Безумие - Дмитрий Кончаловский 9 стр.


13 августа, пятница, Махачкала. И еще несколько дней на природе.

Меня разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь. Открываю один глаз. Ебт. Восемь утра. Какого хрена? Единственный, можно сказать, выходной. Кого несет? Может, не открывать? Горничная? Ну да! Вчера "цыгане шумною толпою" ввалились в гостиницу в четыре часа ночи. Редкая горничная рискнет после этого стучать в дверь московского рейнджера в такую рань. Ой, е-е-е… неужели… "пирэс-канфирэнсия"? Проснулись! Точно не открывать! Хотя… какой смысл. Встаю. Натягиваю джинсы. В голове туман. Открываю. На пороге двое. Восточная внешность. Но незаметная такая. Вот представляете себе - восточная, но неброская. Вот что работа с людьми делает. Хотя нет, это их так подбирают.

- Здрасьте.

- Доброе утро, - акцент есть, но очень легкий.

Я было хотел им вежливо предложить войти, но они сделали это сами, ненавязчиво подтолкнув меня животами.

- Искандер Искандеров, оперуполномоченный республиканского ФСБ, - протянута корочка.

- Э-э-э… Кирилл Крестовников, оперуполномоченный канала "Один+".

Я наивно полагал, что он как-то отреагирует на мою удачную, как мне казалось, шутку. Ничего подобного.

- Собирайтесь.

- В смысле?

- Совсем собирайтесь. Со всеми вещами, аппаратурой, ничего не оставляйте.

Меня прошиб пот.

- Извините, я не понял, я - арестован?

- Пока нет.

- Тогда зачем с вещами?

- Так надо.

- Кому?

- Вам.

- Мне? Зачем?

- Долго разговариваем. Вам помочь?

- Да нет… я сам.

Вышли в коридор. У меня в руках вещи. Одновременно из своих номеров вышли Костя и Стас. Тоже с вещами. Тоже в сопровождении невзрачных людей.

Спустились в холл. Моя знойная женщина округлила глаза и прикрыла пухлой ладошкой рот. Это жест всех женщин всех народов во все времена при таких обстоятельствах.

Вышли на улицу. Прямо у дверей - джип "Дефендер". Нет-нет, другой. Как интересно, думаю, у них даже гэбэшники на "Дефендерах" ездят. Погрузили вещи. Старший жестом указал нам на заднее сиденье. Сам сел вперед, еще один - за руль, остальные - в припаркованные рядом "Жигули".

Только тронулись, к гостинице лихо подъехали две "Волги". Одна черная, другая серая. Человек, представившийся Искандером Искандеровым, оглянулся на бодро выскакивающих из них людей. Наш водила поддал газу. Искандер повернулся к нему и сказал:

- Бараны.

Водила осклабился.

Мы были уже далеко.

Что бы вы сделали на моем месте? Правильно, вы бы спросили: "извините, а что все это значит?" Я спросил:

- Извините, а что все это значит?

Искандер повернулся ко мне. Я не знаю, что это было - может, улыбка, может… что-то еще.

Он повернулся ко мне и сказал:

- Прывэт ат Надыра.

Я не сразу вспомнил, что в гостинице он говорил почти без акцента…

Я думал, что надо что-то спросить, как-то отреагировать. Но ничего не спросил и никак не отреагировал. Опыт! Посмотрел на своих. Каменные лица. Тоже, наверное, опыт. Мы превращаемся в крутых ребят. Хотя остается все та же проблема. Крутые ребята обычно знают, куда и зачем. Мы же опять крутые… слепые котята.

- Я вам папожже гилаза завяжу. Нэ вазражаэтэ? Вот-вот, я же говорил про котят. Хотя, как мы уже знаем, завязывание глаз - хороший признак и, вообще, здоровая процедура.

- Чтобы мы привыкали?

Вот! Один-ноль в мою пользу! Искандер очень удивился и даже не смог этого скрыть.

- В смислэ? Зачэм прывыкалы?

- Да это Надир пошутил так однажды.

- А… Нэт. Чтобы дарогу нэ запомнылы. Кагда эти бараны из фэ-эс-бэ будут вам…

- …яйца отрывать.

Он посмотрел на меня с изумлением. Два ноль.

На выезде из города нас остановили. Я не знал, как к этому относиться. В отличие от той, первой поездки, теперь сценарий был нам более-менее понятен. Теперь не было смысла жаждать встречи с федералами. Скорее наоборот. Поэтому я решил относиться к этой остановке плохо. Как будто бы это что-то меняло.

Блокпост был милицейский. Милиция - местная. Я почему-то подумал, что это все-таки к лучшему. И действительно. Искандер что-то обсудил с офицером не по-русски, тот на нас даже не посмотрел, и мы поехали дальше.

Не успел я с облегчением вздохнуть, как с тоской подумал: едем по той же дороге - на Хасавюрт. Хотелось чего-то новенького, а то как-то…

Но разочарование было недолгим. Уже через несколько километров свернули на боковую дорогу. Проселочную. В Дагестане всегда так - все дороги, кроме главной, проселочные. Почти сразу остановились. Искандер повернулся к нам.

- Тепер гилаза давайтэ.

Я заржал - нервы все-таки.

- Самим выковыривать?

Искандер обиделся. Даже рассердился.

- Зачэм викавырыват?! Щто ви как дэти малыэ? Па-руски нэ панымаэтэ? Я гавару - давайтэ гилаза завазыват! Викавырыват! Эта у вас в фээсбэ выкавырывают!

Теперь я обиделся.

- Ничего у нас в ФСБ не выковыривают! Это все вражеские бредни! А вы их хаваете!

- Ми брэдни нэ хаваэм! Ни брэдни, ни канъак, ни водка, ми ваабшэ нэ пьом! Эта ви хаваэтэ всо падрад! Паленку асэтынскую схаваэтэ - и на зачыстку!

- Вы нас с кем-то путаете.

Костя и Стасик ржали уже в голос.

- Карочэ, ви будэтэ випалнат май указания ыли я вас абратно в Махачкалу вэзу? Вас там ждут.

Мы, продолжая ржать, послушно наклонили головы. На глаза легла широкая лента. Искандер мстительно затянул потуже. В узел попал клок волос. Я сказал "Ой!".

Поехали. Так было даже интересней. Обычный психологический эффект - после стольких дней напряжения, перемежающихся бурным весельем, чувство страха притупляется. Хотелось веселиться. Даже дурачиться. Даже издеваться над нашим "руководителем". Все понты, которым я придавал такое значение в той первой "экскурсии" в горы, теперь казались нелепыми.

- Слышь, Искандер, а че ты в гостинице по-русски нормально говорил, а как отъехали - заговорил, как (я чуть было не сказал "как чурка на базаре", но вовремя остановился)… как… как… все тут?

- Нэ лублу прэтворатса.

- Гхм… понятно.

Логику я не уловил. Немного растерялся. Но выручил блаженный Стасик.

- Скажите, пожалуйста, уважаемый Искандер… я, к сожалению, не знаю вашего отчества…

- Называйтэ мэна Искэндэр-эфенди…

Повязка на глазах не помешала моему мысленному взору увидеть, каким важным стало его лицо.

- Скажите пожалуйста, - продолжил Стасик, - уважаемый Искендер-эфенди, а куда мы едем?

- На кудыкину гору, - буркнул эфенди без акцента.

В разговор вступил Костя:

- Ну, что на гору, это и так понятно, а нельзя ли поточнее?

- Нельзя.

Разговор на этом как-то увял.

Ехали мы, между тем, действительно в гору. Это чувствовалось всеми фибрами, в том числе и фибрами автомобиля. Ехали медленно, натужно, подпрыгивая на неведомых ухабах. Вспомнился "Урал". Хорошо все-таки, когда есть с чем сравнивать.

Оказывается, когда у вас завязаны глаза - время течет по-другому. Трудно сказать - быстрее или медленнее. Но когда мы остановились и эфенди, сняв с наших глаз повязки, сказал "выхады", выяснилось, что уже наступила ночь.

Мы растерянно оглядывались по сторонам, пытаясь сделать "привязку к местности". Бесполезно, хоть глаз выколи… Да… глазная тема как-то особенно актуальна сегодня.

- Ну, чэго стоитэ, ылы вас за рукы, как дэтэй, вэсти?

Что он все о детях? До войны в детсаде работал?

Глаза постепенно привыкли к темноте. На фоне темного неба виднелась то ли сакля, то ли сарай, хотя какая разница?

- Пашлы.

Двинулись за ним. Вошли. Ну, про убранство не буду - вы уже примерно представляете. Единственной достопримечательностью оказалась древняя старуха - судя по всему - "смотрительница" помещения. Я с издевкой посмотрел на Стасика. Стасик вздохнул. Как-то сразу стало ясно, что здесь не будет ни шашлыка, ни травки, ни деда, который на "шарыат пиливат хатэл" (ох, Мага-Мага), а будут в лучшем случае "хинкали" и спать. Так и оказалось. Стало грустно.

Поужинали. Кроссовки под голову - и спать. Но сон не шел. Я захотел развлечься.

- Слышь, эфенди, а почему нас не охраняют?

- От кого? - удивленный голос из темноты.

- Да не от кого. Просто мы вот возьмем и сбежим.

Послышался скрип. Видимо, эфенди перевернулся на другой бок. Потом - продолжительный зевок.

- Бегите.

Гол. Это - гол. В мои ворота. Куда бежать? И, главное, зачем?

Развлечься не удалось. Я немного попереживал, а потом уснул…

Утро. Хинкали. Сигареты. Просто сигареты. Мусульманский сортир. Стасик уже опытный. В общем, ничего примечательного.

- Поехали, - вяло скомандовал эфенди.

Глазная процедура. Новую шутку на эту тему я рожал в муках. Так и не родил. Поехали.

Вы думаете, вот сейчас-то и начнутся приключения? Ничего подобного! Никаких приключений. Мне, собственно, даже не о чем рассказывать. Этот день абсолютно не отличался от предыдущего. Следующий, кстати, тоже. Менялись сакли и старухи. Хотя, по правде говоря, эфенди зря старался. Он мог бы использовать одну и ту же саклю и одну и ту же старуху. Мы бы все равно ничего не заметили. А может, так оно и было?

Единственное, что могу сказать, - за это время мы вполне могли бы доехать по самым труднопроходимым горам до Анталии и там сделать блестящий репортаж о раненых боевиках, проходящих курс лечения на таком любимом всеми нами курорте. Мы даже сбились со счета - сколько дней проплутали в горах.

В очередной поездке, когда мне окончательно надоело рассматривать внутреннюю сторону собственных век, я, ни к кому персонально не обращаясь, громко задал вопрос:

- Как вы думаете, господа, зачем уважаемый эфенди тратит на нас, недостойных, столько драгоценного самопального бензина?

- X… знает, - Костик был лаконичен.

- Ведь если цель, - продолжил я, - в том, чтобы нас запутать, то она была достигнута, ну, примерно сто - сто пятьдесят литров бензина тому назад. Может быть, даже больше. Сейчас я затрудняюсь сказать точнее. Значит, дело в другом, - я важно поднял вверх указательный палец, и, не рассчитав (глаза-то завязаны), больно ткнулся им в крышу автомобиля, - ой, бля… да, так вот, я не об этом, дело, значит, в другом!

- Кончай глаза выковыривать, - Костик был предельно лингвистически точен, - говори прямо.

- Так вот, это значит, что они не могли допустить, чтобы мы оставались в Махачкале, и правильно - нас схватили бы местные сатрапы, а на место назначения нас доставлять по каким-то причинам еще рано, - я был горд своим умозаключением.

- Блестяще, - сказал Костя, - только это значит, что один из вас - мудак.

- Не понял?

- Либо ты, либо уважаемый эфенди.

- Опять не понял?

- А почему нас нельзя было просто держать все эти дни в одной и той же сакле? Поэтому либо эфенди - мудак, если просто так возил нас по горам, либо, если в этом был какой-то смысл, ты мудак со своей логикой.

Хочу обратить внимание читателя: мы настолько обнаглели, что вели этот диалог в присутствии эфенди, от которого в общем-то зависела наша жизнь. Или не зависела?

Я спохватился и закончил дискуссию очень нетривиально.

- Восток - дело тонкое.

И тут оживился эфенди:

- Эээ, умныкы, сэйчас прыэдэм - пасмотрым, кто мудак, кто нэ мудак… Заскучали? Скоро вам будет не до скуки, - последнюю фразу он произнес совсем без акцента.

Мне стало не по себе. Еще через несколько минут эфенди сказал:

- Снимай повязки.

Точная дата не установлена. Август. Кадарское ущелье.

Дорога шла по гребню горы. Справа и слева - глубокие ущелья. Впереди - блокпост. Шлагбаум. Военные. Ну, вы поняли какие. На шлагбауме большая табличка. На ней по трафарету (фабричным способом?) надпись: "СТОЙ! ЗДЕСЬ ДЕЙСТВУЮТ ЗАКОНЫ ШАРИАТА!"

- Ни фига себе? Эфенди, где мы?

- В Карамахи, слыхал? Теперь не скучно?

КАРАМАХИ! КАДАРСКИЙ АНКЛАВ! Еще бы не слыхал. Гиляны - куда мы ездили в предыдущую экскурсию - просто детская песочница по сравнению с этим.

Ваххабитская республика, давно отделившаяся от России, с которой даже федеральный центр предпочитает не связываться. Степашин, еще будучи главным ментом, совершил сюда "визит доброй воли", зачем-то подкрепив ее двумя самолетами с гуманитарной помощью.

В моем мозгу пронеслись события последних дней. Вторжение в Ботлих - еще немного, и это была бы единая, огромная по местным меркам территория - Чечня, Ботлихский район, Кадарский анклав, еще полшага - и над Махачкалой взвился бы зеленый флаг с черным волком… а там… брр… Так вот что имел в виду Надир, говоря, что скоро будут "мэста паынтэрэсный"! Вот где мы были ему нужны! Только зачем? Дурацкий вопрос - здесь будет война. В том числе и информационная. Одного Мовлади Удугова для этого мало. Здесь нужны журналисты серьезного канала, которые будут передавать правдивую информацию. Правдивую? Конечно. На войне всегда две правды.

Влипли. Я проклинал себя. Опять проклинал. Очень хочется работать нестандартно? На, получи! Хочется делать такие материалы, какие другие (подземные черви, толкающиеся штативами на пресс-конференциях) делать не могут? На, делай! Мы - самые крутые, правда, Михаил Александрович? Вперед! Вот только если у меня окажется своя, третья правда, что тогда? Или если я не соглашусь с ИХ правдой? Как на это посмотрят гостеприимные горцы? "Пирэс-канфирэнсия" состоится уже здесь, без участия ФСБ? Сучья работа, сволочная.

Ладно, чего сейчас об этом. Спокойно. Спокойно! Разберемся. Не впервой. Хотя такое, конечно, как раз "впервой".

На все эти размышления на самом деле ушло секунды полторы.

Мы подъехали к шлагбауму. Он поднялся. Ни вопросов, ни проверок. Нас ждали. Я оглянулся. Шлагбаум опускался. Я подумал было, что это опускается шлагбаум нашей жизни. Но вовремя одернул себя. Не надо грустно-лирической дребедени. Разберемся.

Окончательно привел меня в чувство Костик. Он уже расчехлил свою верную спутницу и "поливал" из окна все подряд. Вот самообладание! Или непонимание ситуации? Да нет, вряд ли. Не мальчик.

А снимать было что. Большие дома, мощные заборы, каждое окно, дыра, щель превращены в амбразуры. И "КамАЗы". В каждом дворе, у каждых ворот, просто на обочинах. Огромное количество!

Я слышал, что перевозки грузов - основной бизнес местного населения. А основной груз - оружие.

На улицах многолюдно. Женщины, грязноватые дети, мужчины с оружием. Золотая Орда. Дети, кстати, тоже с оружием. С настоящим. На одном из перекрестков шла игра в зачистку.

Остановились у какого-то дома. Эфенди скомандовал на выход. Выгрузились, зашли во двор. Во дворе встретил старик. Эфенди с ним обнялся. Перекинулся парой фраз. Кивнул в нашу сторону. Мы подошли.

- Будете жить здесь, у него. Его зовут Шамиль.

Старик слегка поклонился. Мы представились.

Пожали руки. Он не показался мне неприятным или враждебным. Благообразный такой. Сказал, что рад дорогим гостям. Я кисло улыбнулся.

Потом он меня поразил. Он сказал - "хлеб-соль". Разборчиво, с приемлемым акцентом. Но главное - смысл. Бандитское гнездо, линия Маннергейма, можно сказать, а тебе говорят - "хлеб-соль". Звучит это, правда, как "хлэп-сол", но все равно приятно. Впрочем, ни того, ни другого не предложил.

- Располагайтесь, - сказал эфенди, - он вас будет кормить, поить.

- Поить? - мы оживились.

- Водой, иногда - чаем.

- А… А чего еще нам делать?

- Ждать. К вам придет Джабраил. Он вас проинструктирует.

- А! Руководитель программы, шеф-редактор, так сказать, - я пытался шутить.

Эфенди пристально посмотрел мне в глаза.

- Вроде того, - он опять говорил почти без акцента.

- А сколько ждать?

- Сколько надо.

- Очень любезно с вашей стороны. А кроме как ждать, мы еще что-то можем делать?

- Гулять. По этой улице. Не дальше.

- А снимать?

- Нет.

- Но вы же в машине не возражали?

- В машине вы были со мной. А так - нельзя. Вы нам здесь живые нужны.

- В течение какого времени?

- Ты мудак?

- Нет, я корреспондент. Хотя как корреспондент я, конечно, мудак. Был бы не мудак, снимал бы сейчас открытие нового магазина Гуччи на Тверской.

- У тебя иногда бывают хорошие шутки. Редко, но бывают. Значит, ты не мудак.

- Спасибо, эфенди.

- Ты нам нужен живым. А сколько мы все здесь проживем - вопрос не ко мне, к Аллаху.

- Оптимистично.

- Ждите Джабраила, салям.

Мы вошли в дом. Это была не сакля - именно дом. Большой, добротный. Мне живо представился подвал, а там - ходы, ходы, бомбоубежище, бетон. Многие "КамАЗы", которые мы видели, были покрыты густой цементной или бетонной, я не очень разбираюсь, пылью.

Сели за стол. Дед поставил большую миску с вареной бараниной (откуда это у них все берется с такой скоростью?), хлеб, кружки, чайник. Утолив первый голод нехитрой трапезой, я решил навести справки. Начал очень тонко и дипломатично:

- Дедушка Шамиль, скажи, ты - ваххабит?

- Я? Вахабыд. Ми всэ тута вахабыд. Я раншэ парторг автокалонны был, а тэпэр - вахабыд.

- Надо же, как интересно. А почему ты ваххабит?

- А как жэ? У нас папробуй быт нэ вахабыд. Вахабыд - это пэнсыя, мука, баран, а нэ вахабыд - падыхай в канавэ. Эта эсли старый. А эсли маладой и нэ вахабыд - падыхай у стэнкы.

- Это в смысле - расстреляют?

- Растрэлают. Многых парастрэлалы. Нэлзя не вахабыд.

Интересная, исчерпывающая политинформация от бывшего парторга автоколонны.

- Дедушка Шамиль, я вот, знаете ли, не ваххабит, мне у вас покурить можно?

- Пакурыт можна - ва дварэ.

Вышли все трое. И вдруг! О чудо! Во дворе колодец, а у колодца - представьте себе - лет семнадцать, лиловое платьице чуть ниже колен, голые смуглые икры, босые, чуть грязноватые ножки в резиновых шлепанцах-вьетнамках и - о верх эротизма!!! - ободранный, еле заметный… педикюр!!!

Я ПОЛЮБИЛ!!! Кто бывал в таких ситуациях - тот меня поймет.

- Это - мое! - шепнул я Стасу. Очень строго шепнул. - Только подойди к ней - убью!

- Вас понял, командир.

Она заметила нас. Покраснела. Метнула на меня быстрый взгляд (или мне только так показалось?) и скрылась за дверью какой-то подсобки.

У меня дрожали колени. Вот она - фронтовая любовь! Это не только в кино бывает. Вокруг смерть, страдания, ты не знаешь, сколько тебе еще отпущено дней, а может быть… минут, но ты дрожишь не от страха, ты дрожишь (простите меня, влюбленный человек склонен изъясняться пошловато), так вот, ты дрожишь в сладкой истоме, в твоей голове роятся самые безумные планы… Ты не соображаешь, что делаешь.

И я тут же сделал именно то, чего делать было ни в коем случае нельзя, - я вошел в дом. Не просто вошел - я пошел к дедушке Шамилю.

Он все еще сидел за столом, по-стариковски глядя в одну точку.

- Дедушка Шамиль… там… у вас во дворе… девушка… она… кто?

Старик поднял голову. Грустно посмотрел на меня.

- Барият, моя внучка.

- А-а-а…

- Сирота.

- Как жаль.

Назад Дальше