– Бабушка, а почему мама плачет? – Я обернулся и заметил стоявшего в дверях маленького Уильяма. Как объяснить одиннадцатилетнему мальчугану, что мозги его отца разлетелись по кабинету и куски их прилипли к стенам?
Его беззаботные, ребяческие дни закончились. Сегодня он, старший из четырех детей, должен будет взять на себя долю ответственности за братьев и сестру. Сегодня он превратится в мужчину, помощника матери. Тяжкое бремя для такого мальчишки.
Я приготовил чай для всей семьи и отнес чашку в комнату Кэйт. Она лежала на боку, свернувшись клубочком, точно зародыш, и уже не плакала. Ее невидящие глаза были устремлены вниз, на подушку.
Я сел с нею рядом и положил свою "настоящую", здоровую руку ей на плечо.
– Кэйт, мне так жаль. – Неуместная фраза для начала откровенного, мучительного разговора.
Она повернулась на спину, взглянула на меня и спросила:
– Где он разбился? И когда это было? Прошлой ночью, по дороге домой? Я должна поехать и посмотреть на него.
Она приподнялась, чтобы встать, но я крепко взял ее за руку.
– Кэйт, ты не должна туда ехать. Не надо глядеть на Билла, запомни его прежним, каким он был. А сейчас это уже не он.
– О боже, – простонала она и вновь залилась слезами.
В ближайшие дни я увижу немало слез, наверное, целые потоки. Кэйт села, прижалась ко мне и положила голову мне на плечо. Я ощутил, как по моей шее потекли теплые капли.
И я заплакал вместе с ней. Слезы скорби облегчили боль утраты давнего друга.
– Пожалуйста, расскажи мне, что случилось, – умоляюще прошептала она, когда поток слез наконец иссяк.
Если я откажусь или повторю старую версию, она все равно через час-другой узнает отталкивающие подробности. Какой-нибудь внимательный, но бестактный и неловкий полицейский прибудет сюда и сообщит Кэйт, что ее муж сунул себе в рот дуло револьвера 38-го калибра и выстрел снес его затылок. Я не сомневался, что в ход было пущено оружие, которое инспектор Карлисл искал два дня тому назад. Да, тот самый револьвер, изрешетивший грудь Хью Уокера тремя глубокими дырами.
– Кэйт, дорогая, я боялся, что тебе станет плохо, и солгал. Билл не погиб в дорожной аварии. Он, по-видимому, застрелился. – Я постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно мягче и не испугали ее.
– Ты имеешь в виду, что он покончил с собой? – Она наклонилась и пристально посмотрела на меня.
– Да, так могло быть.
– О господи. Почему? – Ее голос задрожал от очередных рыданий, и она судорожно дернулась.
– Что же ты не пьешь свой чай?
Она отпила несколько глотков сладкой горячей жидкости. Чай – лучшее лекарство от шока.
– Почему? – повторила Кэйт. – Зачем он это сделал? Это моя вина. Я должна была поехать с ним прошлым вечером. Ну почему я с ним не уехала?
– Кэйт, ты не должна себя винить. – Но я понял, что ее захлестнуло чувство вины. – Тебе нужно держаться и быть стойкой. Ради детей.
– Господи, как я скажу детям?
– Ты найдешь способ, – заверил ее я.
В дверь негромко постучали, и в комнату вошла Дафна, а вслед за ней – все четверо детей. Она взяла на руки трехлетнюю Элис.
Я попросил Дафну связаться со мной по мобильному телефону, если ей что-то понадобится, и покинул их. Отныне все решать предстоит семье.
Когда я закрыл за собой дверь и направился к "Луди", рядом притормозила полицейская машина и из нее выбрался уже знакомый мне молоденький полицейский.
– Мистер Холли! – воскликнул он. – А мы все гадали, куда вы поехали.
– Вам нужно было просто мне позвонить, – ответил я и указал на мобильник.
– Мой инспектор недоволен, что я отпустил вас и мисс Бёрнс с места преступления. И мне от него влетело.
– Сурово.
– Меня прислали проинформировать близких родственников о смерти мистера Бартона, – сказал он. Явно в наказание за его промах. – Что, миссис Бартон дома?
– Да, она дома. Но я избавил вас от этой тяжелой обязанности. И сам рассказал ей, попытавшись не слишком травмировать.
– А, – вздохнул он с облегчением. – Но мне нужно официально сообщить семье, а после доложить об этом начальству.
– Она сейчас разговаривает с детьми. Не мешайте ей.
– Ладно, – неуверенно согласился он. – Но я подожду у входа. Сюда вот-вот прибудет женщина из нашего отделения. А вас я попрошу вернуться в дом мистера Бартона, и как можно быстрее. Инспектор Джонсон хочет вас видеть.
– О'кей, – буркнул я и тронулся в путь.
Наряд полиции по-хозяйски расположился на кухне Билла. За его столом сидело четверо мужчин. Один из них поднялся, когда я прошел в дом через черный вход.
– Да, сэр, – обратился он ко мне. – Чем могу служить?
– Я Сид Холли, – представился я.
– Ну наконец-то. Мы вас давно ищем.
– И вот нашли.
– Я – инспектор Джонсон из полиции в Теймз Валли, – заявил он. – А где мисс Джульет Бёрнс?
– Дома, в постели.
Я назвал по их просьбе адрес Джульет и свой собственный, а также дату своего рождения. Странно, почему полиция всегда желает знать, сколько лет любому свидетелю.
Затем они сказали, что я свободен, но позднее со мной, вероятно, побеседует следователь, и мне нужно быть начеку.
– Разве вы не собираетесь меня допросить? – осведомился я.
– Зачем? В этом нет никакой необходимости, – удивился инспектор Джонсон. – По-моему, случай ясный – типичное самоубийство.
– Вы убеждены, что это самоубийство?
– Судмедэксперты разберутся и установят истину. Мы ждем их с минуты на минуту.
– Пусть сперва все проверят и подтвердят, что он выстрелил из этого оружия, – посоветовал я. – Следы пороха на руках и прочее.
– В наши дни каждый мнит себя чертовым детективом, – проворчал он. – Не надо так часто смотреть телевизор, сэр.
– Все равно, попросите их проверить.
– Не сомневаюсь, они это сделают.
Он внушил себе, что Билл покончил жизнь самоубийством, и пока мне не хотелось его разуверять. Я надеялся, что впоследствии судмедэксперты представят ему доказательства. А мне нужно было повидаться в Челтенхеме с инспектором Карлислом. Но сначала я позвонил ему, предупредил о визите, и он встретил меня в приемной отделения полиции.
– Доброе утро, мистер Холли. – Я не мог отделаться от впечатления, что день уже давно вступил в свои права, однако часы показывали только половину десятого.
– Доброе утро, главный инспектор, – поздоровался я. – Ничего, если я отниму у вас немного времени?
– Пожалуйста, сколько угодно, лишь бы не впустую, – улыбнулся он. – Как вы сами понимаете, отнять у полицейского время на пустяки – значит обидеть его. И серьезно. Не пройти ли нам в комнату для допросов?
– Я предпочел бы выпить кофе, – заметил я. – Сегодня мне не удалось позавтракать.
Он, по-видимому, проконсультировался со своим внутренним "я", решил, что выпить кофе с кем-то из "граждан" – вполне законно, и позволил мне подвезти его к отелю "Куинн" за квартал от отделения. На прошлой неделе отель был битком набит болельщиками, приехавшими на фестиваль скачек. Многие из них добирались на катерах через Ирландское море. Но теперь там воцарилась тишина, и мы без труда отыскали в ресторане укромный уголок, заказав не только кофе, но и тосты с мармеладом.
– Итак, почему вам захотелось со мной увидеться?
– Полагаю, вам уже известно, что сегодня утром Билла Бартона нашли мертвым в его кабинете.
– Да, – откликнулся он. – Мне позвонила Теймз Валли. – Казалось, он назвал чье-то имя, а не отделение полиции. – Но вы-то? Откуда вы узнали, что он мертв?
– Я подъехал к его дому вскоре после того, как Джульет Бёрнс обнаружила труп.
– Похоже, вы привыкли появляться в самые критические моменты.
– Совпадение, – небрежно произнес я. – Как по-вашему, Билл Бартон действительно покончил с собой?
– Почему вы спрашиваете? – нахмурился он.
– Потому что я не верю в его самоубийство.
– А, – иронически ухмыльнулся он. – Преданный друг, считающий, что его приятель ни в чем не виноват, невзирая на десятки совсем иных свидетельств.
– Не смейтесь надо мной.
– Простите, – смутился он. – Вот уж над кем я вовсе не намерен смеяться. Очевидно, вы раскрыли куда больше дел, чем я.
От изумления я высоко поднял брови.
– Слухами земля полнится, знаете ли. Не говоря уже о проверках криминальных сводок. Сейчас многим работодателям нравится, когда вы наводите справки об их новых служащих. "Одобрено Холли" – это просто сленг для определения надежности и честности.
– Но тогда не подшучивайте надо мной, если я открыто заявляю, что не верю в самоубийство Билла Бартона.
Мы молча подождали, пока официант ставил на стол чашки кофе и тарелки с тостами.
– Ответьте мне, почему вы не верите в его самоубийство.
– Никаких причин у него для этого не было. Я беседовал с ним по телефону вчера вечером, он был настроен на позитивный лад и никоим образом не помышлял о самоубийстве. Вряд ли он стал бы просить меня приехать к нему рано утром и поразмяться на конной прогулке, если бы решил свести счеты с жизнью.
– Возможно, поздно вечером или ночью с ним что-то случилось, – предположил главный инспектор.
– Да, случилось. Его жена согласилась вернуться домой.
– Как вы об этом узнали?
– Я успел с нею поговорить. Явился сообщить, что Билл мертв. Подумал, что услышать столь страшную новость от его друга все же лучше, чем от полицейского. И ее матери тоже об этом сказал. Они обе могут подтвердить, что Кэйт сегодня утром собиралась домой. Нет, повторяю, никаких причин для самоубийства. Ему бы жить да жить.
– То есть вы хотите меня убедить, что его убили? – Да.
– И кто он, этот убийца?
– Не знаю, – ответил я. – Но почти не сомневаюсь, что тот же самый человек убил и Хью Уокера.
– Но почему? Какой у него мотив?
– Остановить охоту полиции за настоящим убийцей. Если главного подозреваемого нашли с простреленной головой, без затылка, а в руке у него был зажат револьвер, из которого выстрелили в первого убитого, напрашивается естественный вывод: Бартон не выдержал душевных мук, раскаялся и совершил благородный поступок.
– По-моему, вполне разумный вывод, – откликнулся инспектор.
– Но уж слишком удобный, вам так не кажется? И где хранилось оружие? Вы ведь не сумели его найти при обыске дома? – Я не знал наверняка и догадался лишь в последний момент, но, похоже, не ошибся.
– Правильно, – подтвердил он. – Хотя мы не стали прочесывать весь дом и разбирать один кирпич за другим. Возможно, он спрятал его в конюшне.
– Тем не менее я уверен – он не кончал жизнь самоубийством. Но, допустим, вдруг ему взбрело в голову стреляться. Даже в таком случае Билл не сделал бы это у себя дома. Он прекрасно понимал – рано или поздно его труп обнаружит жена или, не дай бог, дети.
– Он мог так поступить, желая отомстить жене. И опасаясь, что она расскажет полиции о Хью Уокере.
К столику подошел официант и любезно осведомился, не затруднит ли нас, кончивших завтракать, перебраться на террасу.
– Я привез вам кое-что, – сообщил я. – По-моему, вам стоит послушать запись в машине по дороге к отделению. – Достав кассету, я показал ее инспектору.
Мы покинули ресторан и сели в "Луди", припаркованный на автостоянке у отеля. Я прокрутил кассету до конца второго сообщения. Карлисл нажал на кнопку и вновь выслушал запись.
– Зря вы не отдали ее мне раньше, – упрекнул меня он.
– Я нашел ее лишь сегодня утром.
Он недоверчиво взглянул на меня. Что же, его подозрение было вполне оправданно.
– Любопытно, – заметил он. – Я как-то упустил из виду, что он был валлийцем. То есть настоящим мужчиной, а не трупом с пробитой грудью, если вы меня верно поняли.
Я кивнул.
Карлисл во второй раз нажал на кнопку и включил портативный магнитофон. Мне не нужно было слушать голос Хью. К тому времени я выучил оба сообщения наизусть.
– Привет, Сид. Скотина! Как же я хочу тебя застать. Нам срочно нужно поговорить. У меня появились кое-какие проблемы, и я… Знаю, что звучит глупо, но я боюсь. Нет, правда, Сид, без шуток. Я действительно боюсь. Кто-то позвонил мне и пригрозил убить. Я подумал, что эти подонки шутят, послал их куда подальше, и тут меня хорошенько пробрало. Сперва я решил – у них сдвиг по фазе, ну, психи, они и есть психи, а теперь вижу – нет, с мозгами у них все в порядке, и дело серьезное. Слушай, мне нужна твоя помощь. Прошу тебя, будь другом, перезвони. Перезвони мне, Сид.
И второе:
– Ну где ты шляешься, скотина, когда я в тебе так нуждаюсь? Возьмешь ты когда-нибудь свою проклятую трубку, ублюдок? Неужели тебе трудно сказать хоть слово, когда у друга беда? Они говорят: лишь несколько проигрышей, а сотни тебе уже готовы. Вот что они говорят. О'кей, отвечаю я, но дайте мне не какие-то жалкие сотни, а пару-тройку кусков. Делай так, как мы тебе сказали, они говорят, а не то единственным куском станет свинцовая пуля с верхней трибуны – тебе в голову. Да слышишь ли ты меня, черт побери?
– Когда он оставил эти сообщения? – задал вопрос Карлисл.
– Не могу точно поручиться, – отозвался я.
– Разве вам не подсказал это ваш автоответчик? – удивился он.
– Нет, его определитель вышел из строя, – пояснил я. – Но вы же слышали – там было еще одно сообщение, между этими двумя от Хью. И я смог определить, что тот человек позвонил мне до восьми вечера, за день до смерти Хью. А значит, в первый раз Хью тоже позвонил мне до восьми вечера, а во второй – гораздо позже.
– Выходит, все не так просто. И вы обнаружили запись не сегодня утром, – разоблачил меня он.
– Нет, не совсем точно, – виновато промямлил я. Подходящий тон в данной ситуации.
Карлисл выключил магнитофон, снял кассету и положил ее к себе в карман.
– Я возьму ее, если вы не возражаете.
Я был уверен, что он ее возьмет, даже если я начну возражать.
– И дам вам расписку, что кассета у меня, когда мы вернемся в отделение.
– Как вам обе записи? Не похоже на человека, запуганного угрозами ревнивого мужа, – заметил я. – Скорее речь идет о махинациях на скачках.
– Если вы помните, Бартона арестовали и за это.
– А у вас есть ответы на все вопросы? – иронически полюбопытствовал я.
Я подъехал к отделению полиции и притормозил прямо у входа.
– У меня к вам одна просьба. Вы не откажетесь ее выполнить? – спросил я.
– Возможно, и выполню, – проговорил он.
– Сегодня утром я сказал инспектору полиции в доме Билла, что ему нужно повнимательнее отнестись к проверке судмедэкспертов. Пусть проведут тесты и установят, стрелял Билл из этого оружия или нет. Ну, вы сами знаете, следы пороха на руках. Похоже, он не сомневается, что Билл покончил с собой… В общем, прошу вас, проверьте результаты тестов. Карлисл кивнул:
– Стандартная процедура, но я спрошу.
– И сообщите мне, каковы их выводы.
– Не искушайте судьбу, мистер Холли.
Но для раскрытия убийств и поисков истины мне как раз нужно было искушать судьбу.
Глава 9
Импотенция действует гнетуще.
Я не имею в виду физическую импотенцию, хотя она, должно быть, тоже постоянно раздражает и способна довести до белого каления. Нет, тоска и подавленность не оставляли меня из-за умственного бессилия. Я не знал, как приступить к расследованию обстоятельств гибели Хью. Мне нужна была некая "Виагра" для интеллекта.
Я также не сумел выполнить задание Арчи Кирка и просто плавал на поверхности, не погружаясь в темные воды мира игр по Интернету.
Сегодня пятница, а значит, прошла ровно неделя со дня розыгрыша Золотого Кубка и два дня после разговора с Карлислом в Челтенхеме. До сих пор я не слышал от него ни слова о результатах судмедэкспертизы.
Вчера я побывал на скачках в Сандауне и провел время, опрашивая жокеев, тренеров и болельщиков, не догадываются ли они, почему Хью Уокер мог стать жертвой убийцы. Утомительное занятие. Кто-то считал, что причина крылась в махинациях на скачках, многие видели ссору Хью и Билла или "живьем", или по телевизору, но неверно определили ее причину, повторив мою прежнюю ошибку. Никому не удалось назвать имена возможных убийц или хотя бы намекнуть на них, и в ответах упоминался только Билл Бартон. Его коллеги и знакомые поверили, что он убил Хью и признался в содеянном, покончив с собой. Я весь день пытался посеять семена сомнения в правильности этой теории. И пустил слух, что Сид Холли не согласен с общим мнением. Во всяком случае, я думаю – Билл тоже был убит.
Я сидел у себя дома, в маленьком кабинете, играя с компьютерным веб-сайтом "Давайте сделаем ставки". Интересно, размышлял я, какая тут может быть крупная нажива для организованной преступности? Игра всегда привлекала самых разных людей, и, конечно, среди них попадались ловкачи и откровенные жулики, но их доля была не слишком значительной. Вряд ли игра по Интернету стала исключением из правил.
У букмекеров имелись два испытанных способа обмана честных людей, иначе говоря, изъятия их денег. Во-первых, они так подделывали результаты, что игрок мог держать пари, твердо зная – сейчас он не проиграет. И, во-вторых, они потворствовали игре, если скачки уже состоялись и результат был известен, но только этому букмекеру.
Сегодня, когда в магазинчиках для ставок и в каждом доме со спутниковой "тарелкой" репортажи о скачках передаются в синхронной записи, второй способ больше не срабатывает. Он сошел на нет. Но в старые добрые времена радио, телефонов и несложных телевизионных устройств задержать репортаж на одну-две минуты было легко.
Поэтому мошенники всегда прибегали к подделке результатов и верили в надежность своего метода. Хотя и такая задача решалась отнюдь не просто, особенно на скачках с участием десятков наездников. Разве что каждый жокей был заранее включен в схему ловчилы-букмекера. Но я сомневался в существовании скаковых "пирамид" и знал, что наездников, согласившихся с правилами "черной игры", ждало суровое наказание: крупные штрафы и предупреждения от корпорации "Ньюмаркет Хеф". Увольнение из ее рядов означало не только потерю работы, но и запрет на выступления в любых скачках и службу в любых конюшнях. Наездник сразу превращался в изгоя. Неудивительно, что страх препятствовал многим махинациям. И уж если на ипподромах пользовались мошенническими приемами, то пускали их в ход крайне осмотрительно. Но и малейшие манипуляции с выигрышами могли в перспективе принести комбинаторам солидные дивиденды.
Допустим, вам известно: выбранная вами лошадь не придет первой к финишу, и вы заплатили жокею, желая в этом убедиться. Тогда вы вправе поставить на нее куда большую сумму, чем позволяет форма данной лошади. Вы даже можете сделать ставки на других скакунов – крохотные, чуть заметные, но способные воодушевить остальных игроков. Обычно они охотно присоединяются к вам. А ваши дополнительные проигрыши в ставке на призера будут с лихвой перекрыты новыми выигрышами в ставке на явного неудачника.