Потом посмотрел на часы. Пора было уходить. Меня ждало дело.
Я попрощался с мишкой, который обратил на меня столько же внимания, сколько мой кот, когда, уходя, я прощаюсь с ним, и закрыл за собой дверь номера. Язычок замка щелкнул, но я на всякий случай запер дверь ключом на два оборота и только после этого спустился на лифте в вестибюль.
Дамочки уже закончили свою беседу или, по крайней мере, переместились в какое-то другое место. Мужчина с удлиненным лицом и высоким лбом в темных очках в роговой оправе отложил в сторону "Джентльмена" и теперь читал книгу в бумажной обложке. Я положил ключ на конторку. Это был настоящий латунный ключ, не какая-то там компьютерная пластиковая карточка, которыми обзавелись более современные отели, и при нем тяжелый латунный брелок, чтобы пробить дыру в вашем кармане в наказание за то, что вы ушли из отеля, забыв его сдать. Я был счастлив расстаться с ним и рад возможности пройти мимо конторки, чтобы бросить беглый взгляд на три ряда почтовых ящиков, предназначенных для гостей отеля.
Лиловый конверт, который я поднял с пола, лежал в ящике под номером 602.
Расставшись с ключом, я кивнул и улыбнулся новому приятелю с чрезмерно черными волосами, после чего обратил внимание на высокого элегантного джентльмена, вошедшего в вестибюль с улицы. Вид у него был такой, словно он только что сошел со страниц "Джентльмена", который читал длиннолицый. На нем был идеального покроя спортивный пиджак и мягкие брюки. Спутница его выглядела значительно моложе.
Наши взгляды встретились. Он узнал меня, и его глаза слегка округлились. Своих я не видел, но допускаю, что с ними произошло то же самое. Я тоже его узнал. Мы поступили как и подобает джентльменам, случайно встретившимся в гостиничном вестибюле. Разошлись, не обменявшись ни словом.
Глава 2
Мое дело - это "Барнегат Букс", букинистическая лавка на Восточной Одиннадцатой улице между Университетской площадью и Бродвеем. "Паддингтон" в четырнадцати кварталах к северу от моей лавки, а на Манхэттене на милю приходится двадцать кварталов, если смотреть с севера на юг, так что на досуге можете заняться математикой. Я хотел открыться в два, как обещала табличка на моей двери, но плюс-минус пара минут значения не имеют, к тому же день выдался слишком хорошим для машины или подземки. Приехал я в отель на такси, с чемоданом в багажнике, но обратно можно было дойти пешком, что я и сделал.
Я пересек Мэдисон-сквер, отдав дань уважения статуе Честера Алана Артура, двадцать первого президента Соединенных Штатов и человека с еще большим количеством простых имен, чем у Джеффри Питерса. Дальше я пошел по Бродвею, пытаясь припомнить что-нибудь про Честера Алана Артура, а когда открыл лавку и выставил на тротуар столик с книжками ("на ваш выбор - три книги за 5 долларов"), принялся рыться в своих запасниках, пока не нашел "Жизнь президентов" Уильяма Фортескью. Она была опубликована в 1925-м, заканчивалась всего лишь на Уоррене Гамалиеле Гардинге (одно имя, одна фамилия и в середине нечто непонятное). Книга явно предназначалась подростковой аудитории, хотя мне и трудно представить большое количество подростков, которые поспешат выключить телевизор и выяснить, что сказал Фортескью о Франклине Пирсе и Резерфорде Бёрчарде Хейсе (который, как вы заметили, мог похвастаться необычным вторым именем).
Томик Фортескью очень давно обитает в "Барнегат Букс"; он был еще в той партии, которую я приобрел вместе с магазинчиком у старого мистера Литзауэра несколько лет назад. Впрочем, продать его в ближайшее время я не надеялся, но это не означало, что он не достоин быть выложенным на прилавок. Это стоящая книга, из тех, что хочется иметь в своем книжном магазине, и я уже не первый раз обращался к ней за консультацией. Пару месяцев назад я позволил мистеру Фортескью просветить меня насчет Закари Тейлора, хотя сейчас не могу вспомнить ничего из прочитанного, равно как и почему тот меня заинтересовал. Тем не менее он у меня всегда под рукой - Фортескью, разумеется, а не Тейлор, - в том числе и сейчас.
Я держу эту книгу на прилавке и заглядываю в нее в периоды затишья, которых у букиниста предостаточно. Впрочем, нынче после обеда возникло некоторое оживление, и мне даже удалось кое-что купить и продать. Одна из постоянных покупательниц нашла несколько детективов, которых она не читала, а также редкое издание Фредерика Брауна, которого, кажется, читала, но не прочь перечитать. У меня была аналогичная мысль, поэтому я с сожалением наблюдал, как уходит книжка, в которую мне хотелось заглянуть еще раз. Но таковы правила игры.
Упитанный джентльмен с обвислыми усами очень долго листал шеститомную, в кожаном переплете "Историю Британии до норманнского завоевания" Омана. Я выставил на ней цену 125 долларов, но сказал, что могу уступить, если он купит все шесть томов, только не намного.
- Я вернусь, - сообщил он наконец и исчез.
Возможно, что и вернется, но я не очень на это рассчитывал. Покупатели (или, если быть более точным, - непокупатели) пользовались этой фразой как формулой прощания с продавцом, примерно как мужчина говорит женщине "я тебе позвоню". Может, позвонит, может, и нет, но в любом случае нет смысла сидеть и ждать у телефона.
Еще один посетитель приобрел книжку с лотка, заплатил за нее свои два бакса и попросил разрешения порыскать на полках. Я предложил ему не стесняться, но предупредил, что это опасная затея. Никогда не знаешь, когда наткнешься на книжку, которую не сможешь не приобрести.
- Я рискну, - сообщил тот и исчез между стеллажами.
Он заходил ко мне уже пару раз на протяжении последней недели, вид у него был вполне презентабельный, разве что чуть старомодный, от него слегка и вполне приятно попахивало виски. Это был мужчина лет шестидесяти - примерно того же возраста, что и человек, которого я видел в "Паддингтоне", загорелый, с тщательно ухоженными усами и бородкой клинышком. Бородка серебристо-седая, равно как брови и волосы на голове, по крайней мере в той части, что виднелась из-под рыжевато-коричневого берета.
Купил он у меня что-то впервые, и у меня сложилось впечатление, что эти два доллара он оценил как своего рода плату за вход. Некоторые любят проводить время в книжных магазинах - я тоже любил, пока не приобрел свой, - и мистер Серебряная Борода показался мне человеком, которому особо нечем заняться, да и негде. Нет, он не производил впечатления бездомного, для этого он был слишком ухожен, скорее, ему нужно было где-то провести время.
Если бы он задержался до шести, я бы мог попросить его помочь закрыть магазин. Но он ушел значительно раньше. В полшестого зазвонил телефон. Это была Элис Котрелл.
- Я снял номер, - сказал я. Про медведя я решил не сообщать.
- Сегодня вечером?
- Если все пойдет хорошо. Если нет - номер за мной еще на двое суток. Но я считаю - чем раньше, тем лучше.
Дальше наш разговор перешел на темы, о которых говорят мужчина и женщина, чьи отношения выходят за рамки отношений между продавцом и покупателем. Я понизил голос и продолжал говорить тем же тоном даже после того, как мистер Серебряная борода помахал мне, прощаясь, и отбыл. Мы поворковали некоторое время, потом она сказала "до свидания", а вскоре я занес столик в помещение. После этого налил свежей воды в миску Раффлса, подсыпал на тарелку сухого корма и проверил, приоткрыта ли дверь в туалет, если ему понадобится им воспользоваться. Потом запер входную дверь и отправился в "Бам Рэп".
"Бам Рэп", где мы с Кэролайн Кайзер встречаемся почти каждый вечер, чтобы пропустить стаканчик за "День Прошел - и Слава Богу", - это ближайший бар с эклектичным музыкальным автоматом и барменом, который не в состоянии смешать джин с тоником, не заглянув прежде в "Старого мистера Бостона". Обычно мы садимся за свой привычный столик, хотя не произойдет ничего страшного, если он окажется занят и нам придется устроиться в каком-то другом месте. В этот вечер он оказался занят. За ним сидели две женщины. Присмотревшись, в одной из них я узнал Кэролайн.
Другой была Эрика Дерби, которая с недавних пор стала играть большую роль в жизни Кэролайн. Эрика трудилась где-то на кабельном телевидении. Я не очень понял, чем она там занимается, но усвоил, что это важно и, возможно, очень увлекательно. По Эрике это чувствовалось. Она была умной, холеной, шикарной, с длинными каштановыми волосами, яркими голубыми глазами и фигурой, на которую у меня хватало здравого смысла не обращать внимания.
- Привет, Берни, - заметила она меня. - Как книжный бизнес?
- Потихоньку.
- Замечательно. Если бы мой бизнес двигался потихоньку, нас бы всех давно выгнали. - Она отодвинула стул и встала. - Ну пока, детки. Должна бежать. - Наклонившись, она поцеловала Кэролайн в губы. - Пока.
Эрика упорхнула. Я сел. Перед Кэролайн стоял высокий бокал с напитком рубинового цвета, и я поинтересовался, не клюквенный ли это сок.
- Кампари с содовой. Хочешь попробовать?
- Кажется, я уже один раз пробовал. И кажется, одного раза мне было достаточно. Но там алкоголь-то есть или как?
- Уверяют, что да, - сказала Кэролайн. - Но по мне не скажешь.
- Ладно, поверю им на слово. - Я помахал рукой, подзывая Максин, и заказал перье.
- Ты работаешь сегодня вечером, - сказала Кэролайн.
- Сегодня днем взял номер.
- И как?
- Маленький, но какая разница? Я там только медведя посадил.
- Что?
Я рассказал о принятой в отеле практике сдачи мишек напрокат, и Кэролайн подняла бровь.
- Не знаю, зачем я его взял. Может, чтобы он не чувствовал себя брошенным.
- Хорошая причина.
- В любом случае мне вернут за него залог.
- Если ты не решишь оставить его себе.
- Зачем мне нужен медведь?
- Чтобы он не чувствовал себя брошенным, - пояснила она. - Причем потом будет еще труднее, все-таки вы за это время привыкнете друг к другу. Берн, я поняла, что с тобой не так.
- Правда?
- Угу. Ты слишком напряжен. Тебе надо расслабиться. Я бы попросила Максин принести тебе скотч, но ты ведь не будешь пить, верно?
Я покачал головой.
- Не уверен, что получится сегодня, - продолжил я, - но первый шаг сделан. Я заплатил в "Паддингтоне" наличными за трое суток вперед…
- Не говоря уже о медведе.
- Ну и не говори. Короче, если удастся управиться за одну ночь - жаловаться не буду. Номер я знаю, так что тут все в порядке.
- Ты снял комнату и даже знаешь номер, Берн? Похоже, ты еще не совсем из ума выжил.
- Я знаю номер, в котором живет Антея Ландау. Ты понимаешь, что это значит?
- Конечно. - Кэролайн подняла бокал с кампари, состроила мину, не характерную для человека, лишь собирающегося попробовать напиток, и поставила бокал обратно. - А ты, значит, пристрастился к перье.
- Как видишь.
- Так я и думала, - сказала она и помахала рукой, привлекая внимание официантки. - Эй, Макс! - крикнула она. - Принеси Берни выпить, пожалуйста. Ржаное виски, и можно двойное.
- Я же сказал…
- Я слышала, Берн. И все поняла. Сегодня у тебя рабочая ночь, а ты не пьешь на работе. Ничего, кроме содовой, фруктовых соков, кофе и прочих напитков, которые не в счет. Я все это знаю.
- Тогда зачем?..
- Я понимаю твою безалкогольную установку, - продолжила Кэролайн. - Хотя она мне и кажется несколько чрезмерной. И я никоим образом не собираюсь ее подрывать.
- Но ты же заказала спиртное?
- Да, - кивнула она, - и именно ржаное виски, поскольку помню, что оно тебе когда-то понравилось. Смотри-ка, уже несут. Спасибо, Максин, а это полоскание, пожалуй, лучше слей обратно. - Она протянула официантке недопитый кампари. - Твое здоровье, Берни.
Она взяла мой бокал и залпом осушила его.
- Я этому научилась с Эрикой, - пояснила Кэролайн. - Сама она почти не пьет, не любит это дело, понимаешь? Она заказала кампари, потому что с ним легко остановиться на первом бокале.
- Хороший совет. "Закажите бокал кампари - и второго вам не захочется".
- Понимаешь, она очень переживает, что я много пью.
- Ну, не так уж и много.
- Сама знаю, - кивнула она, - и если заказываю дамские напитки с фруктовым салатом и чем-нибудь сверх того или если уговорю пару бутылок шардоне за ужином - она и слова не скажет. Но поскольку я пью по-мужски - она готова нестись на собрание анонимных алкоголиков и рассказывать, какая я страшная пьяница.
- Ты иногда выпиваешь, - согласился я. - Но не так уж это страшно.
- Вот и я о том же. Тем не менее каждый раз, когда мне выпадает лишний день мытья собак, она считает, что я слишком бурно это дело отмечаю. А еще хочет, чтобы я перестала ходить в "Бам Рэп". Я сказала, что это не обсуждается. Берни, сказала я ей, мой самый лучший друг, и я не собираюсь заставлять человека пить в одиночку. Так что выкинь это из своей миленькой головки. А она ведь миленькая, правда, Берни?
- Даже очень.
- Но самое забавное, - добавила Кэролайн, покачав головой, - она считает, что это я - миленькая. Ну не смех, а?
Я вообще-то тоже так считаю, но предпочитаю не заострять эту тему. Кэролайн Кайзер приписывает себе парочку дюймов роста, так что при ее пяти футах она ненамного выше некоторых псин, которых она обихаживает в салоне красоты "Пудель", расположенном через два дома от "Барнегат Букс" вверх по улице (или вниз, в зависимости от того, откуда идти). На неделе мы устраиваем совместные ланчи - у нее или у меня, а после работы заруливаем в "Бам Рэп", и она мой лучший друг и временами подельница. Если бы она не была лесбиянкой (или, допустим, я был бы не мужчиной), между нами вполне мог возникнуть роман, как у людей, и он бы развивался своим чередом, как положено романам, и так далее. А так, как есть, мы можем всю жизнь оставаться лучшими друзьями. Я искренне считаю, что так оно и будет. (Однажды возникли некоторые сложности, когда у нас одновременно была одна девушка, но мы разобрались с этим без малейшего ущерба.)
Так что да, она миленькая, с темными волосами, кругленькой мордашкой и большими глазами; порой я делаю ей комплименты по поводу одежды - примерно так, как мог бы похвалить галстук моего приятеля мужского пола. Но это бывает нечасто, потому что я редко обращаю внимание на такие вещи.
- Она права, - ответил я. - Однако в тебе что-то изменилось. Ты отпустила волосы, да?
- Обычное дело, Берни, между стрижками. Это же не бритье. Ты не занимаешься этим ежедневно.
- Они выглядят длиннее, чем обычно, - настаивал я. Сколько я помню Кэролайн, она всегда носила стрижку в стиле голландского мальчика, может, подсознательно отдавая дань тому сообразительному малому, который спас Голландию от потопа, заткнув пальцем дыру в плотине. - Челка как всегда, а вот сзади - длиннее.
- Ну, я пытаюсь внести некоторое разнообразие. Посмотреть, как это будет выглядеть.
- Выглядит неплохо.
- Эрика тоже так говорит. На самом деле это ее идея.
- Это выглядит… - протянул я, - как бы…
- Ну, договаривай, Берн.
- Выглядит несколько по-другому, вот и все.
- Мягче, более женственно. Ты это хотел сказать, Берн? Я права?
- Ну…
- Очень скоро парни станут распахивать передо мной двери, я начну пить самбуку вместо "Джонни Уокера" с красной этикеткой, потеряю свой шарм и превращусь в Ребекку с фермы Саннибрук. Ты это собирался сказать?
- Вообще-то я собирался поговорить о Честере Алане Артуре.
- О господи, это еще зачем?
- Чтобы сменить тему, - признался я. - И еще потому, что видел его статую в Мэдисон-сквер и полдня читал о нем. В 1880 году он стал кандидатом в вице-президенты как мягкая альтернатива Роско Конклингу, лидеру республиканцев из Нью-Йорка. Он шел в паре с Гарфилдом, и…
- Ты не о Джоне Гарфилде говоришь?
- Нет, и не о Брайане. О Джеймсе Аврааме Гарфилде, и ему выпал счастливый билет. Инаугурация Гарфилда прошла в марте, а…
- Не в январе?
- Нет, в те времена на это уходило больше времени. Инаугурация Гарфилда прошла в марте, а в июле он встретился с Чарльзом Гито. "Мое имя Чарльз Гито, я никогда не отрекусь от него…" Помнишь эту песню?
- Нет, Берн, но я очень многих песен 1881 года не помню.
- Один любитель фольклора записал ее несколько лет назад. Я подумал: может, ты слышала.
- Видимо, все мое внимание заняли Анита О'Дей и Билли Холидей. Но они таких песен не исполняли, а может, это было еще до меня. А кто такой Чарльз Гито и почему о нем поют песню?
- Разочаровавшийся карьерист. Он стрелял в Гарфилда, потому что не мог найти работу, и через два месяца Гарфилд скончался.
- Похоже, в те времена и умирали подольше.
- Зато Гито ждать не пришлось. Его повесили, и Честер Алан Артур стал президентом Соединенных Штатов Америки. Роско Конклинг посчитал, что ключи от Форт-Нокс у него в кармане, но вышло иначе. Артур решительно пресек попытки расширения системы государственных служащих, что привело к значительному сокращению федеральных дотаций и заставило боссов заниматься более мелкими делами.
- Да, это, конечно, способ покончить с разочаровавшимися карьеристами, - заметила Кэролайн, - но выиграть здесь нельзя. Так ты получишь целую армию раздраженных почтовых служащих. А что было дальше с Артуром? Его посчитали героем?
- Конклинг пришел в ярость, - покачал я головой, - и партия не стала выдвигать его в восемьдесят четвертом. Вместо него выдвинули Джеймса Блэйна, Гровер Кливленд победил его, и Честер Алан Артур вернулся в безвестность, где, по мнению большинства, ему всегда и было место.
- Но, по крайней мере, ему поставили памятник в парке.
- Конклингу тоже, - заметил я. - В том же парке, только в другом конце. Стоят в Мэдисон-сквер друг напротив друга. И мне кажется, оба выглядят разочарованными.
- Грустная история, - подытожила Кэролайн. - Вот что происходит, когда человек хочет сделать как лучше. Максин, - помахала она рукой, - Берни только что рассказал мне очень грустную историю. Принеси, пожалуй, бедняге еще одну двойную.
Она придвинула к себе мою порцию, а я заказал еще перье, чтобы поддержать компанию. Мы подняли бокалы за Честера Алана Артура, и я подумал: интересно, сколько времени прошло с тех пор, как последний раз поднимали тост за этого человека. Наверное, очень много. Возможно - вечность.
- Так-то лучше, - проговорила Кэролайн, опуская пустой бокал. - Должна признаться, я запросто могу ограничить себя бокалом той жидкости для полоскания рта, если ты будешь сидеть напротив. Вечером мы встречаемся с Эрикой, и она, вероятно, ничего не скажет, но, если даже и скажет, я могу совершенно честно ответить, что, общаясь с Берни, я выпила один кампари.
- Полагаю, кое-кто может назвать это обманом через умолчание.
- Вполне возможно, Берн, но мне на них наплевать. - Она пристально посмотрела мне в глаза. - Я знаю, о чем ты думаешь. Ты бы с удовольствием заказал еще бокал на дорожку, но я тебе этого не позволю. Я хочу продемонстрировать некоторую сдержанность, даже если тебе это не нравится.
- Если бы не ты, я бы, наверное, давно валялся в канаве.
- Вместо того чтобы совершать уголовные преступления. - Она подняла руку, показывая, чтобы принесли чек, потом отмахнулась от меня, когда я потянулся за бумажником. - Оставь. Ты не потреблял ничего, кроме Н20 и СО, Самое меньшее, что я могу сделать, - расплатиться по счету.