– Благодарю вас. Сюда, пожалуйста, – говорит она, и в этот момент свет начинает гаснуть. Она указывает мне дорогу. – Вот сюда. Третье место с краю.
Я киваю и благодарно улыбаюсь. Усаживаясь, я оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать их. Здесь так много людей. На первый взгляд около двух сотен, не меньше. Пустых мест тоже немало, но они разбросаны по всему залу. Мне сразу понятно, что Воны определенно сидят не рядом со мной. Мое место находится в пятнадцатом ряду, и я вижу перед собой лишь затылки людей, сидящих впереди, лица разглядеть никак не удается. Людей, сидящих на балконе, я тоже не вижу, поэтому остается надеяться, что Воны все-таки устроились где-то в партере.
На сцене стоит мужчина. Он пытается читать вслух строки из книги.
Я снимаю пальто и, наклонившись, чтобы положить его на пол, пользуюсь моментом, чтобы окинуть взглядом ряд кресел, расположенных справа от меня. Вонов не видно. Слева от меня сидят только два человека. Но это не они.
Мужчина на сцене явно играет плохо, он изо всех сил пытается читать. В этот момент я смутно улавливаю чей-то голос, раздающийся из зала, который говорит мужчине на сцене, что он все делает неправильно. Я понимаю, что это за часть пьесы, и оборачиваюсь, чтобы воспользоваться моментом и оглядеть несколько задних рядов. Я еще долго вглядываюсь в темноту, как вдруг актер выбегает из зала на сцену и присоединяется к своему партнеру. Но Вонов мне так и не удается обнаружить. Остается лишь надеяться, что они сидят впереди или же мне удастся обнаружить их в конце спектакля, когда они станут спускаться из бельэтажа. А пока мне ничего другого не остается, как смотреть спектакль, которым мы собирались насладиться еще в субботу вместе с Дженни. Я должен сидеть здесь, борясь со страхом, эмоциями, которые мы должны были разделить вместе. И снова меня захлестывают горечь и чувство вины, когда я осознаю, что если бы Дженни была сейчас рядом со мной, то очень скоро я стал бы успокаивать ее и защищать от злых сил, которые вот-вот захватят сцену и театр. Это невероятное возбуждение, ощущение ужаса и восторга.
Если бы сегодня была суббота, оставалось бы два часа до того, как я сделал бы ей предложение. И жизнь выглядела бы безупречной.
Нельсен решила не особенно прислушиваться к словам Моргана. Она аккуратно надавит на Вонов, постарается воздействовать на них без неприятных последствий для себя и риска нарваться на жалобу начальству. Она будет вести себя почтительно и осторожно.
Сержант припарковала машину около дома Вонов. На улице, как и вчера, было немноголюдно. Она прошла по дорожке и остановилась около входа в дом, а затем позвонила в дверь.
Никто не ответил, и Нельсен снова нажала на звонок. По-прежнему никакого результата, и тогда она принялась стучать в дверь.
Нельсен подождала еще немного и, когда никто так и не откликнулся, вытащила из кармана свой мобильный. Она набрала номер полицейского участка. Разговаривая по телефону, подошла к боковым воротам. Прижалась лицом к деревянному забору, пытаясь разглядеть в крохотную щель, что находится с другой стороны. Она увидела аккуратный садик, навес около забора и ничего больше.
– Мне нужен номер, – сказала она в трубку и назвала адрес Вонов. – Соедините меня.
На линии послышались гудки. Она слышала их в своем мобильном, а из молчаливого дома до нее доносился телефонный звонок. Но никто не брал трубку. Связь оборвалась, когда никто так и не ответил.
Вонов не оказалось дома. Ей придется приехать сюда еще раз.
Прежде чем вернуться к машине, Нельсен коснулась ладонью верхней части ворот. Поверхность была жесткой и заостренной.
Спектакль оказывается намного страшнее, чем мне казалось. Я уже три раза подпрыгнул на месте, а это означает, что Дженни непременно захотела бы, чтобы я крепко ее обнял. Все происходило бы в точности как я планировал.
Начинается антракт, и я внимательно просматриваю каждый ряд в партере. И вот тогда замечаю их. Они сидят почти около самой сцены. Я дожидаюсь подходящего момента, чтобы приблизиться к ним, схватить их, делать хоть что-то, а не сидеть сложа руки. Но они не двигаются с места, а сидят на своих чертовых местах все пятнадцать минут, что идет антракт, и прежде чем я успеваю решить, что теперь делать, время стремительно пролетает, словно скорый поезд, свет в зале гаснет, и спектакль продолжается.
Нельсен сидела за столом, сжимая в руке телефонную трубку. Она заполучила список всех женщин по имени Дженни Майклз, живущих в радиусе пятидесяти миль, и весь последний час звонила каждой из этих женщин в списке. Она только что поговорила с двенадцатой по счету Дженни Майклз, но это не дало ей никаких результатов.
Сэм Кук и сержант Оуэн Хивитт сидели за своими столами. Сэм предложил Нельсен помочь обзванивать женщин по списку, но она отказалась.
Первая Дженни Майклз оказалась учительницей, вторая – медсестрой, третья занималась бизнесом, у четвертой было трое детей, и она жила за счет льгот, пятая работала в магазине. Шестая Дженни Майклз вообще оказалась школьницей, ей было всего шестнадцать лет, и ее мать сказала, что девочка весь день будет в школе. В остальных шести женщинах тоже не было ничего необычного – просто нормальные женщины, которые жили нормальной жизнью. Ничего странного, из ряда вон выходящего, ничего и близко не напоминающего о той Дженни Майклз, которую она искала.
Ничего, кроме пустоты.
* * *
Я уже знаю, когда должен закончиться спектакль, и готовлюсь действовать быстро. Я думаю о том, что стану делать, когда начнет опускаться занавес. Я встану, это знаю точно. Люди вокруг меня решат, что я хочу стоя аплодировать артистам, но на самом деле я буду наблюдать, когда Воны станут выходить из зала. И когда это произойдет, я встану у них на пути и не дам ускользнуть. Я должен схватить их здесь, в театре, где народу меньше, чем на улице, и у них окажется меньше возможностей сбежать от меня. Подойду к ним, наброшусь на них, тогда-то уж они не смогут отпираться и признаются, что делают здесь и что вообще делают с моей жизнью.
Через десять минут свет погас, и спектакль завершился. Зал взорвался аплодисментами. Я вскакиваю на ноги. К счастью, всего лишь несколько человек присоединяются ко мне, и все они стоят по бокам. Я не свожу глаз с того места, где сидят Воны.
Актеры во второй раз выходят на поклон, и по традиции должны выйти и в третий раз. Воны продолжают сидеть на своих местах.
Актеры кланяются в третий раз, уходят со сцены, и в зале зажигается свет.
Люди встают со своих мест, надевают пальто и начинают пробираться по рядам к выходу. Толпы людей моментально загораживают мне обзор, и я не вижу, что происходит в нескольких рядах впереди меня. Решаю дойти до середины своего ряда. Протискиваюсь между двумя женщинами и тремя мужчинами, которые одеваются и одновременно болтают друг с другом. На лицах большинства людей, мимо которых я прохожу, написано явное облегчение, что все наконец закончилось. Многие бледны. Поверьте, думаю, уж я-то хорошо знаю, что вы все сейчас чувствуете, но разница в том, что с вами это сделал спектакль, я же испытываю эти чувства по вине реальных событий, происходящих в моей жизни.
Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы над морем людских голов разглядеть, что происходит в первых рядах. Головокружение возвращается, и мне снова необходимо за что-нибудь ухватиться, чтобы сохранить равновесие, но я должен пробираться вперед. И вот, наконец, я вижу их. Они выходят из третьего или четвертого ряда, мистер Вон двигается медленно, а за ним ковыляет его жена. Со стороны кажется, что они не имеют никакого отношения друг к другу: чем больше я на них смотрю, тем больше странностей и несоответствий подмечаю в этой паре.
Я бросаюсь к концу своего ряда, чтобы преградить им путь в проходе. Я наступаю на ноги какому-то мужчине, пытаясь обойти его. Он явно недоволен, и я начинаю без остановки извиняться. Еще трое стоят у меня на пути, и я протискиваюсь мимо них. "Прошу прощения", – говорю без тени вежливости в голосе. Я слишком тороплюсь, чтобы беспокоиться о том, что они обо мне подумают.
Оказавшись в конце ряда, я вижу, что они теперь совсем недалеко от меня, в проходе. Осталось протиснуться мимо еще одного человека. Я зацепляюсь ногой за его ногу и вылетаю в проход. Мне удается ухватиться за кресло на противоположной стороне прохода. Я выпрямляюсь, и в этот момент мы с супругами Вон встречаемся взглядами.
Они сразу узнают меня, я вижу это по их лицам. Но они явно удивлены. И выглядят потрясенными. Интересно, всему виной мое появление или же дело в спектакле?
Они начинают пятиться. Последние несколько зрителей обходят нас. Слова, неожиданно я забываю все слова, которые собирался сказать. Я понимаю, что должен заговорить с ними, но продолжаю молчать и просто смотреть на них.
Мистер Вон первый нарушает молчание.
– Что… – спрашивает он, – что вы здесь делаете?
Я молчу. Я просто не могу сосредоточиться.
– Что вам нужно? – снова спрашивает он. Теперь в его голосе слышится раздражение.
Я изо всех сил обхватываю руками живот, отчаянно пытаясь выдавить из себя хоть слово. Но, борясь с мучительной головной болью, я произношу лишь: "Зачем?"
– Зачем? – снова спрашиваю я. – Зачем вы делаете это со мной?
Вон обнимает жену за плечи. Он выглядит озабоченным, но пытается скрыть это.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает он.
– Что имею в виду? – кричу я. – А что, черт подери, я могу иметь в виду? Что из моего вопроса тебе непонятно, ты, китайский болванчик? – Откуда-то из задней части театра до нас доносятся шаги. Я не оборачиваюсь. – Зачем? – снова повторяю я. Теперь даже громче. – Зачем?
– У вас все в порядке? – спрашивает запыхавшийся голос. Я поворачиваю голову и вижу театрального менеджера, того самого, с которым мы разговаривали в день исчезновения Дженни.
– Это вы, – говорю я.
Он узнает меня. Его глаза округляются.
– Что здесь происходит?
– Этот человек, – говорит Вон, – нам докучает. Мы хотим уйти.
Он пытается проскользнуть мимо меня, но я преграждаю ему дорогу.
– Нет уж, – говорю я. – Ты не сбежишь от меня. Я не отпущу тебя, пока не расскажешь, зачем вы меня сюда заманили!
Миссис Вон почти не видно из-за спины мужа. Она низко опустила голову. Театральный менеджер изо всех сил старается вклиниться между нами, оттеснить меня в сторону и дать возможность Вону и его жене уйти. Но я ни за что этого не допущу.
– Что вы сделали с Дженни?
– О нет, опять все сначала, – со стоном произносит театральный менеджер.
– Они похитили ее! Они с ней что-то сделали! Я знаю!
Теперь я кричу во весь голос. И мой крик становится все громче и громче. Я напираю на Вона, и менеджер упирается ладонями в мою грудь, пытаясь успокоить. Но я не собираюсь отступать. Я просто не могу отступить. Мне нужны ответы.
– Хватит! – Теперь даже Вон начинает кричать. – Довольно! – Не могу поверить, что он осмелился на это. Но это не совпадение, он действительно привел меня сюда. Сначала в лондонский "Гейтуэй", а потом сюда. И я все это так не оставлю.
– Скажи мне, где она! Скажи, или клянусь Богом…
Я умолкаю, и в этот момент Вон пытается проскользнуть мимо, надежно обнимая за плечи жену.
Я не пропущу его.
– Нет! – ору я, хватая его за горло, когда он проходит мимо. – Я хочу знать!
Сзади менеджер хватает меня за руку. Двое билетеров присоединяются к нему и вцепляются в меня мертвой хваткой. Один из них держит меня за руки, другой – за шею. Изо всех сил рванувшись вперед, я ухитряюсь лягнуть Вона в бедро. Он падает на колени, а его жена тут же отскакивает от нас. Я продолжаю пинать его и вопить что есть мочи. Последний удар оказывается слишком сильным, и, потеряв равновесие, я падаю на спину, увлекая за собой одного из билетеров. Мы с размаху больно ударяемся об пол. Он ударяет меня коленом по спине, и у меня перехватывает дыхание. Пот и слюна покрывают мое лицо, и я бесконечно продолжаю выкрикивать имя Дженни, хотя уже не могу набрать полную грудь воздуха.
Я так сосредоточенно продолжаю произносить ее имя, что не замечаю, как в зал входят полицейские и останавливаются надо мной, в то время как билетеры и менеджер крепко держат меня, не давая подняться. Я понимаю, что они здесь, лишь когда меня переворачивают на живот, и, отчаянно ловя ртом воздух, чувствую, как на меня надевают наручники.
Глава 16
– Какого черта он это сделал?
Инспектор Морган стоял за своим письменным столом. На этот раз он говорил гораздо громче, чем Кейт Нельсен когда-нибудь слышала, а раньше ей неоднократно приходилось слышать, как он орет. Он упер руки в бока, и его лицо выглядело так, будто его недавно ударили.
– Вы говорите, что этот чертов придурок теперь преследует людей?
Нельсен не успела обзвонить оставшихся женщин по имени Дженни Майклз, поскольку ей позвонили из полицейского участка в Лондоне и сообщили, что Джона Симмонса задержали в театре "Фортуна".
– Он не преследовал их, а просто шел за ними. Понимаете, он думает, что эти люди присвоили себе дом, в котором она жила.
– Плевать на него и на то, что он думает. И черт подери вас, если вы верите в его домыслы. Совершенно очевидно, что этот тип спятил. Он преследует эту пару, едет за ними в Лондон, а это почти в тридцати милях от его дома, затем является в театр, куда они приехали, чтобы посмотреть спектакль, устраивает безобразную сцену, а затем нападает на этого Вона. И вы еще пытаетесь убедить меня, что он не спятил. Да он самый настоящий псих!
Нельсен понимала, что бесполезно пытаться убедить Моргана в обратном, когда он в таком состоянии. Лучше переждать бурю и дать ему успокоиться.
– Вы слепо поверили в его россказни. Вы помогаете ему, а он идет и устраивает дебош в театре. Нетерпеливый сукин сын. Я предлагаю вам сейчас же пойти к нему и сказать, чтобы он убирался со своими проблемами ко всем чертям!
Морган уселся, закинул ноги на стол и процедил сквозь зубы:
– Придурок, – а затем, для пущего эффекта, повторил это слово еще три раза.
Нельсен помолчала, решив убедиться, что вспышка гнева прошла. Через некоторое время стало понятно, что Морган успокоился. Воспользовавшись шансом, она заговорила:
– Итак, сейчас я пойду к нему и со всей строгостью сообщу, что мы занимаемся этим вопросом.
– Мы ничем таким не занимаемся. Уж никак не делами этого психа.
– Извините, я сообщу, что лично занимаюсь этим вопросом. И предупрежу, что, если ему нужна моя помощь, впредь он должен вести себя должным образом.
– А что насчет расшифровок звонков с мобильного?
– Я их получила. Это только входящие звонки. С этого номера не звонили. Там только звонки с номера Джона Симмонса и еще с одного, неизвестного номера. Он тоже не зарегистрирован в сети.
– Что и следовало доказать. Этой Дженни Майклз просто не существует. Он чокнутый! Возможно, сам купил сим-карту и названивал на нее.
– Нет, сэр, здесь что-то не так. Я не верю, что все просто. Появился же откуда-то тот второй номер, с которого звонили Дженни Майклз. И кто этот человек, который звонил ей? И к тому же у него были билеты на спектакль. А затем билеты оказались и у Вонов. Сложно поверить, что их появление там – всего лишь совпадение. Я чувствую, что здесь все не так-то просто.
– Скажите ему, – взвивается Морган, – что если он выкинет еще какую-нибудь безумную штуку, то будет иметь дело со мной. Я притащу его сюда и оторву его дурную башку. И вам тоже следует быть начеку. Если что, я и вас привлеку к ответу. А теперь убирайтесь и займитесь этим типом.
Нельсен была несказанно рада возможности поскорее покинуть кабинет Моргана. Она поспешно выскочила за дверь.
Совсем немного времени прошло с тех пор, как я сидел в подобной дыре, и вот я снова здесь. Камера крошечная и холодная, и звук моего собственного дыхания заставляет меня волноваться еще сильнее. Около часа назад меня буквально швырнули сюда, и с тех пор я сижу в полном одиночестве и мертвой тишине.
Но я должен был вступить в противоборство с Вонами, теперь хорошо это понимаю. Я должен был бросить им вызов, показать, что им больше меня не одурачить, что я их раскусил.
Они специально заманили меня в театр "Фортуна", в этом нет сомнений, но я не представлял, зачем им это понадобилось, зачем они дразнили меня, что у них за цель, чего они надеялись достичь. Что ж, уж я-то достиг чего хотел, привлек их внимание и заставил понять, что им все так просто с рук не сойдет.
Но теперь я застрял здесь. И силы, которые я ощущал, следуя по пятам за Вонами, оставили меня. В душу закралась пустота, потому что теперь я сижу взаперти, а не продолжаю поиски Дженни, не преследую Вонов, чтобы добиться от них правды. Где Дженни? Что они с ней сделали? Зачем дурачат меня? И кто за всем этим стоит? Я должен знать, сами ли Воны все это придумали, или этот план придумал кто-то другой. И что, черт подери, с ними произошло? Они могли скрыться, зная теперь, что мне все известно.
При мысли о том, что за спиной у меня мог незаметно находиться неизвестный человек или группа людей, которые наблюдали за происходящим, принимая решения кому жить, а кому умирать, я начинаю сходить с ума от беспокойства. Я не могу позволить, чтобы Дженни оставалась там. Я должен выбраться отсюда, но не знаю, что стану делать, когда выйду на свободу. Не знаю, каким должен стать мой следующий шаг. У меня такое ощущение, будто я исчерпал все возможные варианты. Могу отправиться к Вонам и донимать их, пока они не расскажут все, что знают, я могу преследовать их, угрожать им. Но что, если все это ни к чему не приведет? Что, если мне не удастся узнать то, что я так отчаянно хочу выяснить? Что, если Дженни теперь навсегда останется лишь воспоминанием?
Я устал от собственной беспомощности и пытаюсь, можете мне поверить, пытаюсь приложить максимум усилий и выполнять работу полиции. Но если похитителей несколько, хватит ли у меня сил, чтобы остановить их?
Я поднимаю голову и вижу вокруг лишь серые стены. Я сижу на продавленном матрасе, из которого тут и там торчат пружины, и кажется, что этот матрас с самого начала был таким же неприглядным, как и сейчас. Стоит мне пошевелиться, и я ощущаю острые уколы сквозь ткань матраса, а шевелиться мне приходится часто, потому что я никак не могу удобно устроиться. В камере нет окна, лишь стальная дверь, такая же бесцветная, как и стены, и испещренная царапинами.
Меньше недели назад я не представлял себе, как выглядит тюремная камера, и даже не думал, что мне придется здесь оказаться. Я был примерным гражданином, а теперь взгляните на меня. За два дня я уже два раза побывал в камере, и мое поведение представляло угрозу для общества. Но я отчаянно хочу добиться правды и готов действовать решительно.
Едва я собираюсь закрыть глаза, надеясь хоть немного поспать, как слышу скрежет замка. Дверь распахивается и в камеру входит тот самый офицер в форме, который привел меня сюда. Он приказывает мне следовать за ним.