- Это пушка у тебя в лапах или ты просто рад меня видеть? - произнесла Кэролайн, словно кого-то цитируя. - Рэй, неужели ты с твоими дружками вспорол медвежонка Берни? Если так, полагаю, у него есть все основания подать на тебя в суд.
- Ага, и жалобу в Общество защиты животных, - ухмыльнулся Рэй. - Но мы всего лишь просветили его рентгеном, так что успокойся. В общем, мы все тщательно обыскали, Берн, и у тебя в номере, и у нее, но, конечно, это не наркотики, которые ищут с собакой. Да и как собака поможет найти письма какого-то писаки?
- Может, дать ей понюхать образец почерка Гулли Фэйрберна?
- Или лиловый конверт. Я знаю, какой ты сообразительный, поэтому распорядился, чтобы двое моих людей тщательно просмотрели все ее папки в поисках чего-нибудь лилового. Идеальный способ спрятать эти письма - засунуть их в другую папку.
- Как "Похищенное письмо", - заметила Кэролайн.
- Похищенное или не похищенное, - буркнул Рэй, - но парни вернулись ни с чем. Конечно, мы не стали разбирать стол или дверцу холодильника, так что ты мог бы посетить еще раз номер Ландау и найти свой хитроумный тайник. Вот только номер опечатан как место преступления. Тебе туда не попасть.
- Мне и не надо.
- Тем лучше, - сказал Рэй. - Значит, они где-то в другом месте, там, откуда ты можешь их забрать.
- Вот-вот.
- А я не могу.
- Не можешь, не производя шума и не привлекая больше внимания, чем тебе хотелось бы.
- А кому этого хочется? - пожал плечами Рэй. - Ладно, Берн. Значит, будем пока играть по твоим правилам. Не торопись, но и не затягивай, договорились? У меня и так дел невпроворот с этой дамочкой, которой дали по башке. Говорят, она знаменитость, хотя никто из моих знакомых слыхом о ней не слыхивал. Кстати, ты, случайно, не знаешь, кто ее прихлопнул?
- Если это вообще предумышленное убийство…
- Нет, я знаю, что ты ее не убивал. Но ты опередил нас на месте преступления, и что-то могло навести тебя на мысль. Пусть даже ты ничего такого и не заметил, ты вообще умеешь запудрить копам мозги и выйти сухим из воды. Только что ты арестован - а в следующую минуту уже объявляешь в комнате, полной народу, кто настоящий убийца.
- Очень хорошо, что в этой комнате не так много народу, - заметил я, - потому что в данный момент мне совершенно нечего сказать.
- Честно, Берн?
- Абсолютно. Понятия не имею.
- Но ты ведь можешь на что-нибудь наткнуться, - не унимался Рэй. - Так уже бывало не раз. Если наткнешься - знаешь, к кому с этим идти.
- Конечно, Рэй. Мы же партнеры.
- Вот именно, Берни. И обычно у нас вместе очень неплохо получалось. У меня есть предчувствие. Мне кажется, мы с честью выберемся из этой переделки. - Он приостановился у двери. - Кэролайн, было очень приятно. Ты почти не проронила ни слова.
- У меня не было возможности, Рэй.
- Может, в этом все дело. Ты куда меньше действуешь на нервы, когда не открываешь рта.
- Интересно, - хмыкнула Кэролайн, - а чем ты это чувствуешь?
- Ну вот видишь! Только открыла рот - и такая же стерва, как всегда. А пока молчишь, все в порядке. Кстати, ты как-то иначе выглядишь.
- А?
- Говорю, ты иначе выглядишь. Обычно ты похожа на собаку, которая вот-вот кого-нибудь цапнет.
- А сейчас я похожа на пуделя, вымытого и причесанного.
- Нет, скорее на пушистого кокер-спаниельчика, - ответил Рэй. - Ты выглядишь мягче и добрее. Что бы ты ни делала, - заверил он, открывая дверь, - продолжай в том же духе. Мой тебе совет.
Глава 10
- Что бы ты ни делала, - проворчала Кэролайн, - продолжай в том же духе. Совет Рэймонда Киршмана, основателя Школы Очарования.
- Ты же знаешь Рэя.
- Знаю, - кивнула она, - и не перестаю сожалеть об этом. Вот крыса.
- Из-за того, что он наговорил обо мне?
- Скорее уж обо мне. Он заметил, Берн. Он не понял, что он заметил, но тем не менее заметил.
- Что волосы у тебя длиннее, чем раньше?
- Волосы не главное. Одежда тоже. Посмотри на эту блузку.
- А что с ней?
- Ты бы такую надел?
- Ну, - призадумался я, - пожалуй, нет. Но я же мужчина, Кэролайн.
- А она слишком женственная, правильно?
- Ну да.
- Вот что происходит, Берн. Я становлюсь женственной. А взгляни на мои ногти.
- А с ногтями что случилось?
- Просто посмотри на них.
- Ну и?
- Они никак не изменились?
- Коротко подстрижены, - принялся рассуждать я. - Лака нет, по крайней мере, я не замечаю. Если ты только не пользуешься бесцветным лаком для укрепления ногтей.
Она отрицательно покачала головой.
- В таком случае, насколько я могу судить, они такие же, как были.
- Правильно.
- И в чем проблема?
- Проблема, - сказала она, - внутри.
- Под ногтями?
- Под кожей, Берн. Они такие же, как всегда, но впервые они выглядят не так, как надо. Для меня, разумеется. Они выглядят короткими.
- Они и есть короткие. Как всегда.
- До сей поры, - продолжала Кэролайн, - они мне не казались короткими. Они были нормальными. Теперь я смотрю на них - и они кажутся мне короткими. Непривлекательно короткими.
- О-о.
- Словно они должны быть длиннее.
- В самом деле?
- Как мои волосы.
- О-о.
- Ты понимаешь, что происходит, Берн?
- Кажется, да.
- Это Эрика, - сказала она. - Она превращает меня в куклу Барби. А что дальше, скажи, пожалуйста? Крашеные ногти на ногах? Проколотые уши? Берн, ты будешь спать с медвежонком, а я сама им стану. Крысы.
- Но ты все еще употребляешь сильные выражения.
- Это пока. Скоро услышишь, как я буду говорить "мышки". Берн, я думала, у тебя нет этих писем.
- Нет.
- Тогда как ты оставил отпечаток на конверте?
- Таким образом я узнал номер комнаты Ландау. Помнишь? Я сделал вид, что подобрал с полу конверт, на котором значилось ее имя…
- И портье положил его в ее ящик. Ты, случайно, выбрал не лиловый конверт?
- Мне нужно было что-нибудь заметное. Я знал, что Фэйрберн всегда пользуется лиловыми конвертами, ну и…
- А что было в конверте?
- Просто лист чистой бумаги.
- Лиловой бумаги?
- А какой же еще?
- Ты что, хотел, чтобы у нее случился сердечный приступ? Она получает письмо, думает, что от него, и достает пустой лист. Я бы на ее месте решила, что это смертельная угроза от немногословного человека.
- На самом деле я полагал, что она не успеет получить конверт прежде, чем я доберусь до тех писем, а потом она решит, что это прощальная шутка Фэйрберна.
- Ты так полагал, да?
- Ну примерно.
- И это после перье, да?
- Кэролайн…
- То есть ты действительно не знаешь, где они?
- Понятия не имею.
- А ты не разговаривал с женщиной, которая заварила эту кашу?
- С Элис Котрелл? - Я потянулся к телефону. - Я звонил ей, но никто не отвечал. И сейчас не отвечают.
- Меня удивляет, что она сама на тебя не вышла.
- Меня, кстати, тоже. Ладно, попробую дозвониться попозже.
- А твое сотрудничество с Рэем…
- Мы договорились пятьдесят на пятьдесят, - напомнил я. - Все точно, как в аптеке. Но пока продавать нам нечего, и на этот момент лучшее предложение сделал мне человек, который готов возместить расходы на изготовление ксерокопий. Так что пока делить нечего. Если только…
- Если что?
- Если я не ошибаюсь. Ну ладно, там видно будет. Сейчас я хочу выяснить, чего хочет Марти.
Я думал об этом и после того, как она ушла к своим собакам, но меня то и дело отвлекал поток посетителей. Сначала на пороге возникла Мэри Мэйсон, которая, могу поклясться, покупает у меня книги, только чтобы иметь повод пообщаться с моим котом. Она, как обычно, закудахтала над ним, а он, как обычно, воспринял это как должное. Потом он вспрыгнул на высокую полку и свернулся в клубок рядом с томом писем Томаса Лава Пикока, который, боюсь, останется моим столько, сколько и сам магазин. Я продал мисс Мэйсон два или три читанных детектива - симпатичные, вы будете приятно удивлены! - и пока оформлял покупку, появился мужчина на костылях, желающий узнать, как пройти к церкви Троицы.
Она расположена за углом, на Бродвее, и попасть в нее гораздо легче, чем в Лурдес. Я показал ему нужное направление. Он уковылял, и тут же появился мой друг в рыжевато-коричневом берете, с продолговатым лицом и серебристой бородкой, грустно улыбаясь и приятно попахивая виски. Он направился в секцию поэзии и приступил к серьезному делу просмотра книг.
Молодая женщина в подростковом комбинезоне поинтересовалась, который час, и я ей ответил, а некий сенегалец, очень высокий и невозможно тощий, пытался продать мне несколько часов "ролекс" и дамских сумочек "прада". Они были, как он уверял, подлинными подделками и представляли блестящие возможности для моего бизнеса. Я объяснил, что как владелец книжного магазина имею дело исключительно с печатными материалами, и он ушел, сокрушенно качая головой по поводу недостатка у меня деловой и предпринимательской хватки. Я тоже покачал головой, не знаю, по какому поводу, и еще раз набрал номер Элис Котрелл. Нет ответа.
Я сделал еще один звонок, на этот раз Маугли. Он - недоучившийся студент Колумбийского университета, бывший наркоман, у которого осталось достаточно мозговых клеток, чтобы зарабатывать на жизнь книжным скаутом. Я приобрел у него несколько книг, и он, в свою очередь, кое-что покупал у меня, когда натыкался на нечто круто недооцененное. Когда у него не было других дел, он подменял меня за прилавком, и я надеялся, что он сможет сделать это и сегодня, пока я буду встречаться с Марти Гилмартином. Но его телефон тоже не отвечал.
Я вернулся к Редмонду О'Ханлону в надежде, что он напомнит мне - бывают джунгли и похуже тех, где обитаю я, но тут мне помешал господин с тройным подбородком и круглой головой, покрытой коротко стриженной шерстью каштанового цвета. Ну прямо бульдог с перманентом.
- Роденбарр, - прорычал он и протянул мне карточку. "Хильярд Моффет, - прочитал я. - Коллекционер". Далее значились адрес почтового ящика в Беллингеме, штат Вашингтон, а также номер телефона, факса и адрес электронной почты.
Коллекционеры способны свести вас с ума. Они все немного не от мира сего, но мир букинистической книги без них не мог бы существовать, потому что они покупают книг больше, чем кто-нибудь еще. Они покупают книги, которые уже читали, и книги, которых никогда не будут читать. На самом деле у них нет времени на чтение. Они слишком много корпят над книжными каталогами и рыскают в дешевых магазинах, на книжных развалах и… ну да, в лавочках вроде моей.
Я спросил его, что он собирает. Он перегнулся через прилавок и понизил голос до конфиденциального шепота.
- Фэйрберн, - сказал он.
Какое совпадение.
- Мне нужно все, - произнес он со смешанным чувством гордости и смирения, словно признаваясь одновременно в причастности к королевской крови и гемофилии.
- У меня не так много есть, - ответил я. - Несколько книг, расположенных в алфавитном порядке на полках в разделе художественной литературы. У меня есть "Ничей ребенок", но это всего лишь часть тиража.
- У меня есть первый.
- Я и не сомневался.
- И десятый, - добавил он. - В новом супере. И четырнадцать - в бумажных обложках.
- Значит, вы можете давать их читать друзьям.
Он задохнулся от одного моего предположения. Я не понял, что поразило его больше - мысль о том, что у него могут быть друзья, или о том, что с ними можно делиться книгами. Вероятно, и то и другое.
- Четырнадцать в обложках, - сказал я. - По одной из каждого завода?
- Это вряд ли. Было почти шестьдесят заводов. Какому дураку придет в голову собирать их все? Нет, меня интересуют только те, что в разных обложках. Из шестидесяти заводов было четырнадцать в разных обложках.
- И у вас они все есть.
- У меня есть экземпляры каждого завода. Но тут существует одна тонкость. В двадцать первом заводе появилась новая обложка, но мой экземпляр - двадцать второго завода. Двадцать первый мне пока не удалось раздобыть. Это не редкость, наверняка не имеет особой ценности, и все же постарайтесь его найти.
- Ну что ж, - сказал я, - и рад бы помочь, вот только книги в бумажных обложках появляются у меня лишь тогда, когда я закупаю целые библиотеки, - впрочем, обычно я их и продаю целиком довольно быстро.
- У специалистов есть список книг, которые я разыскиваю, - сообщил он, - и я пришел к вам не за этим.
- О-о.
- Я хотел, чтобы вы представили себе границы моей коллекции. У меня есть иностранные издания. Почти все. У меня есть "Ничей ребенок" на македонском. Не на сербохорватском, сербохорватских полным-полно, а на македонском. Этой книги якобы не существует, ни в одной библиографии она не упоминается, и я сомневаюсь, что это лицензионное издание. Скорее пиратское. Однако кто-то перевел текст, кто-то подготовил к печати и издал книгу, и у меня она есть. Не исключено, что это единственный экземпляр, ушедший за границы Скопье, но он существует, и он у меня есть.
- Звучит впечатляюще.
- Видите ли, Роденбарр, когда я кого-то собираю, я собираю все.
- Я уже понял.
- Я не просто коллекционирую книги. Я коллекционирую человека.
Я тут же представил, как он с огромным сачком для ловли бабочек гоняется по горам и долам за перепуганным Гулливером Фэйрберном.
- У меня есть экземпляр его школьного выпускного альбома, - продолжал он. - У них в выпуске было восемьдесят человек, стало быть, сколько альбомов они могли напечатать? И сколько, на ваш взгляд, до сих пор сохранилось? Было очень непросто найти его одноклассника, у которого сохранился альбом, и гораздо труднее - уговорить его с ним расстаться.
- Но вам удалось.
- Удалось, и могу вас заверить, я не расстанусь с ним никогда, даже если мне предложат в двадцать раз больше того, что я за него заплатил. Он оказался единственным выпускником, чьей фотографии нет в альбоме. Рядом с перечнем его успехов в учебных программах и прочих достижений - пустое место. В предпоследнем классе он был старостой, вы знали об этом? Он был членом Латинского общества, он играл на тромбоне в школьном оркестре. Вы об этом знаете?
- Я знаю столицу Южной Дакоты.
- Это не имеет значения.
- Для вас - нет, - сказал я, - а для меня - да.
Он бросил на меня подозрительный взгляд.
- Он уже тогда стеснялся фотографироваться, - продолжил мой посетитель. - Единственный выпускник того года, оставшийся без портрета. В том экземпляре альбома, который я раздобыл, есть надпись, сделанная его рукой. Там, где должно было быть фото, он написал: "Угомонившись на старости лет, вспомни парнишку, которого нет". Почерк с наклоном.
- Вправо, - предположил я.
- И поставил полную подпись - Гулливер Фэйрберн.
- Подписанная фотография, - заметил я. - Без фотографии.
- Тем не менее в альбоме несколько раз встречается его фотография. Не среди портретов, а на групповых снимках. Он сфотографирован со школьным оркестром. Но держит тромбон так, что тот полностью закрывает ему лицо. Разумеется, намеренно.
- Вот хитрец.
- Он также был членом Латинского общества, как я уже, кажется, упоминал, и на этой фотографии ему не удалось укрыться за томом "Записок о галльской войне" Цезаря. Он стоит в последнем ряду, второй слева. Наполовину скрыт другим учеником, и лицо в тени, так что даже трудно понять, как он выглядит. Но тем не менее это подлинная фотография Гулливера Фэйрберна.
- И она у вас есть.
- У меня есть альбом. Мне бы хотелось иметь негатив. Фотограф давно умер, все его архивы рассеялись, негатив утерян, и, видимо, навсегда. Но у меня есть подлинная фотография дома, в котором Фэйрберн жил в детстве. Сам дом снесли более двадцати лет назад. Я упустил шанс.
- Увидеть его своими глазами?
- Купить его. Штат выкупил землю под прокладку нового шоссе, но я мог бы приобрести сам дом и перевезти его в другое место. Представьте себе крупнейшую в мире коллекцию Гулливера Фэйрберна, расположенную в доме, в котором он вырос! - Он вздохнул. - Больше двадцати лет назад. Даже знай я тогда об этом, мне вряд ли хватило бы средств на это приобретение. Но как-нибудь выкрутился бы.
- Я вижу, вы увлечены им всерьез.
- Не то слово! Но теперь у меня, помимо желания, есть средства. Я хочу эти письма.
- Если бы они у меня были, - сказал я, - сколько вы были бы готовы за них отдать?
- Назовите вашу цену.
- Если бы я назвал, она была бы высока.
- Говорите, Роденбарр!
- Дело в том, что вы не единственный, кто хочет их приобрести.
- Но я хочу сильнее. Собирайте все предложения, какие угодно. Только дайте мне возможность их перекрыть. Или назовите свою цену и дайте мне шанс заплатить. - Он подался вперед, в темных глазах полыхал безумный огонь коллекционера. - Но в любом случае не продавайте эти письма, не поставив меня в известность.
- Письма, - осторожно заметил я, - в настоящий момент физически не находятся в моем распоряжении.
- Я понимаю.
- Но не исключено, что ситуация изменится.
- А когда это произойдет…
- Я свяжусь с вами. Но вы… - я взглянул на визитную карточку, - в Беллингеме, штат Вашингтон. Это рядом с Сиэтлом?
- Да, но нет. Я в Нью-Йорке.
- Понимаю.
- Я прилетел позавчера. Думал, что удастся поговорить с этой Ландау и предложить ей приоритетную сделку в качестве альтернативы публичному аукциону. Зачем ждать денег? Зачем платить комиссионные?
- Что она сказала?
- Мне не удалось с ней переговорить. Прежде всего я направился в "Сотбис", где узнал, что они уже подписали с ней соглашение. Выплатили ей аванс, и она согласилась предоставить им все письма Фэйрберна в течение месяца, чтобы они успели подготовить каталог к январскому аукциону. Я уговаривал их выставить письма единым лотом. Не сомневаюсь, что Техасский университет и прочие учреждения предпочли бы приобрести их именно таким образом.
- И что вам ответили?
- Сказали, что еще не решили и не решат до тех пор, пока не увидят письма. Подозреваю, что они их все-таки разделят. То есть придется торговаться по каждому лоту. Я могу и так, но предпочел бы выписать один чек - и дело с концом.
С чеками, сказал я, могут возникнуть трудности. Не для "Сотбис", возразил он, но в случае приватной продажи, абсолютно неофициальной, ему не составит труда оплатить покупку наличными. Он сказал, что остановился в отеле "Мэйфлауэр", к западу от Центрального парка, и пробудет там примерно неделю. Ему нужно повидаться еще с несколькими книготорговцами; возможно, он посетит парочку музеев и спектаклей. Гулливер Фэйрберн, конечно, его главная страсть, но не единственный интерес.