Они - те, кого до сих пор зовут "чекистами", - каково бы ни было нынешнее "официальное" название их профессии.
Они стоят на последнем рубеже между нами - и бандитами, убийцами, наркодиллерами. Они - последние и лучшие из наших защитников. Те, что "вступают в игру", когда ни-че-го уже не может поделать милиция - то ли запуганная, то ли подкупленная, то ли попросту опустившая руки.
Теперь их противники - "крестные отцы" российских мафиозных кланов. И за войну с ТАКИМИ противниками платят ДОРОГО. Платят - собственной жизнью…
Содержание:
-
Глава 1. ПОПУТЧИКИ 1
-
Глава 2. ВОСПОМИНАНИЯ 9
-
Глава 3. ЗНАКОМСТВО 15
-
Глава 4. КИЛЛЕРЫ 26
-
Глава 5. ПО СЛЕДУ СТЕРВЯТНИКА 33
-
Глава 6. СОМКНУТЬ КОЛЬЦО 42
-
Глава 7. ПЕРЕСМЕШНИКИ 50
-
Глава 8. ПОИСК УЛИК 61
-
Глава 9. ОХОТА ЗА ПРИЗРАКАМИ 73
Нетесова Эльмира
Расплата за жизнь
Глава 1. ПОПУТЧИКИ
- Все вы, гады, одного змея дети! Только сопливиться умеете! Не мужики, козлы сплошь! Не на что ему билет купить! Чего ж влез в купированный вагон? От бедности? Вот и выметайся на первой же станции! Чтоб духу твоего не было! - проснулся Александр от голоса проводницы вагона, ругавшей кого-то на нижней полке. - Проснулся? Давай билет! - обратилась к Сашке хмуро.
- А я-то подумала, что и вы зайцем устроились, как этот старый хрыч! Все на жаль бьет. Да где ее сыскать нынче, у кого? - забрала билет у Сашки и вновь взялась за старика.
- Да есть у меня билет. Вот сын сейчас вернется. В буфет пошел. У него все документы и билеты…
- Не темни, старик!
- Да вот он! Наконец-то вернулся! Дай ей билет, сынок! Не то совсем испозорила! Выкинуть с поезда собралась! - обратился старик к хмурому человеку, загруженному кульками и пакетами. Тот молча отдал билеты, смерив проводницу недобрым взглядом. Та, проверив их, успокоилась.
- Чайку принеси, - потребовал старик осмелев. Проводница не заставила ждать. И, решив загладить недавнее, задержалась в купе.
- Я вот сколько тут работаю, всякого навидалась. Гонит людей горе с домов. Все бродягами стали. Я вот тоже пожалела одного. А он паскудником оказался. Прикинулся несчастным. По бабьей слабости пригрела. Ведь и вовсе калекой был. Безногим. На войне, в Афгане их ему оторвало. А может, вырвали. Кто знает… Я и приняла. Подумала, что невелико горе, что без ног. Ить все другое - на месте! Да и таскаться не сможет, по бабам бегать. Не с руки безногому. А значит, все уцелевшее - мое.
Сашка невольно рассмеялся над простодушной откровенностью бабы и спросил:
- А где ж вы его нашли?
- В поезде и встретила. Он к матери ехал. Жена выперла. Оно и понятно. Матери - любой сын дорог. Жене - только целого и здорового подавай. Ну а у меня первый мужик кобель был редкий! Пять лет не жила - мучилась. Всех соседок и подруг облапошил. Как только хватало козла? Ну и обрадовалась, что Егорка не такой будет. Станет хозяином. При доме. Ну и что, если без ног? Руки и все другое при нем…
- То верно! Безногому куда деться? Не то тело, душу на войне отморозило. Уж не до баб! До конца жизни не отогреться. Всякой теплине и заботе рад! - поддержал старик.
- Во! И я так думала! Поверила Егорке! Он мне все шесть дней пути на свою судьбу жаловался. Ровно несчастней его на всем свете нет. А бабье сердце как воск. На чужую беду завсегда отзывчивое…
- И как же он теперь, твой мужик? Небось отошел? Стал хозяином?
- Кой черт! С полгода промучилась с ним, таская по больницам. И наконец поставили ему протезы. Он к ним с год привыкал. А когда притерлись, только его и видела! Сказал, что безногим никому не нужен был, а ходячему - любая рада!
- И где же он теперь? - опешил дед.
- Забыл доложиться! Смылся без обратного адреса! А я всю жаль свою посеяла в тот день. Не стало в душе тепла к людям. Ровно тоже войну прошла, - вздохнула проводница, словно оправдываясь перед стариком за недавнюю грубость.
- Э-хе-хе, - выдохнул старик, когда проводница ушла из купе. И обратился к Сашке, указав взглядом на военную форму: - А ты-то, сынок, откуда едешь?
- Из Сумгаита, - ответил коротко, нехотя.
- И чего вас носит по земле? Ну на что оно вам - головой рисковать? Ведь одна жизнь! Мать с отцом извелись, наверное, покуда дождались? Сам из России?
- Конечно!
- А что забыл в Сумгаите?
- Служил там. Как и все!
- У меня пятеро сыновей было. В живых - один остался… Тоже служили. Как все. Только вернуться не довелось четверым. Кого от кого защищали, никто не понял. Вот только бабка моя не выдержала. Померла с горя, когда похоронку получила на четвертого. Разве для войны она их рожала? Думала, внуков будет полный дом. ан, одни погосты… С них не уходила. Так и кончилась у могилы… Вот последний сын и забрал меня. Подальше от горя и памяти. Он - штатский. По войнам не мотается. Про меня позаботился. Чтоб не околел я с голоду на свою пенсию. Оно ведь как нынче, дети воюют где-то, а старики в доме с голоду пухнут. Выходит, всем горе от такой судьбы. Никто никому не нужен… И ты, пока не поздно, одумайся, сынок! На что тебе лихая доля?
Сашка отвернулся к окну. Продолжать разговор не хотелось. Ведь он уезжал с Кавказа навсегда. К семье, в Россию, на новое место службы. Он устал от походной жизни. Ему хотелось к своим скорее. А тут старик за душу дергает, заживо отпевает.
- У моего старшего невеста была. Хотели после армии пожениться. Да только не повезло. Осталась невеста в старых девах…
- А вы почему на Кавказе жили? Иль из местных? - решил перевести разговор на другую тему.
- Я после войны туда махнул. Друг-однополчанин уломал. Оно и вертаться было некуда. Село и родню мою немец сгубил. Я и прижился в Грузии. Слышал про Батуми? Он на самом берегу моря приспособился. До Туретчины - рукой подать. Вот я и прикипел. Судьбу сыскал. Поначалу у друга жил. С полгода. А там - сосватали меня за Ламару.
- Как это - сосватали вас? - не понял Сашка, подумал, что ослышался.
- В соседях они жили. Пригляделись. По душе им пришелся. Вот и заглянул как-то вечером ее отец. Сказывает, мол, нравишься нам. Может, женишься на нашей Ламаре. Хозяином станешь. Я и согласился…
- А как же любовь? Даже не встречались с нею?
- Нет, сынок! Другое время было. Не до Любовей. Да и какая мне разница была? Она или другая? Бабы друг от друга мало чем отличаются. А эта - смирная была. Не то что наши - деревенские девки. Горластые да озорные. Им каталкой мужика отгладить, что за стог свернуть. Ламара уваженье ко мне имела всю жизнь.
- Значит, было за что!
- Да кто ж знает. Ведь я тоже не подарок. Всякое в жизни было. Война и на мне сказалась. Особо контузии…
- А почему меня браните, что служил на Кавказе? Меня туда направили. Вы же добровольно всю жизнь там прожили. А если бы в Батуми случилось то, что в Сумгаите? Кто бы вступился, оградил?
- Зачем меня защищать с солдатами, они не спасут. Все от Бога! Коли суждено, в своем доме углы врагами станут. А у меня друзья имелись. Ни с кем не враждовал. Никому от меня беды не было. А вот горе и нас не обошло. Поди смекни - за что? - глянул старик на Александра слезящимися глазами и умолк, увидев сына, вернувшегося в купе из тамбура, где тот курил во время разговора.
Александр знал, до Москвы поезд будет идти трое суток. А уж потом…
Александр повернулся спиной к попутчикам, решил вздремнуть, чтобы хоть как-то забыться, скоротать время. Но не удавалось. Некстати вспомнился рассказ проводницы о знакомстве со вторым мужем. Сашка тоже познакомился со своей женой в поезде…
Ох и давно это было… А может, совсем недавно… Вот так же равномерно постукивали колеса состава. Где тогда остановился поезд? Было раннее утро. И Сашка, решив умыться, взялся за ручку двери, не успел нажать, как она отворилась, и он лицом к лицу оказался перед белокурой девушкой.
- Здравствуйте! - взялась она за тяжеленный чемодан и загромоздила им весь проход в купе.
Сашка буркнул через плечо недовольное и заторопился из купе. Когда вернулся, девушка уже поставила чемодан под нижнюю полку и переговаривалась с подругой. Постепенно и он разговорился. Да и как же иначе, если друг Сашки, ехавший с ним на сдачу экзаменов в училище, уже нашел с девчатами общую тему - о занятиях, преподавателях, семестрах, зачетах…
Друг был общительным. И живо растормошил Сашку Когда познакомился с девушками, узнал, что обе они недавние студентки, закончили мединститут и теперь едут на работу по распределению.
Девчата переживали, как сложится их жизнь на новом месте. В своей студенческой среде все было понятно и просто. А вот теперь…
- Люся, - вспомнилась Сашке рука, поданная для знакомства. Она показалась ему слишком хрупкой, слабой. Но, вспомнив чемодан, какой она принесла в купе, понял, что впечатление обманывает,
Казалось бы, ничего необычного не было сказано. Да и ехали вместе меньше суток, а запала в душу девчонка. Из купе не хотелось уходить даже на секунду. Вот так бы и слушал ее голос, смотрел бы на нее. Когда девчата собрались выходить на своей станции, у Сашки сердце заныло. Словно не едва знакомая, а своя, родная, собралась уйти от него. Стало обидно, больно. Он впервые растерялся. Но выручил друг, спросив адреса у обоих. И записав, отдал адрес Люси Сашке. Вскоре он написал ей письмо. Она ответила. Потом решил съездить к ней в Нальчик. Понял, что не сможет без нее… Встретились.
Люся за прошедший месяц почти не изменилась. Все те же смешливые глаза, в каких улыбалось синее небо, то же белокурое облако волос. Сашка, несмотря на всю самоуверенность, никак не мог заговорить с нею о самом главном, ради чего приехал.
Девушка давно все поняла по его глазам…
Сашка до нее никого не любил. Он поставил перед собой цель- закончить высшее военное училище. А уж потом… Может, потому не понимал своих друзей, поспешивших жениться уже на первом курсе.
Он думал, что свою семью заведет, лишь когда закончит училище, прочно встанет на ноги. Но… Жизнь распорядилась по-своему.
Сашка не мог без Люси прожить и дня. Но… Девушка оказалась упрямой и серьезной.
- Сначала закончи учебу. Заодно себя проверь. Настолько ли серьезно то, что ты решил! - потребовала, а не спросила.
- Мне учиться всего год остался. Последний. Но ты дождешься меня? Не вскружит ли голову какой-нибудь клистоправ?
- Я буду писать тебе обо всем, честно! - пообещала коротко, и Сашка поверил. Понял, не торопится, не спешит девушка. А может, не любит? - гнал от себя сомненье, но не подавал виду.
Люся всегда отвечала на его письма. Порою скупо, сдержанно. И тогда Сашка не находил себе места, а вдруг кто-то другой понравился…
Он готов был тут же сорваться в Нальчик. Но не всегда была возможность.
Даже когда закончил училище, Люся не поспешила с согласием.
- Обживись. Устройся на новом месте. Может, себя стоит проверить в других условиях. Зачем торопиться? Да и мне еще два года нужно отрабатывать в Нальчике. И я уже не буду считаться молодым специалистом. Могут дать самостоятельный участок.
Сашка злился на нее и на себя. Кого она хочет проверить - его или себя? Кому не верит?
Он решил настоять на своем. И убедил.
- Эй, мужики? Кому постельное белье нужно? Налетай! - вошла в купе проводница, прервав безжалостно воспоминания.
- Соседа на верхней - не буди. Спит он. Сколько раз звали его поесть с нами. Не отозвался. Видать, устал человек! - вступился за Сашку старик.
- Вздремнул. Это верно. Но белье возьму, - полез в карман за деньгами.
- А что, служивый, к семье едешь? - поинтересовалась проводница.
- К жене, к детям! - подтвердил Александр.
- Счастливый! Целым домой вертаешься. Все при тебе, на месте. Жене не придется мучиться. Да и сам себе не в обузу! Верно, уж насовсем домой? Отслужился? Иль опять воевать пойдешь?
- Я - военный! Приказ выполняю.
- Глупые они, те приказы! Мужики должны в семье хозяевами жить, а не мотаться по войнам. Кто за вас сынов растить станет? Да и в домах ваши руки нужны. Кончай по земле мотаться. Детей пощади!
- Эх, бабы! Все причитаете да совестите. А кто защитит вас, когда беда на порог станет? Что тогда скажете? Что задницу у печки грели и просмотрели покой семьи? Такое тоже было. Не все сеют и пашут. Кому-то надо поберечь тишину ваших домов. Чтоб невзначай не взорвало ее горем…
- Ой, служивый! Горе не от войны, от нас, кто ее затевает. Коль нет ее за домом, мы в своей избе, промеж себя воюем. Кто с кем! Не с кем в доме погрызться, лаемся с соседом. Порой на другой день уже и причину не помним. А вот нервы друг другу подпортили.
- Зато повод есть мировую обмыть! - рассмеялся старик с нижней полки. И расплатившись с проводницей, сказал смеясь: - Чем меньше войн, тем больше детей на земле родится, тем меньше баб в одиночестве маются. И это не только в России. Оно, где ни возьми, от войны одно горе. В ней нет правых, коли по ее вине кровь льется. Глуп тот правитель, кто войну от порога, от границ, от людей отвести не может. Такому не надо народом править.
- А как же в Отечественную, когда самому воевать пришлось?
- То иное дело! Немец на нас попер. Защищаться пришлось. Я про другое. Ну скажи, служивый: кому нужен был тот Афганистан? Тебе, или ей, или мне? Да и не только Афган. Нынче, куда ни глянь, будто с похмела все перебесились. С войны жить приловчились. С мародерства. Не все, конечно. Иной из этого лиха душу не успевает унести. Другой - портянки покойного, его сапоги на себя пялит. Автомат убитого ворогу продает. За жратву, за бутылку загоняет. Нет, в наше время такого не было. С врагом говорили только через прицел. Иных переговоров не вели. Честь свою не марали.
Опустил голову старик, вздохнув тяжко.
- Послушай, батя! Тогда время было иное. И к солдату относились с уваженьем. Погиб кормилец в войну, за него семье пенсию платили, кучу льгот имели. Не на словах - на деле. Мне о том бабка рассказывала. За каждую медаль фронтовики получали. А уж Георгиевские кавалеры - в господа попадали прямиком. Теперь иное. Вернулись с Афгана домой. И что? Назвали нас дураками, убийцами, баламутами. Свои же - родня, соседи, знакомые. А потом правительство заявило, что эта война никому не была нужна. И от нас, как от чумы отмахнулось. От живых и погибших. Скажи, о какой чести тут трепаться, когда я - фронтовик - без работы и пенсии живу. Никому не нужен стал. Я что, сам просился в Афганистан? Кто нас спрашивал? Всех под метлу гребли! Даже салаг! Необстрелянных! К духам на бойню! Так что заткнись ты про честь! На нас забили, усек! А потому выживали, кто как мог! - свесил голову с верхней полки попутчик, молчавший до этого. И глянув на Сашку, добавил:
- И ты, браток, пыли домой! Покуда душа цела. Линяй к бабе, к детям! Там найди спокойное место и забудь армейку.
- Тебя как зовут? - спросил его Сашка.
- До Афгана - Лехой звали. Теперь…
- Послушай, Леха! Ты что, на войну за льготами и пенсией ходил? За наградами? У меня в родне полно военных. Награды, звания имели. Спроси, как они им достались? Иные из моих знакомых прямо из Берлина в Магадан попали. Из генералов - в зэки! Но никто не сказал, что воевал зря, или не в тех стрелял. Свою державу защитили! Свои дома и семьи! А правительство меняется… Уцелевший на войне всегда выживет на гражданке!
- Сравнял хрен с пальцем! За ту войну никого не оплевали, как нас. Она не нами начата была!
- Не оплевали? А сколько тех, кто попал в плен, потом дома был расстрелян, либо на дальняках умерли? Таких кто посчитал? Не мы войну развязали! Афганцы и теперь наши границы щиплют. И, поверь, неспроста все началось. Не от чьей-то прихоти! Была причина.
- Да мне на нее плевать! Я своим детям буду говорить о том, что сам пережил. Чтоб не совали головы в пекло. Не лезли б на рожон. И от военки, как черт от ладана, подальше держались!
- Чего орете, мужики? Во зашлись! Да если б, по правде сказать, всякому дело нашлось бы дома… Ну, скажи, служивый, разве твоя жена счастлива от того, что ты не живешь с семьей? А дети? Им ты всякий день нужен. А где гарантия, что смерть тебя обойдет на войне? И как им жить тогда? Как они живут? Какие у них сны и ночи? - перебила проводница спорящих, обратившись к Сашке.
- Мои уже привыкли ждать, - отмахнулся вяло.
- Знаешь, голубчик, самая несчастная баба - это жена военного! Она в любую минуту может вдовой остаться. А дети сиротами. И что ей твои звания и награды? Куда она их всунет? Ведь баба живет и радуется, покуда любима! Когда этого нет, жизнь - в обузу! Хуже наказания не придумаешь.
- Коли суждено, умирают люди в домашней постели. Даже под боком у жены. Прокисают мужики. Потому, чтоб дольше жили, нужна закалка, экстремал. Это экзамен на живучесть. Тогда мужик сам себя уважать может, что снова выдержал. Не впустую штаны носит. А растечься, расклеиться, ругать всех и вся, это удел слабых. Себя, свою гниль при желании всегда оправдать можно. Но будет день завтрашний, будут иные оценки всему. Не мы их дадим - внуки. Они не ошибутся. И поверь, меня ни дураком, ни подлецом не назовут!
- Эх, Сашок! За внуков не ручайся! У них своя жизнь и судьба будут! Может, они и слышать не захотят про военку. Будут на земле хозяевать тихо и мирно. Ведь неспроста средь люду молва: мол, генералы в свет печников да пахарей пускают. А вот от доярок да кузнецов адмиралы получаются. Может, и будут твои сыновья-людьми грамотными, но военными не станут, чтоб их дети не ревели во сне от страха за отцов! Чтоб не повторить свое детство! - сказал старик закашлявшись, и пошел в тамбур покурить вместе с сыном.
Проводница вышла следом за ними. И только Леха, спрыгнувший со своей полки, смотрел в окно сухими глазами, но отчего-то безудержно дрожали его плечи…
- Ты прости, коль обидел ненароком. Не хотел. Сказал свое. Но ведь судьбы у всех разные.
- Да, ничего. Просто твой Сумгаит все ж не Афган. И тебе меня не понять. Там вы быстро справились. В считанные дни. Ни крови, ни трупов не видели, никто никого не мучил на ваших глазах. Ты уезжаешь спокойно. Никто не целился в твою спину. А вот мы…
Александр вдавился в полку. Отвернулся от Лехи. Ничего ему не ответил. Знал, у каждого своя память болит. И его не отпускало недавнее.
… В Сумгаите Александр с Люсей прожили не один год. Здесь родилась дочь, какую назвали светло и просто - Аленка. Здесь родился и сын. Все шло спокойно. Жена работала в больнице. Принимала малышей у рожениц, лечила женщин. Работа, заботы о семье, детях съедали все ее время. Но Люся втянулась и не жаловалась на усталость.