– Энстон помог Логису открыть компанию и раскрутить дело. Уже давно. Лет семь или восемь назад. Очевидно, он вложил какие-то деньги, так сказать, стартовый капитал, и стал ее директором. Думаю, он и до сих пор им является.
Я кивнул; ничего нового, эту информацию я уже почерпнул на сайте "Компани'з Хаус".
– Но как Джорджу Логису удалось с ним сблизиться и почему лорд согласился его поддержать?
– Куда ты клонишь? – Падди насмешливо посмотрел на меня. – Они что, герои твоего теперешнего расследования? И речь идет об афере?
– Нет, ничего подобного. Мне просто любопытно. Я видел их вдвоем в Челтенхеме и решил: вот странная пара.
– Оба чертовски жестоки и ни перед чем не остановятся, если хочешь знать мое мнение, – заметил он.
– Выходит, тебе неизвестно, каким образом они познакомились?
– Я этого не говорил. – Падди снова улыбнулся. – Ходят слухи, что сперва с Логисом подружился Питер Энстон и представил его своему палаше. А вот где с ним встретился Питер, я понятия не имею.
– Да, интересно. – Я постарался сделать вид, будто мне это нисколько не интересно, и допил свою колу. – Спасибо, Падди. Ну как, мы увидимся в Эйнтри?
– Несомненно. Не могу же я пропустить Национальный розыгрыш.
– Тогда до встречи. Пока. – Я повернулся, двинувшись к выходу из бара.
– Это все, что ты хотел узнать? – удивился он. – И считаешь, что мои сведения стоят пару "Гиннессов"?
– Нельзя же так точно отмерять каждую фразу, – усмехнулся я. – Может быть, мне просто захотелось купить приятелю пару кружек. По старой дружбе.
– Не валяй дурака, – засмеялся он.
Остаток дня я слонялся по ипподрому, пытаясь не попадаться на глаза Эндрю Вудварду. Увидел в программе скачек, что его жокей выступит в последнем заезде, и понял: мне нельзя здесь задерживаться. Иначе я сразу после скачек окажусь рядом с ним на автостоянке. И лишь понадеялся, что он еще какое-то время будет расседлывать свою лошадь.
Роадтрейн, жеребец Питера Энстона, "не букашка, а вихрь, рассекающий пространство", выиграл на десятом отрезке, проскакав галопом. Я поглядел на оплаченную информацию, Роадтрейн стартовал с преимуществом десять к одному в забеге вместе с пятью лошадьми. И если от этого в комнате стюардов не зазвенели колокола тревоги, то больше ничего не случится.
Ждать окончания скачек мне не хотелось, и я стал пробираться сквозь толпу к выходу. Передо мной опять замаячила спина Падди О'Фитча. Он нетвердо держался на ногах.
– Снова здравствуй, Падди, – сказал я. – С тобой все в порядке?
– Уж будь уверен, – невнятно пробурчал он. – Но, по-моему, я немного перебрал. А все ты виноват, вливая мне прямо в глотку.
Падди зашатался и ухватился за железную изгородь.
– Со мной все будет отлично, как только подъедет машина. – Он обернулся, уставившись на болельщиков, следовавших за нами к автостоянке.
– Кто же тебя подвезет? – полюбопытствовал я.
– Крис Бишер. Мы соседи.
– Неужели? – Я задумался. – В таком случае я тебя здесь оставлю. – Я не желал видеть Криса Бишера ни сегодня, ни в какой-либо иной день.
– Ладно. – Падди прислонился к изгороди и чуть пригнулся.
Я попрощался с ним, рассеянно взглянув на приближающихся зрителей. За Падди можно было не беспокоиться.
Вернувшись в Эйнсфорд, я обрадовался – за день состояние Марины заметно улучшилось. Однако синяки под ее глазами сделались еще отчетливее, чем утром. Она и Чарлз сидели в маленькой гостиной и пили вино.
Я улыбнулся и поцеловал Марину.
– Это лишь маленькая разминка перед моим переодеванием к обеду, – пояснил Чарлз и, взмахнув рукой, указал на шкафчик с винами и виски.
Я налил себе немного скотча, щедро разбавив его водой. Сегодня вечером никакие крепкие напитки мне не понадобятся.
– Ты хорошо провел день? – поинтересовалась Марина.
– По правде говоря, нет. И недоволен собой, – признался я. – Поссорился с тренером из-за пустяка. Он тяжелый, малоприятный человек, но мог бы остаться моим другом. Вдобавок я промерз на ипподроме и чувствовал себя хуже некуда. А как ты?
– Лучше бы ты спросил не обо мне, а о нас. Так вот, мы подружились. – Она и Чарлз лукаво засмеялись.
– Вы похожи на заговорщиков, – недоуменно откликнулся я.
– Мы обсуждали события прошлого вечера, – сообщил Чарлз.
– Нападение? – попытался уточнить я.
– Да, – подтвердила Марина. – А еще говорили о том, как ты за меня боишься.
Я посмотрел на Чарлза, но он, кажется, и не обратил внимания на мой пристальный взгляд.
– Знаешь, твоя Марина – очаровательная девушка. По-моему, я снова влюбился.
– Вы слишком стары, – заявил я.
– Сид! – возмутилась Марина. – Как это некрасиво. Думаю, ты просто ревнуешь.
– Ерунда, – огрызнулся я. Но она сказала правду. Я ревновал, хотя и не в том смысле, как решила Марина. Я ревновал не к Чарлзу, который ею увлекся, а скорее наоборот. Чарлз был моим другом, моим наставником. Он, словно тетушка или дядюшка, долгие годы выручал меня в отчаянных ситуациях. Я чувствовал, что никто не должен знать о наших разговорах. Нет, я вовсе не желал хранить от Марины какие-то тайны. Просто мне хотелось откровенничать с ней без посредников. И с Чарлзом тоже.
Я покачал головой, пожалев об этой глупой вспышке. Рядом сидели два самых дорогих мне человека. Почему же меня задело, что они понравились друг другу? И почему я с такой неприязнью отнесся к их разговору в мое отсутствие? Хватит, стал убеждать я себя, они взрослые люди, и я не вправе им что-либо запрещать. Нельзя быть подобным дураком. Но не прислушался к своим словам.
– Ну и к какому выводу вы пришли? – снисходительно осведомился я и тут же поморщился от этой самодовольной интонации. – Простите, – смутился я. – Сам не знаю, откуда у меня взялся такой нелепый тон.
Марина пристально поглядела на меня. Обычно она легко разгадывала мои мысли и читала их, точно книгу. Я не сомневался, что загнанные вглубь размышления и сейчас пролетели по эфиру между нами.
– Ни к какому выводу мы не пришли, – ответила она. – Это сделаешь ты.
Она говорила мягко и успокоительно. Я догадался – ей понятно, что произошло в последние минуты. И моя реакция ее совершенно не расстроила. Марина улыбнулась мне, и я ощутил себя полным идиотом.
– Все в порядке, – сказала она.
– Что в порядке? – изумленно переспросил Чарлз.
– Все, – повторил я вслед за ней и поднялся. – Налить вам еще рюмочку?
– Да, спасибо.
Я наполнил его рюмку новой порцией виски, плеснул туда воду "Мальверн", и он с удовлетворенным видом откинулся на спинку стула.
– Ты тоже хочешь, моя дорогая? – обратился я к Марине.
– Чуть-чуть.
Я посмотрел ей в глаза и с чувством произнес:
– Как же я тебя люблю.
– А я люблю тебя еще больше, – отозвалась она. И, правда, у нас все было в порядке.
Миссис Кросс подала нам на закуску копченую семгу и вафли с крем-сыром, а главным блюдом обеда стала говяжья запеканка. Вафли оказались маленькими, я съел их в один присест, не разрезая на куски, и безмолвно поблагодарил дорогую, заботливую миссис Кросс. Она всегда входила в мое положение, сознавая, что за столом у меня могут возникнуть проблемы с солидными порциями. Марина приготовила рис, и мы, как подобает, пообедали в столовой, за столом с серебряными ложками и вилками и хрустальными бокалами. Я ни разу не видел, чтобы Чарлз держал тарелку на коленях.
– И о чем же вы сегодня говорили? – повторил я свой вопрос, пока мы доедали запеканку.
– Прости, если нарушил тайный уговор, но я рассказал Марине о нашем ночном споре. Ты его, конечно, помнишь? О том, что могло бы остановить твои расследования. – Меня удивила проницательность Чарлза, ведь ночью я решил, что он быстро опьянел и до него не дошла суть моих колебаний. Мой очередной промах. Он не дослужился бы до адмиральского чина без чуткости к нюансам.
– Насколько я понимаю, – начала Марина, – у тебя сложилась определенная репутация, и негодяи знают: если они тебя изобьют, ты не перестанешь расследовать их аферы. Совсем наоборот. Чем сильнее будут их удары, тем бескомпромисснее ты продолжишь борьбу.
– Да, нечто в этом роде, – подтвердил я. Для посторонних слова Марины могли прозвучать неправдоподобно, но она ничего не преувеличивала.
– А значит, у тебя есть один-единственный выход: не сдаваться, даже если на тебя нападут. Только так ты сумеешь защититься. И пусть твои потенциальные противники не беспокоятся, они тебя все равно не остановят, а им же придется хуже.
– Верно, – вновь согласился я. – Но их нужно как следует отдубасить, чтобы они наконец осознали это. Так уже случалось, и не раз, не помню сколько, боюсь сбиться со счета.
– Но теперь кто-то избил меня, и ты засомневался, стоит ли продолжать расспрашивать об убийствах. Я не ошиблась?
– Нет, не ошиблась.
– Потому что напавший пригрозил мне и прислал эту вырезку из газеты?
– Да.
– Отчего же ты считаешь, будто я не стремлюсь к такой же защите? Если ты прекратишь расследование из-за того, что этот подонок дважды ударил меня по лицу, то я в тебе разочаруюсь. Поверь мне, всякий раз, когда кто-нибудь захочет вывести тебя из игры, пойдут новые черные полосы – "избей Марину".
– Знаешь, она права, – поддержал ее Чарлз. – То же может произойти и со мной. Если они не "изобьют Марину", то "накостыляют Чарлзу". Мой тебе совет, не бойся и действуй. Зачем нам подобное бремя? И наша любовь к тебе, да, наша любовь к тебе – вовсе не причина для страха. Ты нужен нам, какой ты есть – азартный, рисковый. Мы тебя от этого не разлюбим. Есть ли тут смысл? Ни малейшего.
Я не смог им возразить.
– Так что забудь о всякой ерунде и веди себя как прежде, Сид Холл и. Задавай вопросы о смерти своих друзей. – Чарлз заговорил в присущем ему командном стиле. – Помоги им, или, точнее, их семьям. Давай, продолжай.
– И если меня опять изобьют, – добавила Марина, – то у тебя прибавятся основания для борьбы. Я тоже хочу завоевать репутацию.
– Да и я бы от нее не отказался, – присоединился к ней Чарлз. – Позвольте мне произнести тост. – Он поднял свой бокал с кларетом. – Класть я хотел на всех этих ублюдков!
Мы дружно рассмеялись. Чарлз никогда не употреблял нецензурных выражений, и, разумеется, я не слышал их от него в присутствии дамы.
– "Класть мы хотели на всех этих ублюдков!" – точно эхо, подхватили мы.
Я уснул сном оправданного в суде. Глубоким, освежающим сном без сновидений.
Мы легли спать довольно рано, но перед этим продолжили беседу за кофе. А Чарлз подлил себе бренди.
– Ну и что ты намерен делать? – поинтересовался он, уткнувшись носом в широкий фужер и вдохнув в легкие алкогольные пары.
– А вы, контролеры моей жизни, вы-то что предлагаете? – усмехнулся я.
– Видишь ли, – откликнулась Марина, – уж если мы решили пропускать мимо ушей угрозы и предупреждения, чтобы ты не расследовал гибель твоих приятелей, то, по-моему, тебе стоит взять колокольчик, пройтись по городу и звонить в него на всех углах. Ты должен кричать об этих убийствах. А полумеры ничему не помогут. Ступай, шуми и скандаль. Покажи ублюдкам, кто здесь хозяин.
– Хорошая мысль, – поддакнул ей Чарлз.
– С ней я и засну, – пообещал я. Так оно и вышло.
Утром я поднялся с новыми силами. Даже солнце после нескольких хмурых дней ярко засияло на небе, вторя моему оптимизму. Я стоял у окна и глядел на холмистые окрестности Оксфордшира, освещенные его лучами.
Напомню, что вырос я в Ливерпуле, где мать воспитала меня типичным городским мальчиком. Я играл в футбол на улице, поодаль от нашего муниципального дома, и ходил в школу в конце дороги. В двенадцать лет я впервые увидел корову, и меня поразила форма и огромные размеры ее вымени. До этого мне казалось, что молоко появляется из бутылок, а не от надоенных коров, яблоки лежат в ящиках овощных магазинов, а не растут на деревьях. И одна мысль о том, что свиные отбивные некогда были гулявшей и хрюкавшей свиньей, вызывала у меня хохот.
В жокейские годы я жил сначала в Ньюмаркете и работал там помощником жокея, а затем обосновался близ Ламбурна. В ту пору мой вес уже превысил норму, необходимую для скачек по ровной местности, и я переключился на "прыжки", то есть на бег с барьерами. Мне стал нравиться сельский образ жизни, но после катастрофы с искалеченной рукой я переселился в Лондон и вскоре привык к столичным ритмам. Они мысленно возвращали меня в детство с его комфортом, асфальтированными улицами и зданиями из кирпича и бетона. Как-никак знакомое окружение.
Но инцидент с Мариной опять заставил меня задуматься о переменах. Не вернуться ли в эти спокойные края с их деревьями, взгорьями и извилистыми ручьями? По крайней мере, там можно избавиться от стрессов, слушать пение зябликов, примостившихся на ветвях сада, или наблюдать, как возле ограды расцветают персиковые деревья. "Быть в Англии сейчас, когда настал апрель" – Браунинг и правда знал, о чем он говорил.
Марина крепко спала, и я не осмелился ее будить. Сон – лучшее лекарство для телесных недугов.
Спокойно, не торопясь, одевшись, я приладил искусственную руку, заменил вышедшую из строя батарейку только что заряженной, выскользнул из спальни и спустился по лестнице. Мне хотелось остаться одному и поразмышлять, бродя по поселку, чтобы "зарядить" и свое серое вещество.
Миссис Кросс уже хлопотала на кухне, убирая остатки позднего обеда и готовя завтрак.
– Доброе утро, миссис Кросс, – весело поздоровался я.
– Доброе утро, мистер Холли, – ответила она. – И к тому же оно приятное, сами видите, какое яркое солнце.
– Да, вижу. Я собираюсь прогуляться по поселку и вернусь примерно через полчаса.
– Отлично, – сказала она. – Я как раз успею приготовить завтрак к вашему приходу.
– Спасибо. – Я отпер засов двери черного хода. – Кстати, миссис Кросс, Марина и я уедем сегодня, сразу после ланча.
"До появления бывшей миссис Холли", – подумал я, но благоразумно умолчал об этом.
– Как вам угодно, сэр.
– Я хочу, чтобы вы называли меня Сидом.
– Постараюсь, сэр. – Она никогда не изменится, и я понял, что именно потому мне так нравится миссис Кросс.
Эйнсфорд был мирным поселком в заповедном Оксфордшире, к которому начали подступать кварталы мегаполиса. Юг Англии вообще слишком быстро превращался в пригород с тысячами коробок высотных зданий и гербовыми марками садов, раскинувшихся около каждого городка. Зеленый пояс сделал доброе дело, сдержав экспансию ненасытного городского брюха, но в нынешнем состоянии этот пояс вскоре либо покроется дырами, либо разорвется на части.
Однако перемены пока что не затронули Эйнсфорд, и он сохранил свой сложившийся за десятилетия облик. Каменные коттеджи окружали Норманнский собор, а большой, внушительный дом священника отражал былую власть и богатство церкви. Сегодня служащий в Эйнсфорде викарий, по всей вероятности, проживает в маленьком бунгало другого поселка – ведь церковь пришла в упадок, а ее влияние резко ослабело. В результате число прихожан сократилось, и приходы стали повсеместно объединять. Я прочел на доске объявлений, что службу в соборе проводят два раза в месяц, то есть через воскресенье. Могло быть и хуже.
Мне понадобилось всего пять минут, чтобы добраться до дальнего конца поселка. Я продолжал спускаться по переулкам с высокими оградами и вышел к маленькому горбатому мосту над каналом. Сел на парапет, бросил камешек в стоячую бурую воду и подумал: – Куда я отсюда пойду?"
Могли я пренебречь случившимся с Мариной и как ни в чем не бывало заниматься расследованием? Она оказалась тверже и мужественнее меня. Но нам еще повезло. Конечно, удары по лицу были отвратительны, однако нож, всаженный в спину или между ребер, означал бы смертельный исход. Способен ли я прожить в мире с самим собой, если с Мариной или Чарлзом произойдет нечто непоправимое? С другой стороны, способен ли я прожить в мире с самим собой, если ничего не сделаю и буду ждать, сложа руки?
"Ну а если мне больше не удастся продвинуться в поисках? – задал я себе коварный вопрос. – Следствие по делу Хью Уокера наконец придет к выводу, что он был убит каким-то неизвестным или группой неизвестных лиц. А о Билле Бартоне скажут, что он добровольно свел счеты с жизнью, когда нарушилось его душевное равновесие. И предположат, что оно нарушилось из-за ухода жены, усугубившись чувством вины после убийства ее любовника-жокея. Таким станет конец расследования, конец истории. Судебная ошибка".
Я твердо знал, что Билл не убивал Хью. По-моему, это было просто невероятно. И если я не предприму никаких мер, истинный убийца Хью и Билла ускользнет от правосудия, а имя Бартона будет бесчестно запятнано. Неужели я готов оставить семье Билла такое наследие?
В глубине души я осознавал, что буду по-прежнему искать правду, но не желал спешить. Решения всегда следует принимать с холодной головой и в уютной обстановке. Без волнения, расслабившись и учитывая возможные варианты. "Никаких опрометчивых поступков больше не совершу, – обещал себе я. – Надо запомнить эту минуту".
Я вернулся и застал Марину и Чарлза на кухне. Они завтракали тостами с мармеладом и допивали кофе.
– А я начала думать, что ты меня бросил, – упрекнула меня Марина.
– Ни за что на свете.
– Где ты был? – спросила она.
– Гулял. Спустился к мосту над каналом, – пояснил я.
– Надеюсь, ты не собирался спрыгнуть с него в воду? – шутливо поддел меня Чарлз.
– Не сегодня, – столь же иронически ответил я. – Уж слишком холодно.
Миссис Кросс подала мне порции омлета, водруженные на несколько рядов тостов, и я набросился на них, как голодный волк.
– Ну и ну, – заметила Марина. – От этой прогулки у тебя разыгрался аппетит.
Он действительно разыгрался, и дело касалось не только еды. Мне не терпелось выйти на след убийцы.
Позавтракав, Марина и я поднялись в спальню и принялись складывать наши вещи. Собрали их и уложили в машину, чтобы не задерживаться после ланча.
– Ты убеждена, что хочешь вернуться на Эбури-стрит? – осведомился я.
– Разумеется, – без колебаний заявила она. – Абсолютно убеждена. Я не намерена прятаться всю оставшуюся жизнь и не буду скрываться сейчас. Да, чуть не забыла, возьми меня как-нибудь на скачки.
– О'кей. Я согласен.
Мы вновь присоединились к Чарлзу, зная, что перед ланчем он любит пропустить по бокалу или рюмочке в своей дорогой гостиной с большим горящим камином. Чарлз разжег огонь и встал перед нами, грея спину.
– А, вот и вы, – произнес он. – Берите с подноса бокалы с шампанским. Видите, как здорово оно пузырится.
– Очень мило, – похвалила Марина.
– За вас двоих! – поднял свой бокал Чарлз.
– За всех нас! – поправил его я.
– Интересно, когда вы поженитесь? – внезапно поинтересовался он.
Марина едва не поперхнулась шампанским.
– Мы это пока не обсуждали, – смущенно отозвался я.
– То есть не обсуждали точную дату? – не отставал он.
– Нет. Мы вообще не обсуждали вопрос о свадьбе.
– Извините. Я, кажется, немного забежал вперед.
– Можно сказать и так.
Я не сомневался, что Чарлз был отличным моряком, но как дипломат он все еще нуждался в уроках.