- Кто-то пострелял моих людей. Очень профессионально пострелял и, в буквальном смысле, упрятал концы в воду. И мне достоверно известно, Вениамин Аркадьевич, что Ферапонт к этому злодеянию не имеет ни малейшего отношения.
- Тэ-эк-с… Уж не меня ли вы подозреваете?..
- Ну что вы, уважаемый Вениамин Аркадьевич! Как можно! Тут действовала какая-то покуда неизвестная третья сила. Неизвестная ни мне, ни вам, ни Ферапонту… Я очень напряженно думал над всем этим. И кое-что надумал… Я перебрал все возможные варианты, опять же не стану отягощать вас ненужными подробностями, и пришел к выводу, что наиболее вероятный мотив - личная месть.
- Ну и кто же этот народный мститель?
- Видите ли, из всех наших людей при невыясненных обстоятельствах гибнут и пропадают именно те, кто сжег фермера с семьей. Помните эту акцию Ферапонта?
- Как же, - поморщился Колдунов.
- Я ведь его отговаривал, - поспешил оправдаться Урвачев. - Изо всех сил… Но Ферапонта отговорить невозможно. Итак, Горыныч, Мослак, Длинный… Конопля и Тимоня… - Урвачев и этих покойников как-то автоматически навесил на неведомого мстителя. - Все они были в тот вечер там. Я провел подробное расследование и выяснил, что накануне к фермеру приезжал какой-то рыбак из Питера, а потом он бесследно исчез. Не логично ли было ему обратиться в милицию? Дескать, вот я приехал, а тут трупы и пожар… Но он почему-то не обратился!
- Черт возьми! - воскликнул Колдунов и ударил себя ладошкой по лбу. - Это ведь было накануне нашей первой деловой встречи! Верно?
- Ну…
- Я вспомнил этого загадочного посетителя, который не давал мне покоя… Это же Прозоров! Я же с детства его знал!
- Ну и каким боком этот ваш Прозоров относится к фермеру?
- Сводный брат. То-то меня мучила память…
- Уважаемый Вениамин Аркадьевич, - озабоченно сказал Урвачев. - Нужно немедленно выяснить все про этого Прозорова. Кто он, откуда, профессия, адрес, телефон…
- Он в военном училище, помнится…
- Ага! Значит, кадровый военный. Уже кое-что. Я вас прошу, Вениамин Аркадьевич, по своим властным каналам узнайте как можно подробнее… Я, конечно, со своей стороны тоже буду действовать, но вам, все-таки сподручнее. Позвоните прокурору. В рамках уголовного дела об убийстве, запросы-вопросы, то-сё… Ага?
ПРОЗОРОВ
Возвратясь после речной прогулки, Ада вдруг почувствовала болезненную усталость, а потому быстренько приняла ванну и забралась в постель. Прозоров же уселся на табурет и до поздней ночи, почти не меняя позы, просидел на кухне в одиночестве.
Взгляд его был рассеян, одна угловатая и тяжкая как булыжник дума ворочалась в голове и не было у этой беспросветной думы ни исхода, ни разрешения. Стучали часы на стене, стихал городской шум за окном, а Прозоров все сидел и сидел, уставившись в одну точку, в след сигаретного ожога на клеенке, и точка эта то раздваивалась, то вновь сходилась в округлую коричневую кляксу…
Когда он поднялся и прошел в спальню, Ада давно уже спала и дыхания ее не было слышно. Мерцал пустой экран телевизора, наполняя комнату тусклым светом, отчего она показалась Ивану Васильевичу похожей на реанимационное отделение. Прозоров выключил телевизор, услышал тихий вздох Ады. Он тоже вздохнул и, не раздеваясь, прилег на самом краешке постели, подложив под затылок сцепленные кисти рук. Точно в таком же положении он очнулся на рассвете. За окном ровно шумел дождь и Прозоров остро ощутил, что лето прошло окончательно и бесповоротно, что впереди тусклая осень, а за ней сырая бесконечная зима…
Он покосился на спящую Аду. Тонкое лицо ее было бледно и спокойно, и как ему показалось, на нем лежала печать какой-то покорной беззащитности…
"И все-таки, нет, - подумал он. - Поеду к Романовскому. Он зубы съел на этих лейкозах… Надо же хоть что-то делать, в конце концов…. Старик опытный, что-нибудь да подскажет…"
Прозоров, стараясь не шуметь, отправился в ванную, умылся, затем, не включая света в прихожей, нащупал плащ, сунул ноги в ботинки и вышел на лестницу, осторожно прихлопнув за собой дверь.
"Зонт забыл, - спохватился он, но не решился еще раз щелкать замком. - Пес с ним. Только бы Романовский был на месте", - думал он, застегивая на ходу плащ, и пускай иллюзорно, но явно ощущая, как вся тяжесть его надежд, сомнений, тоски и упований как-то сама собою перекладывается отныне на сутулые хрупкие плечи Романовского - старичка-онколога из знаменитого военного госпиталя. И от того, будет ли он на месте, зависела жизнь Прозорова, - так по крайней мере, ему казалось…
Ровно через три часа промокший до нитки Прозоров, не дожидаясь блуждающего где-то на верхних этажах лифта, бодро взбежал по лестнице, погремел ключами, выискивая нужный, несколько раз ошибся, но наконец дверь поддалась.
- Ты где пропадал? - выглядывая в прихожую, сонно спросила Ада.
- Все отлично, малыш! - улыбаясь, воскликнул Иван Васильевич, сделал шаг навстречу и, подхватив ее на руки, закружил в тесном коридоре. - Все в полном порядке! Молодец, старик! Умный старик! Ай да Романовский!
- Ты что, Прозоров? - слабо сопротивлялась Ада, пытаясь выскользнуть из его крепких объятий. - Пил с утра?
- Пьян, Ада, пьян как сапожник, - проговорил Прозоров, осторожно опуская ее на пол. - Вот что… У тебя заграничный паспорт есть?
- Да, - сказала Ада, пристально вглядываясь в лицо Прозорова.
- Отлично! И у меня есть. Визы нам сделают. В три дня…
- Какие визы?
- В Германию. В фатерланд! Клиника "Эйзель". Немцы, Ада, все-таки великая нация! Правда, берут дорого, но зато надежно. Денег у нас хватит, а не хватит - добудем! Семьдесят процентов излечения. Так что твоя лейкемия - тьфу! Мираж…
- Это тебе Романовский сказал? Кто он?
- Гениальный врач. Практик. Он весь подводный флот лечил, он все знает!
- Что знает?
- Абсолютно все знает! Чудак, я ему доллары сую, а он матерится… Пришлось за коньяком бежать. И не устоял старик, взял. Как миленький взял. Кто ж перед настоящим французским устоит? А он, я тебе доложу, великий любитель выпить. Профессионал, знаток вин и прочих напитков. Он, Ада, все знает… - Прозоров трещал без умолку, его распирала деятельная беспокойная энергия, хотелось немедленно собрать вещи и бежать в аэропорт, лететь в клинику "Эйзель"…
- А как же Ферапонт? - напомнила Ада.
- К черту! Времени нет. Пусть живет и дышит.
- Нет, Прозоров… Нельзя оставлять долги без оплаты…
- Ах, Ада, долги, конечно, отдавать следует, но нет времени. Пока его вычислишь, отследишь, подготовишься… Месяц уйдет. Если бы можно было как-нибудь, мимоходом, попутно…
- Телефон, - сказала Ада.
- Не понял…
- Телефон, - повторила она, снимая трубку и подавая ее Прозорову. - Межгород, судя по звонку. Я чай поставлю, ты вымок весь…
- Алло, слушаю, - весело крикнул в трубку Иван Васильевич. - Кто это? Как это неважно, еще как важно…
- Иван Васильевич, - сквозь дальний шорох и треск говорила трубка. - Мы с вами позавчера разговаривали…
Сердце Прозорова гулко и тревожно стукнуло, улыбка сошла с лица. Они сумели вычислить его домашний номер! А значит, и адрес, и фамилию… И все, все, все… И, может быть, даже причастность к ситуации с "курьером"… Но - как?! И зачем они ему звонят?
- Прошу вас, не бросайте трубку, - вежливо продолжал голос. - Я надеюсь, мы с вами договоримся… Алло, вы слышите?
- Слышу, - глухо ответил Прозоров, бегло оглядывая прихожую, мысленно собирая необходимые вещи и прикидывая, сколько времени потребуется на спешную эвакуацию.
- У меня к вам, как к отменному профессионалу, есть очень конкретное предложение, - выговаривал между тем голос. - Я очень рассчитываю на вашу помощь в одном деликатном деле…
"Западня!" - стукнуло в голове у Прозорова.
- Во-первых, уважаемый Иван Васильевич, отбросьте сразу же все ваши подозрения, - успокоил голос. - Вы же сами понимаете, что у нас было достаточно времени и благоприятных обстоятельств для того, чтобы, не обнаруживая себя… В общем, вы понимаете…
- Хорошо, - сказал Прозоров. - Давайте дело.
- У вас в почтовом ящике пакет. Потрудитесь спуститься и забрать его. Не откладывайте. Мало ли какому хулигану придет в голову мысль взломать ящик… В пакете вы найдете ответы на вопросы и, надеюсь, все сомнения ваши благополучно разрешатся сами собой… До свидания.
- Прозоров, - позвала Ада из кухни. - Скидывай сейчас же мокрую одежду и иди пить чай. Кто это был? Жена?
- Хуже, - сказал Прозоров. - Погоди, Ада, я сейчас…
Загнав в ствол "стечкина" патрон, он осторожно вышел из квартиры, замкнув дверь на ключ, спустился по лестнице к почтовому ящику. Извлек из него плотный тяжелый пакет. Опасаясь взрывного устройства, тщательно и аккуратно прощупал его. Затем аккуратно надорвал край. Из дыры выпали две пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке.
- Деньги к деньгам… - мрачно пробормотал Иван Васильевич, заглядывая в конверт и вытаскивая сложенный в четверть лист бумаги. - Та-ак, стало быть, и план прилагается… Лихое начало…
ФЕРАПОНТ
С утра шел дождь и глухо шумели за окном деревья Измайловского парка. Место было укромное и обустроенное. Деревянный дом, принадлежавший некогда администрации лесопарка, был обнесен высоким чугунным забором, ворота снабжены электронными замками, и все же на душе Егора Ферапонтова было неспокойно. События последних дней были непонятны, а потому тревожны. И события эти стали происходить с пугающей частотой сразу же после того, как он уехал из Черногорска в Москву. Во-первых, исчез курьер. Опытнейший и надежный Хромой бесследно пропал вместе с кейсом, набитым деньгами. Мухтар и Цыган, испытанные бойцы, сумели отсечь ментовский хвост и уйти. В принципе, поступили они правильно…
Ферапонт, уткнувшись в холодное стекло окна лбом, закусил губу. Неприятное воспоминание о припадке бешенства, с которым он не сумел справиться, дав команду растерзать верных подручных, заставило его досадливо скрипнуть зубами, - чего на него нашло?.. Воистину - дьявол попутал… Ладно… Что сделано, то сделано, хрен с ними… Не хватало еще ему переживать и мучиться раскаянием. Может, он и не прав, поторопился с высшей мерой наказания, но, с другой стороны, пропало шестьсот кусков зелени! А такой цены жизни этих тварей никак не стоили! Да, потеря… Наживется со временем, но все равно досадно.
Теперь - иная незадача: кто-то попытался замочить Рвача без его, Ферапонта, ведома. Сошка, "шанхайская" шестерка… Оборзела шпана, сколько их не учи, волчат… Но, главное, промазал, сука, вот что по-настоящему горько… А пришелся бы свинец по надлежащему адресу, как бы все славно и мило решилось… Безо всяких на него, Ферапонта, косяков со стороны братвы, чинно-благородно, несчастный случай, пышная тризна, зареванная красавица Ксения…
Ферапонт не удержался, достал из бара початую бутылку виски, отхлебнул глоток. С минуты на минуту здесь должен был появиться гонец от Рвача. Рвач предупредил, что разговор предстоит очень серьезный и требует соблюдения всех норм конспирации. Просил даже включить генератор белого шума, устраняющий возможность прослушивания. И чтобы - никаких свидетелей. Что-то там с комбинатом… Мутит Рвач. Сорок штук гонцу попросил отдать, на какие такие дела?
Ферапонт приблизился к письменному столу, стоящему напротив окна, выдвинул ящик, осмотрел четыре ровненьких запечатанных пачки валюты. Вяло подумал:
"А, пожалуй, Рвач, прав - перед бойцами не следует светиться с генеральными делами и деликатными переговорами… Это правильно, максимум секретности. Запомнит рожу гонца будущий изменник или же стукач… А дальше - кто знает, куда и какие нити потянутся, на кого грешить? Да и плохо Москва действует на бойцов, развращает, на переоценки ценностей толкает, на критические мысли наводит… Да и уже, поди, кое-что пронюхали бойцы. Больно морды у них напряженные были, когда отсылал их в бильярдную… Так, что еще? Мослак и Длинный. Тоже дела непонятные, и тут серьезно разбираться нужно, дотошно… Сплошная цепь неприятностей, полоса неудач… - Ферапонт снова приложился к горлышку, запрокинул голову. Затем косо поглядел за окно. По садовой дорожке шел человек. Плащ, очки, кейс. - Гонец. Точно. Ну что же…"
- Ну что же, - сказал он, открывая дверь и впуская гостя. - Входи…
- Егор Тимофеевич? - доброжелательно улыбаясь, осведомился вошедший.
- Он самый, - хмуро подтвердил Ферапонт, направляясь к столу. - Ну, что там у вас стряслось?
- Деньги приготовили? Позвольте взглянуть…
- Хрена ли на них глядеть, - проворчал Ферапонт, вновь выдвигая ящик и выкладывая пачки на столешницу. - Почему Рвач сам не дал, из своих? У меня тут все рассчитано, каждый грош…
- Ну что вы, - ласково сказал гонец. - Зачем это ему? Каждый платит за себя сам…
Что-то в этих словах да и в самом голосе гостя насторожило Ферапонта, и он, не поднимая глаз, снова рванул на себя задвинутый было ящик, но тот, вероятно, перекосился и не хотел выдвигаться.
- Стоп! - жестко приказал пришелец. - Так не годится. Не надо этих нервных движений.
Ферапонт поднял глаза и увидел именно то, что и ожидал увидеть.
"С глушителем! А братва в бильярдной… Ах, Рвач…"
- Руки на стол, - холодно и спокойно произнес киллер.
- Даю вдвое больше, - осипшим голосом предложил Ферапонт. - Втрое!.. Ты меня свяжешь и спокойно уйдешь… Можешь рот заклеить липучкой, вон она…
- Хорошо, только ты сам себе заклей… Втрое - это будет полторы сотни…
- В сейфе, - Ферапонт кивком головы указал на стоящий в углу комнаты сейф. - Ключ под письменным прибором…
- Отойди от стола и - заклеивайся, - ровным голосом произнес незнакомец. - Осторожней с ножницами, не уколись… И, пожалуйста, без резких движений. А то у меня спусковой крючок слишком разболтался. От частого употребления. Такой чувствительный стал, прямо беда. А в починку отдать все времени нет…
- Это ты… поосторожнее… Ствол-то отведи в сторонку на всякий случай …. - обрезая ленту, процедил Ферапонт.
- А вот ствол отводить в сторону нецелесообразно, - прозвучал доверительный ответ. - С вами глаз да глаз… Народ шустрый, изворотливый…
- Ну, сволочь, Рвач! - приклеивая ленту к щеке и морщась болезненно, констатировал Ферапонт. - Ох, сволочь…
- Людям надо прощать, - посоветовал незнакомец, поднимая назидательно указательный палец свободной руки. - Сказано: "Люби ближних и прощай врагов". А ты, брат, мало любил ближних… Более того, ты их совсем не любил… Э-э, что с тобой, Ферапоша?..
- Случайно, - плачущим голосом, сконфуженно объяснил Ферапонт. - Само…
- Удивительно, такой герой, а в трудную минуту пукаешь некстати. Причем, полагаю, со всеми вытекающими… Смешно, честное слово. Солидный мужчина… Так, брат, ты меня совсем разжалобишь… Жить-то хочешь, поди?..
- Хочу, - покорно кивнул Ферапонт.
- Ну, хорошо, - сказал убийца. - Я, пожалуй, соглашусь вернуть тебе твою поганую жизнь… И денег не возьму. Но ты должен выполнить одно мое условие. Я тебе предлагаю обмен…
- Согласен, - горячо произнес Ферапонт. - Любой обмен… "Вольво" твоя. В придачу к обмену…
- Это хорошо. Щедро. А обмен вот какой, - с расстановкой сказал страшный гость. - Ты сейчас вернешь мне жизнь брата. Жизнь его дочурки и жизнь его жены. Мелочь ведь… Людишки простые, тихие… А я тебе тут же возвращаю твою единственную и неповторимую… Ну как?
- Сволочь… - прохрипел Ферапонт.
- Вот видишь, не можешь…
- Ненавижу!
- Люби ближних, - напомнил собеседник. - И никогда не бери от жизни больше, чем сможешь потом отдать.
- А сам? Сам-то?
- Да, - сказал оппонент. - Об этом я как-то не задумывался… Надо будет как-нибудь на досуге…
Ферапонт, пригнув голову, хищно рванулся к Прозорову и концовки фразы уже не слышал.
Иван Васильевич сунул пистолет за пояс, смахнул со стола деньги в кейс, затем подошел к сейфу и открыл дверцу.
- Ого, - произнес он скучно. - А ведь еще недавно я экономил на поездке в автобусе…
КОЛДУНОВ
Вениамин Аркадьевич Колдунов отправился в Америку, исходя из интересов в первую очередь практических, а уж потом - познавательных. Вот, кстати, странно! Заокеанская держава, некогда представлявшая как для него, так и для миллионов задавленных тоталитаризмом советских граждан, некое сказочно-недостижимое пространство, олицетворявшее собой небывалое изобилие, чудеса современных технологий и повсеместную свободу прав граждан, это пространство скоропостижно утратило свое очарование, как только состоялась великая долларовая экспансия, открывшая глаза слепцам. И романтические представления об американском рае сменились скучной, однако справедливой истиной: мир един, устремления людские одинаковы, и сладкую жизнь нигде и никто не преподносит тебе на блюде. Эту жизнь обеспечивают лишь тем или иным образом заработанные деньги, а никак не подачки отдельно взятого государства, пусть и развитого. К тому же Колдунов превосходно сознавал, что, имей он хотя бы и миллиард этих самых вожделенных долларов и поменяй Черногорск на какой-нибудь из курортных городков Флориды, то мгновенно лишится всего, что обеспечивает смыслом его существование; он променяет власть и привычную суету, с этой властью связанную на теплый бассейн, газончик и роскошную виллу, в которой загнется от скуки, одиночества и категорической невостребованности.
Посему Колдунов рассудил так: вилла во Флориде - безусловно неплохое приобретение, но расценивать его следует не более, чем вклад в рынок перспективной недвижимости и место проведения отпусков. Сама же Америка - по сути своей сбербанк, где, надежно и планомерно умножаясь, будут храниться его капиталы. Вот, собственно, и все. А коли пробьет черный час, коли случится что несуразное в политических и экономических основах родной страны, то будет куда и к кому бежать, и это "куда" означает банк, и ждут его в нем вернейшие друзья - вся плеяда американских президентов, многократно продублированная на заветных серо-зеленых бумажках.
Компаньон Джордж, встретивший его в аэропорту, сказал, что программа недельного визита Колдунова особо насыщенной не будет: сейчас они едут в отель, затем ужинают в ресторане, а завтра с утра гостя из России ждет ответственный менеджер банка, должный открыть ему личный счет. Тут же Джордж пояснил, что открытие счета иностранцам, не имеющим номера "social security", соотносящегося с налоговой ответственностью граждан и резидентов США - огромная проблема, и менеджер в каком-то смысле берет на себя обязательства перед банком в правовой лояльности клиента Колдунова, но этот тонкий момент Джордж, дескать, уже разрешил, договорившись о неформальном вознаграждении за такую услугу. Услуга же означала приобщение жалкой личности из страны третьего мира к империалистическому финансовому эстэблишменту.