Единственный вывод, который следовало из всего этого сделать: их неизвестные противники очень тщательно замели следы, чтобы оставить полицию с носом. Очевидно, ими двигала не только забота о собственной безопасности, но и горячее желание найти двух увертливых американцев раньше, чем это удастся слугам закона. Что ж, в конечном итоге этим они только выиграли немного времени, а дальше преступление все равно будет обнаружено.
Время, проведенное в Дублине, Пэгги и Холлидей не потратили впустую. Девушка закупала необходимые припасы в торговом центре отеля Святого Стефана, а Джон пропадал с утра до вечера в интернет-кафе на Графтон-стрит, небольшой пешеходной улочке, проходящей между их отелем и Тринити-колледжем на Нассау-стрит.
Кроме сообщений о смерти Кэрр-Харриса он искал любую информацию о трех людях, причастных к операции "Почтмейстер", проведенной в начале войны у берегов Западной Африки: Эдмунде Кизе, Гансе Рейнерте и итальянце Амадео Маури.
Очень быстро выстроилось несколько любопытных закономерностей. Все, кто упоминался в письме, найденном дядей Генри на захваченном океанском лайнере, так или иначе были связаны с археологией. И все они увлекались мистикой и оккультизмом. Киз и Рейнерт искали скандинавские корни немецкой расы и германской культуры. Амадео Маури изучал сущность древнеримской воинской организации. Во время войны Киз и Рейнерт стали чиновниками СС, а Маури занимал видную должность в фашистских черных бригадах. При этом итальянец приложил руки к открытию Института мистики фашизма в Милане, а оба немца состояли в "Аненербе" - организации "Наследие предков" или, если использовать полное название, "Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков", которое создал Герман Вирт по личному распоряжению Адольфа Гитлера.
Каждый из этих троих пережил войну и избежал судебных преследований. Киз, правда, вскоре исчез без шума и пыли. Зато Рейнерт посвятил послевоенную жизнь созданию Музея культуры каменного века, который проводил серьезные исследования, получил широкую известность и располагался как раз неподалеку от того места, куда они сейчас направлялись, на берегу Боденского озера. Но в конце концов и герр Рейнерт канул в небытие. Маури, несмотря на тщательные проверки, сумел сохранить научную репутацию и продолжал заниматься любимым делом - оставался директором археологических раскопок в Помпеях до самой смерти в тысяча девятьсот шестидесятом году.
Копая глубже, Холлидей перескакивал с одного вебсайта на другой, ходил по ссылкам и в конечном итоге нашел общую нить, которая связывала всех троих: они были членами некоего тайного общества, созданного Йоргом Ланцем фон Либенфельсом в тысяча девятьсот седьмом году в австрийском городе Верфенштейне. Изначально приняв своим символом красную свастику с лучами, загнутыми вправо, орден использовал также изображение, принятое в "Аненербе": меч, чье лезвие охвачено золотой лентой, в круге рунических знаков. Точно такой герб Холлидей видел на запястье мертвеца в прихожей покойного Кэрр-Харриса.
Эта картинка на экране компьютера возбудила любопытство подполковника и сильно взволновала его. Неужели осколок древнего фольклора все еще существует? Или символ ордена новых тамплиеров использовала другая организация, преследующая извращенную цель?
Орден, созданный Йоргом Ланцем фон Либенфельсом, по всей видимости, ушел в подполье сразу после Второй мировой войны. Но упоминания о нем нет-нет да всплывали. Например, в пятидесятые годы в Вене о нем вспомнил бывший чиновник СС Рудольф Мунд - приор ордена. Мунд потратил почти двадцать лет, пытаясь возродить организацию в таком виде, как он ее себе представлял, но безуспешно. В те годы трудно было увлечь кого-либо идеями нацизма, ведь на смену ему в качестве всеобщего пугала явился мировой коммунизм.
Порывшись в Интернете, Холлидей обнаружил слабый след, оставленный Мундом, который неожиданно вывел его еще на одного чиновника СС. Этот человек был во время войны начальником Мунда. Группенфюрер СС Лютц Келлерман. Он тоже был членом ордена новых тамплиеров, а кроме того, водил близкую дружбу с Генрихом Гиммлером, руководителем СС и гестапо, который, в свою очередь, щедро спонсировал исследования Эдмунда Киза и Ганса Рейнерта. Круг замкнулся.
Келлерман исчез в сорок пятом году, счастливо избежав Нюрнбергского процесса. По всей видимости, он спасся с помощью почти мифической структуры ODESSA - Organisation der ehemaligen SS-Angehorigen. To есть сообщества бывших высокопоставленных чиновников СС.
Семья Келлерманов, чтившая его память, достигла значительного богатства и процветания, экспортируя сельскохозяйственную технику в Бразилию и Аргентину. Долгие годы ходили слухи, что сам эсэсовец нашел приют в Южной Америке, где занимал высокое положение благодаря вывезенному туда награбленному золоту, но ни единого сколько-нибудь серьезного доказательства этого факта не обнаружилось.
Сын Лютца Келлермана, Аксель, предпринял неудачную попытку сделать карьеру политика в послевоенной Германии. Даже крайне правые республиканцы отказались принять его в свои ряды из-за довольно реакционных, реваншистских идей и взглядов. В настоящее время Акселю Келлерману было немногим более пятидесяти лет, он носил фамилию с благородной приставкой "фон" и управлял семейным бизнесом из родового замка в пригороде Фридрихсхафена.
Таким образом, Холлидей и Пэгги устремились на родину Келлерманов.
Фридрихсхафен - небольшой городок на юге Германии, населением приблизительно в шестьдесят тысяч. Из промышленности в нем размещались лишь восстановленные заводы "Цеппелин" и "Фридрихсхафен Эй-Джи" - производитель техники для сельского хозяйства и тяжелого горного оборудования. Остальной доход - от туристов. Город над озером выглядел ярким, светлым и чистым, выгодно отличаясь от крупных индустриальных центров Мюнхена, Штутгарта и Рура. Но Фридрихсхафен имел довольно темное прошлое.
Во время войны на заводах "Цеппелин" изготовлялись детали ракеты V2, а основной рабочей силой, как оказалось, выступали узники из располагавшегося неподалеку концентрационного лагеря. Большую часть старого города разрушили во время интенсивной бомбардировки силами союзнической авиации двадцатого июня сорок третьего года.
- Вы в самом деле думаете, что Келлерман может обладать какой-то полезной информацией? - спросила Пэгги, стоя рядом с подполковником на верхней палубе парома. - И что гораздо важнее, если у него имеются какие-то сведения, зачем ему делиться с нами?
Холлидей пожал плечами. У него в голове смешались названия, даты, цифры, исторические факты. От этого мозги устало гудели, напоминая засыпающий перед зимой пчелиный улей. Все казалось хитрым и запутанным, чтобы не сказать - подлым. Всю жизнь он посвятил службе в вооруженных силах, привык ясно видеть цель и получать прямые приказы, но применить полученные навыки к делу о мече дяди Генри не мог, как ни пытался.
- Он - единственная наша зацепка, - после долгого молчания ответил Джон. - Отец Келлермана знал всех причастных к находке меча. Кроме того, он был близким другом Гиммлера. Наверняка он знал о мече, я почти уверен в этом. Лютц Келлерман - связующее звено.
- Но как это нам поможет?
- Хорошо бы узнать, где находится оригинал или хотя бы более-менее достоверная копия письма Бернарда к Гуго де Пейну, основателю ордена Храма. Без текста ключ, скрытый в золотой проволоке, бесполезен. Об этом говорил еще Брейнтри, когда мы посещали Торонто.
- D. L. N. М. De laudibus novae militiae, - проговорила Пэгги.
- Ваша латынь улучшается день ото дня, - улыбнулся Холлидей.
- Да и туман рассеивается.
Прямо перед ними сквозь редеющий туман проступила гавань Фридрихсхафен. Справа - большая современная пристань для яхт. Мачты возвышались, словно верхушки сосен, разрывая в клочья призрачную мглу. Слева виднелся лес или парк, а над кронами деревьев блестели золотом купола христианского собора. А посредине - причал для парома, за которым начинался город. Здание вокзала из стекла и металла в стиле архитектурной школы Баухауз и городская библиотека позади него. Прожженный волк Холлидей сразу заметил и выделил черепичные крыши старых зданий, переживших бомбежки. А замыкали картину крутые, заросшие пышной зеленью склоны Баварских Альп.
- Как на открытке! - восхитилась Пэгги.
- Поживем - увидим, - ворчливо отозвался подполковник. - Багдад раньше тоже воспринимался как город из диснеевских мультфильмов, а потом вдруг превратился в район боевых действий.
Паром миновал волнорез и устремился к причалу. Люди покидали верхнюю палубу, спускаясь вниз, к своим автомобилям. Даже шум двигателей парома, казалось, изменился, от рыка перешел к гулкой вибрации. Туман исчезал словно по волшебству, и яркое солнце озарило Фридрихсхафен. Холлидей не мог не согласиться - идиллическое место, вид для открытки.
- Пора! - сказала Пэгги, когда с парома на пирс полетели швартовы.
- Конечно! Пойдемте!
Холлидей отступил от релинга и по трапу направился к пассажирским сходням.
Может быть, очень скоро он узнает, почему сгорел дом дяди Генри и почему его друг Дерек Кэрр-Харрис получил пулю между лопаток. Только вначале нужно разыскать недорогую, но приличную гостиницу, и лишь потом приступать к осаде родового замка Келлерманов.
13
Если путеводитель, который Холлидей и Пэгги обнаружили в фридрихсхафенском гостиничном номере, не врал, замок Келлерманов был построен в тысяча сто пятидесятом году нашей эры графом фон Келлерманом-Пинцгау, владевшим близлежащими землями. Позже, в тысяча пятьсот двадцать шестом году, замок разрушили восставшие крестьяне, и с тех пор он лежал в руинах.
Новый замок Келлерманов, изящная постройка в стиле барокко, появился на склоне холма, ниже заросших подлеском и колючим кустарником развалин, в тысяча семьсот шестидесятом году благодаря стараниям графа Энтони фон Оттинген-Келлермана, правящего баварского принца Пинцгау и потомка древнего рода.
С тех пор и на долгие годы замок оставался местом обитания семейства Келлерман, а ныне стал еще и музеем и часто принимал в своих стенах ученых - исследователей каменного и бронзового веков - со всей Европы.
Поместье Келлерманов располагалось четырьмя милями севернее Фридрихсхафена у подножия крутого, покрытого дремучим лесом холма, и желающие могли к нему добраться по извилистой дороге-серпантину, которая вилась между деревьями и в конце концов заканчивалась на лугу. Рядом раскинулся сад, ухоженный и красивый. Чуть подальше - лабиринт из подстриженного кустарника и засыпанная гравием автомобильная стоянка.
- Выбирайтесь - приехали! - сказала Пэгги, открывая дверцу "пежо", арендованного два дня назад в Цюрихе.
День выдался теплый и сухой - никакого намека на мрачный туман, которым Бавария встречала их вчера. Холлидей закрыл автомобиль, и они направились к дому.
Поместье состояло из ряда двухэтажных зданий, крытых красной черепицей, с башнями и башенками. В плане они напоминали букву "L". Стены поросли плющом так, что уже и штукатурку не разглядеть. Стрельчатые окна обрамлены причудливой кирпичной кладкой, на карнизах лепнина, похожая на детский конструктор "Лего".
На лужайке Холлидей увидел ухоженное поле для гольфа, клумбы, полыхающие яркими цветами, и вылизанный - веточка к веточке, листок к листку - кустарник живой изгороди. Эдакий домик куклы Барби, только огромный. Фотографии подобных строений помещают на глянцевых разворотах журнала "Архитектурный дайджест".
- Хоть бы чуть-чуть мусора или самую малость беспорядка, - проворчала Пэгги. - Определенно, здешние хозяева просто помешаны на чистоте. Даже противно…
Они прошли по гранитным плитам и оказались у главного входа. Ключевой камень арки открытого дверного проема украшала резьба: геральдический щит с вертикальным мечом, лезвие которого обвивала изогнутая петлей лента.
- Очень любопытно, - прошептал подполковник, шагая через порог.
Войдя в широкий вестибюль, они прежде всего оплатили посещение музея у женщины-дежурной, одетой в аккуратную униформу, и получили по желтому пластиковому билету и брошюре-путеводителю на трех языках: английском, французском и немецком. А после по черно-белым мраморным плитам, звонко отвечающим на прикосновение подошвы, пошли дальше.
В музее было не слишком людно - всего несколько человек блуждали из комнаты в комнату со скучающими лицами, обычными для туристов, чей мозг уже избыточно перегружен впечатлениями и новой информацией. Судя по количеству посетителей, замок Келлерманов не входил в число обязательных для ознакомления памятников истории и архитектуры.
В брошюре говорилось, что в двух обширных комнатах левого крыла открыта экспозиция моделей поселений каменного и бронзового веков, найденных в окрестностях Фридрихсхафена и, в частности, рядом с холмом, где в Средние века стоял старый замок. А в меньшей комнате в правом крыле вниманию туристов представлены реликвии и экспонаты, принадлежащие роду Келлерманов.
- Честно говоря, - призналась Пэгги, - я не вполне представляю, что мы собираемся тут искать. Мы даже не знаем, бывает ли здесь Аксель Келлерман.
- Это не повод отказываться от посещения музея, - усмехнулся Холлидей. - Ознакомимся с историей здешних земель…
И он решительно повернул направо, в старую столовую.
Стены комнаты, от пола до высокого свода, покрывали панели из дорогих пород дерева. Дюжина хрустальных люстр свисала с потолка - места выхода электрических проводов декорировались барельефами, изображающими миловидных ангелов и пухлых купидонов.
Таким образом, старина в усадьбе Келлермана смешивалась с современностью.
Три узких высоких окна в дальней стене заливали комнату ярким солнечным светом, бросая на темно-синее ковровое покрытие, которое защищало темный дубовый паркет от подметок посетителей, желтые квадраты и прямоугольники.
На ближней стене висели портреты Келлерманов: холст и масло в тяжелых позолоченных рамах, а рядом - фотографии в тонких серебряных рамочках. А между произведениями искусства, творениями живописцев и фотографов, стояли восемь полных комплектов рыцарской брони конца пятнадцатого - начала шестнадцатого века. Словно верные вассалы застыли в ожидании аудиенции особы королевской крови.
В торце комнаты располагались камины, в которых очень давно не разжигали огонь, а потому казавшиеся пустыми и безжизненными - можно сказать, трупы каминов. Над ними на стенах висели гобелены, а посреди зала, там, где раньше, возможно, стоял обеденный стол на шестьдесят или даже больше гостей, застыл ряд витрин из дорогого дерева и стекла. Здесь открывались всеобщему обозрению экспонаты, посвященные различным периодам истории семьи Келлерманов.
Топор эпохи викингов, напоминавший обычный плотницкий, но с источенным временем, "бородатым" лезвием - его нашли при раскопках старого замка; чаша для причастия и подсвечник из замковой часовни времен более позднего Средневековья; эмалированная брошь с изображением Иисуса Христа, которую некогда носила графиня Гертруда, супруга графа Энтони фон Оттинген-Келлермана, строителя нового замка; парадная военно-морская сабля, вернее палаш, принадлежавший тому из Келлерманов, кто служил в германском флоте начала девятнадцатого столетия; прусский армейский шлем еще одного Келлермана - генерала периода Первой мировой войны.
Везде Келлерманы, Келлерманы и никого, кроме Келлерманов, но… Как не выискивал Холлидей, он так и не смог найти ни малейшего упоминания о Лютце Келлермане, группенфюрере СС.
- Наверное, по мнению устроителей музея, - сказала Пэгги, - Второй мировой войны попросту не было вообще…
Рядом с распахнутой дверью, уводившей куда-то в глубины замка, стояла высокая витрина, посвященная нынешним Келлерманам и их семейному бизнесу. Несколько масштабных моделей тракторов, жаток и культиваторов производства "Келлерман Эй Джи", разрезанный экспонат, представляющий запатентованную сеялку, и по меньшей мере десяток разных фотографий Акселя Келлермана. Вот он на благотворительном банкете под руку с белокурой звездой телевизионных сериалов, вот с улыбающейся во весь рот голливудской дивой прямо на съемочной площадке, а вот Аксель в акваланге, выбирающийся по штормтрапу на борт яхты в Карибском море.
Нынешний глава рода отличался высоким ростом, атлетическим сложением и мрачной красотой, как у киношного злодея. Длинное лицо с заостренными чертами, будто вырубленными из мрамора, черные волосы, зачесанные назад, высокие залысины. Аристократический нос, вызывающий в памяти скульптурные изображения древнеримских императоров, глубоко посаженные глаза, суровый взгляд, полные, резко очерченные губы - единственная черта, казавшаяся мягкой на его лице… Вернее, казавшаяся бы, если бы не сурово опущенные уголки рта. Будто граф Дракула из многочисленных экранизаций романа Брэма Стокера - привлекательный, загадочный, но вместе с тем страшноватый и слегка отталкивающий.
Среди фотографий подполковник не заметил ни единого классического семейного портрета, так распространенного среди добропорядочных бюргеров. Никаких жен, никаких детей. Лишь на одном снимке, где Аксель Келлерман стоял в охотничьем костюме с дробовиком в руках и породистым крапчатым курцхааром у ноги, на заднем фоне виднелся дом. Тот самый, где размещалась музейная экспозиция.
- Он предпочел вычеркнуть отца из семейной истории… - мрачно прокомментировал Холлидей.
- Ну, если Шварценеггер старается не вспоминать о нацистском прошлом отца, то почему Акселю Келлерману это запрещено? - ответила Пэгги.
Они покинули экспозиционный зал и по широкой, плавно изгибающейся лестнице поднялись на второй этаж.
- Что-то мне не верится… - рассуждал Холлидей, складывая брошюру и засовывая ее в карман пиджака. - Я много читал о Келлермане в сети. Мне казалось, что отец для него - все. Он - воплощение всех его политических убеждений, всех идеалов, устремлений… Я ожидал, что этот музей будет едва ли не святыней Лютца Келлермана.
- Мне Аксель считает: нельзя совмещать устремления нациста и ежедневную кропотливую работу по снабжению фермеров сельскохозяйственной техникой, - заметила Пэгги, когда они вышли на солнечный свет. - По всей видимости, это все та же широко разрекламированная немецкая практичность.
Они направились к автомобильной стоянке.
- А я все равно не верю. - Холлидей покачал головой. - Мне кажется, это прикрытие. Весь этот музей - не более чем театр. Имение - декорация, а экспонаты - театральный реквизит. Мы не увидели настоящего Акселя Келлермана. Где-то у него есть логово, и именно там он - настоящий. Готов дать руку на отсечение.
- Ну и где же оно может быть?
Холлидей пожал плечами и открыл дверцу автомобиля.
- Ума не приложу, - вздохнул он.
Усевшись в "пежо", Пэгги заглянула в зеркало заднего вида, поправила прическу.
- Кажется, - сказала она, - пришла пора и мне показать свои навыки.