- А ничего. Располагайтесь. Здесь, правда, не очень, но вы ж не на фестиваль ехали. Изучите город.
- А работать-то?
- А работать пока не над чем. Войска начали продвижение по Надтеречному району Чечни. Район дружественный. Сопротивления нет. Это я вам военную тайну раскрываю, но ее все знают.
- Клево. Ну так, может, нам тоже начать продвигаться?
- Начнете. Я вам только аккредитацию завтра справлю, и продвигайтесь.
- А согласования? Тебе ничего не будет?
- Да пошли они на хер. Надоели. Дальше Чечни не пошлют.
- Интересно. Мы с тобой в одном направлении думаем.
- А что интересного? Все нормальные люди всегда в одном направлении думают - в нормальном.
В этот вечер аппаратный работник Костя Смирнов составил нам компанию. Город не казался уже таким мрачным. Правда, и таким веселым, как в прошлую войну. Просто здесь еще не было войск, вышедших из боев. Все войска только собирались в них вступить. А вот раньше!
Я вспомнил свои ощущения 95-го или 96-го года, точно не помню. Возвращались мы из Грозного. Через Моздок. В нем надо было провести одну (одну!) ночь в ожидании борта на Москву. Так вот, было страшнее, чем в Грозном. Толпы пьяных людей с оружием. Никакой дисциплины. Никаких командиров. Орда. Нет, в принципе оно понятно - люди вышли из огня, надо "оторваться", все правильно. Но представьте себе пьяную толпу - неприятно, да? А пьяную толпу с оружием? А пьяную толпу с оружием и съехавшими от войны мозгами? И ситуацию никто не контролирует. Власти нет. Власть - сама толпа.
Нет, это были не враги, не оккупанты. Свои, наши ребята. Но вы ходили в Парк культуры в День десантника? Детский праздник. Так-то.
А самое главное, среди этих людей военных было мало. Военные как-то тихо выпивали. А на улицах куролесили ОМОНы, прочие люди в синей форме. Как раз те, кто при штурме населенных пунктов шли за спинами армейцев. В сопровождении своих грузовиков, в которые складывали все, что можно было вывезти из зачищенных кварталов. Вот в Моздоке они и отличались особым героизмом. Как же! Люди из "боев" вышли!
Вы заметили, как я их люблю? Не я один. Их еще вся армия любит. И весь народ.
Впрочем, я отвлекся. Ничего подобного в этот раз не было. Время еще не наступило. Но скоро наступит. А мы неплохо провели вечер. В ресторане было тихо. Несколько армейских. Несколько осетин. Наша компания выглядела странно. Повторюсь - Моздок, прифронтовой город, мы - один гражданский в камуфляже, один гражданский без камуфляжа, рокер, чечен и хохол.
Мы с Костей выпивали солидно, по-мужски. Дима быстро окосел и пытался говорить о музыке. По-моему, глупости. Во всяком случае, я его довольно резко одергивал. И грозился побрить наголо. Дима, в свою очередь, дразнил Руслана Мартанова - называл его Урус-Мартаном. Руслан не реагировал, потому что пил мало и смотрел на официанток. Вакула пил в меру, но мрачно. Наверное, скучал по своей девушке. Или по видеомагнитофонам.
На выходе из ресторана Руслан задал Косте вопрос, которого я ждал. Костя не ждал, но ничуть не удивился.
- Вон водила стоит. Здесь это через них делается.
Руслан подошел к водиле, перетер.
- Он адрес спрашивает.
Костя назвал адрес пресс-центра.
- А сколько привозить?
Костя обвел нас взглядом.
- Мужики, не советую.
- Руслан, - кричу я, - лучше ни одной.
Руслан кивнул головой, что-то сказал водиле и подошел к нам.
- Одну привезет. Но только вы уж не лезьте.
- Костя, - говорю, глядя на Руслана, - а ты не советуешь по какой причине - по эстетической или медицинской?
- И по той, и по другой.
Вот, думаю, мало нам проблем.
- Но эстетическая часть гораздо страшнее медицинской, - продолжил Костя Смирнов, - тут санчасть есть военная, у них там это дело налажено, два укола (он произнес какое-то страшное название) в жопу, и все. Правда, потом какое-то время будут проблемы, то ли с пищеварением, то ли еще с чем-то, точно не знаю - не пробовал, но, говорят, зверский препарат, а вот эстетическое чувство может пострадать навсегда.
- Вольному - воля, - сказал я, глядя на Руслана.
Ночевать устроились кто где. Костя - в своем кабинете, я - в соседнем кабинете (громко сказано), напротив - Дима и Вакула. Руслану отвели бывшую ленинскую комнату.
Через некоторое время услышал звук подъехавшей машины. Посигналили. Хлопнули дверцы. "Смотреть не пойду, - подумал я, - поберегу эстетическое чувство".
Через несколько секунд со двора раздался истошный вопль Руслана:
- А-А-А!!! НЕТ!!!
Пулей вылетел из комнаты. В коридоре столкнулся с остальными. Мы кинулись вниз. "ПОХИЩЕНИЕ!!!" - билось в мозгу.
Выскочили во двор. Первое, что увидели, - огоньки удаляющейся машины. Холодный пот.
Вдруг из темноты выступил… Руслан. Даже во мраке ночи было видно, насколько он бледен.
- Руслан! Что случилось?
- Только не это, - ответил Руслан слабым голосом, - лучше козу.
Дальнейшие события развивались следующим образом.
В моздокском Военторге купили бушлат, армейские ботинки и вязаную шапочку. С ботинками проблем не было. С бушлатом тоже. А вот с шапочкой, как говорят в верхах, вышла накладка. Димин хайр никак не хотел под нее залезать. Точнее, залезал, но то один, то другой локон все время предательски вырывался на волю. Я даже развернул серьезную дискуссию насчет подстричься. Но натолкнулся на отчаянное и хорошо организованное сопротивление. Пришлось отступить.
Попытались действовать силой - методом запихивания волос под шапочку одновременно со всех сторон с последующей решительной утрамбовкой. Победа была достигнута, но какой ценой! Мало того, что Дима Мухин стал похож на гуманоида с огромной головой. Он стал похож на гуманоида с огромной ДЕФОРМИРОВАННОЙ головой - ветеран Звездных войн. Опять пришлось отступить.
Потом был найден компромисс - Дима согласился завязать волосы в хвост, а его запустить под бушлат. Получилось не очень, но все-таки лучше. По крайней мере, военные теперь начинали ненавидеть его только вблизи.
Следующий день ушел на фотографирование и оформление аккредитации. Поскольку из всех сотрудников в пресс-центре был один Костя, на этот процесс ушло совсем немного времени.
Стоит ли говорить, где мы проводили вечера? Руслан пытался знакомиться с официантками, но у него не получалось - все они были осетинками. Об альтернативном способе больше не заикался - страдал молча.
На третий день я решил, что пора продвигаться к театру военных действий. Хотя их все еще не было. Но надо же что-то делать!
Вот тут-то и начались трудности. Прежде всего, проблема была в транспорте. О гражданских нечего было и думать - не те времена. Да и, в конце концов, мы ехали сюда, чтобы работать совместно с военными! Освещать, так сказать, их боевые будни. Вот только военные об этом ничего не знали и к освещению своих будней не стремились.
Костя искренне пытался нам помочь, связывался с командирами, войска которых уходили из Моздока в сторону Чечни. Все бесполезно! Знать ничего не хотели. Журналисты? На хрен нам журналисты? Взять с собой? У нас других проблем нет?
Так прошло еще несколько дней.
Костя был растерян. Ему было неудобно. Он и сам толком не понимал, зачем сидит в этой дыре.
Я позвонил в Москву, Тане.
- Тань, это я, Крестовников.
- А, привет.
- А вы о нас не беспокоитесь?
- А что-то случилось?
- Тебя ничего не смущает?
- Что меня должно смущать?
- Ну, отправили целую группу, группа сидит в Моздоке, деньги расходуются, ничего не происходит.
- Ну…
Таня явно не знала, что сказать.
- Тань, а тут ведь про нас никто ничего не знает, никаких директив не было.
- Да ты не волнуйся, Кирилл, просто момент еще не наступил. Политическая ситуация…
Я закипел.
- Что политическая ситуация? Вопросы порешали? Проработали? "Добро" получили? Какими еще словесными шедеврами порадуешь? Если момент не наступил, че мы тут сидим? Мне в Москве есть где жить!
- Кирилл…
- Что Кирилл? Хочешь, я тебя тоже шедевром порадую? Задача продюсера - направить группу туда и тогда, где и когда ее присутствие необходимо!
- Кирилл…
- Пока, Таня. Я ухожу в автономку. До связи.
Положил трубку. Легко сказать - ухожу в автономку - пешком? Ох, август, Дагестан, я тогда думал, что мне трудно. Нет, это мне сейчас трудно.
Еще несколько дней тоскливого ожидания неизвестно чего. Бесплодные совещания с Костей. Впрочем, не такие уж бесплодные. Я от него кое-что узнал.
Вот-вот начнутся боевые действия. По плану войска будут продвигаться с запада и востока, навстречу друг другу. Западной группировкой командует генерал Шаманов, восточной - генерал Трошев. Города штурмовать не будут. Будут их блокировать. В том числе Грозный. Потом часть боевиков оттеснят в горы, а оставшихся, если не сдадутся, будут уничтожать в городах. То есть штурмы не исключены.
Когда все это начнется, сюда валом повалят журналисты. С тарелками. Костя уже получил соответствующие указания. А в перспективе вся журналистская тусовка вместе со штабами переберется под Грозный, в Ханкалу. Знакомое место, знакомый сценарий - в ту войну было точно так же.
Не знаю, была ли это военная тайна. Костя не сказал. А я не спросил.
- Сваливать надо, - говорю, - вот теперь точно сваливать. Когда здесь соберется тусовка - дурдом будет. Мне тассовками перебиваться как-то не хочется. А тарелка наша никуда не денется - вместе со всеми в Ханкалу переедет. Там мы к ней и присоединимся.
Костя со мной в целом согласился, только сказал, что не очень понимает, как сваливать. Я сказал, что тоже не очень понимаю, военные - это стена. Но продолжаю надеяться на него, Костю.
Прошло еще два дня. Мы сидели в садике, на лавочке. Изнывали от тоски. Хоть солнце выглянуло, а то совсем рехнуться можно.
Вдруг подъехал "пазик". Из него вышла группа офицеров. Погон не различил, но по общему виду - чины не маленькие.
Что бы это значило? Пока обсуждали эту тему, вышел Костя.
- Кирилл, пойдем быстрей.
Я вскочил. Заходим в Костин кабинет. Два подполковника, полковник и генерал-майор.
- Знакомьтесь, - говорит Костя, - Кирилл Крестовников, программа "ВЗОР".
Пожимаю руки.
- Генерал-майор Костюков Владимир Андреевич, - представляет Костя персонально.
Я сдержанно, как подобает, улыбаюсь. Рассматриваю. На Арбатский военный округ точно не похож. Во-первых, не толстый, во-вторых, не холеный, а также не надутый, не важный, лицо не жлобское, я бы даже сказал, умное. И загорелое. Либо в кабинете не сидит, либо в солярий ходит. Что ж, и то, и другое - неплохо.
- Костя сказал, что у вас, Кирилл, проблемы? - Ого! Генерал - на "вы"? Большая удача!
Пересиливая свою интеллигентски-либеральную натуру, выдавливаю:
- Так точно, товарищ генерал-майор.
- Можно просто Владимир Андреевич. Мы в группу "Восток" летим, можем вас прихватить. Хотите?
Я чуть не подпрыгнул, чуть не назвал его Андреичем. Короче, могло получиться "так точно, товарищ Андреич".
Вместо всего этого я сказал:
- Да.
Генерал посмотрел на часы.
- Десять минут.
- Спасибо! (Ни "товарищ генерал-майор", ни "Владимир Андреевич", просто "спасибо").
Выскочил из кабинета.
- Мужики, быстро! Мы улетаем!
- Куда? - хором.
- На Багамы! Быстро, я сказал!
Мужики метнулись в дом. Я к себе - схватил рюкзак, собирать-то нечего, выскочил в коридор, наткнулся на Пехоту.
- А как же техника? - пробормотал Пехота.
- Ты остаешься, с техникой.
- Не-е-е, я с вами.
- Тогда техника остается.
- Да как же?
- Не рассуждать!
Я влетел в кабинет Кости. В присутствии генерала и господ офицеров (выбора не было) выпалил:
- Костик, родной, мы эту фигню в ящиках здесь оставим, ладно? Нам она там не нужна. А ты… слушай, ты нам уже здорово помог, помоги еще раз, мы потом свадьбу твоей дочери снимем, если она у тебя есть, или сына, на профессиональной технике, понимаешь, классно получится, так вот, помоги еще раз, присмотри за этой халабудой, а если отсюда в Ханкалу перебираться будут, перекинь ее туда как-нибудь, прими меры, ладно?
Произнеся все это, я вспотел. Боже, какой текст. Что они подумают? Кажется, мы уже никуда не летим.
Господа офицеры ржали. Господин генерал улыбался.
- Ну, Кирилл, у вас экспрессии! Костя, помоги человеку. Если бы все так за державу радели!
Костик, безумно напрягшийся в процессе моего монолога, моментально расслабился.
- Да не вопрос, Владимир Андреевич, сделаем.
Все встали, начали выходить на улицу. В дверях Костя придержал меня за локоть. Шепотом:
- Ну, Крестовников, ну ты гад. - Но глаза улыбались.
В вертолете ("МИ-8") я окончательно осмелел. Не выбросят же нас. Подсел к генералу, перекрикивая шум, спросил:
- Владимир Андреевич, а почему вы нас с собой взяли? Никто не хотел, а вы взяли?
Он по-свойски хлопнул меня по колену, но на "ты" не перешел:
- Потому что вы наглый, это раз, потому что рожа у вас не жирная, это два, и потому, что я телевизор смотрю иногда, это три.
Ну, первые две причины мне понятны. В общем, согласен. А насчет третьей решил уточнить:
- А при чем здесь телевизор?
- А при том, что я знаю, как вы работаете. Вы не продажная тварь, не маменькин сынок и не дурак.
Вот так, нарвался на комплимент. А ведь не хотел. Или хотел? А не ваше дело.
Свершилось!!! Мы в войсках! Я люблю войска. Чистое поле. Длинные ряды зеленых армейских палаток.
Внутри - свой, ни с чем не сравнимый уют. Печка-буржуйка (конец октября), койки с армейскими матрасами (между прочим, довольно удобно), свет от генератора, в углу работает телевизор (от генератора) - картинка паршивая, но это не главное, главное - ощущение.
На одной из коек - боец: тельняшка, на голове - вязаная шапочка (ох, Дима), только шапочка стильно завернута почти до самой макушки, в ушах - наушники, на животе - плеер, не то музыку слушает, не то спит.
На другой койке солдат, согнувшись, пишет письмо. Некоторые, в углу, у телевизора, развалившись на койках и задрав босые ноги на вещмешки, галдят. Негромко так, о своем, о дембельском. Хотя я знаю - у многих это еще не скоро, но все равно - главная тема. Мое личное ощущение - уютно и почему-то совсем не скучно. Атмосфера!
Это - солдатская палатка.
А вот - офицерская. Все то же самое, в точности. Даже галдеж. Только не о дембеле, а о гарнизоне - мирная жизнь, жена-дети, светские сплетни, спокойная служба. Еще одно отличие - подмигивание: не желаете ли водочки (спиртику), а вот колбаска, лучок. Но спокойно так, без фанатизма.
И в той, и в другой палатке говорят о бабках. На этой войне солдат получает 950 рублей в день. Офицеры больше. На выходе получается приличная сумма. Любимая тема - кто на что потратит. Но мне почему-то кажется, что в результате потратят совсем не на то, о чем мечтали. Особенно солдаты.
О бабах тоже говорят, но это всем известно.
Особая тема - бани. Вот не вытравили из души русского человека эту святыню ни монголы, ни войны, ни голод, ни коммунисты. Причем баня - это не "Сандуны", - тут дело не в пиве и раках. Этого тут нет. А бани есть. И не сказал бы, что дело в паре. Какой уж такой пар во временно сколоченной хибаре? Так себе, хотя есть, конечно, и пар. Но дело тут все-таки в другом. Солдаты и офицеры хотят быть чистыми. Даже на войне. Хотя и женщин нет (почти нет), и оправдание быть грязным очевидно - война! - а вот хотят мыться. Я видел страдальческие лица людей, по какой-то причине лишенных этой возможности (перебрасывают с места на место, не успевают построить).
Поэтому войска, от взвода и выше, всегда, при любых обстоятельствах стремятся первым делом сколотить баню. Даже раньше, чем окопы и блиндажи. И гостей (нас, например) первым делом приглашают. Если ты приехал в часть, а тебе не предложили баню - значит, ты гад, враг, продажная тварь или… мент.
Вот у нас всегда так - парадоксы: в сортир не войти, а без бани никак.
Еще один аспект лагерной (военной) жизни - перемещение по нему ночью. Во-первых, тьма - глаз выколи. Поэтому если ты без фонарика, ты… ну, не знаю. Во-вторых, в разных точках (логику их размещения я выяснить так и не смог, хотя много лет пытался) стоят часовые. Что характерно, не спят. Ты его не видишь, а он тебя видит. И существует пароль. Он сообщается перед наступлением темноты. Например, пароль "девять". Это значит, ты тащишься меж палаток (хорошо, если с фонарем), а тебя окликают из темноты: "Стой! Четыре". Ты должен ответить "пять". Или "Стой! Один" - ты говоришь "восемь". И так далее. Тут надо уметь быстро считать. Ошибешься - второго вопроса не будет, получишь пулю. Говорят, некоторые призывники не справлялись. Печально.
А у нас вообще был случай, в ту войну еще, в Ханкале, кстати. Выпивали мы в одной палатке с танкистами, а потом надо было недалеко пройти, до своей. И я точно знал, что по дороге часовой будет стоять. Пароль в ту ночь был "семь". А оператор мой, Игорь Михайлов, надрался до изумления. В общем, я его вел. А по дороге говорю: "Игорек, я тебя умоляю, пароль спросят - ты молчи, я сам отвечу". - "Угу". - "Договорились?". "Угу". Идем. Окликают: "Стой! Три". Я только открыл рот, а Игорек: "Сто восемьдесят!" Да еще издевательски так. Я чуть не умер. Но часовой тоже обалдел. Не стрельнул. Потом долго ржал нам вслед. Я Игорю с утра рассказал, он говорит: "Да ты че?"
И еще. Полевая столовая. Огромный брезентовый модуль. Внутри несколько буржуек. Свет. Длинные столы. Поварихи… Меню - каша неустановленного происхождения, иногда жареная картошка, не подцепляющаяся на вилку (нет, не крошится, растекается), и, главное - сало и лук. Много. И черный хлеб. Сало - очень хорошее, с розовыми прожилками. Пойти пообедать (поужинать) на солдатском жаргоне называется "поесть парашки". Это - процесс. Вы сейчас думаете - какая гадость! Ни фига. Через много лет вспоминается и… хочется.
И последнее. Вот чего нет ни у солдат, ни у офицеров, ни даже у генералов, так это связи с внешним миром, с семьей. Американцы бы вообще воевать не стали. А наши - воюют. А связи нет не потому, что не положено. Ее просто нет. Ну нет.
Мы с нашим "спутником" были топ-звездами. Причем в этот раз у нас был не "Инмарсат" с антенной, похожей на локатор ПВО, а "Иридиум", тот же мобильник, только побольше. Очень удобно. Каждый вечер у нашей палатки выстраивалась длиннющая очередь. А как откажешь? Люди на войне. Мне потом Собакина высказала: "спутник" - это два доллара минута. Наш трафик оказался дороже самой командировки. А я ей ответил: все претензии - к Министерству обороны. Хорошо, что "Иридиум" был, по "Инмарсату" вообще - три доллара.
Вот. Это я все сразу рассказал, чтобы потом не возвращаться.
Кайфовали мы в лагере недолго. Стало известно, что вот-вот будем выдвигаться на Гудермес. Никто секрета из этого не делал. Лагерь ожил. Началась подготовка.
Я тоже готовился. Хотя чего нам готовить? Только одно. Пошептался кое с кем, и мне принесли четыре предмета. Четыре квадратных куска поролона с резинкой поперек.