у него короткой и невпечатляюшей. Около пяти лет назад увлекся спортом без правил, так называемыми боями "прайд". Знаешь о таких?
- Конечно, - ответил я.
Чемпионат по борьбе "прайд" - японской смеси боевых искусств - транслируют по телевидению каждые пару месяцев. Идея так называемых смешанных боевых искусств, или СБИ, - свести воедино традиционные боевые дисциплины: бокс, джиу-джитсу, карате, кепмо, кун-фу, муаи-таи, самбо, классическую борьбу. Популярность чемпионата неуклонно росла, а с ней рос и интерес к сопутствующим мероприятиям, таким как "Король клетки" в Великобритании и "Экстремальный борцовский чемпионат" в США. Однако у их организаторов возникли проблемы со спортивными чиновниками, которым гораздо спокойнее видеть, как до потери сознания избивают боксера, чем официально допустить до соревнований парня из СБИ.
- И как впечатление? - спросил он.
Я пожал плечами:
- Участники сильные. Хорошая подготовка. Много эмоций. То, что мне пришлось видеть, ближе к настоящей драке, хотя и называется спортом. Вот только насчет "без правил" - так это просто маркетинг. До тех пор пока они не разрешат кусаться, выдавливать глаза и бить по яйцам, пока не разложат вокруг ринга разные виды оружия на выбор бойцов, все так и останется не по-настоящему.
- Интересно, что ты об этом сказал. Потому что личность, о которой мы говорим, беспокоило то же самое. Он ушел из спорта в подпольные бои, где правил действительно нет, и борьба идет до конца.
Я слышал о таких боях. Однажды встречался с парнем, который в них участвовал, американцем по имени Том. Какое-то время он занимался дзюдо в Кодокане. Крутой на вид и удивительно четко выражающий свои мысли. Он поделился со мной интересными и важными философскими понятиями борьбы без оружия. Я победил его в раунде дзюдо, но не уверен, как бы все обернулось, не договорись мы заранее о формате боя.
- Очевидно, этот тип добился успеха в подпольных соревнованиях, продолжал Тацу. - И не только в боях с людьми. Еще и с животными. Собаками.
- Собаками? - удивился я.
Он хмуро кивнул:
- Эти мероприятия организует якудза. Навыки нашего друга, его жестокие наклонности не могли пройти мимо внимания организаторов. Они поняли, что у него более высокое призвание, чем убивать на ринге за деньги.
Я кивнул:
- Он мог бы убивать и во внешнем мире.
- Совершенно верно. И в течение последнего года именно этим и занимается.
- Ты говорил, у него разнообразные навыки.
- Да. Думаю, ему удалось развить такие способности, которыми, как я предполагал, обладаешь только ты.
Я ничего не ответил.
- В последние полгода, - продолжал он, - произошли две смерти, очевидные самоубийства. Обе жертвы высокопоставленные руководители, президенты двух банков, которым предстояло слияние. Оба спрыгнули с крыши здания.
Я пожал плечами:
- Судя по тому, что я читал о состоянии банковской сферы, удивительно, что спрыгнули всего двое. Я ожидал бы не меньше пятидесяти.
- Возможно, двадцать или даже десять лет назад так и было бы. Но искупление грехов через самоубийство в сегодняшней Японии скорее идеал, а не практика. - Он глотнул чая. - Теперь предпочитают извинение в американском стиле.
- "Сожалею о совершенных ошибках", - улыбнувшись, сказал я.
- Иногда даже не "сожалею", а "с сожалением сообщаю".
- По крайней мере они не заявляют, что взяточничество это болезнь и им нужно пройти курс лечения.
- Да, пока еще нет, - усмехнулся Тацу, сделав еще глоток чая. - Ни один из прыгунов не оставил предсмертной записки. А еще я узнал, что каждый из них опасался, что реальные размеры недействующих ссуд противоположной стороны на самом деле больше, чем объявлялось.
- И?.. Всем известно, что проблема займов намного серьезнее, чем утверждают банкиры и правительство.
- Верно. Но эти люди боялись раскрывать данные, способные помешать слиянию, которое с деловой точки зрения было необоснованным, но тем не менее поощрялось некими силами в правительстве.