- Вот, ребята, - говорю своим, - это главное.
Они смотрели с удивлением. Даже с некоторым пренебрежением. Что может быть такого в этой фигне?
- А че это? - спросил Дима Мухин.
- Это - главный амуниц современного бойца.
Ну люблю я иногда подколоть молодых.
- Да ладно. Броник, что ли? Не похож.
- Во-во, - говорю, - в некотором смысле - именно броник.
- Да ладно, - Пехота пощупал пальцами поролоновую фигню.
- Ребят, поднимите руки, кто на броне ездил. Так. Никто. Что самое главное в этом деле?
- Не е…нуться? - предположил Дима Мухин.
- Коне-е-ечно, особенно тебе, с камерой, совсем некстати. Но не только это. А… собственно, нам нужно только три таких штуки, - я небрежно отбросил в сторону один поролон.
- Почему три, - хозяйственный Пехота подобрал предмет, - нас же четверо?
- А Мартанову не нужно.
- Почему? - Руслан энергично вскинул руки.
- А тебе же легче будет. Не раз в два дня минимум, а раз в две недели максимум.
- А! - обрадовался Мухин. - Я понял, - это для жопы!
- В целом верно. Но не совсем для жопы. Это - чтобы простата под колеса не упала. Холодно в это время года на броне сидеть. А так - удобно. Ходишь - эта штука на спине, хочешь на броню - спустил пониже. Со стороны выглядит, конечно, несколько мудаковато, но здесь все так делают - вот увидите.
Раннее утро. Выступаем. Холодно. Промозгло. Туман. Знаете, что такое чеченская равнина, особенно поздней осенью, - тоска.
Ну и мандраж, конечно. Хотя в этот раз спокойней. Такая сила вокруг! И пойдем не жидкой длинной цепочкой, когда если что - хрен отобьешься. Попрем строем. Местность, как стол.
Был у нас куратор. Замполит Петрович. Я все оргвопросы с ним решал. Нашел его среди суеты. Или он меня нашел. Не разберешь - суета.
- Петрович, здорово, мы на чем двигаемся?
- Вон "Т-80", видишь? На него седайте.
- На него? Круто.
Машу ребятам. Подбегают.
- Вон танк, на нем поедем, пошли.
- На танке?
- А вы против?
- Нам бы попроще чего-нибудь.
Мы уже лезли на броню.
- А зачем попроще-то?
- Да… так… как-то.
- Давайте-давайте.
На броне уже сидели бойцы. На нас и так-то смотрели… ну, как военные смотрят на гражданских? А тут еще объяснять моим салагам при солдатах такие простейшие вещи.
Если сравнивать военную технику по комфорту… по критерию плавности хода - а по какому еще? - то по восходящей, я бы распределил ее так (основные виды): "Урал", "уазик", БТР, МТЛБ, БМП, танк. Гусеница лучше колеса. Широкая гусеница лучше узкой. По этому критерию танк - это "Бентли". Да еще "Т-80".
Разместились. Кайф. Что еще хорошего в танке - простор. Это на БТРе либо сбоку цепляешься, либо почти верхом сидишь. А на БМП при торможении можно вообще под гусеницы свалиться - места мало, а держаться не за что. А тут - кайф. Да и бойцы подобрались… эдакие. Тут только мы с поролоновыми жопами были, а солдаты на одеялах возлежали.
Поехали. Грохот. Клубы солярного дыма. В рожу - капли грязи из-под впереди идущих. В ушах - ветер. Мухин показал на свою задницу, потом на мою, потом посмотрел на одеяла. Язвительно улыбнулся. Я сделал ему рожу.
Потом нам стало не до смеха. Холодно, все равно холодно. Ветер пробирает до костей. Грязь летит. Ничего не видно. Мухин по старой операторской привычке попытался было начать снимать. Я покрутил пальцем у виска. Он непонимающе посмотрел на меня - чем, мол, недоволен, начальник, видишь, работаю. Нагнулся к видоискателю. Отпрянул. Перевернул камеру к себе. Я знал - объектив весь в говне. Он растерянно посмотрел на меня. Я опять сделал рожу. Мне было очень весело. Даже согрелся немного - он теперь его долго будет отчищать.
Характер у меня стал плохой.
Пора заканчивать с этими командировками.
К концу первой недели ноября мы полностью блокировали Гудермес.
Почему я говорю "мы"? Но ведь мы тоже в этом участвовали. По-своему.
Ребята уже приспособились к работе в полевых условиях. Дима знал, как уберечь объектив от чеченского асфальта. Что это такое? Страшная вещь. Всем известно, что такое грязь на природе. Земля или глина, обильно сдобренные влагой. Неприятно, но терпеть можно. Ходят же люди за грибами, картошку осенью с огородов выкапывают. В общем, терпеть можно. А чеченскую грязь терпеть нельзя. Это ее асфальтом называют. Всю осень, зиму и весну он господствует на чеченской равнине.
Почему асфальт? Обычная грязь прилипает, но быстро отваливается. Чеченская - только когда полностью высохнет, а сохнет она долго. И по цвету, и по консистенции напоминает расплавленный асфальт. Только холодный. Если вам нужно пройти пешком метров сто, можете быть уверены, что к концу пути на ваших ногах будет два эдаких унитаза по двадцать килограммов каждый. Избавиться от нее крайне сложно. Новички обычно пытаются потопать ногами по чему-нибудь твердому. Их лица становятся растерянными. Окружающие ржут. Единственный способ - нож, в крайнем случае - дощечка, которую всегда надо носить при себе. Эту гадость можно только срезать.
Вот так мы и передвигались - на ногах унитазы, на жопе - поролон, за голенищем - грязная дощечка. Потом, правда, дощечки выбросили и обзавелись штык-ножами. Ребята выпросили у солдат, а я добыл трофейный. Но об этом позже.
Мы работали. Знаете, на войне, даже если ничего не происходит, работа всегда найдется - солдатский быт, солдатские байки, интервью с офицерами, санитарами, сюжет "женщина на войне"… да… Руслана пришлось взять с собой. Обошлось. А также с разведчиками, контрразведчиками, саперами, ремонтниками танков и прочего. Ничего интересного, но для очистки совести, в ожидании великих событий… и тарелки.
Да, вот еще что важно. Мы нашли применение безработному Пехоте. Одно из самых неприятных занятий на съемках - таскать штатив. Его все ненавидят - здоровый, тяжелый, железный (руки мерзнут), за все цепляется. Обычно эта обязанность выпадает мне как самому длинному (а я в любой группе - самый длинный). И еще всегда говорят, что я самый здоровый (на слабо берут). Но тут!!!
- Вакула, - говорю я, - ты Пехота?
- Ну.
- Ну, вот и таскай.
Так вот, работали мы, значит.
И вот однажды, когда все байки у костра были сняты по два раза, все интервью записаны, я задумался о нашей профпригодности.
Выводы были неутешительны. Почти полтора месяца топчемся на войне, а ничего толком не сделали. А я парень импульсивный, мне мысли всякие лезут: и началось не так, и в Моздоке сидели, и здесь сидим, военные хоть делом занимаются - блокируют, а мы? А планка после Дагестана приличная, с одними байками солдатскими в Москву возвращаться как-то не очень, а великих событий, может, и не будет, может, сдадутся они на фиг и в Гудермесе, и в Аргуне, и в Шали, да и в самом Грозном. Короче, крыша потихоньку съезжает.
Лежал я так в палатке, лежал и придумал - нечего здесь валяться. Надо вдвоем с Димой потихоньку в Гудермес пробраться. Может, нам там даже рады будут. А то ведь никакой определенности - наши не штурмуют, они не сдаются…
Может, "послами доброй воли" станем (вы поняли, как у меня "потекло", да?).
Ну, а если послами не получится, так хоть сюжет сделаем классный, про жизнь в осажденном Гудермесе. И потихоньку назад. Саныч, опять же, описается - такого материала ни у кого не будет. А про то, что он "там наверху вопрос проработал", и не вспомнит. Тем более мы знаем теперь, как они этот вопрос "порешали". Короче, поворачиваюсь к Мухину, показываю глазами - "пойдем, выйдем".
Вышли. Темнело. Я его под руку, сигарету предлагаю, под ноги фонариком свечу - где асфальт пожиже. На "Стой! Три" отвечаю "четыре" (пароль "семь").
- Дим, у меня тут идея возникла. Только ты серьезно к этому отнесись.
- Че за идея? Такая подводка…
- Погоди, ты можешь отказаться, это - чисто добровольно. Если откажешься - не обижусь.
- Да че за тема-то?
- Тебе не кажется, что мы здесь киснем?
- А че киснем? Нормально балдеем.
- А…
При такой реакции я не знал, стоит ли продолжать. Но решил попробовать.
- А тебе не приходило в голову, что снимать тут больше нечего?
- Ну, приходило. А че поделать-то?
- Че поделать? Думать надо, Муха, думать.
- Да я думал. Перетер тут даже с некоторыми. Тут есть пиплы - на гражданке лабали. Думал, фронтовой концерт организовать, классная съемка получилась бы, - Дима оживился, - представляешь, танки, окопы вокруг и пиплы на сцене в камуфляже… но инструментов нет… Может, этот, Петрович посодействует?
- Да нет, это фигня все, в ту войну и Макаревич приезжал, и "ЧайФ", нет, пиплы в камуфляже на сцене - это круче, конечно, но все равно фигня. Даже если бы инструменты были, - я увлекся, - это знаешь, что получилось бы, агитка такая сраная, типа пусть они там, в ОБСЕ, нас оккупантами не называют - у нас, мол, солдаты рок играют.
Дима немного обиделся.
- Ну, а ты че? Ты сам-то придумал че-нибудь?
- Придумал, Муха, придумал - мы с тобой в Гудермесе концерт устроим. Вдвоем.
Дима провалился по колено в асфальт.
- Ну, концерт, это я фигурально выразился. Это покруче будет. Мы с тобой вдвоем проберемся туда и сделаем сюжет про жизнь в окруженном городе. Понял?
- Круто. Ты ва-аще креативный чувак.
- Погоди, ты все осознать должен. Тут у нас три проблемы. Могут подстрелить. Либо на выходе, либо на входе. Либо уже в самом Гудермесе головы открутить. И сюда забросить. Нет, еще четвертая проблема - могут на обратном пути подстрелить. Но лично я вероятность всех этих вариантов оцениваю как крайне низкую (аналитик Генштаба).
Муха помолчал. Подумал. Вытащил ногу из асфальта. Сказал:
- Не, скорее всего, просто от…ят. Либо на выходе, либо на входе.
- А нас это пугает?
- He-а. Это ты классно придумал. Мне по барабану, где балдеть - хоть здесь, хоть в Гудермесе.
- Так ты согласен?
- Не вопрос!
Ну, рокер. Ну что тут скажешь?
- Кир, а мы когда пойдем?
- Сейчас.
- Сейчас?
- А чего тянуть?
- А ребятам чего скажем?
- Ну… погулять пошли.
- С камерой?
- А что такого - оператор всегда с камерой.
Зашли в палатку. Чечня с Пехотой резались в подкидного. Жевали прихваченное в полевой столовке сало. Муха взял камеру. Я, чтобы отвлечь внимание:
- Руслан, что это значит?
- А что, мы же не на деньги?
- Нет, хохол понятно, ему положено, а ты как можешь???!!!
Руслан непонимающе глядел на меня.
- САЛО???!!!
Руслан проглотил кусок, взял еще один.
- Командир, ты чего? Я его каждый день в столовке ем.
- А… извини… не замечал. Ладно, мы пойдем погуляем.
Вакула вытер губы рукавом, меланхолично:
- Не нагулялись еще? В сапогах не заходите. Я уже за…ся куски асфальта выбрасывать.
Выходим. Свечу фонариком. "Стой! Три." - "Четыре". Идем дальше. Молча. Долго. Еще несколько раз сказал "четыре". Лагерь остался позади.
- Кир, а мы куда идем-то?
- Как куда, в Гудермес.
- А он же там, - Муха махнул рукой в сторону.
- Муха, - я сел на своего любимого стратегического конька, - "там" не пройдем. Перед лагерем охранение сильное. И бдительное. Тут, понимаешь, два кольца блокирования. И чем дальше, тем тоньше. А в некоторых местах вообще дыры. Ну невозможно целый город блокировать так, чтоб муха не пролетела.
- Эт точно, - сказал Муха.
- Гы, вот и я о том. К тому же все внимание охранения обращено, как бы тебе объяснить, внутрь окружности, а мы пойдем извне. Понял?
- Ну… понял.
- Сейчас мы движемся как бы по кругу, но между двумя линиями. А они находятся довольно далеко друг от друга, поэтому нас не видно и не слышно.
- А… это мы по хорде идем?
У него тоже было "два", подумал я. Но вслух сказал:
- Ну да… по хорде. Пройдем еще немного и в той точке, где бдительность федеральных войск снизится до критического уровня, а плотность внешнего кольца станет минимальной, так вот, в этой точке мы резко повернем к центру окружности.
- А-а-а…
- Только пойдем очень тихо и осторожно.
Через некоторое время так и сделали. Пошли без фонарика. Темнота полная. Тихо не получается - асфальт чавкает немилосердно. Ноги устали - унитазы. Еле тащимся. Сколько прошло времени - понятия не имею. Не начало бы светать.
Вдруг сзади шлепок.
- Ой, бля!
- Да тихо ты! Ты чего?
- Ну, чего-чего? Искупался.
- Камеру окунул? - Я очень испугался. Куда без камеры? Вообще все зря. Причем совсем зря - навсегда. После купания в асфальте ее можно выбрасывать.
- Да нет, удержал на весу.
- Молодец, профи. Давай осторожнее. И потише.
- А мы что, эту, как ее, линию не пересекли еще?
- Да тихо ты! Хрен ее знает.
Чавкаем дальше. Вдруг асфальт кончился. Под ногами стало твердо. Странно. Я нагнулся. Прикрыв рукой, чиркнул зажигалкой. Асфальт! Настоящий! Надо же. На дорогу, что ли, вышли? Делаю несколько шагов. Чмок. Опять жидко.
- Осторожней, - говорю, - дальше опять жид…
И тут получаю удар в живот.
- Еб…
Удар по шее. Падаю мордой в асфальт. В жидкий. Получаю по печени. Краем сознания понимаю, что с Мухой происходит то же самое. Еще успел подумать: хорошо, что приняли его на дороге, а то камеру утопил бы.
- Лежать!!! - это нам.
- Руки за голову!!!
Луч фонаря.
Сзади ойкает Муха.
Меня переворачивают на спину. Все, думаю, сейчас подумают, что я негр-наемник. Точно грохнут. Это - если наши. А если не наши? Но как следует подумать мне так и не дали.
Рывком поднимают на ноги. Луч - в морду. Удар в живот.
- Кто такие???!!!
Ну, вы понимаете, ответить сразу я не мог. Выплюнул асфальт, подышал. Говорю:
- Свои мы.
Никакой реакции. А что я хотел? "Ох, извините"?
- Руки за спину, марш.
В спину уперся ствол. Пошли в неверном свете фонарика. Вижу - блиндаж. Ну, блиндаж - громко сказано, но почти блиндаж. Вталкивают внутрь. Керосиновая лампа. Никого нет.
- Командир, вот, подозрительных задержали.
Из темного угла поднимается фигура. Видимо, спал человек.
- Это что за клоуны? - Лица не видно. Голос хриплый.
- Крались в сторону города.
- А этот че, негр? А, это вы его искупали.
Пытаюсь тыльной стороной ладони стереть асфальт.
- Кто такие? - опять голос из темноты.
- Да мы корреспонденты. Из Москвы.
- Ага, корреспонденты, - голос сзади, но я не оборачиваюсь, тут одно ненужное движение, и сразу схлопочешь, - откуда тут корреспонденты?
- Ну, мы же с камерой, - говорю.
- Ага, с камерой - как раз позиции снимать.
- Ночью? - я пытался вступить в дискуссию.
- Молчать, - все тот же голос со спины.
Кто тут командует, думаю, командир, который спал, или этот, который в затылок орет?
- Палыч, документы их посмотри, - голос из угла.
Ну наконец-то! Нащупываю слипшийся карман, достаю слипшиеся документы… Палыч? Палыч??? Оборачиваюсь и получаю в торец. С разворотом падаю лицом в пол.
- Палыч, ты полегче, документы посмотри сначала.
- Я знаю, как с этими пидорами обращаться, ты болей давай, а не учи меня, студент.
СТУДЕНТ??? Я переворачиваюсь на спину.
- Здорово, мужики. Здорово, Палыч, Костя.
- ЧТО??? - хором с двух сторон.
Короче, мы выпили. Закусили. Покурили.
- Ты извини, корреспондент, что так приняли.
- Да брось ты, Палыч, - я потер подбородок, - лучше расскажите, как вы здесь оказались.
- Да нет, это ты расскажи, - Костя Кравцов сильно возмужал. Это, наверное, по привычке Палыч его студентом называл.
Я вкратце рассказал.
- Ну, вы мудаки-и-и, - сказал Палыч, - ну этот, волосатый, ладно, чего с него взять, но ты-то - взрослый мужик, из такой жопы вылез недавно…
- Ну, скучно там стало, в лагере.
- Повеселились? - лейтенант Кравцов разлил спирт.
- Давайте, - Палыч поднял стакан, - за встречу мы уже пили, теперь за здоровье лейтенанта, лихорадит его чего-то.
Выпили.
- А ты, парень, как тебя, Димка, извини, - Палыч подобрел, - насчет волосатого это я так. Рассердили вы меня. Это твое дело.
- Да че, мне по барабану.
- Слышь, Костя, - говорю, - а насчет повеселились ты правильно сказал. Правда повеселились. Ну, получили слегка, Палыч, это ты меня принял? (Палыч важно кивнул.) Ну и что? В первый раз, что ли. Зато у вас лучше. Передовая все-таки. Мы у вас останемся. Вы не против?
- Да мы только "за". С вами даже веселее. Только что начальство скажет?
- Ваше или наше?
- И ваше, и наше.
- А нашему по фигу. А ваше… У меня тут полномочия. Карт-бланш (я важно устремил палец вверх). Где хочу, там и работаю.
И тут началось.
Снаружи раздались выстрелы. Крики "Духи!". Мы выскакиваем в окоп. Тьма, вспышки. Со стороны города тоже вспышки. Свист. Пули? Да, это пули. Включился прожектор. По полю забегал луч. Какие-то тени. Кажется, движутся в нашу сторону.
Справа и слева тоже началась стрельба. Это у соседей.
Свист. Уже другой - погромче. За спиной взрывы. Кравцов бросился в блиндаж, я - за ним. Он подбежал к рации, взял наушники, приложил к одному уху:
"Сапфир, Сапфир, я Девятый, прием".
Рация ответила: "Я Сапфир, слышу тебя, Девятый, что у вас, прием".
"Нас атакуют. Кажется, на прорыв пошли, прием".
"Понял тебя, Девятый, какими силами, прием". "Да хрен их знает, но огонь плотный, и минометы, прием".
"Понял тебя, у твоих соседей то же самое, держитесь, принимайте меры, докладывай почаще, отбой".
- Твою мать, "держитесь"! - Костя швырнул наушники на стол.
Мухин тоже оказался в блиндаже. Снимал. Это хорошо. Динамичный момент.
Выскакиваем наружу. Темно. Вспышки гораздо ближе.
- Что с прожектором?
- П…ц прожектору.
В общем, хреново. Похоже, до рукопашной дойдет.
Дима рядом. Я ору:
- Дим, "пушка" работает?
- А как же.
"Пушка" - это микрофон такой, непосредственно на камере. Общие шумы пишет. Для интервью не очень подходит, но в такой ситуации сойдет. Не разматывать же "колотушку". Это как раз специальный микрофон, для записи устного творчества. Вы по телевизору видели. Да и какое тут интервью - смешно.
- Дим, давай ближе!
Он прижимается к нам вплотную. Костя, между прочим, из автомата фигачит. Грохот, вспышки.
- Костя, - ору, - у тебя людей сколько?
- Девятнадцать стволов. Плюс пулемет.
- А у соседей?
- Примерно по столько же. И там и там.
- А этих сколько? Как думаешь?
- А я не думаю. Я знаю. До хрена!
Минут через десять стало затихать. Кажется, откатываются. Потом совсем все стихло. Костя:
- Палыч, потери?
В разрезе окопа мелькнул огонек. Это Палыч. С "Донтабаком" в зубах.
- Четверо ранены.
- Тяжело?
- Двое, кажется, да. Фельдшер разбирается.
Костя пошел в блиндаж. Мы за ним. Взял наушники.
"Сапфир, Сапфир, я Девятый, прием".
"Слышу тебя, Девятый, доложи обстановку, прием".