Группа людей, кто в форме, кто в штатском, приблизилась к Сергеичу.
- Ну что, Муравьев? - кисло поприветствовал подчиненного подполковник Тягунов, начальник райотдела. - Хороший шухер навел?! Видал, сколько наехало?
- Кто ж его знал… Я вообще думал, что это солнечный удар. Ну а потом выяснилось, что он уже того…
- Что уже известно?
- Есть подозрение, что яд какой-то. На нервы действует.
- Э, пресса! - заорал на телевизионщиков омоновский майор. - Ну-ка, назад!
- Ребята! - вдруг заорал один из телеоператоров. - Это же Андрей Рыжиков! Из "Областного телеграфа"!
- Молодой человек! - гаркнул Тягунов. - Да-да, вы! Давайте сюда. Один и без камеры! А вы куда, остальные? ОМОН, вам за что деньги платят?!
Телевизионщик оставил помощнику свой репортерский комплекс - дорогая штука, если расшибут, жалко будет! - и спустился к подполковнику.
- Вы утверждаете, что знали погибшего? Он журналист?
- Да, это наш коллега, - кивнул телеоператор, - только он газетчик. Когда-то вместе делали эфирные выпуски "Телеграфа" на облтэвэ.
- Говорите, его зовут Рыжиков Андрей? - Из-за спины Тягунова появился человек в штатском. - Отчество помните?
- Да. Андрей Михайлович, кажется. Между прочим, по-моему, наверху его машина осталась. "Фольксваген-Гольф"…
- Ключ от машины у него в шортах, - позволил себе вклиниться Муравьев. - Документов не было…
Подкатила труповозка, вылезли мужики в синих халатах с двумя парами носилок. Уложили сперва Рыжикова, потом Володю, затарили в свою "уазку-буханку". Потом покатили в морг. Опера в это время рассовывали по полиэтиленовым пакетам одежду, полотенце, кроссовки с носками. Голыми руками не брали, все в резиновых перчатках делали. И тут старшина приметил, что чего-то не хватает…
- Э! - окликнул он парня, который укладывал в пакет кроссовки и носки. - А где тюбик?
- Какой тюбик? - удивился тот.
- Да в кроссовке, под носком лежал! Крем для загара!
- Не было там никакого тюбика! Очки лежали, вот они…
- Е-мое! - вырвалось у старшины. - Да это ж самое главное! Я кому про этот тюбик говорил?
- Мне говорил, мне! Успокойся, Сергеич! - сказал старший группы. - Все нормально, никуда у нас ничего не пропадает…
И показал Муравьеву пакет, в котором лежал тюбик с иностранной надписью. Только вот риски, нанесенной слесарной чертилкой или гвоздем, у него на крышке не было…
- Что за ерунда? - вырвалось у Муравьева. - Это не тот!
У БАБУШКИ В ДЕРЕВНЕ
Все эти страсти творились в областном городе, а в сорока километрах выше по реке, где стояла деревня Шишовка бывшего Васильевского сельсовета, ни фига об этом не знали.
Река тут была совсем неширокая, безо всяких судоходных фарватеров, без пляжей и потому совсем чистая. Народу проживало совсем немного. Постоянных жителей в деревне оставалось двенадцать человек, и моложе семидесяти пяти, кажется, никого не было. Конечно, на лето сюда приезжали из разных городов России и других стран СНГ дети, внуки и правнуки, но, конечно, не все враз, а как бы по очереди. То к одной бабке сын приедет в мае - картошку посадит, то к другой, в июне-июле, - сено для козы косить, то к третьей - копать эту самую картошку в августе или сентябре. Были бабки и дедки счастливые, у которых по нескольку сыновей и дочерей было - и все поочередно приезжали, а были невезучие, которые своих сыновей или дочерей по разным причинам ждать не могли.
Но бабушка Наталья Владимировна Веретенникова к таким не относилась. Она считалась по всем статьям везучей. Во-первых, оба сына, и Мишка, и Женька, оказались толковые, дружные, дом не забывали и приезжали каждый в свой черед. В тот год Мишка приезжал летом, сено косить и огород пропалывать, а Женька на неделю приехал весной, чтоб огород сажать, и на две осенью - чтоб картошку копать. В эту весну уже Мишка картошку сажал, а окучивать и сено косить прислал свою дочку с зятем. Да еще и правнука привезли, Алешечку! Разве не счастье такого крохотулю побаюкать?! Это ж надо же - Мишка, которого она таким же вот помнила, уже дед! Правда, этот внук у Мишки уже не первый, у него еще две дочки есть, Маринка с Лариской, и вроде бы у них тоже по ребятенку имеется, но их бабушка Наталья уже лет десять как не видела. Одна в Москве, другая в Ленинграде, - как замуж вышли, так носа и не кажут.
А вот младшая, Надька, не такая. Обходительная, веселенькая, все норовит по дому сделать и просто так отдыхать не любит. И паренек у нее ничего, Юркой зовут. Чернявый, здоровенный, хотя, конечно, мрачноватый иногда. И понятно отчего. Мать с отцом пьяницы непробудные. Это Тонька, невестка, рассказала по секрету. Ведь живут-то они там, в городе, можно сказать, рядом, а Юрка к отцу с матерью не заходит. Правда, он, конечно, солдат, в армии служит. И Надька-то тоже, как это ни смешно. Только Надька в последекретном отпуске состоит, а Юрка в казарме живет, на выходные домой ездит. Но вот сейчас ему отпуск дали, так он не к родителям, а с женой к ее бабке. Любит, видно…
В данный момент бабушка Наталья сидела в прохладной горнице, вязала помаленьку носочки из козьего пуха для правнука, а сам правнук посапывал в коляске, высосав полторы бутылочки, которые Надька оставила, убежав с Юркой купаться. Это у них как штык заведено. Утром, как проснутся, бегут окунаются, то же самое перед обедом и вот как сейчас, под вечер, когда солнце не жжет и вода самотеплейшая. В эти часы они дольше всего купаются. Молодежь…
И тут сквозь глубокую здешнюю тишину, нарушаемую только чириканьем птичек да жужжанием мух, послышалось нарастающее урчание автомобильного мотора.
Это к кому же, интересно? К Марье Васильевне или Андрею Поликарпычу? К Насте Косой навряд ли. Ейного внука зимой посадили. А на иномарке приезжал! Все и говорили, что либо сам вор, либо других воров прикрывает. Разве честный заработает на этакую штуку? Ни за что!
Окна бабушкиного дома были отгорожены от улицы кустами сирени, и покамест она только слышала, что машина едет по деревне, постепенно приближаясь. У кого ж она притормозит? Марью проехал, Поликарпыча проехал и Косую проехал. Больше и не к кому вроде, кроме нее. Дальше все избы пустые стоят.
Автомобиль притормозил прямо у ее калитки. И солидный такой бас спросил:
- Есть кто дома, хозяева?
Бабушка вышла на крыльцо. За калиткой стоял огромный лысоватый мужичище, солидный, под пятьдесят или даже немного больше. А рядом с ним симпатичненькая девчоночка лет шестнадцати. Машина у них самая обычная была.
- Ну я хозяйка, - строго сказала Наталья Владимировна. - А вам кого?
- Да нам бы Юру или Надю, - скромно произнес мужичище.
- А вы им кто будете, извиняюсь?
- Я-то? Да кум вроде бы, - усмехнулся дядька. - Алешке крестным довожусь. А это вот дочка моя. Лизой зовут.
- А вас самого как называть, если не секрет?
- Генрих Михайлович Птицын. А вот вы, наверно, Наталья Владимировна, Надина бабушка. Угадал?
- Угадали, - кивнула бабушка. - На речке они, купаются.
- Далеко это?
- Да метров сто за огородом. В заднюю калитку выйдете - и под горку. Там сами увидите, где загорают…
- Не возражаете, если мы вам вещички пока занесем?
- Заносите, тесно не будет. Только в горницу не ходите пока. Там малой спит. Крестник ваш.
- Ясно, - Птицын сообразил, что его голосище может разбудить младенца, и перешел чуть ли не на шепот.
Он и Лиза вернулись к машине и вытащили оттуда здоровенную клетчатую сумку, объемом чуть ли не в кубометр, потом еще одну, спортивного типа, но тоже здоровенную, потом матерчатый чемодан и, наконец, плетеную корзинку, в которой что-то шуршало и шевелилось.
- Тут у нас кое-что скоропортящееся есть, - с легкой озабоченностью произнес Птицын. - Фрукты кое-какие, колбаса, еще всякое съедобное. А то у вас еще витамины не наросли, а Надьке их надо побольше, чтоб и Лешке хватало.
- Найдем, куда деть! - улыбнулась Наталья Владимировна. - Мне сыновья, слава богу, еще при советской власти холодильник справили. Сейчас бы нипочем не собрали - дорогие больно. И электричество еще есть, спасибо Чубайсу… А в корзине-то у вас чего, кролики, что ли?
- Нет, - сказала немного оробевшая Лизка, - там кошки…
И открыла крышку корзины. Оттуда сперва выскочила гладкая рыжая кошка, а затем выкарабкался довольно большой и тоже рыжий котенок.
- Вот это моя Мусенька, - представила Лизавета большую кошку, - а это Мурзенька, ее сыночек.
- Она у нас с ними не расстается, - извиняющимся тоном произнес Генрих Михайлович. - Симпатичные зверюшки, верно? Вообще-то нам Надя говорила, что вы кошек любите… Ну, вот мы вам Мурзика и привезли на воспитание.
- Уноровили! - порадовалась бабушка. - Зимой-то, когда никого тут нету, хоть с котом побеседую…
Птицын с Лизкой ушли.
Рядом с новыми мостками было расстелено байковое одеяло с двумя цветастыми подушками, на котором возлежали господа отдыхающие: Юрка в черно-белых плавках и Надька в зеленом купальнике. Оба уже смугленькие и явно довольные жизнью. У кустов, в теньке, стояла пластиковая бутылка с каким-то красным морсом из старого варенья, полиэтиленовый пакет с буханкой хлеба и эмалированная кастрюлька с какой-то еще снедью. Чуть поодаль лежали ракетки для бадминтона, коробка с воланами и волейбольный мяч.
- Кайф! - откровенно позавидовала Лизка, спускаясь с горки. - Здорово они тут устроились, папа Гена! Верно?
- А ты как думала? - отозвался Генрих Михайлович. - Это ж Тараны. Видишь, уже луг выкосили, мостки соорудили. И огород не запускают. Деловые люди! А теперь культурно отдыхают.
Загорающие услышали голоса, нарушившие здешнюю безмятежную тишину, и дружно присели на своем лежбище.
- Птицын, - с легкой тревогой произнесла Надька, приглядываясь к спускающейся паре. - И девка какая-то… Неужели это Лизка?
- Она, - произнес Таран, тоже поглядывая с беспокойством на приближающуюся пару. - Уж сейчас ее за пацана никто не примет!
- Да, - подтвердила Надежда, - даже сиськи появились, кажется! С чего ж они нагрянули, а?
- Неужели опять отпуск заканчивается? - пробормотал Юрка.
- Ну нет! - решительно прошипела Надя. - Если так, я ему про слово офицера напомню! Давал ведь слово офицера, что месяц мы гуляем без перерыва!
- Фиг его знает, какие обстоятельства… - хмуро заметил Таран. - Может, опять надо съездить куда-то…
- Не ждали?! - весело произнес Птицын, подходя к счастливому семейству.
- Не-а… - в один голос произнесли Тараны.
- А мы сюрприз сделать решили! - хихикнула Лизка. - Как у вас тут здорово! А вода теплая?
- Теплая… - ответил Юрка вяло. - Прямо как парное молоко.
- Уй-й! - запрыгала на месте Лизка. - Я так искупнуться хочу! Сто лет в речке не купалась!
И тут же сбросила босоножки, а затем стянула майку и шортики, под которыми оказался яркий цветастый купальник.
- Тут глубоко, - предупредил Юрка, искоса поглядывая на Генриха Михайловича. Тот тоже стал снимать одежду.
- Благодать у вас тут! Воздушное место - и народу никого! Рыба есть в реке?
- Так вы что, просто отдыхать приехали? - улыбнулся Юрка. - А мы уж думали…
- Ну да! - хмыкнул Генрих Михайлович. - Как же я, дурак, не сообразил? То-то смотрю, что у вас мордашки стали кислые. Не рады, что ли, куму-крестному?! А они, бедняги, небось подумали, что нехороший полковник им решил отпуск сорвать. - Полковник улыбнулся и поскреб мохнатую грудь. - Завидно стало. Все загорают, ныряют, а я вон, белый, как медведь из Арктики!
- Где это вас так? - спросил Таран, приметив на спине Птицына длиннющий белый шрам, похоже, очень давний.
- Это? Афган отметился. Самое смешное - от сабли! - хохотнул Генрих. - Вот уж не думал, чем достанут! Хорошо, что только вскользь, самым концом острия зацепили, а то бы два Птицына было… Ладно, ты лучше объясни, могу я тут у вас с этого твоего сооружения нырнуть?
- Запросто! - сказал Юрка и, разбежавшись с мостков, головой ушел в воду. Бултых! - Следом за ним и тяжеловесный Птицын поднял фонтан брызг. Потом солдатиком сиганула Лизка, а потом уж и Надежда плюхнулась.
- Ну и водичка! - отфыркиваясь, воскликнул Птицын. - Это тебе не бассейн - живая вода, настоящая, мягкая, без хлорки… И чистейшая - до дна два метра, а его видно!
- Как здорово! - пищала Лизка, пытаясь плыть против течения.
- Между прочим, она всего месяц как плавать научилась! - заметил папа Гена. - А сейчас, смотри, вовсю барахтается!
- Хорошо, что вы приехали! - порадовалась Надежда. - Теперь совсем весело будет!
Таран скромно промолчал. Насчет того, что будет весело, он не сомневался. Только вот в каком смысле "весело" - хрен его знает.
ВОСПОМИНАНИЯ НА РЕЧКЕ
Солнце уже здорово снизилось, когда Надежда поглядела на часы и сказала, что ей пора, потому что Лешка небось уже проснулся, а у бабушки бутылочки кончились. И вообще, уже пора ужин готовить. Лизка, конечно, увязалась с ней.
Когда представительницы слабого пола удалились, Юрка решился спросить:
- Так вы серьезно просто отдохнуть собрались?
- Конечно, - кивнул Птицын. - А ты, конечно, не веришь?
- Почему? - произнес Таран. - Вполне верю. Только на вас это не очень похоже.
- Насчет того, что "не похоже", это ты прав. Я, по-моему, года три уже почти не отдыхал. Даже больше. А вот теперь решил расслабиться. В конце концов, всех дел не переделаешь, а десять дней отпуска я лично честно заслужил. Тем более что я сам себе командир и ни у кого разрешения могу не спрашивать.
Помолчали. Потом Генрих Михайлович спросил:
- Ну а вообще-то как ты? Отошел малость от майских приключений?
- Отошел. Только, конечно, перед Надькой стыдно. Я ей ничего не рассказал, как вы советовали, но что-то такое осталось. Вроде бы я и не врал ничего, а какая-то пакость осталась. Она, может, и не чувствует, а мне стыдно.
- Ничего, пройдет со временем. Ты постарайся думать, будто это приснилось, или как-нибудь еще. Меня другое интересует. В мозгах у тебя никаких странных явлений не отмечалось?
- Нет, по-моему, ничего такого… - Юрка обеспокоенно поглядел на Птицына. - А что?
- Вообще-то, - вздохнул Птицын, - не хотелось тебя пугать, но если заметишь, что с головой какой-то непорядок, - сразу скажи мне. Допустим, если бессонница появится или страх беспричинный, мерещиться что-нибудь начнет…
- А что, у кого-то это уже появлялось?
- Появлялось. Магомада помнишь?
- Еще бы!
- Так вот. Несколько дней назад его пришлось отправить лечиться. И его племянниц, Патимат и Асият, - тоже. Это раз. Твой хороший знакомый Коля пошел еще дальше. Застрелился у Фроськи на даче. А до этого голым по поселку бегал. Ни с того ни с сего. У Зуба, здорового, как бык, инфаркт случился в СИЗО. Летальный исход! Его зам в коме лежит, и похоже, что оттуда не выйдет. Вася навязал себе на шею гранитный камень из дамбы на канале имени Москвы и прыгнул со своего родного катера в воду. Вытащили, но откачать не смогли. Кинза две бутылки уксусной эссенции выпил. Лежит в реанимации. Господин Антон находится в явно невменяемом состоянии. В штаны все дела делает и детские песенки поет…
- Дурдом какой-то… - у Юрки мороз по коже прошел.
С калейдоскопической скоростью замелькали у него в голове, сменяя друг друга, картинки прошедшего года, когда жизнь его, недавнего школьника, с грехом пополам дотянувшего до выпуска из одиннадцатого класса, вдруг понеслась по таким ухабам и оврагам, что десять раз можно было шею сломать, а может, и больше.
Год назад, в точно таком же жарком июне, Таран сидел за учебниками и зубрил, готовясь к выпускным экзаменам. Назло вечно пьяным родителям хотел кончить школу. И кончил, как ни странно, хотя троек в аттестате было вдвое больше, чем четверок и пятерок, вместе взятых. Хорошо еще, что было жарко и на выпускной вечер все пришли в рубашках - у Тарана не было приличного пиджака, чтоб надеть на такое мероприятие.
А потом, когда школа осталась позади, а одноклассники двинулись каждый своей дорогой, Таран остался в полном одиночестве и без какой-либо ясной цели. Хотя раньше такая цель была. Хотел стать профессиональным боксером, тренировался усердно, первенство города среди школьников в полутяже выиграл, а вот на область его не взяли. Наверно, мог бы в другой раз поехать, но он завелся и на спарринге послал в нокаут того, кто должен был выступать на области. И любимый тренер погнал его из секции. Насовсем.
И вот школа окончена, с боксом покончено. Что еще оставалось у Тарана летом прошлого года? Любовь. Сильная, настоящая и очень чистая. К девушке, которая была двумя годами старше, на два порядка интеллигентнее и казалась Юрке тем самым "гением чистой красоты", о котором писал поэт. Но, увы, и здесь Тарана ждал облом. Оказалось, что эта девушка Даша - проститутка по вызову и порнушница, а вовсе не студентка театральной студии. Правда, актриса она была неплохая: так убедительно изобразила перед Юркой страдания изнасилованной невинности, что разъяренный Таран помчался бить морду ее "обидчику". Но произошли "обознатушки", и вместо журналиста Крылова, собиравшего компромат на разных городских "тузов", под Юркины боксерские кулаки угодил вор-домушник, забравшийся в квартиру Крылова с целью спереть кассету, на которой был записан голос высокопоставленного сотрудника РУБОПа, дружески общавшегося с бандюгами. А Даша, как видно, войдя в роль, еще и "протоптала" этому типу череп, ударив его острым каблучком-"шпилькой".
Вот с этого-то и пошли те самые "ухабы-овраги", которые упоминались выше.
Из-за этих "обознатушек" кассета с компроматом угодила в прокуратуру, перессорились и без того не дружившие между собой две бандитские конторы. Для того чтоб примириться, одни бандиты выдали Тарана с Дашей другим и привезли на свалку, чтоб там их после недолгих разбирательств прикончить. Но тамошний пахан, Жора Калмык, захотел, чтоб Таран с Дашей подтвердили перед областным "смотрящим", Дядей Вовой, что их посылали именно на подставу против него. А Таран с Дашей, не дождавшись расправы, сумели удрать, причем Юрке пришлось для этого убить двоих из помпового ружья. Увы, это были только первые трупы, которые ему пришлось оставить за спиной.
Потом еще много чего было. И встреча с настоящим журналистом Крыловым, прятавшимся на даче у своего друга, бывшего майора спецназа Алексея Душина, и предательство Даши, которая навела туда банду Вани Седого, и бегство Юрки с горящей дачи под шумок разборки между Седым и наехавшими в свой черед ребятами Калмыка. И было скитание по ночному лесу, и встреча с проституткой Шуркой, которую братки Дяди Вовы собирались утопить на химзаводе в канаве с серной кислотой за то, что шибко много узнала…
А потом Таран, весь избитый, опаленный огнем двух пожаров, с "дипломатом", где лежал весь собранный Крыловым компромат, с аптечкой, в которой имелся некий неизвестный наркотик, превращающий самых холодных женщин в нимфоманок, и укороченным автоматом в пластиковом пакете, в шесть утра с копейками совершенно случайно попал в подъезд к Надьке, которая тогда для него была всего лишь бывшей одноклассницей, торговавшей на рынке в коммерческом ларьке. Он даже заходить к ней не собирался, надеялся отоспаться на чердаке. Но вот случайно встретились - и они уже скоро год как вместе.