– Привет, ряженый. Тебя и не узнать сразу, такой красавец стал.
– Как там? – я показал пальцем в сторону комнаты.
– Полный порядок, толстого увели, второй сидит в кресле, скучает.
– Самое время побеседовать.
– Пошли.
Липовый майор Анохин сидел в кресле пригорюнившись. При виде нас натужно улыбнулся.
– Красиво вы нас сделали, браво, – и даже изобразил аплодисменты, легонько прикоснувшись пальцами левой руки к ладони правой, скрепленной наручником с подлокотником кресла.
– А нечего наркотой баловаться, – сурово заявил Равшон.
– Вы же прекрасно знаете, что нас подставили.
– Вас взяли с поличным при получении партии героина. На пакете с ним ваши отпечатки. У вас с напарником обнаружены стволы. Все зафиксировано на камеру в присутствии понятых.
– У нас есть разрешения.
– А удостоверения сотрудников МВД?
– Я имею право на один телефонный звонок, – вякнул "Анохин" и закашлялся.
– А я имею полное право вызвать спецназ, – продолжил ломать его Равшон. – И сообщить, что вы только что пытались нас убить.
– Что вы от нас хотите?
– Вот с этого и надо было начинать. У вас два выхода, сами понимаете. Либо я везу вас с напарником к себе и предъявляю обвинение по всей форме, либо...
– Выбираю второе, – быстро сориентировался в реалиях задержанный.
– Тогда оставляю вас с моим товарищем. Будьте с ним откровенны, а то...
– Да, понял я, понял.
Закурив, я присел на кровать, упершись спиной в стенку.
– Закурить можно? – вежливо попросил сидящий в кресле. Насколько я помню, раньше-то он был порешительнее.
– Пожалуйста.
– Да, сходили, называется, за хлебушком, – произнес он, покачав головой. – Кто вы?
– Даже как-то неудобно напоминать, но вопросы здесь задаю я.
– Да, конечно. Спрашивайте.
– Настоящие имя, фамилия, отчество, где служили.
– Голиков Михаил Алексеевич, старший оперативный уполномоченный отдела уголовного розыска. Майор. Уволился в две тысячи четвертом году.
– Где сейчас трудитесь?
– Частный детектив.
– Ваш напарник?
– Николаев Евгений, отчества не знаю, работает в охране.
– Что вы должны были со мной сделать?
– Как следует запугать, обыскать, изъять компьютер, аппаратуру, если будет, деньги, карточки на предъявителя. Если не обнаружится ничего подозрительного, отвезти на вокзал и отправить первым же поездом на Украину. Если обнаружится, тогда в багажник и на беседу в офис.
– Кто приказал наехать на меня?
– "Аякс".
– Не понял.
– Я работаю на частное охранное предприятие "Аякс", там и получил заказ.
– Понятно. Теперь давайте-ка подробно с самого начала и обо всем...
Частный охранник Женя Николаев оказался милейшим и очень словоохотливым парнем. Болтал, не переставая, только знал, к сожалению, мало. После общения с ним я задал еще пару уточняющих вопросов Голикову и понял, что пора делать паузу. Выяснил я, честно говоря, не так уж и много, но кто сказал, что все будет легко и просто?
– Свободны, – сказал я, отпирая замок наручников... – Забирайте ваше барахло, – указал я на валяющиеся на столике предметы, обнаруженные у братьев-разбойников. – Напарник ждет вас на первом этаже в холле.
Он встал, рассовал по карманам стволы, документы, мобильники, два бумажника, несвежий носовой платок и пошел к выходу.
– Михаил.
– Да, – он обернулся.
– Мой вам добрый совет, уезжайте из Москвы. Прямо сегодня. Через недельку-вторую все устаканится, вот тогда и возвращайтесь.
– Спасибо за предупреждение – буркнул он и вышел.
– Да на здоровье.
В ванной я быстренько изрезал на лапшу темно-синий паспорт и спустил его в унитаз. Стащил с головы нашлепку, умылся холодной водой и пошел переодеваться. В кресле, на месте ушедшего Голикова, сидел, забросив ногу за ногу, Равшон. Осмотрел меня, преобразившегося, и одобрительно хмыкнул.
– Теперь ты стал похож на человека.
– Спасибо за помощь, с меня поляна.
– Какие могут быть счеты между друзьями, ведь мы друзья, Влад?
– Конечно.
– Тогда почему в гости не заезжаешь?
– Как-то не получается, – пробормотал я, скрывая взгляд.
– Все тебе будут рады, – он вскочил и, подойдя почти вплотную, положил мне руку на плечо. Строго посмотрел в глаза. – Столько лет прошло... Пойми, никто тебя не винит.
А мне и не надо, чтобы кто-то меня винил! Я сам не могу себе простить, что тогда, в восемьдесят седьмом не смог спасти Алишера. До сих пор не могу. Именно поэтому, через два года после этого, я просил направить именно меня вызволять из зиндана Равшона...
– Приеду... – голос у меня дрогнул.
– Лучше уж сам, а то спецназ за тобой пришлю.
– Разберусь с делами и...
– Веселые у тебя, как посмотрю, дела.
– Какие есть.
– Тогда удачи, – и вышел.
Быстро собрав вещички, я оделся и, не прощаясь, покинул гостиницу через служебный ход. Проходя мимо контейнера с мусором, забросил туда ставший ненужным весь скарб шановного пана Шевченко. Прощайте навсегда, дорогой Василий Максимович, светлая вам память.
Внезапно появилось ощущение, что кто-то за мной наблюдает, причем, очень аккуратно, но я списал это на перенесенный стресс и побои от грубого гражданина Николаева.
Подошел к неброской "шестерке" на стоянке у входа в гостиницу, нажал на кнопку пульта на брелке, открыл дверцу и нырнул вовнутрь. Включил свет и, пока мотор прогревался, достал из бардачка пакет с документами. Кто я сейчас, интересно? Ах да, Надеин Александр Федорович, 1968 года рождения, постоянно зарегистрирован в Подмосковье, город Дмитров, улица Профессиональная. Увы, разведен.
Вырулил со стоянки и поехал в сторону центра. Впереди меня, по образному выражению одного бывшего шефа, ожидало "не паханое поле работы".
Глава 13
– Добрый вечер, Николай Валерьяныч!
– Привет, тезка, – Специалист добавил в чашку ложечку меда и, щурясь от удовольствия, сделал глоток. В ожидании докладов с мест, он коротал время, гоняя чаи в собственном кабинете на третьем этаже офиса на Соколе. Его любимая вязаная кофта висела на спинке кресла (в кабинете было тепло), а сам он щеголял в темно-синей майке – "алкоголичке", являя миру покрытую бронзовым загаром, не по возрасту мускулистую грудь и посеченные старыми шрамами ручищи сорокалетнего гиревика-любителя. – Проходи, чаю хочешь?
– С удовольствием.
Некоторое время они вдвоем в молчании поглощали чай. Наконец Специалист, отставив чашку в сторону, закурил.
– Докладывай.
– Его приняли под наблюдение на Севастопольском прямо у выхода из их офиса. Еще какое-то чучело ментом нарядили, документы проверили.
Специалист хмыкнул.
– Клоуны.
– Точно. Водили его, кстати, достаточно неплохо.
– Он их "срубил"?
– Думаю, сразу же.
– Суетился?
– Нет. Мужчина обученный, сразу видно. Вел себя естественно, не хулиганил. На Черкизовском раз пять мог от них оторваться, но не стал.
– Сами-то не засветились?
– Обижаете, шеф... – собеседник Специалиста более тридцати лет отработал в "наружке", в том числе, и за рубежом. Последний раз он прокололся в середине восьмидесятых. – Мы же не его пасли, а наблюдателей.
– Кто такие?
– Думаю, бывшие менты. Квалификация средняя, не более того. Водили одной группой, три мужика и баба лет тридцати. Та, вообще, обнаглела, ехала в метро в одном с ним вагоне, только пузо под курткой обозначила, дескать, вся из себя беременная.
– Дальше.
– В 19.16 прибыл в гостиницу в Коньково. Поднялся на седьмой этаж, взял у дежурной ключ и проследовал в номер 729. В 19.32 отправился на ужин в буфет. В 19.54 вернулся в номер. В 20.26 к нему пришли двое.
– Зачем?
– Это был наезд, причем достаточно хамский. Колотили в дверь ногами, придурки, орали, на весь этаж, что из милиции. Один из этих двоих тот самый "мент", что проверял у объекта документы на Севастопольском. Минуты три из номера доносился шум и крики, потом все стихло. В 20.30 в номер зашел спецназ ФСБ.
– Ряженые?
– Самый настоящий спецназ ФСБ, командовал им полковник Саибназаров. Все снимали на видео, понятых вызывали.
– Ой, как интересно.
– В 20.45 того, который изображал мента, на Севастопольском увели в номер 735. В 20.53 ушли понятые и бойцы спецназа, Саибназаров вышел в 21.02.
– А наш клиент начал допрос старшего.
– Совершенно верно. В 21.58 он на пятнадцать минут заглянул в номер 735.
– Поговорил с напарником.
– Конечно. Только, тот... – шестерка, поэтому время на него особо тратить не стал. В 22.14 вернулся к себе. В 22.35 отпустил того липового мента. Сразу же после его ухода в номер вошел Саибназаров. В 22.53 он ушел.
– Дальше.
– В 22.59 наблюдаемый вышел из номера. Гостиницу покинул через служебный вход. Очки и нашлепку снял, плечи распрямил, колени разогнул, переоделся. Вполне справный получился мужчина. Когда шел к своей машине на стоянке, сбросил сумку с вещами на помойку.
– Неосторожно.
– Там бомжей полно. Гарантирую, к утру сумки не будет.
– Тогда ладно. Это все?
– Сел в машину, прогрел мотор. В 23.09 уехал. Вести его не стали.
– Правильно. Мы же знаем, где его искать. Уверен, что все мне рассказал?
– От вас ничего не скроешь, шеф.
– Ну, рожай!
– Это на уровне ощущений. Подозреваю, что когда он вышел из гостиницы, то почувствовал нас. Дергаться не стал. Просто сел в машину и уехал. Говорю же, серьезный клиент.
– Теперь все?
– Да.
– Тогда, отдыхай. Завтра к одиннадцати подробный рапорт мне на стол.
– Это уж как водится.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пролог
Ордена Ленина Забайкальский военный округ, город Чита. Июнь 1982 года.
Так что же все-таки, рядовой Дорохов, произошло в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июня этого года в спальном помещении отдельной автороты войсковой части 40?.. – не поднимая глаз от бумаг, спросил следователь. Лично ему, старшему лейтенанту Касилину, далеко не самому плохому специалисту своего дела, все было ясно как майский день. Случился типичный "неуставняк", только с точностью до наоборот. Четырнадцатого июня после отбоя изнемогающие от безделья "деды" решили преподать урок мужества прибывшему из карантина молодняку. Закончилась эта история самым настоящим бунтом с битьем морд, нанесением разного рода телесных повреждений и издевательствами над сослуживцами раннего срока призыва.
– Я уже все рассказал, – сидящий за столом напротив следователя молодой парнишка в хлопчатобумажной летней форме без ремня шмыгнул носом и сглотнул. Ему зверски хотелось курить, но следователь во время допроса ни разу не предложил ему сигарету, а попросить сам он стеснялся.
"Ну, и влип же ты", – подумал тот, заполняя бланк допроса. От дела, которое ему приказали вести, на километр тянуло дерьмом, и виновный за все был назначен еще до начала разбирательства. Избиение, видите ли, сослуживцев по причине личного хулиганства и плохого воспитания. А то, что эти самые сослуживцы регулярно "дуплили" молодняк, отнимали деньги и заставляли за себя работать – наглая ложь и провокация. В героической Советской армии такого мерзкого явления, как "дедовщина", не было и не могло быть по определению. Потому как советские люди...
"Суки, лет пять парню намотают, не меньше". На душе сделалось совсем гнусно. "Нажрусь, вечером, точно, нажрусь", – от этой мысли полегчало, но не так чтобы очень.
– На каждом листе напишите "С моих слов...".
– Я помню.
И все-таки он не выдержал. Достал из портфеля пачку "Столичных" и коробок спичек.
– Держи, – и протянул обалдевшему от такой щедрости арестанту.
– Спасибо, – только и вымолвил тот, пряча нежданно свалившееся на него богатство в карман.
– Караулу скажешь, что я разрешил, – и грохнул кулаком по стене, вызывая конвой.
Вернувшись в камеру-одиночку для подследственных, он присел на намертво привинченный к полу табурет и жадно закурил. С непривычки сильно закружилась голова. Жадно, в пять затяжек добил сигарету до фильтра. Встал на ноги и начал прогуливаться от стены к стене, размышляя и прикидывая варианты. Честно говоря, прикидывать-то было и нечего. Даже ему, ранее с суровым советским законом ни разу не сталкивавшемуся, было ясно: посадят, причем, не по-детски. Так сказать, другим в пример.
Клацнул засов внешнего замка, дверь отворилась, и на пороге возникла монументальная фигура прапорщика, начальника караула, овеянная свежим ароматом водки.
– Дорохов, встать!
– Уже стою.
– Молчать! – и засуетился: – Проходите, товарищ майор.
В камеру, держа в одной руке табурет, в другой большой кожаный портфель, вошел молодой, всего на каких-нибудь лет семь старше арестованного, мужик в зеленом мундире с эмблемами строительных войск на черных петлицах. Среднего роста, приблизительно метр семьдесят в высоту, столько же и в ширину. С добрым лицом, обладателю которого при случайной встрече очень хочется сразу же отдать на бессрочное хранение всю имеющуюся наличность и ценные вещи. Поставил табурет на пол и уселся.
– Свободен, – бросил начкару, тот сразу же испарился.
– Присаживайся, рядовой Дорохов Владислав Анатольевич одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, не стесняйся.
Арестант присел, наступила тишина.
– Что-то не так? – полюбопытствовал майор... – У меня, что, ширинка расстегнута или погон оторвался? Что глядишь удивленно?
– Я не понимаю... – начал Дорохов и запнулся. – Извините. Товарищ майор, разрешите обратиться.
– Валяй, – великодушно согласился тот. – Обращайся.
– Кто вы?
– Как кто? Майор. Что, сам не видишь?
– Вижу, конечно, только я не понимаю...
– Что не понимаешь? – живо поинтересовался его собеседник.
– Не понимаю, из какого вы ведомства.
– Если скажу, что из особого отдела, поверишь?
– Нет. Особисты строительные эмблемы не носят.
– Много ты знаешь, кто что носит, – хмыкнул майор.
– И потом брюки на вас второго года носки, китель совсем новенький и немного маловат, а полуботинки совсем не форменные.
– Ишь ты, зоркий сокол, – восхитился майор. – Так кто же я, по-твоему?
– Не знаю.
– Я – тот человек, от которого... Впрочем, об этом потом. Голодный?
– Что?
– Есть, говорю, хочешь?
– Да.
– Тогда, держи, – открыл портфель и извлек из его недр бумажный сверток. Внутри его оказался гигантских размеров бутерброд с копченой колбасой.
Арестант схватил его обеими руками и вгрызся.
– А е-сс-ее фы ис маскфы.
– Ты прожуй сначала.
Арестант в считанные секунды расправился с бутербродом.
– Я сказал, что вы из Москвы.
– Поясни.
– Копченая колбаса теперь только в Москве и есть.
– А, может, я служу в продовольственной службе и слегка ворую?
– Нет, – помотал головой Дорохов, – у тыловиков взгляд другой.
– Ищущий, – хмыкнул его собеседник. – В вечном поиске, что бы еще спиздить. А ты молодец. В армии без году неделя, а уже столько успел понять. Ладно, поболтали, пошутили. Теперь расскажи-ка мне, что действительно произошло.
И он, сам не понимая почему, рассказал все, от начала до конца, даже то, что не счел нужным сообщить следователю.
Четырнадцатого июня принявших присягу семерых зеленых, как три рубля, воинов направили в отдельную автороту, так сказать, "для прохождения дальнейшей службы". Ночью с четырнадцатого на пятнадцатое всех их разбудили пинками через час после отбоя, велели "мухой" одеться и построиться в коридоре возле каптерки. Вот тут-то и появились, официально выражаясь, пятеро "воинов последнего срока службы", а по-солдатски – "дедов", чтобы быстро и доходчиво прояснить для молодняка тот факт, что воинская служба для них теперь будет состоять исключительно из "тягот и лишений", как и записано в тексте воинской присяги. По крайней мере, до тех пор, пока в роте не появится кто-то еще более молодой, над кем издеваться будут еще сильнее. А чтобы "духи" зеленые все сразу поняли и крепко запомнили, их решили слегка поучить. Так как после отбоя "деды" немного освежились водкой, учебный процесс пошел по принципу "Меньше слов, больше дела". После короткой, но эмоциональной вступительной речи, молодняк начали бить.
Черноволосый скуластый "дед" подошел к стоящему рядом с Дороховым пареньку и замахнулся правой, а когда тот закрыл лицо руками, ударил ногой. Может, он целил в живот, но попал несколько ниже. "Молодой" застонал и рухнул на пол. Пнув ногой лежащего, добрый "дедушка" подошел к Дорохову и опять замахнулся. Вот тут-то все и началось.
От удара ногой в промежность черноволосого сломало пополам. Владислав подскочил к нему и, ударив локтем в челюсть, отправил в нокаут. Не теряя темпа, приложился ногой по морде стоящего рядом и успел пнуть под колено еще одного обалдевшего от происходящего старослужащего, когда... когда из строя молодняка вышли Серега Савиных и Игорь Чернояров, невысокие квадратные ребята, уже настоящие мужики в свои восемнадцать лет. Они попали в армию из соседних приграничных сел на Маньчжурке, где до призыва каждый из них успел по два года покрутить баранку лесовоза. "Гураны" (так называют в Сибири коренных забайкальцев) и вступили в драку мощно, хотя и с небольшим опозданием.
Через пару минут все было кончено. Случившееся потом навсегда вошло в легенду. Зверски отметеленных "дедов" поставили на ноги и приказали построиться, что и было сделано. Владислав Дорохов произнес перед строем краткую речь о недопустимости неуставных взаимоотношений и пользе физического труда в деле сплочения воинского коллектива. После чего, собственно, и начался физический труд. Бедные "деды" до самого подъема наводили порядок в казарме и до блеска полировали места общественного пользования под строгим надзором Дорохова и обоих "гуранов". Остальные "молодые" участвовать в этом непотребстве не стали и по-тихому отправились баиньки, опасаясь возможных последствий. Сам Дорохов о том, что может случиться следом, как-то не подумал, а "гуранам" все было абсолютно по-хрену, потому что они ничего и никого в жизни вообще не боялись.
На следующее утро обесчещенные "деды" наперегонки бросились жаловаться и демонстрировать полученные побои командованию, политическим органам и особому отделу. Сразу же после развода на работы Дорохова арестовали и отвезли на гарнизонную гауптвахту. Все.