- Ну все, - резюмировал Семен, - нравоучения я заканчиваю. Тем более что основной срыв произошел не по вашей вине. Сейчас главная задача - благополучно отправить вас из столицы. Потому что вы за полсуток пребывания в столице сумели насолить нескольким группировкам, причем еще и свидетелей оставили, которые вас в лицо узнают. Конечно, не скрою, что для нас гораздо проще, если б вас не было вовсе. Понимаете? Но перед Генрихом я несу за вас ответственность, и мне не хотелось бы портить с ним отношения. Поэтому сейчас вы поедете со мной. Отдохнете, подкормитесь немного, а вечером мои ребята отвезут вас на вокзал. Часа в четыре утра приедете в родной город, на вокзале вас встретят свои. С момента вашей посадки в поезд мой патронаж заканчивается. В пути все будет зависеть только от вас, а после того, как встретитесь с Генрихом, - от него.
Таран все это дело воспринял без энтузиазма, но и без паники. Разговор с Генрихом, наверно, предстоял неприятный, но все это гораздо лучше, чем оставаться здесь. Тем не менее Юрка все же задал один вопрос, который не мог не задать:
- А что с девчонкой будет? С Лизкой, которую я в машине оставил?
- Не беспокойтесь. О ней позаботятся.
Что-то неуловимое в интонации Семена подсказало Юрке, что забота эта будет не шибко гуманного свойства. А заодно вызвало целую цепь тревожных умозаключений.
Да, несчастная Лизка никому не нужна живой. Ни тем, кто собирался оприходовать ее квартиру и потерял на этом братка, ни дружкам тех, кого она постреляла на даче. И скорее всего Семен, пристроив Тарана на отдых, распорядится, чтоб за ней приехали туда, во двор, где она будет еще пару часов дожидаться Тарана, и тихо убрали. Это мероприятие обрежет один хвостик, ведущий к Тарану. Но есть и другой - Полина. Если те, кому служили убитые Лизкой на даче, прибудут туда, допустим, уже сегодня или завтра, то быстро догадаются, чьи каблучки могли оставить отпечатки на снегу. Потому что Полина там была своей, раз спала с тамошним мужиком… Но до Полины могут добраться и те, от кого она убегала в районе "Войковской". И обе эти конторы могут узнать от нее об участии в этих делах Тарана. А она, между прочим, знает, из какого города Таран приехал в Москву. Тут уж совсем недалеко и до "мамонтов"… Ясно, что оставлять Полину в живых для Семена, если он действительно не хочет подставить Генриха, никак не приемлемо. То есть подслеповатая овца обречена.
Наверно, если б Таран был прожженным прагматиком и вообще жил, руководствуясь только рациональным мышлением, то он принял бы все эти неутешительные выводы к сведению, порадовавшись, что ему лично ничего такого не грозит.
Но у Тарана была сильно развита интуиция. Может, иногда даже чрезмерно. Когда Семен произнес фразу насчет того, что о Лизке "позаботятся", Юрка моментально заподозрил, что успокоительные заверения Семена по поводу отправки его, Тарана, в родной город тоже немногого стоят.
Семен вполне откровенно сказал: "Нам было бы гораздо проще, если б вас не было вовсе". Но сказал он это прежде всего для того, чтоб расположить к себе Тарана. Дескать, мне бы проще тебя замочить, но я не хочу ссориться с твоим шефом. Воспринимается такое заявление с меньшей подозрительностью, чем горячие убеждения в том, что, мол, мы с тебя пылинки сдувать будем.
Возможно, в Москве, до посадки в поезд, Тарана и впрямь никто не тронет, хотя никакой серьезной гарантии нет. Если б Юрка четко знал, насколько хороши отношения между Семеном и Генрихом, то мог бы это представить себе более ясно. Однако то, что Генрих дал телефон для связи с Семеном лишь на экстренный случай, говорило отнюдь не в пользу того, что эти отношения шибко теплые. Больше того, именно сейчас Тарану показалось, будто Генрих, дав ему этот телефон, рассчитывал на то, что до него дело не дойдет. Потому что, более-менее подробно растолковав, где и как должна произойти встреча после телефонного звонка, Птицелов не дал никаких инструкций насчет того, о чем там можно говорить, а о чем нельзя. Хотя, например, предупредил о том, что на второй явке, в доме 19, куда Таран так и не попал, опасаясь, что Полина за ним стеклит, надо помалкивать про цель своей поездки. Только получить билет и уехать. Может, и здесь, у Семена, надо было молчать?
Юрка подумал, что ежели он так прокололся, то Генрих имеет полное право вывести его в расход. Впрочем, оправдание есть, конечно, но очень слабое. Да и надо еще до Птицына доехать…
То, что доехать будет очень сложно, Таран понял как-то сразу. Еще после слов насчет того, что патронаж Семена кончается после посадки в поезд. То есть если Юрку из вагона под колеса выбросят, он не отвечает. А могут и клофелином напоить в избыточной дозе какие-нибудь красивые спутницы. Или какой-нибудь ширнутый без тормозов пырнет в тамбуре ножом. Мало ли случайностей бывает в жизни?
Однако могло быть и так, что вся история с отправкой "домой" - чистая брехня. Отвезут на какую-нибудь дачку, типа той, где Таран провел ночь, и тихо так, без суеты, уроют. Или сплавят по речке, опустив в прорубь.
И тут Юрка нашел подтверждение своей последней версии. Везут его белым днем, время уже за десять утра перевалило. То есть все названия улиц хорошо видны и номера домов тоже. А окна в машине не зашторены, и повязку Тарану на глаза никто не надевает и даже хлороформом не усыпляет, как прошлым летом. А зачем такому пусть и дружественному, но, по мнению Семена, не шибко надежному кадру знать лишнее? То есть расположение того места, где его якобы отдыхать перед отъездом устроят. Наверно, если б это можно было знать, то ему бы этот адрес еще Генрих перед отправкой в Москву указал. Если Генрих его не знал или Тарану не хотел сообщать, то почему же вдруг Семен не принимает меры к обеспечению секретности своего собственного объекта?!
Вывод напрашивался сам собой. Семен не блюдет секретность потому, что четко знает: Таран дальше этого объекта никуда и никогда не уедет.
НА РЫВОК!
Как раз в тот момент, когда Юрка до всего этого додумался, "Волга" остановилась перед светофором в крайнем правом ряду, ожидая возможности повернуть направо. Таран ухватился за ручку двери, рванул, толкнул и, подцепив левой рукой свою сумку с изображениями китайских флагов, одним прыжком выскочил из машины. Он лихо перемахнул через сугроб, потом, слегка опершись рукой, перелетел через металлическое ограждение тротуара и дунул по тротуару в направлении, обратном ходу машины. Очень клево получилось! Как раз в этот момент загорелась стрелка, разрешавшая правый поворот, и опешивший от неожиданности водитель "Волги" вынужден был продолжить движение, потому что позади его машины стояло и пыхтело еще с десяток механизмов, жаждавших повернуть в том же направлении. В общем, машина поехала в одном направлении, а Юрка побежал в другую.
Конечно, прохожие маленько шарахались, но никто не кричал "держи вора!". Только одна бабка, около которой Таран случайно топнул по луже, разразилась по его адресу непечатными словами, хотя он ее почти не обрызгал.
Пробежав с полета метров, Таран неожиданно оказался рядом с автобусной остановкой, к которой к тому же подкатывал автобус. Юрка быстренько всунулся в туго набитый салон и покатил в неизвестном ему самому направлении.
В этот момент в салоне "Волги" водитель произносил по его адресу словеса, по сравнению с которыми бабкины матюки казались детским лепетом.
- Не волнуйся, Мирон! - почти не разжимая зубов, произнес Семен. - Я знаю, куда он сейчас поедет. Жми в Сокольники!
- Мы же не знаем толком, в каком дворе он оставил машину, - напомнил тот, что сидел справа от водителя.
- Найдем! - убежденно произнес Семен. - Учти, Бобер, то, что он на рывок ушел, - это твоя вина.
- Ага! - обиделся тот. - Я рядом с ним сидел или ты?
- В том-то и дело, что ты, когда мы его в машину брали, не пересел назад.
- А ты говорил, чтоб я пересаживался?!
- Если б я это вслух сказал, он бы от нас еще на Сущевской удрал. Должно быть, жутко догадливый пацан! В отличие от некоторых! Ты сам должен был догадаться насчет того, куда пересесть, когда клиента в машину берешь!.. Ладно, хрен с ним, все равно никуда не денется!
- А с чего ты взял, что он в Сокольники поедет? - посомневался Мирон. - Вдруг он прямо на Курский махнет?
- По глазам видел: он за эту ссыкуху переживает. Но насчет Курского мы подстрахуемся. - Семен вытащил сотовый и стал давить на кнопки. - Димыч?! Привет, это Сема. Как жизнь? Рад за тебя, раз все нормально в эпоху кризиса. Небольшое дело к тебе, братуха. Там у вас к дальним кассам Курского направления через часок или немного меньше может подойти пацан лет восемнадцати. Рослый такой, поджарый, в джинсах, темной нейлоновой куртке, на вязаной шапке марка "Рибок". При нем сумка синяя, с флагами КНР и Тайваня, запомнил? Ботинки типа армейских. Постарайся, чтоб он на часок в "обезьянник" попал, ладно? Ну и звякни мне по сотовому. Лады? Тогда - все, привет семье!
Пряча сотовый, Семен сказал, ни к кому персонально не обращаясь:
- Это я так, для очистки совести. Навряд ли он на Курский попрет, когда тачка имеется. Но раньше нас он туда фиг успеет!
- Тачка, тачка… - проворчал Бобер. - Ее еще найти надо, тачку эту. Мы даже номера не знаем! А среди "девяток" каждая вторая - красная.
- Тем более что она может быть и вишневая, и кирпичная, и малиновая, - поддакнул Мирон.
- Что вы нудите? - нахмурился Семен. - Там девка сидит с кошкой! В мужской куртке на десять размеров больше, в штанах опять же не по росту и в валенках. Что, таких много, что ли?
- А вдруг она ушла куда-нибудь? Что тогда?
- Не уйдет она по хляби в валенках без калош! - досадливо отмахнулся Семен. - К тому же Юрка этот ей велел три часа его ждать. А еще и полутора не прошло. Там она, никуда не денется! И он там появится. Максимум через час…
Вопреки рассуждениям Семы, Таран в это время ехал вовсе не в Сокольники и даже не на Курский вокзал. Автобус вез его к центру города по длинной, но довольно узкой улице, почему-то называвшейся проспектом Мира. Юрка раньше думал, что в Москве проспекты должны быть широченные, но, оказывается, ошибался. Совершенно неожиданно, справа по ходу автобуса, Юрка увидел хорошо знакомый по телепередачам и фотографиям спорткомплекс "Олимпийский", построенный в 1980 году, примерно в то же время, когда Таран родился.
Впрочем, Юрку удивило вовсе не то, что он оказался поблизости от этих памятников архитектуры брежневской эпохи, а то, что он их, оказывается, уже видел в натуре. Правда, краем глаза и с другого ракурса, но совсем недавно - когда ехал в "Волге" у Семена. Стало быть, автобус привез его обратно.
Таран увидел букву "М" и решил вылезти у метро. Куда ехать, он еще не придумал. Но чем больше размышлял над этим делом, тем хреновей ему представлялось собственное положение. И, что самое удивительное, он уже вовсю ругал себя за то, что проявил подозрительность, и выпрыгнул из машины.
Ведь все догадки насчет своей печальной перспективы он, можно сказать, из пальца высосал. Да если б такой гражданин, как Семен, всерьез собирался его мочить, то, наверно, не стал бы оставлять правую дверцу свободной! Посадил бы с той стороны жлоба поздоровее, хотя бы того, который рядом с водителем сидел, и никуда бы Юрка не выпрыгнул. И с чего он взял, будто фраза насчет Лизки - "мы о ней позаботимся" - означала то, что ее убьют? Неужели все кругом такие, что исключительно валят, мочат и так далее? Может, Семен имел в виду, что они эту девку мирно спровадят в какой-нибудь детдом или приют? Там их с кошкой отмоют, продезинфицируют на предмет блох и вшей, накормят в пределах установленных норм, в школу определят… В школу, конечно, Лизку, а кошку куда-нибудь в живой уголок, наверно.
Логично такое представить? Вполне! А Таран опять горячку спорол. Теперь мужики, у которых наверняка своих дел полно, будут головы ломать, чего этот псих - в смысле он, Юрка, - еще выкинет. Каких еще придурочных ссыкух спасать побежит, сколько мирных московских братков при этом пострадает и как Семену с дружками потом все это расхлебывать придется. Возможно, вот теперь-то, после этого фортеля, Семен точно подумает, что без Тарана на этом свете будет поспокойнее. Впрочем, он, наверно, для порядка все же позвонит Генриху и поинтересуется, где он таких придурков набирает?
Самое обидное, что ведь вчера, когда Таран, напугавшись Полины, не пошел в дом 19, а потом вообще безо всякого повода шарахнулся от милицейской машины в Лизкин подъезд, он тоже все сам для себя придумал. Может, у него мания преследования развивается? И он уже действительно наполовину чокнутый?
Вообще-то после того, что Юрка испытал летом, такое вполне могло произойти. Ведь он несколько дней прожил так, что весь мир, казалось, был против него. Потом, правда, после того, как пошла размеренная армейская жизнь от подъема до отбоя, все это нервное напряжение унялось, появилось ощущение безопасности, защищенности. Стало ясно: он не одинок, рядом "мамонты", которые и сами не вымрут, и друга в беде не оставят.
А сейчас все вернулось. Опять он один против всех, и теперь только на себя надежда. Ну и, конечно, на возвращение к Птицыну. Что бы там его, Тарана, ни ждало.
Итак, Юрка вылез из автобуса, прошел по подземному переходу и спустился на станцию метро "Проспект Мира"-кольцевая. К этому моменту он вроде бы твердо решил ехать на Курский вокзал, брать билет и катить в родную область.
Сколько времени поезд шел от "Проспекта мира" до "Комсомольской", Таран не мерил, но вряд ли это заняло больше пяти минут. Однако за эти минуты ему пришло в голову, что вообще-то он, Юрка, не только трус и перестраховщик, но еще и подлец порядочный, потому что сейчас во дворе одного из домов на подступах к метро "Сокольники" в остывшей "девятке" сидит бедная, никому не нужная девочка с рыжей и тощей кошкой, терпеливо ждущая, когда же появится этот самый чертов "почтальон Печкин", который обещал, что вернется через три часа… Конечно, ее уже за это время могли несколько раз в милицию забрать, и те, ребята Семена, которым Таран про нее рассказал, уже могли до нее добраться. Но что бы с ней ни сталось - проклинать это несчастное существо будет его, Юрку Тарана, обманщика проклятого, подлого предателя!
В общем, Таран вылез из вагона на "Комсомольской"-кольцевой и пошел на радиальную…
Тем временем "Волга", в которой сидели Семен и его товарищи, уже прибыла в район метро "Сокольники" и начала не спеша кататься по близлежащим дворам, приглядываясь ко всем "девяткам" красных оттенков - кирпичным, вишневым, малиновым, помидорным и прочим, благо импортных эмалей всех цветов было теперь полно. "Девяток" во дворах стояло довольно много, несмотря на то, что рабочий день уже начался и владельцы должны были разъехаться на работу. Наверняка в "ракушках" и "хлебницах" их пряталось еще больше. Но вот таких, где девка с кошкой сидит, что-то не попадалось.
- Говорил же, блин, - проворчал Мирон. - Смоталась она.
- Не уйдет она в валенках по лужам, а если уйдет, то недалеко и обратно вернется, - упрямо произнес Семен.
- Вон! - восторженно воскликнул Бобер, радуясь возможности отличиться. - Вон "девятка" с кошкой, у мусорного бака!
Действительно, через стекло задней дверцы "девятки", стоявшей передом к мусорным бакам, просматривалась рыжеватая кошачья мордочка. Правда, есть ли кто-то еще внутри машины, сразу рассмотреть не удалось.
- Так, - сказал Семен Мирону, - тихо проезжаешь мимо и останавливаешься вон там, у заборчика.
Проехали. Семен и Бобер прилипли носами к стеклам, но в салоне, кроме кошки, никого не увидели.
- Похоже, нету девки-то… - вздохнул Бобер.
- А ты говорил - не уйдет! - почти с торжеством произнес Мирон. - Вот и ушла, не побоялась ноги промочить. А кошку оставила…
- Если то, что этот пацан говорил, - правда, - сурово сказал Семен, - не могла она ее бросить. Скорее всего куда-нибудь пописать забежала. Смотрите в оба! Она должна быть на мальчишку похожа, не проглядите!
Стали смотреть. Пять минут, десять, двадцать…
- Идет! - углядел опять востроглазый Бобер.
Действительно, из-за угла появился некий малорослый субъект в явно великоватой кожанке и штанах, заправленных в валенки.
Правда, валенки были с калошами… В руке субъект тащил большой пластиковый пакет с каким-то грузом.
- Ишь ты! - заметил Мирон. - Догадалась ведь на рынок сбегать и калоши купить! Ну, и жратвы, наверно…
- Вы сидите в машине, - велел Семен. - У вас рожи такие, что не только ребенка - черта напугаете. Я постараюсь ее добром усадить к нам. Ну а если не получится - быстро открывайте дверцу. Мотор не глушить! Потом я проколю у "девятки" две шины - и мотаем!
- А парень?
- Куда он денется, на проколах? Бросит тачку и пойдет на вокзал. А там его встретят…
Тем временем субъектик в валенках с калошами подошел к "девятке" и постучал в стекло с той стороны, где сидела кошка. Та приветственно поцарапала лапками окошко, и Семен окончательно убедился, что это те, кого они ищут.
Он снял свои черные очки, которые нагоняли страх, неторопливо вылез из машины и подошел к субъектику.
- Привет! - сказал Семен, сделав добрую улыбку. - Это твоя кошечка?
- Моя, - ответил ребенок сипловатым голоском.
- А чего ж она у тебя взаперти сидит?
- Так… - Детенышу не нравились такие большие дяди, которые к тому же задают лишние вопросы.
- Тебе привет от Юры! - понизив голос, произнес Семен.
- От какого Юры? - еще больше насторожилось мелкое существо. - От Зубастика, что ли?
Это несколько озадачило Семена. Представлялся ли Юрка этой дуре Тараном? Правда, быстро вспомнил, как Таран доставлял посылку.
- От "почтальона Печкина"! - заговорщицки подмигнул Семен. - Он нас за вами прислал.
- За кем "за вами"? - вылупился ребенок.
- За тобой и за кошкой… Он даже нам сказал одну тайну.
- Не понял… - Про тайны, конечно, дитя было готово слушать, но только не от таких дядек.
- Он нам сказал, что ты не мальчик, а девочка…
- Что-о? - заорал ребенок во всю глотку и резко скакнул в сторону от опасного дяденьки, а затем дунул в ближайший подъезд, истошно заверещав:
- Мама-а!
Только тут Семен сообразил, что слишком понадеялся на опознание с помощью кошки и валенок. Но то, что он обознался, было еще цветочками.
Пацаненок еще не успел влететь в подъезд, как оттуда один за другим вышли четыре мощных жлоба в кожаных куртках и кепках. Сема и его братки, конечно, тоже не хилые были, но эти выглядели покруче. А самая главная беда состояла в том, что одному из них мальчишка - теперь в этом Семен не сомневался! - доводился сыном. И тут же изложил свою точку зрения на действия Семена:
- Пап! Там гомосек какой-то ко мне клеится! Сперва пургу гнал какую-то насчет почтальона Печкина, потом стал говорить, что я девочка…
- Ща разберемся, не молоти языком и вали домой, - произнес папа, после чего очень грубо обратился к Семе: - Ты что тут делаешь, пидор гнойный?! Ты знаешь, куда приехал, козел драный?!
Вообще-то у Семена имелось чем осадить всю эту борзоту. И нехорошие слова по своему адресу прощать, наверно, не следовало. Но заводить месиловку из-за дурацких обознатушек вовсе не хотелось. Тем более белым днем, когда кругом полно народу, которых эти жлобы в случае чего привлекут в свидетели, даже если те ничего не видели. К тому же район был чужой, Семина братва тут не котировалась.