- Слушай, Веня, - спросил Гурский, - а стакан водки в него обязательно вливать нужно было? Он не откинется?
- Не-а. Так надо. Да и амбре от него нам на руку, мало ли соседей встретим. Или менты тормознут. Ничего объяснять не надо. А то еще решат, что мы труп везем. А так…
Вернулся Герман.
Вдвоем с Гурским они подняли мужика со стула, закинув его руки себе на плечи, и, имитируя подгулявшую компанию, вышли на площадку и стали спускаться по лестнице. Веня плотно притворил за собой входную дверь квартиры. На улице они загрузили мужика на заднее сиденье автомобиля, где он уютно устроился между Александром и доктором. Элис села впереди.
- Ты по Волхонке езжай, огородами, - сказал Герману Гурский.
- Ну не через Московский же… - ответил тот.
26
Тяжело переваливаясь и хрюкая задними амортизаторами на рытвинах разбитой дороги, белая "восьмерка" с помятым передним крылом въехала наконец на территорию Южного кладбища.
Вздрагивая корпусом на стыках уложенных в землю бетонных плит, она докатилась до "Яблоневых" участков, повернула направо и остановилась у стоящего на пригорке рагончика-бытовки.
Двери машины открылись, и все, кроме спящего на заднем сиденьи мужика, выбрались наружу.
На крыльцо вагончика вышел высокий мужчина с пышными усами. Он был одет в рабочую одежду и широкополую соломенную шляпу.
- О-о… - вскинул он руки. - Какие люди!
- Здорово, - приветствовал его Герман. - Федор здесь?
- Да был где-то давеча…
- Здравствуй, Леня, - Адашев-Гурский протянул мужчине руку.
- Алексан Васи-илич! Уважа-аемый… - расплываясь в улыбке, Леонид снял с себя шляпу и шутливо поклонился Гурскому в пояс. - Какими судьбами? На работку к нам опять? Или так, в гости пожаловали?
- По делу, Ленечка.
- А что за дело такое, дозвольте полюбопытствовать? Подсобить, может, чем? Мы же завсегда, с превеликим нашим удовольствием. Вы нам только на "красненькую", а уж мы для ва-ас…
Вениамин тем временем, открыв притертую пробку, сунул спящему в машине мужику под нос какую-то склянку. Тот дернул головой, открыл глаза и стал озираться.
- Вылезай давай, - сказал ему Веня. - Приехали.
Мужик выбрался из автомобиля, пошатываясь, оперся о капот и ошарашенно посмотрел вокруг.
- А что за товарыш-ша такого привезли вы с собой за кумпанию?
- Лень, у нас яма свободная есть? - негромко, но так, чтобы его вопрос явственно был слышен "товарыш-шу", повернулся к Леониду Герман.
- Так ведь как не быть-то, это ж, чай, клад-биш-ше… А если и нету, так мы в момент отроем. А что, гражданину время приспело? То-то я и смотрю, плох он совсем. До сумерек-то дотянет?
- Открой контейнер. Пусть он там посидит пока.
- Это нам легко. - Леонид вошел в вагончик и, вернувшись с ключами, пошел к стоящему рядом железному контейнеру.
Герман с Гурским, подхватив мужика с двух сторон, поволокли его к открывшейся со скрежетом двери. Ноги у того подгибались и совсем не слушались.
- Там место-то есть? - спросил Герман.
- Да есть чуток, - Леонид заглянул внутрь, - ему хватит. Только чтобы он тут пысаться не вздумал. Все ж таки цемент у нас тута хранится.
- Да я ж… не знаю я ничего… - слабо лепетал мужик.
- Ничего. Посиди, подумай, - Герман втолкнул его в контейнер. - Может, и вспомнишь чего. Ну а не вспомнишь - дело твое, тут тебя и закопают.
Леонид закрыл дверь, навесил на нее замок и запер на ключ.
Втроем они вернулись к вагончику.
- Ну что жа… - Леня сдвинул соломенную шляпу на затылок. - Надо ба, как говорится, со свиданьицем да за здоровице…
Он подошел к стоящей неподалеку серебристой "вольво", вынул из салона большую сумку, захлопнул дверь и, нажав кнопку на брелоке ключей, запер машину.
- Твоя? - кивнул на нее Гурский.
- А чья жа? - весело взглянул на него Леня. - Обижаете, уважаемый. Что ж мы, хуже людей?..
- Я глоточек буквально, - Адашев-Гурский, войдя в вагончик, усаживался на скамью возле стола.
- А у нас никто никого не неволит. - Леня доставал из сумки свертки с едой. - У нас каждый сам себе наливает. Обычай такой. У нас и стакан на всех один только. А, нет… вот и второй, пожалте.
- А Федор сегодня дежурит, что ли? - Герман наливал себе в стакан водку.
- Вроде того, - Леня разворачивал на столе свертки. - Завтра ж Пасха.
- Да… - Гурский вскинул брови. - Сегодня же суббота уже…
- Что, Сань? - взглянул на него Леня. - Не тянет к нам обратно? Тишина, свежий воздух.
- Тянет, - кивнул головой Гурский. - Честное слово.
- Так поговори с Федором. Тебя он возьмет. Как раз и сезон начинается. От Пасхи до Троицы самая работа.
- Пашка-то живой еще?
- Заглядывал как-то. Что ему сделается…
- Помнишь, как он лямки потерял? - повернулся Гурский к Герману.
- Чего ж не помнить. Мы их так и не нашли. Хорошие были лямки, финские. - Он выпил водку и потянулся к бутерброду с колбасой.
- Федор тут как-то сухой закон объявил, - стал рассказывать Гурский доктору Вениамину, который раскрыл саквояж, вынул из него и поставил на стол оставшуюся водку. - Дескать, в рабочее время - ни глотка. А Пашка с самого утра нажрался. Ну и Федор на него наорал при всех. Лопнуло, дескать, мое терпение, все, мол, пошел на хер, ты уволен. А они же приятели старые, Федор с Пашкой, и того такая обида заела… Что ж это, мол, он с ним в таком тоне? И пошел он спьяну вешаться от такой непереносимой обиды. Лямки взял, на которых гроб в яму опускают, и - во-он там раньше лесок был - туда и пошел. Ходил-ходил, нашел дерево с суком подходящим, лямки закинул, петлю спроворил. Сейчас, дескать, я у вас тут повешусь, будете тогда знать… Присел под деревом, закурил, задумался о жизни своей, которая не задалась, и заснул. Просыпается - глядь, а напротив него гриб стоит белый. Ну… вот такого, наверное, размера. Он на него посмотрел с удивлением, сорвал и думает: "Повеситься, это я всегда успею. Надо бы мужикам гриб показать. Они ж такого никогда небось и не видели…" И вваливается к нам в вагончик с грибом этим. "Во, - говорит, - видали?" А его долго не было, мы думали, он домой уехал.
- Ты где был-то? - спрашиваем.
- Там, - он рукой в сторону леса, - вешался.
- Охренел, что ли? - мы ему говорим. Видим же, что не шутит. Короче, налили ему еще водки, он в вагончике так опять и заснул.
А уже в конце дня мы инструменты складываем и спрашиваем его:
- Пашка, а ты на чем вешался?
- На лямках, - отвечает.
- А где они?
- Там остались.
Искали мы это место, где он их привязал, искали, так и не нашли. И он вспомнить не может.
- Ну вот, - кивнул Герман. - Так они и потерялись. А хорошие лямки были, финские.
- Герман вот тоже очень строгий был командир, - Гурский плеснул на донышко стакана водки, выпил и закурил сигарету. - У такого не забалуешь. Помню - самое начало дня, я сижу, в рабочее переодеваюсь. А он в вагончик вплывает, так это, за притолоку придерживаясь, и к зеркалу. Меня при том при всем в упор не видит. Смотрит на самого себя в зеркало и говорит, строго так: "Это что? Запой? Буду наказывать. Буду бить рублем!"
- А что… - пожал плечами Герман. - Закон один для всех.
- А барышня наша чегой-то у нас не выпивает? - посмотрел на Элис Леня. - У нас здесь все стерильно, не сомневайтеся…
- Выпьешь глоточек? - взглянул на нее Герман.
- Чуть-чуть…
- Ну вот, а то не по-людски как-то, - Леня пододвинул ей соль и помидоры. - А вы гражданина-то мучить будете или просто так закопать решили, без затей?
- Да Господь с тобой, Леня, - взглянул на него Гурский. - Может, он и так все расскажет. Мы же, чекисты, не звери.
- Ну, дело ваше, конечно. Я это к тому, что если только лишь на психику давить, так и сумерек дожидаться нечего. Сейчас все равно уж ни души, почитай, вокруг нету. А яма свободная у нас тут рядом, на четвертом участке. Я провожу.
- А? - вопросительно взглянул Александр на Германа.
- Ну… а чего тянуть-то? - тот встал со скамьи. - Только вы все здесь посидите. Мы с Леней вдвоем сходим. Если он не кольнется, мы его опять запрем. А потом, чуть погодя, уже ты, Сань, с ним побеседуешь. Иначе уже. Как бы по-хорошему. Чтобы у нас маневр был - я злой, а ты добрый. А потом опять я.
- Слушай, - улыбнулся вдруг Адашев-Гурский, - а представляешь себе, если Джеки в записке номер квартиры напутала?
- Ну так что ж…- развел руки Герман. - Тогда, значит, промашка вышла. Тоже бывает.
- И он вообще совершенно посторонний человек…
- Не думай об этом. Леня, пошли.
- А вы, Саша, здесь что - работали? - Ве-ня налил себе немного водки.
- Ниггерил. Лет десять назад. Мне во Францию съездить нужно было, а денег ни копейки. Ну, Федор меня и взял "негром". На сезон. С весны по осень. Поребрики лить, памятники ставить, оградки, то-се… Он уже тогда тут бригадиром был, еще при Палыче.
- А Палыч - это кто?
- Владимир Палыч? Ну… Он личность легендарная. Маузер. Он здесь ворон из маузера отстреливал. Это вот все было его хозяйство. Потом передел начался, он погиб. Очень мощная была личность.
- Саша, а… - смущенно взглянула на Гурского Элис. - Здесь туалет - где?
- Туалет? Не хотелось бы говорить банальности, но… здесь туалет везде. Найди кустики какие-нибудь. Или вон, между могилок. Элис тихонько вышла из вагончика. Адашев-Гурский достал сигарету, закурил и задумался.
В вагончик вернулся Герман.
- Что-то ты быстро, - взглянул на него Адашев.
- Леня там его запирает.
- Ну?
- Конечно, никакой он не "левый". У меня и сомнений-то на этот счет не было. Мы его к яме подвели, он в нее заглянул, а там вода на дне. У него ноги и подкосились. Но молчит. Я его туда скинул, а Леня засыпать стал. Ну, тут его и прорвало. "Не губите, - скулит. - Я не при чем. Они у меня комнату снимали". Приехали, мол, в четверг вечером, поздно, с лялькой какой-то. Переночевали и утром рано уехали. А ему, мол, если кому про них скажет, яйца обещали отрезать. Ну, он и запирался перед нами до последнего предела. Я ему, конечно, приложил раза по почкам, чтоб наперед дурку гнать неповадно было. Сказал, мол, не верю, что больше ничего не знает. Но он, когда я ему из ямы выползти позволил, в ногах валялся, клялся, что правду говорит. Я ему еще час времени дал на раздумье. Сказал, что потом закопаю, если не расколется. Он вроде поверил. Герман налил себе водки и выпил. В вагончик вслед за Леней вошел крепкий, широкоплечий, русоволосый молодой мужчина.
- Здорово, - протянул он руку Гурскому и взглянул на Леню. - Кто это у вас там парится?
- Привет, Федя, - Александр пожал его руку
- Да так… - Герман тоже пожал Федору руку. - Придурок один.
- Еще глупей тебя, что ли? - Федор искренне засмеялся.
- Ну, не я же в контейнере сижу, - Герман закурил сигарету.
- Не зарекайся, - Федор присел к столу. - Чего пьете? Говно какое-нибудь?
- Обижаете, уважаемый… - Леня развернул бутылку этикеткой вперед.
- "Дипломат", - чуть прищурясь, прочел Федор. - "Флагман" лучше.
- А вот не скажи, - Леня посолил помидорку. - Я тут выпил "Флагмана" давеча и чуть не отравился.
- Так нечего ведрами-то жрать.
- Ничего подобного. Бутылочку всего.
- Трехлитровую?
Возле бытовки остановился милицейский "уазик". Из него вышел сержант, посмотрел в сторону контейнера с цементом, прислушался и, поднявшись на крыльцо вагончика, вошел внутрь.
- Всем привет, - сказал он. - Кого это вы там заперли?
- Привет, - ответил ему Федор. - Кого надо, того и заперли. Воспитательная мера. В связи с производственной необходимостью. Пить будешь?
Сержант взглянул на бутылки, вздохнул и сказал:
- А то…
- Ну и наливай.
Тот налил себе полстакана водки, выпил и закусил протянутым ему помидором.
- А чего это вы вообще здесь делаете? - взглянул на него Федор.
- Да тут… Дела, короче. Служба. - Сержант дожевал помидор и вышел из вагончика.
- Ну, помогай Бог, - кивнул вслед ему Леня.
"Уазик" газанул - его водитель со скрежетом воткнул передачу, - еще раз газанул и укатил.
- Гер, помоги-ка, - Федор встал и, пройдя в дальний угол вагончика, сбросил кусок мешковины с толстой плиты из белого мрамора. - В багажник ко мне закинуть надо.
- Так мы сами и возьмем, - подошел к нему Леня. - Иди машину открывай.
Федор вышел. Герман с Леней, поднатужившись, подняли плиту, вынесли ее на улицу и подошли к открытому багажнику большого черного внедорожника.
- Присаливай помаленьку, - завел над багажником край плиты Герман.
- Пальцы смотри, - Леня осторожно опустил свой край. - Во-от… и все.
- Герка, у тебя время есть? - закрыл багажник Федор.
- А что?
- Да тут… помочь бы надо. Лень, и ты.
- А как жа я хозяйство-то брошу? - бросил взгляд на вагончик Леня.
- "Как жа", "как жа"… Кончай сейчас-то хоть придуриваться, ты же интеллигентный человек.
- Так нешто кто спорит… - улыбнулся Леня.
- Это он привык перед клиентом под деревенского косить, - обернулся к вышедшему на крыльцо бытовки Адашеву-Гурскому Федор. - Мол, придурок я, какой с меня спрос? А я тоже тут с ним на этом его дурацком языке разговариваю, и в автосервисе, на днях, чисто машинально, по инерции, прошу мне "микелировочку" забацать… Представляешь, - улыбнулся он, - стыд-то какой? На меня как на идиота смотрели.
- Далеко ехать? - поправил браслет часов Герман.
- Да не сильно. Вон, Гурский пока присмотрит.
- Уважа-аемый… - . расшаркался перед .Александром Леня. - Значится, остаетис-ся тута за старшего.
- Да полезай ты, - Федор садился за руль. - Сань, дождись нас.
- Хорошо, - кивнул Гурский и посмотрел в сторону контейнера с цементом.
27
Вечером, в начале восьмого, Петр Волков остановил свой джип возле дома, над одной из парадных которого висела портативная телекамера. Вышел из машины, подошел к той самой парадной, последовательно нажал две кнопки на панели и повернулся лицом к камере. Замок на двери, щелкнув, открылся.
Он, не торопясь, поднялся по ступеням лестницы на второй этаж, остановился у железной двери одной из квартир и, когда ту открыли, перешагнул порог.
- Здравствуйте, - негромко приветствовал его хозяин и сделал приглашающий жест рукой. - Проходите.
- Я ненадолго, - переступив порог, сказал Петр. - Мне буквально пару слов.
- Проходите, проходите, - повторил хозяин дома. - Чего в дверях-то разговоры разговаривать.
Волков прошел вслед за ним в комнату.
- Присаживайтесь. Чайку, может быть?
- Нет, спасибо, - отказался, усаживаясь в кресло, Волков. - У меня на самом деле времени не так много.
- Ну как знаете, - хозяин сел в кресло, что стояло напротив, у журнального столика, взял в руки чайную чашку вместе с блюдцем и отхлебнул глоток. - А я, с вашего позволения… Не возражаете?
- Бога ради.
- Ну? - Хозяин поднял на гостя взгляд холодных серых глаз.
- В общем, так - обнесли вас… то есть обокрали, двое. Я их взял. Один - залетный, тертый. По замазкам вроде профессионал… в решении квартирных вопросов. Ему с вашей дверью договориться - тьфу. Другой - бычара, из местных. Он этому второму только и нужен-то был потому, что город знает и у него тачка своя есть. А то тот у нас, в Питере, вообще впервые. Откинулся… освободился то есть, чуть ли не пару месяцев назад.
Но стоит за этими двумя - третий. Вот он-то как раз и есть главный. Эти - исполнители. А он не просто наводчик, он весь расклад этот спланировал и всем руководил. И деньги все… ну почти все, какую-то мелочь он им на текущие расходы отстегивал, у него хранятся. Они их еще не делили. Я его… - Волков отвернул манжет и взглянул на часы. - Я его вскорости тоже возьму. Ребята мои сейчас его отслеживают, чтобы тихонько, не привлекая внимания, упаковать.
Значит, так, далее - бабки… то есть деньги ваши, я из него вытряхну, привезу сюда, домой к вам. Я думаю… - он еще раз взглянул на часы, - сегодня еще. Ну и…
- Что?
- А… потолковать вы с ним не желаете? Хозяин отставил чашку, откинулся на спинку кресла и на минуту прикрыл глаза.
- Видите ли, Петр Сергеич… - Он вновь открыл глаза и взглянул на Волкова твердым взглядом. - Мне сказали, что могу я вам довериться. Верные люди сказали, их слово для меня много значит. Я поэтому и отвечал на ваши вопросы по ходу… так сказать, дела. Чем-то я же с вами должен был поделиться, иначе как бы вы дело-то делали? И вот сейчас еще малость открыться вынужден буду, хоть и не надо бы, но… что уж тут теперь поделаешь. Короче говоря, нет мне никакого резона толковать с этим самым… смышленым, который старший у этой шантрапы, что ко мне залезла. Но тут вот что… Я говорил вам, что деньги эти… чужие. Не мои, в общем. И если бы они вдруг вот на этой вот неделе, пока их у меня нет, понадобились бы…
- Это было бы плохо.
- Можно и так сказать, - кивнул седой головой хозяин дома, - если вам, конечно, посильней слова не подыскать. И главное, что объясниться-то можно. Все, что угодно, можно объяснить. И именно поэтому слушать никто и не станет. Кстати сказать, их у меня и сейчас еще нет. Сто процентов, что они у него?
- Ну… Сто процентов гарантии только Госстрах давал. В недавнем прошлом.
- Это ясно. Так вот. Коснись нужда в деньгах этих, а их у меня нет - уж лучше самому на себя руки наложить. Вот я и думаю… Сам ли от себя умник этот, который их к рукам прибрал, работал, или указал на меня кто? Вы меня понимаете?
- Думаете, подставить вас кто-то пытается?
- Дак… времена-то какие? Всякое на ум лезет, пока ворочаешься-то всю ночь без сна. И так ситуацию повернешь, и эдак. Ведь ничего святого в людишках не осталось.
- И вы хотите?..
- Ну а что… человек я старый, немощный. Ни за что он мне правды не скажет. Не забоится он меня. Ну а… другого кого просить, из своих же ребяток, так это… я бы и с самого начала мог, если б позора своего не опасался. Это ж ведь что получится - обратишься за помощью, а тут же и слух пойдет, мол, все, выдохся старик. На каждый-то роток платок не накинешь. И вот… если уж мне вам довериться довелось… может быть, вы бы с ним сами потолковали, а? А я уж, помимо того, что Деду вашему, ну… сверх той оплаты, вам бы - лично…
- Ну что ж делать, - Петр поднялся из кресла. - Потолкую. Только не нужно мне ничего… помимо прочего. Мне начальство жалованье платит.
- Много?
- Много не бывает. Бывает достаточно.
- А то шли бы ко мне. Очень мне такие-то вот, как вы, нужны. Мало нынче таких.
- Каких?
- Ну… которые вот так вот легко от денег отказываются.
- Спасибо, конечно, на добром слове, но…
- А вы не спешите. Подумайте. Я не тороплю. Мало ли как жизнь обернется. Я вам предложил и слова своего назад не забираю. А слово мое крепкое. Хоть и у Деда вашего спросите, если сомневаетесь.
- Зачем же.
- Подумаете?
- Хорошо, - Волков вышел в прихожую. - Да! А с этими-то двумя мне что делать? У меня своей собственной тюрьмы нет. В конце концов, это вас они обокрали, а не меня.
- А где они?