Главное управление - Андрей Молчанов 11 стр.


– Знаешь, Юра, – он откинулся в кресле, – мой нюх не обманешь, есть тут еще одно дно, есть, чувствую. Чего ты мне извилины мозга шпаклюешь? Или колись, или иди себе… И передашь агента своего нашим экономистам, понял? Они с ним торговаться не станут. Тоже мне, хранитель секретов выискался! И сколько украл, и где у чеченов база – все выложит! Я лично проконтролирую.

– Тут есть нюанс, вы правы, – сказал я, чувствуя, что, еще мгновение, и – конец всем нашим интригам и Диме заодно. – Его родственник – ответственный офицер МВД.

Решетов рассмеялся: коротко и хрипло, с демоническим торжеством.

– И кто таков?

– Маркелов.

– Из секретариата? Ах, вот как. Ну, – хмыкнул, – теперь конструкция в пазы уместилась, теперь верю. Бойкий мальчонка Маркелов, наслышан. Мастеровой мелких интриг. Далеко не пойдет, но в деловых полканах досидит до седин. Или до плеши. – Усмехнулся словно бы сам над собой. – Да, крепко ты своего кореша Маркелова этим агентом за яйца прижмешь. На всю его оставшуюся жизнь. В поденщине он теперь у тебя. – И не отрывая от меня бесстрастно выслушивающего эту нелицеприятную тираду взора, где вспыхивающая насмешка сменялась ледяным безразличием, снял трубку, сквозь зубы распорядился:

– Люда, с начальником ГУВД соедини…

А мною овладело стылое, безразличное презрение к этаким умопостроениям шефа, составлявшим, вероятно, один из стереотипов его мышления. Мне и в голову не могла прийти столь подлая мыслишка. Вот оно – мусорское сознание, построенное на шантаже, двуличии и выкручивании рук ближнему. Мне невольно вспомнились мои прошлые вертлявые дознаватели и следователи с их каверзами, и всколыхнулась в душе темная, привычная ненависть безответного арестанта к чванливым вертухаям.

Дуализм. Морали и текущего бытия.

Между тем, оперируя небрежными рублеными фразами, Решетов в два счета разрешил все проблемы со своим генеральским собратом. Брякнув трубку на рычаг, подытожил:

– Дело из МУРа заберешь к нам завтра. Дальше химичьте сами. Но если там группа, кем-то надо пожертвовать. Благотворительность – категорически не наш профиль.

– Само собою…

– А теперь присядь. – Кивнул мне на стул, а сам встал из кресла, подошел к одному из шкафов, раскрыв дверцы секретера, вытащил бутылку американского виски, лед из стоящего внизу холодильника, плеснул желтого кукурузного самогона в рюмки, покрутил в сильных узловатых пальцах хрустальную граненую ножку и выдохнул почти смиренно:

– За удачу всех наших начинаний, Юра, за удачу…

Ошпарил мне спирт глотку, разлился уютным теплом внутри, но в голову не ударил, каждый нейрон мой был настороже, не позволяя окутать себя успокаивающим алкогольным парком.

Зверь, выразивший благосклонность, в любой момент был способен ощериться вновь, пружиной метнуться к незащищенному горлу расслабленного простака, растроганного коварной его лаской.

– Вопрос у меня к тебе, – произнес он безразличным голосом. – Вопрос такой: а зачем ты здесь?

– Вопрос простой, – сказал я, минуя надлежащую паузу. – Здесь настоящая работа. Здесь я в своей стихии. И если честно, то и не думал, что найду здесь то, чего не хватало в жизни.

– А чего не хватало?

– Большого дела. Азарта. И тех людей, которые сейчас вокруг меня.

– Во как! – не то изумился, не то огорчился он убедительности моего тона. – Значит, карьера – не главное, так?

– Она может быстро закончиться, если претендент ей не соответствует, – сказал я. – Предложите мне сейчас место вашего зама, и я откажусь. Почему? Да вы меня завтра же съедите за некомпетентность.

– У нас на Руси в замы как раз берутся те, кто глупее начальников, – парировал он. – С такими спокойнее.

– Глупее, но с набором необходимых навыков, – прокомментировал я. – Чтобы начальнику за двоих не трудиться.

– То есть слабаком в профессии себя считаешь?

– Считаю, что должность начальника отдела – пока мой предел. Это называется разумная самооценка.

– Ну что ж, точно фехтуешь, – сказал он, вновь наполняя рюмки и вылущивая в них из пластикового корытца прозрачные, без мути солей, кубики льда. Водопроводную плебейскую воду тут не использовали, берегли здоровье.

Затем спросил вяло, с тяжело дающейся вежливостью:

– Закуски сообразить? Лимончик там?

– Вкус виски испортим, – отреагировал я.

– Да какой там вкус… Ладно. И позиция твоя мне нравится, коли не врешь, и работа… Во. – Перегнувшись к своему рабочему столу, он вытащил из папки какой-то плотный бланк с шапкой из разноцветья флагов, звезд и умещенной ниже вязью письма. – Благодарность министра внутренних дел Азербайджана. Возьми себе.

– Это за что? – спросил я, недоумевая.

– Да хрен его знает. Каких-то бандитов вы повязали, под чужими личинами скрывавшихся.

Из кутерьмы дел выплыло воспоминание: да, в самом деле, двое боевиков, взявших фамилии своих новых русских жен, растворились было среди населения Москвы, но прошел стучок, нагрянули мои парни по указанным адресам, и отправились затаившиеся было разбойники по месту совершения своих прошлых деяний, на историческую родину.

– Не припоминаешь, что ли? – искренне удивился Решетов.

– Вспомнил, – кивнул я. – Но ведь это так, рабочий эпизод.

– Я поначалу никакого опера в тебе не почувствовал, – поджал он губы. – Вообще странное впечатление сложилось…

– Какое же?

– Не из нашего профсоюза человек, гость залетный… И – впервые ошибся. Да и не только я. Месяца не прошло, а в седле ты уместился, как влитый в него. И коней гонишь, не загоняешь. Вот и выпьем. Чтобы ты узду чувствовал и стремена. Потому что и сам – рабочая лошадь. Дядя –то как? – спросил нейтрально.

Я пожал плечами.

– Нечего сказать? – Вопрос хлопнул, как выстрел, и я сразу понял – ох не праздный это вопрос, а злонамеренный и давно созревший в коварной его голове.

– Занятый человек… Общаемся редко… – проронил я.

– Да вы вообще не общаетесь! – рассмеялся он мне в лицо. – Ты для него никто, условный родственник, проверено. И выкинули тебя к нам, дабы подальше от сфер отдалить, так понимаю. А то начудишь там чего, а на него – тень… Но это я знаю, другие по-иному мыслят. И ты язык не распускаешь, родство не выпячиваешь, во вранье не усердствуешь. За что хвалю. Так что – вывод: опора твоя единственная перед тобой сейчас и находится, уясняешь? Все, – добавил, поморщившись. – Свидание закончено. Свободны, подполковник.

Развернувшись на каблуках из стойки "смирно", я, не оборачиваясь, со служебной папкой под мышкой отправился к двери, ощущая спиной изучающий взор зверюги.

Он мне не верил, точно. Отслеживал мои реакции, затеяв привычное театрализованное действо. А я не верил ни ему, ни действу. Потому пока и выживал в этих стенах. Хотя разоблаченная тайна о моих, а вернее, Юркиных прохладных отношениях с вице-премьером наполняла меня досадой и опаской: если вскрылось это, ведь и подлинная моя персона выявится ненароком… Что тогда?

Бежать, бежать, бежать! Или – пронесет?

Ленка домой еще не приехала, но на лестничной площадке, увидев, как я открываю дверь квартиры, встрепенулась заполошно какая-то дама, поспешившая спуститься ко мне вниз по лестнице.

– Простите, а где Юра? – нервно осведомилась она.

– Какой Юра? – ответил я осторожным вопросом.

– Шувалов…

– Он в Америке, – промямлил я, предчувствуя неладное.

– Как?! И когда вернется?

– Он уехал туда жить.

– Жить вообще? – Глаза ее ошарашено округлились.

– Ну и в частности, наверное, – прибавил я.

На глазах неизвестной особы навернулись слезы. Вдруг я заметил, что она весьма миловидна, со вкусом одета, но вот что-то с фигурой… О, да она же беременна!

Тут же в моей голове выстроилась версия, получившая мгновенное подтверждение: из дальнейших пояснений незваной гостьи следовало, что ее и Юру некогда связывали близкие отношения, должные закончиться законным браком, однако случился разрыв, и влюбленная пара распалась. Сегодня же, по ее убеждению, размолвку предстояло преодолеть ввиду двух непредвиденных обстоятельств: ее сегодняшней непоправимой беременности и вернувшейся любви к виновнику оной.

Этого мне не хватало! То бандиты, то залетевшие дамочки…

Девку, конечно, было откровенно жаль, но все, что я мог для нее сделать, – дать номер телефона несостоявшегося супруга и отправить восвояси с наилучшими пожеланиями. После чего позвонил в Америку, сообщив с нескрываемой злобой новость об очередном визите с очередной претензией.

Хорошо, пострадавшие от инсинуаций Юры приходили за сатисфакцией по его домашнему адресу. А заявись они в Управление?

Меня прохватил горячечный озноб. Я снова ощутил себя беспечным гулякой по краю пропасти.

– Что же, – отозвался несгибаемый в своей стрессоустойчивости, имеющей нецензурный аналог, Юра. – Пусть рожает. Пренебрежение законами природы не освобождает от уплаты алиментов, и я готов поддержать ее материально. Конечно, когда обрету надлежащую финансовую форму. Телефон ей дал? Ну и ладно. Как служится?

– Не жалуюсь.

– А вот это действительно сюрприз, – сказал он. – Ума не приложу, как ты там крутишься.

– Уже так раскрутился, что не остановить, – сказал я. – В дело включился внутренний генератор. А как в Америке?

– Не очень, – донесся грустный ответ. – Перебиваюсь в теневом секторе. Так что у нас с тобой полная перемена ролей. Очень боюсь ментов. Но познакомился с одной толковой бабой. У нее магазин на Брайтон-бич. Зовет замуж. Ее возрастная категория смущает, но, думаю, придется сдаваться. Нужны документы.

И тут меня озарило!

– Не спеши, – сказал я. – Сведу тебя с одной подругой, она непременно поможет. И с документами, и с работой. Такая же аферистка. Споетесь, как два соловья. Через пару дней она будет в Нью-Йорке. Зовут ее Лена.

Тут дверь распахнулась, и во всем блеске своего обаяния и зрелой женственной красоты в квартиру впорхнула моя американская подруга, припав ко мне налитой вдовьей грудью.

– Привет, Ленок. Только что говорил с Америкой…

– Звонило твое второе "я"? И как оно там?

– Бедствует потихоньку.

– А ты дай мой телефон, поможем твоему другу.

– Документы ему нужны.

– Ну, учитывая мои связи с организованной итальянской общиной…

– Но он слаб материально…

– Они с удовольствием дают авансы деловым людям, попавшим в стесненные обстоятельства. Как и твои чечены.

Последующие два дня я мотался по вьетнамским общагам вместе со смежниками из иностранного отдела в попытке найти след лиходеев, совершивших убийства в Германии. Один из них, некто Фам, был нами установлен со всей определенностью. Входил он в клан контрактных убийц из Юго-Восточной Азии. Заказы поступали через посредников, далее следовал выезд исполнителя из Азии в Европу или в Америку, проведение им акции и – срочный отход на собственную территорию, где у душегубов имелись особняки, обеспеченные семьи, а порой и бизнес: магазинчик, ресторан, турбюро.

Россия в данном случае была пространством неизбежного транзита. Переправлялись убийцы через бывшие республики СССР, прибывая туда с одними документами, а в Россию – уже по другим. В Москве документы порой менялись снова, и далее на Запад конспираторы отбывали уже под иной личиной. Качество паспортов было отменным: к визам, печатям и всякого рода отметкам – не придерешься. Бизнес, ведающий нелегальной иммиграцией, не жалел денег на техническую базу и выученных специалистов.

В углу моего кабинета покоился объемистый чемодан, конфискат, содержащий в своем чреве как бланки всевозможных паспортов, так и клише, специальные клеи, защитные знаки, пленки и прочие изыски. С помощью этих средств в течение считаных минут можно было соорудить весьма достоверный документ любой азиатской или европейской державы. Были в чемодане и бланки американских паспортов.

Я читал справку, составленную моим усердным писакой замом для отчета Решетову:

Май Тхи Тху Хыонг, 1969 года рождения, уроженец г. Нам Ха, бомж, в г. Москве проживал с октября 19.. без регистрации по неустановленному адресу. При личном досмотре у него обнаружено и изъято:

– 31 поддельный паспорт республики Вьетнам.

– 23 поддельных паспорта республики Кампучия.

– Поддельная печать с надписью "Консульская служба МИД Вьетнама".

– Лист оргстекла с двумя выгравированными печатями круглой формы для изготовления оттисков на паспортах.

В ходе проведения специальных оперативно-розыскных мероприятий на пресечение каналов нелегальной переправки иностранных граждан на территорию России пресечена деятельность транснациональной преступной группы, специализирующейся на незаконной эмиграции в страны Западной Европы.

Изъято:

– 26 паспортов Тайваня, 10 паспортов республики Сингапур,23 паспорта Японии, 10 паспортов Ирландии, 1 паспорт Португалии, 16 печатей консульской службы КНР, 7 штампов пограничной службы "Шереметьево-2", 2 печати МВД России №№ 332, 460…

Я оторвался от текста. Что-то меня тревожило, что-то я забыл сделать… Но что? Так, не отвлекаемся.

…В аэропорту Шереметьево-2 при пересечении государственной границы России задержаны участники транснациональной преступной группировки: Нгуен Донг, Гран Ван Хиен, Нгуен Тхе Нам, Бин Хонг, Нгуен Бин, Фам Фыонг, Буй Ван Си. У данных лиц изъяты поддельные паспорта граждан республики Вьетнам.

Время и место их проживания в Москве устанавливается.

Да хрен мы чего установим… Обнадеживает другое: один из задержанных вьетнамцев нашего немецкого убийцу опознал и, вдохновленный некими льготами своего арестантского содержания, поведал, что видел этого парня у своего знакомого, проживающего в Москве на съемной квартире и пробавляющегося торговлей.

Торговца сейчас трясли опера. Вот расколют ли? В принципе выбор у него невелик: либо выкинут голого и босого обратно на историческую родину, либо – живи в Москве, стучи потихоньку…

И словно в такт моим мыслям разлилась трель звонка местной связи:

– Все выложил наш вьетнамец! – донесся бодрый оперской баритон. – Злодей сейчас в Ташкенте, завтра вылетает сюда. На следующей неделе должен ехать в Польшу, оттуда – в Берлин. Видимо, получил новый заказ.

– А куда денем свидетеля? – поинтересовался я. – Его надо изолировать. Брякнет дружкам, что их тут ждут, ищи ветра…

– Давно нам пора свои камеры устраивать, – горестно вздохнул сослуживец. – Ну, да ладно, придумаем что-нибудь. Пристегнем к какому-нибудь делу в качестве подозреваемого, устроим на нары. А там – пардон, обознались.

Ну-с, это утрясли. Действительно, где содержать задержанных? Во дворе у нас были отстроены гаражи, но их превратили в клетки, куда после рейдов свозили братву, скопом отгружая ее в ожидании разбирательств по сетчатым отсекам. Братва роптала: просидеть зимой на морозе ночку под запором на улице было непросто.

И тут я вспомнил! Вот что меня подспудно тревожило! Мошенник-осетин! Отвез его Корнеев в предвариловку? А вдруг…

Я позвонил в отдел. И – точно! Мои раздолбаи про все забыли, и задержанный три дня назад мошенник все еще томился в подвале, прикованный к тренажеру. Меня пробил озноб. Я вызвал Акимова:

– Срочно в трюм! Вы сошли с ума, идиоты! А вдруг он там коньки отбросил?

На лице Акимова мелькнула тень озабоченности, а затем последовала фраза:

– Да, закрутились, недоработочка налицо. Устаем от нагрузок.

– А если там покойник?! – орал я.

– Ну, значит, в районе найдут труп неизвестного бродяги…

Впрочем, осетин оказался жив, претензий не высказывал, после душа и чая с бутербродами попросил бумагу и ручку, а далее написал чистосердечное признание на двадцати страницах, включая эпизоды преступлений, совершенных им на протяжении последних восьми лет его активного участия в разнообразных мошеннических преступных группах.

Закончив повествование о своей одиссее, арестант вежливо обратился ко мне:

– А письмо маме могу написать? Вы перешлете? Обещаете?

– Клятва нужна? Каждый по зубу даем…

– Ага… – Он покрутил в уставших от писанины пальцах ручку и, высунув язык в стараниях сочинения преамбулы, перешел от жанра протокольно-повествовательного к эпистолярному.

Заглянув через его плечо, я узрел текст:

Дорогая мама! Я пишу вам медленно, потому что знаю, что читать быстро вы не умеете…

Наверное, скоро я сяду в тюрьму, и надолго. Но думаю, что чем больше срок, тем меньше судимостей…

Я, еще промокавший салфеточкой рабочий пот со лба, сподобился на снисходительную усмешку, тут же сменившуюся немалой озабоченностью, ибо запиликал мобильный телефон, высветив вызов замминистра Владимира Иосифовича. Я уж и думать забыл о его существовании, на дальнейшие контакты с ним в силу своей убогости категорически не рассчитывая.

– Срочно, – сказал он. – Через час у "Октябрьской" будет стоять машина. Номер: два-девять-семь. Ноги в руки, понял?

Машина была гражданской, шофер невзрачный, неопределенного возраста. Молча кивнул мне, развернулся через две сплошных с благословения предупрежденного наверняка гаишника и – отвез меня в гостиницу "Академическая", до которой было рукой подать от места нашей встречи. Нагромождение подобных конспиративных таинств слегка озадачило. Но последующий разговор с Иосифовичем, встретившим меня в гостиничном номере, все прояснил.

– Положение у тебя вскоре будет сложное, – сказал он. – Решетов заигрался, вошел в откровенный конфликт с министром, совершенно распоясался и обнаглел. И несмотря на все свои связи, будет снят. Материалов на него уйма, но для принятия решения кое-какой конкретики не хватает. Помоги, в накладе не останешься.

Я вопросительно посмотрел на него, давая понять, что и мне нужна кое-какая конкретика в отношении личных перспектив.

– Звание – полковник, должность – начальник оперативно-розыскного бюро, – без раздумий выпалил он заготовленный текст.

– И что мне надо делать? – глупо спросил я.

– Как это что?! – Тон его стал недружественным, и весь он ощетинился, как настороженный дикобраз. – Давай информацию. Или ничего не знаешь про крышевания, про захват контроля над новым нефтяным портом, про контрабанду оружия?.. А как он твоих подопечных чеченов со славянами сталкивает? На нем трупов висит, как на кремлевской елке стекляшек. А то и иголок… А ты тут лоб морщишь! Сидишь на всей этнике, в отделе у тебя его помощник, а сам как бы ни при делах? Или шутить со мной вздумал?

Я сделал скорбное лицо, проникновенно поведав:

– Ну, вот когда я у вас в аппарате работал, что про вас знал? И кто из тех, кто был рядом и, может, что-то знал, со мною чем-либо делился? Так, бытовые слухи…

– Какие? – прищурился он.

– Кто жена, кто сын… С кем наверху дружите… Отношения с министром… Самые, кстати, распрекрасные…Так и здесь. Между мною и Решетовым – пропасть. А то, что помощник его у меня числится, так он и к бухгалтерии мог быть приписан, и к дежурке, какая разница?

Назад Дальше