- Ваш Сулимо - мясник. Он руками работать мастер, а головой… Что касается Володи… Счастлив-то он будет, тут вы, конечно, правы. Вот только долго ли? Молод еще Володя для таких дел. У него глазки-то от жадности разбегутся, вы еще и чай допить не успеете, а в дверь уже люди из прокуратуры постучат. - Саликов говорил скучно, тем самым тоном, которым взрослые объясняют детям совершенно очевидные вещи. - Так что вместе нам падать придется, Петр Иванович. Всем. Стаей. Вы же меня не спросили, когда состав с танками в Новошахтинск погнали. Вас не заботило, как я его оттуда на базу перегонять стану. Вас же не волновало, где и как мне укрывать тридцать пять единиц бронетехники. Вас не заботит, что скажут технари. - Щукин смурнел все больше. - А то, что мне пришлось ветку надстраивать лишний раз? Это как? Ведь она почти наверняка "засветилась", а значит, "засвечена" и сама база. Да и состав вы "засветить" умудрились… Кстати, о людях… Это ведь идея Сулимо? Я имею в виду технику. Сулимо?
Щукин пожевал губами, подумал, кивнул:
- Его.
- Я так и думал. Жаден больно ваш капитан. А жадность - преотвратительнейшее качество. До беды доведет, и оглянуться не успеете.
- Так он мне сказал, что, мол, Алексей Михайлович не против. Мол, сам идею подсказал. - Щукин развел руками. - И что покупатели самолетов не отказались бы бронетехнику взять. Вот я и подумал: лишние тридцать миллионов нам не помешают.
- Ну да, а прикрывать пропажу техники опять-таки пришлось мне.
- Это уж извини. Я ведь не мог отсюда, из Москвы, приказы отдавать.
- Не могли, - согласился Саликов. - А ваш Сулимо - идиот. Я сказал ему насчет Чечни: война, мол, это - золотое дно. Понимающие люди на ней огромные деньги заработают. Он мне: как тут, мол, не пойму, кусок поиметь? Я ему схемку примерную и набросал. Так он в обход меня к вам. Кретин. Покупатели-то технику возьмут. Это не вопрос. Да только в такой ситуации жадничать - грех. С танками этими возни - выше головы и риск громадный.
- Ладно, с Сулимо я потолкую, - жестко пообещал Щукин.
- Чего уж теперь… - вздохнул Саликов. - Ладно. Теперь нам в два раза быстрее крутиться нужно. Кстати, вы бумаги на таможню отправили, Петр Иванович?
- Не успел пока. Когда тут… - Щукин развел руками.
- Завтра же постарайтесь отправить, - не то приказал, не то попросил Саликов. - Пока дойдет, пока то да се. Дай Бог в неделю уложиться. А больше у нас и времени нет, Петр Иванович. Сами знаете: не сегодня-завтра гроза грянет.
- Да уж знаю, Леша, знаю, - кивнул тот. - Ладно, насчет бумаг я распоряжусь. Завтра и уйдут.
- Хорошо.
Саликов достал из кармана пачку "Мальборо", вытащил сигарету, покрутил в руках, посмотрел на нее внимательно, словно выискивая какие-то изъяны, и решительно сунул обратно в пачку.
- И правильно, Леш, - улыбнулся Петр Иванович. - И правильно. Лучше рюмочку выпей. Это, знаешь, восемнадцатилетним хорошо, пока здоровье как у быка, всякой дрянью себя травить. А сейчас и без никотина дерьма навалом. Ешь отраву, дышишь ядом да испарениями разными, еще не хватало самому себя в гроб загонять. Чай, не мальчик уж, о здоровьичке-то думать надо. Думать. Организм он ведь не железный…
Саликов сунул пачку в карман.
- Ну а вообще-то Сулимо тебе как? - возвращаясь к основной теме, спросил Петр Иванович.
- Ума бы побольше - цены бы человеку не было, - ответил Саликов.
Щукин расслабился. Обвинения, похоже, кончились.
- Что-то ты мне давно не звонил?
- А что звонить-то? - Саликов дернул крепким плечом. - Случится что, тогда и позвоню.
- Когда случится, поздно будет, - философски заметил Щукин. - А что с этим-то собираешься делать? - Он мотнул головой в сторону двери. - С Прибыловым. Владимиром Андреевичем.
- Пусть пока у нас на заводе понежится. Поруководит. Там и Сулимо за ним присмотрит, да и я пригляжусь потщательнее.
- Не боишься?
- А чего бояться? - усмехнулся Саликов. - Он-то думает, что завод реальный. Старается.
- Не болтает?
- Пока не болтает. Ну а если начнет, как-нибудь справимся. Любую проблему решить можно. Было бы желание.
- Может быть, лучше разъяснить полковнику, что к чему?
- Стоит ли? Пусть думает, что он - большая "шишка". Нам же спокойнее. А чтобы старался получше, надо пообещать ему Москву и небо в алмазах.
- Думаешь, поверит? - Улыбка Щукина стала еще шире.
- Ну а почему нет? Ему же самому хочется верить. Не с кем-нибудь, с самим Щукиным Новый год празднует.
- Ну ладно, как скажешь. - Петр Иванович неторопливо открыл ящик стола и принялся складывать в него бумаги. - Самолеты-то последние пришли?
Саликов посмотрел на часы.
- Должно быть, уже пришли.
- "МиГ-29", как договаривались?
- "МиГи", - ответил Саликов серьезно и вдруг улыбнулся. - У заказчика-то нашего губа не дура.
- Ладно. Дура - не дура, не нам судить. Он платит. И платит хорошо. А кто платит, тот и музычку заказывает.
- И мы вместо оркестра.
- Выходит, так. - Щукин задвинул ящик, запер его на ключ и поднял глаза на приятеля. - Но теперь-то, сам понимаешь, Леш, ситуация сложилась однозначная: либо пан, либо пропал. Кашу мы уже заварили, выходить из игры поздно.
Саликов едва заметно усмехнулся. Что ж, иного он и не ожидал. Этот жест - запирание ящика на ключ - характеризовал ситуацию лучше любых слов. Несмотря на то, что они со Щукиным в предстоящем деле являлись едва ли не самыми близкими партнерами и по идее должны бы были цепляться друг за друга, доверять друг другу во всем, получалось, что в основном - в безопасности - между ними определенная дистанция. Заперев ящик на ключ, Петр Иванович как нельзя лучше дал понять, что дружба дружбой, а пирожки - врозь. И что у него, Щукина, есть свои секреты, касающиеся данной операции, в которые Саликову хода нет. Хотя при этом Алексей Михайлович не мог не отдать Щукину должного - тот прикрывал его, как и обещал. Во всяком случае, пока. И намерен прикрывать до того момента, пока денежки не упадут им в карман. А вот что будет дальше… Щукин строит свои планы, он, Саликов, свои. Время же - великий судья - покажет, чьи планы лучше и тоньше.
- К какому числу ты подготовишь эшелон? - вдруг спросил Петр Иванович.
Саликов шевельнул бровями:
- Теперь время поджимает… Придется постараться, но думаю, к пятому все будет готово.
Щукин прищурился:
- Постарайся, Леша. Постарайся. Срывов не будет?
Саликов снова едва заметно улыбнулся:
- Во всем уверен только Создатель, Петр Иванович, а мы - всего лишь простые смертные.
- Это ты, когда помрешь, архангелам объяснять станешь, - раздраженно заметил Щукин. - А сейчас, здесь, мы - власть. И большая, чем Господь Бог. Так что действуй. Как говорится, даю тебе карт-бланш.
Саликов кивнул, показывая, что принял распоряжение к сведению.
- С бронетехникой возни будет много. Шутка ли - тридцать пять единиц. Суета начнется, а я не люблю суету.
- Кто ж ее любит? Но раз уж надо посуетиться - придется посуетиться. Ничего не поделаешь. Как говорится: "Любишь кататься, люби и саночки в гору возить". Денежки-то нравится получать?
- Нравится, - спокойно подтвердил Саликов. - Но суетиться надо при ловле блох, а нам придется суетиться по делу. В спешке-то самые большие ошибки и допускаются.
- А ты не допускай ошибок! - хмурясь, заметил Щукин. - Далась тебе эта бронетехника!
- Далась, Петр Иванович, далась. Мы операцию без малого два месяца прорабатывали, а теперь из-за того, что у вашего Сулимо глаза оказались слишком завидущими, все может пойти коту под хвост.
- Во-первых, не у "вашего" Сулимо, а у нашего. Ты не путай. - Петр Иванович вдруг усмехнулся и заговорил совершенно спокойно, без тени раздражения: - Во-вторых, ты сам ему идейку подкинул, не забывай.
- Я и не забываю. Кто ж знал, что у него жадность превалирует над здравым смыслом.
- Теперь знай. Ну и, в-третьих, существует такой немаловажный фактор, как интерес покупателя. Первое правило торговли помнишь? "Спрос порождает предложение". А второе правило: "Клиент всегда прав". Так-то. Скажут: "Заверните", - завернем и ленточкой перевяжем. Попросят нарезать на дольки - нарежем на дольки.
- Дольками, - поправил Саликов.
- Что?
- Нарежем дольками.
- Какая разница? Кстати, шибко умные пойдут сейчас грузить чугуний. - Щукин засмеялся и добавил: - Ничего не поделаешь, Леша. Если есть люди, готовые за что-то заплатить, найдутся и те, кто это что-то достанет. Закон рынка. Нравится нам или нет, но он существует. Не мы бы эти танки добыли, так какой-нибудь другой умник нашелся бы. Чего ж деньги упускать, раз сами в руки плывут?
- Как скажете, Петр Иванович. - Саликов выглядел хмурым. Щукин так ничего и не понял.
- Да ладно, развеселись, Леш, - засмеялся тот. - Новый год все-таки. Праздник. Расслабься.
- С вами расслабишься, пожалуй.
- Расслабься, расслабься. - Петр Иванович поднялся из-за стола, подошел к Саликову и похлопал его по плечу. - Зажатый ты какой-то, Леш.
- Нормальный, - устало отреагировал тот.
- Ну, нормальный, значит, нормальный.
Оба двинулись к двери. Уже на пороге Щукин остановился и, посмотрев Саликову в глаза, спросил:
- А самолеты-то надежно прикрыл?
- Надежно, - ответил Саликов. - Никто концов не найдет.
- Ну и хорошо, - улыбнулся Петр Иванович. - Смотри, это на твоей совести.
- Знаю, что на моей.
- Вот и отлично. Кстати, о технике, - напомнил Щукин. - Камовские "вертушки", о которых ты говорил. "Акулы" , три штуки. Те, что приятелю в часть, - усмехнулся. - Ушли твои "вертушки". Уже недели две как.
- Я знаю, - кивнул Саликов. - Справлялся.
- Видишь, Леша, что я ради тебя делаю, на что иду? В частях денег не хватает, а я твоему знакомцу вертолеты проплачиваю. Знаешь, каких трудов мне стоило Главного уговорить? Это тебе не какие-то там вшивые танчики-самолетики. Тут штучный товар. Ну да ладно, чего для хорошего человека не сделаешь. Запомни это, Леша.
- Уже запомнил, Петр Иванович, - серьезно ответил тот. - Только если бы не мой "знакомец", то и двух "МиГов" у нас сейчас не было бы. И потом… - Саликов усмехнулся. - За "вертушки" вы платили из государственного кармана, а денежки за самолеты положите в свой.
- Ну ладно, хватит о делах. Пойдем, - кивнул Щукин. - А то там должны Пугачеву показывать. Любишь Пугачеву-то?
Саликов пожал плечами.
- А я, знаешь ли, уважаю. Пошли еще по рюмочке пропустим. Порадуем твоего Володю своим обществом.
Глава четвертая
Максиму Леонидовичу Латко, помощнику военного прокурора округа, исполнилось сорок два за неделю до Нового года. Знаменательная дата, что и го-воригь. Для своих лет он выглядел вполне прилично: достаточно высок, крепок, по-военному осанист. Правда, за последний год что-то пошел вширь. Над брючным ремнем однажды утром вдруг обнаружился округлый, плотненький, как узбекская дынька, животик - следствие злоупотребления персональным автотранспортом. Заметив пузцо, Максим решил бегать по утрам, но через месяц с удивлением констатировал, что "трудовая мозоль" ничуть не уменьшилась и даже вроде бы, наоборот, пошла в рост. Для него это явилось откровением, кроссовки были забиты в дальний угол, а утренние пробежки канули в Лету, пустив редкие круги. К сорока волосы на затылке Максима начали редеть, а к сорока двум от них осталось только воспоминание и вполне отчетливая лысина размером с кофейное блюдце, абсолютно не гармонирующая с длинным хрящеватым носом, острыми зелеными глазами, тонкими - узкой полосой - губами и упрямо-волевым тяжелым подбородком.
О трупе солдата, найденном дорожниками на окраине Новошахтинска, Максим узнал первого января в одиннадцать часов утра. Он как раз проснулся и, совершив утренний моцион, сел за стол, чтобы поесть холодный салат "оливье", оставшийся от вчерашнего праздничного стола. В эту-то секунду и зазвонил телефон. Собственно говоря, Максим Леонидович не думал, что звонят по работе. Первым предположением было: кто-то из старых Друзей решил поздравить его с наступившим уже Новым годом.
- Максим! - закричала из комнаты жена Ира. - Максим, возьми трубку!
Максим Леонидович, которого в военной прокуратуре за глаза называли не иначе как Удав, шумно отодвинул табуретку, поднялся и зашлепал тапочками по коридору. Ближайший телефон висел на стене у входной двери.
- Ирк, это ж тебя! - крикнул он на ходу.
- Если меня, тогда и подойду, - отреагировала жена и засмеялась.
- Веревки из меня вьет, - вздохнул Максим. Он вытащил трубку из держателя и хрипло выдохнул в нее: - Ал! - отвернулся, кашлянул и добавил, на сей раз звучнее и громче: - Слушаю вас.
- Максим Леонидович? - послышался в трубке голос Хлопцева, главного военного прокурора округа, солидный такой, раскатистый баритончик, важный, насыщенный чувством собственной значимости. - С наступившим тебя.
- Спасибо, Федор Павлович. Вас так же.
Хлопцев помолчал секунду, словно раздумывая, переходить к делу сразу или все-таки чуток обождать приличия ради. Максим поморщился. Он знал такие паузы. Если предстояло сообщить какую-нибудь неприятную новость в праздник, когда люди заведомо заняты, собираются куда-нибудь уезжать или садиться за стол, а их надо вытаскивать Из дома и тащить по морозу к черту на рога - ради дела, понятно, не для баловства, - Федор Павлович Хлопцев всегда выдерживал такую вот паузу, мялся.
- Как отпраздновали? - наконец разродился он следующим вопросом.
- Спасибо, Федор Павлович, хорошо.
- Наверное, поздно легли? - с непередаваемо фальшивым сожалением осведомился Хлопцев.
"Господи, а если даже я лег под утро? Что это изменит? - подумал про себя Максим. - Неужели он вздохнет и скажет: "Ну, тогда, Максим Леонидович, ложись отсыпайся"? Что за глупости, в самом деле? Надо бы как-нибудь оборвать эту экзекуцию".
Впрочем, ответил он бодро и весело:
- Да нет, Федор Павлович, легли согласно уставу в десять вечера. В шесть встали. Уборку казармы произвели.
Хлопцев засмеялся.
- Бодро звучишь, Максим Леонидович. Как и положено по уставу, - новый взрыв смеха в трубке. - Рад за тебя. - Хлопцев помолчал пару секунд, а затем голосом, тонущим в бездне печали, поделился новостью: - Знаешь, Максим Леонидович, мы вчера на окраине Новошахтинска труп нашли.
Максим предполагал что-то подобное. Ну в самом деле, не стал бы Хлопцев беспокоить его по пустякам первого января. Раз позвонил домой, значит, случилось что-то серьезное. Или самострел, или убийство. Дезертиры и прочее могли бы подождать и до завтра. Однако не удержался, поддел:
- "Мы", Федор Павлович, в смысле вы с кем-то еще или "Мы, Николай Второй"?
- В смысле "мы - российские граждане", Максим Леонидович, - не обиделся Хлопцев. - Дорожники его обнаружили.
- А милиция была?
- Была, конечно. Куда же им деться-то? Все как положено. Протокол осмотра, предварительное заключение судмедэксперта. Короче, все.
- Наш? - спросил Максим, смурнея.
Хлопцев пожевал губами, и звук этот, чмокающий, влажный, неприятно резанул слух.
- Солдат. Судя по нашивкам - связист.
- А из какой части? - безо всякого выражения поинтересовался Максим.
Это безразличие не было признаком бездушия, просто в данный момент Максим подумал о том, что наверняка весь день, все первое января, придется заниматься рутинной бумажной работой, запрашивать войсковую часть, изучать протоколы осмотра, заключение патологоанатома, если таковое имеется, в чем Максим серьезно сомневался. Чтобы судмедэксперт поехал тридцать первого декабря, перед самым праздником, ковыряться в трупе? Труп - не Дед Мороз, пару дней может и подождать. Скорее всего заключение только предварительное и есть. Стало быть, наверняка нужно будет поехать в морг, осмотреть тело, ну и прочее, и прочее, и прочее.
- Понимаешь, какое дело… - Хлопцев снова влажно пожевал губами. - Документов у убитого не обнаружили.
- Я так и знал, - выдохнул беззвучно Максим… - Честное слово, я так и знал.
- На куртке убитого, правда, написана фамилия и номер военного билета, но, сам понимаешь, кто же поедет вечером под Новый год запрос посылать.
"Значит, еще предстоит идентифицировать личность, - подумал Максим. - Спасибо, Федор Павлович, за новогодний подарок".
- Нужно поехать в морг, осмотреть Тело. Ты уж извини, Максим Леонидович, что беспокою тебя в праздник.
От извинений Максиму легче до едало. Наоборот, стало еще хуже.
"Надо же, гадство, - подумал он. - Если бы Хлопцев не извинился, то могло бы сойти за "делай свою работу". Знал ведь, на что шел, следователь военной прокуратуры, помощник главного прокурора округа Максим Леонидович Латко, так что жаловаться нечего да и не на кого. Только разве что на себя. А так выходило, что вроде бы и не обязан вовсе. Ан нет, просим тебя как человека. Ты уж прости, что вытаскиваем в такой день из дому. Лучше бы Хлопцеву не извиняться".
- Хорошо, Федор Павлович. - Максим постарался, чтобы голос не выдал раздражения, упрямо рвущегося наружу.
- Не серчай, Максим Леонидович, потом отгуляешь, - попытался приободрить его Хлопцев, но вышло совсем уж муторно. Фраза прозвучала будто издевка.
- А где труп-то? - поинтересовался Максим без особого энтузиазма.
- Во второй горбольнице, в морге, - ответил Хлопцев. - Так что давай, Максим Леонидович, позавтракай и вперед, на трудовые подвиги. Судмедэксперты тоже должны быть часов в двенадцать.
- Хорошо, Федор Павлович. К двенадцати буду.
- Вот и ладненько, - бодро ответил тот. - Машину за тобой я уже выслал.
- Спасибо, - поблагодарил Максим и мысленно добавил - "и на том".
- Да, учти, дело на контроле штаба округа.
- Учту, Федор Павлович, - ответил Максим.
- Ну ладно, Максим Леонидович, о результатах доложишь завтра с утра.
- Хорошо.
- Вот и хорошо, что хорошо. Ну, успехов тебе.
- Спасибо, - усмехнулся Максим.
Он представил себе, как нервничал Хлопцев, набирая его, Максима, номер. Волновался, наверное, раздумывая, что же будет, если ни Максима, ни кого другого достать не удастся. Тогда, возможно, Федору Павловичу Хлопцеву пришлось бы отрывать от кресла свои собственные телеса и тащиться через полгорода во вторую горбольницу, чтобы обнюхивать чей-то окоченевший труп. Стал бы он это делать? Максим хмыкнул, опуская трубку на рычаг. Вряд ли, вряд ли. Скорее, Федор Павлович справедливо бы рассудил, что трупу уже все равно, может и до завтра полежать. Разумеется, при условии, что это труп обычного рядового, а не какого-нибудь там капитана или майора. Или еще кого повыше.