А тут - тут он ощущал какой-то внутренний трепет. Потому что в армии ему все было более или менее знакомо. А здесь, за этими стенами, существовал иной, таинственный, мир, иная, непостижимая, вселенная, протекала неведомая жизнь, которую Константин не знал - все то, что в его представлении объединялось понятием "государственная безопасность".
К людям, которые здесь работали, у него было неоднозначное отношение. Как, наверное, и у большинства людей в стране.
В самом деле, можно ли однозначно относиться к Железному Феликсу? С одной стороны, именно при нем были заложены основы той системы государственной безопасности, которая со временем переродилась в жесточайшую в мире машину террора, перемоловшую судьбы и тела стольких людей. Впрочем, террор начался уже при нем, при Дзержинском. Однако, признавал Калюжный, такова логика любой гражданской войны - она неизбежно ведет к невероятной жестокости; гражданские войны вообще самые жестокие. Но с другой стороны, тот же самый Железный Феликс обуздал полнейшую разруху на транспорте, ликвидировал беспризорность (не беспризорников!) как социальное явление…
А как относиться к такой одиозной личности как Берия? Казалось бы, тут двух мнений быть не может! Если бы по одной капле крови каждого человека, погибшего по благословению всесильного наркома, брызнуло в его сторону, Лаврентий Палыч захлебнулся бы десятки раз. Однако нельзя забывать и иное: именно под его жестокой рукой был создан атомный щит страны. И то обстоятельство, насколько поспешно Берию расстреляли, уже само по себе говорит о том, что не все можно было однозначно и просто свалить на него одного, сделав одиноким и одиозным козлом отпущения.
То же и Юрий Владимирович Андропов. Прозападная интеллигенция сейчас утверждает, что именно он загасил "пражскую весну" и что в бытность его Председателем КГБ слишком уж душили свободу слова. Кто его знает, рассуждал Калюжный, может, это и так. Лично он особенно душения свободы не ощущал. Зато хорошо помнил, как всколыхнулся простой народ в тот неполный год, когда Андропов активно руководил страной, как люди поддержали его начинания…
И это только наиболее одиозные выходцы из стен этого учреждения.
…Нет, очень противоречивое отношение у Калюжного к людям, которые здесь работают. Хотя, он старался быть максимально объективным, вообще к любому человеку, кем бы и где бы он ни работал, отношение и должно быть неоднозначным и противоречивым. Чем человек проще (имеется в виду его мозги, а не социальное положение), тем он неинтереснее… Стоп, остановил себя Калюжный. Это не совсем так. Не мозги проще, а весь умственно-морально-душевно-духовный потенциал человека в комплексе… Во загнул!
Наверное, он в этот момент выглядел довольно глуповато, когда вдруг ни с того ни с сего хохотнул от этой собственной мысли, спугнув наглых голубей, требовавших от него подачки.
…Вера появилась ближе к обеду, когда Калюжный уже отчаялся ее ждать. Она выглядела деловито, уже без откровенной влюбленности в глазах, к которой Калюжный так привык. Впрочем, оно и понятно: до сих пор он всегда видел ее только вне службы, а тут в любой момент она может встретить кого-нибудь из знакомых. Хоть она женщина и незамужняя, свободная, однако внешние приличия считала необходимым соблюдать всегда.
- Прости, все оказалось не так просто, как я думала.
У Константина разочарованно вытянулось лицо. Ну а Вера продолжила, лишь интригующе выдержав некоторую паузу.
- Но теперь все готово, пошли. Тебя ждут.
…Огромная подпружиненная дверь раскрылась тяжело.
- Это что ж, ты каждый день ее такую таскаешь? - поинтересовался Калюжный.
- Что поделаешь… Они у нас на всех подъездах такие.
Им навстречу поднялась из-за столика молодая женщина в форме прапорщика. Из-под пилотки на погоны струились богатые рыжие волосы.
- Майор Калюжный, - представила Константина Вера. - Пропуск на него заказан…
- Ваше удостоверение!
Проверив документы, рыжая стражница четко вскинула руку к пилотке.
- Ишь, как они у вас тут вышколены, - проговорил Калюжный, пока они поднимались в лифте. - У нас на аэродроме такую эффектную девицу посади к дверям, так это будет все равно, что оставить их вообще без присмотра…
- Так это еще в наш подъезд вход более простой, - ответила Вера. - Через другие даже не все наши сотрудники смогут войти.
И она объяснила, что для входа в Центр общественных связей ФСБ существует специальный подъезд. Из него лифт поднимается только на третий этаж, где ЦОС и размещается. Пройти в другие подразделения ФСБ можно только при наличии соответствующих документов - иначе не пропустит внутренняя охрана.
На третьем этаже двери лифта разъехались и Калюжный шагнул в открывшийся коридор. И вновь почувствовал, как внутри прокатилась трепетная волна. Ему почему-то подумалось, что сейчас на него смотрят тени всех тех, кто здесь томился раньше, а те, кто томится теперь, чувствуют его приход и осуждают его за то, что он на свободе и сможет скоро отсюда уйдет.
- А где у вас камеры? - спросил он, оглядывая глухой коридор с обитыми панелями стенами и выходящими в него плотно закрытыми дверями.
- Какие камеры? - не сразу поняла Вера. - Ты имеешь в виду телекамеры наблюдения?
Они повернули за угол. Здесь оказался большой холл с несколькими столами и креслами вдоль стен. В глубине холла виднелась большая, наглухо запертая дверь.
- Ну, эти, подвалы Лубянки…
Женщина посмотрела на него и, поняв, что имеет в виду, засмеялась.
- Ишь, как вам всем мозги запудрили… - она опустилась в одно из кресел и жестом показала Калюжному, чтобы он садился рядом. - Во-первых, собственно в подвалах Лубянки камер нету и никогда не было, там находится архив… Даже мизерная часть архива…
В холл вошли несколько человек, дружно закурили. С любопытством посматривали на беседующих. С Верой здоровались подчеркнуто доброжелательно.
- А камеры? - настаивал Константин.
Он вдруг почувствовал укол ревности. Кто их знает, может, это кто-нибудь из них и есть автор тех посланий, которые он читал утром… Они-то вон могут с ней каждый день видеться! А ребята наверняка все умные, грамотные - других тут, в ЦОСе, и быть, по мнению Калюжного, не могло.
- А камер у нас уже давно нет, - не подозревая о том, что творится у него в душе, ответила Вера. - Там, где они были раньше, сейчас у нас столовые, кабинеты… Они размещались на третьем, четвертом этажах, в здании, которое выходит окнами во внутренний дворик…
- Да ну? - удивился Константин. - Ну а где же этих держат?.. Ну, шпионов всяких…
- Это не здесь, это в Лефортово, там наш официальный следственный изолятор. На Лубянке последний кто содержался - это Пауэрс, летчик-шпион, которого сбили в шестидесятом году. И с тех пор все, больше никого.
- Не может быть, - не поверил Калюжный. - Небось скрываете.
- Нет, в самом деле. Здесь вообще ни одной действующей камеры не осталось…
Вера больше ничего рассказать не успела. К ним приближался пожилой сухощавый мужчина в костюме-"тройке". Константин вообще обратил уже внимание, что большинство мужчин, проходивших по коридору или курящих в фойе, облачены в строгие костюмы при галстуках. Наверное, вдруг подумал он, и те двое, что сидели рядом с ним в сквере, тоже отсюда.
- Станислав Николаевич, - обратилась Вера к мужчине. - Вот Константин, я вам говорила… Помогите ему, пожалуйста.
- Да-да, конечно… Иди, Верочка, я тут с ним сам…
Вера и в самом деле удалилась, издалека, от поворота коридора помахав Калюжному рукой. Собеседники уселись в кресла.
- Вы извините, у нас тут такой порядок: гостей в кабинеты не приглашаем, общаемся с ними только здесь или в пресс-баре, - пояснил Станислав Николаевич.
- Да-да, я понимаю, - согласился Калюжный. - Я и так уже напряг и Веру и вас, так что еще кому-то мешать… Я тут вот по какому вопросу…
- Я в курсе, - перебил его ветеран. - Сейчас сюда подойдет наш товарищ из Управления военной контрразведки, с ним вы и поговорите уже более предметно…
Между тем Калюжный чувствовал, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Поражало сочетание будничности и ирреальности происходящего. Вот эти люди, которые, покуривая, разговаривали с ним и между собой, которые проходили мимо, решали задачу безопасности страны на самом, как пишут в книжках, невидимом из фронтов - и в то же время были самыми обыкновенными. Насколько он, особенно, впрочем, не прислушиваясь к чужим разговорам, улавливал обрывки доносящихся до него фраз, курившие говорили на темы самые будничные.
- …Представляешь, купил себе стиральную машину. С доставкой на дом. Заказал время в субботу с утра, заплатил - так они, паразиты, привезли ее поздно, только к вечеру, весь выходной насмарку… И к тому же технический паспорт и инструкцию забыли захватить. Представляешь? Теперь вот придется ехать туда в магазин самому!
- Ну так пусть бы сами и везли…
- Да ладно, съезжу уж сам, это на Первомайской, там магазин электротоваров прямо возле метро, а мне в поликлинику надо заскочить…
- …Покупаю кран-смеситель на Николо-Архангельском строительном рынке, даже запомнил владельца павильона - Давлетчин. Продавец - сама любезность, все показал, все рассказал, даже какую-то херню лишнюю дал, только чтобы я взял этот смеситель. Через неделю устанавливаю смеситель, а там держатель под душ из другого комплекта и чашки-отражатели другого размера. Каково?.. Ну, я, конечно, к тому чудаку на букву "м", прихожу, так и так говорю. А у него куда уже любезность девалась - несите сюда смеситесь, все, что не подходит и товарный чек… Я ему говорю, что ж, мне из-за этих чашек снимать все? Ты, говорю, просто продай мне новые, я так и быть, заплачу, они ж копейки стоят… Хрен там, месяц потом по всем рынкам нужные чашки искал…
- …Зубы будешь делать в нашей поликлинике, старайся попасть к Кате Беляк, а протезист там нормальный Андрей Добровольский, к ним талончики бери…
Обычный треп, как в заурядной армейской "курилке".
По коридору стремительно промчалась невысокая, по-мальчишески угловатая женщина.
- О, Инга, наш метеор, полетел, - прокомментировал полный, вальяжно развалившийся в кресле, мужчина, почесывая свою седую бородку.
Калюжный уже заметил, что он чаще остальных отпускал язвительные замечания в адрес своих товарищей. Впрочем, на него, похоже, не особенно обижались.
Появилась еще одна женщина - высокая, русоволосая, молодая…
- Ей кто-то недавно стихотворение поднес, - сообщил другой из присутствующих. И прочитал по памяти:
- Для кого-то Настя,
Для кого-то счастье,
Для меня отдушина -
Тихо греет душу…
А для ЦОС - сотрудница,
Над статьями трудится.
- Оттрудилась уже, - бросил реплику еще один из куривших. - Ее на информацию для Ястреба посадили…
- Стоп!
Мгновенно зависла пауза. И Константину стало ясно, что треп - трепом, а ведутся тут только те разговоры, которые позволительно вести при нем, при постороннем. А в кабинет его не пустили не потому, что он кого-то будет отвлекать от дела, а потому что там, за этими глухими дверями, идут разговоры, там на столах лежат бумаги, там на экранах мониторов высвечивается информация - и все это позволительно знать только своим.
Зависшую неловкую паузу разрядила симпатичная улыбчивая блондинка. Заглянув в "курилку", она кивнула двоим:
- Мальчики, шифровочки получать!..
А у самой в руках толстенная папка. Если они тут шифровки такими пачками таскают, да еще если по несколько раз за день… Тоскливо! Калюжный терпеть не мог все эти секретные документы.
- Ты бы лучше, Анечка, позвала у тебя что-нибудь другое получить, - среагировал язвительный бородач.
- Успеете, - отмахнулась та. - И получить, и потратить…
- Потратить почему-то получается куда быстрее…
В коридоре появился еще один мужчина.
- Прошу прощения, что заставил ждать, Станислав Николаевич, - издали начал он извиняться.
- Ничего, ничего, - махнул ему рукой ветеран. - Вот, представляю тебе: тот самый вертолетчик с югов…
…Когда разговор закончился, к Константину подошел еще один мужчина, который уже несколько раз появлялся в коридоре, выжидательно поглядывая на собеседников.
- Анатолий Евгеньевич, - представился он. - Можно просто Анатолий… Вера подойти не сможет, просила, чтобы я взял над тобой шефство.
Анатолий легко перешел на "ты", сразу подчеркивая неформальность общения.
- Тут у нас встреча намечается, - слегка заикаясь, продолжал он. - Ты как насчет по пивку?
- Ваше политическое кредо? - мгновенно вспомнил любимую Мишкину шутку Калюжный. - Всегда!
- Ну и отлично. Пошли, нас уже внизу ждут…
Уже возле самого лифта они столкнулись с высоким, слегка сутуловатым улыбчивым мужчиной.
- Добрый день, Владимир Михайлович! - почтительно приветствовал его Анатолий. И уже в лифте, доверительно понизив голос, пояснил: - Вот это умница! Как говорится, не голова - Дом Советов.
На улице их и в самом деле уже поджидали. Анатолий представил друзьям Константина.
- А это наши бывшие сотрудники, сейчас в запасе, - пояснил он Калюжному. - Все работают в разных газетах.
- Сергей, - солидно протянул руку седой бородатый мужчина. - Газета "Континент".
- Михаил, - расплылся в откровенно искренней улыбке второй. - Газета "Версты".
- Игорь, - третий смотрел цепко, оценивающе. - "Российские вести".
- Церемониальную часть будем считать завершенной, - провозгласил Анатолий. - Ну что, к камню?
- Конечно, - вразнобой, но дружно отозвались собравшиеся.
По всему чувствовалось, что им предложили отработанный маршрут.
- Что это за камень? - поинтересовался Калюжный.
- Да там в свое время камень заложили, что там…
- …Будет город заложен, - перебив Анатолия, хохотнул Михаил.
- …В общем, памятник, погибшим на Соловках. Ну его в обиходе и называют просто Камнем.
Они спустились в подземный переход, пошли вдоль длинного ряда ларьков.
- Обрати внимание, Кость, что мы находимся в одном из московских центров реализации наркотиков, - тронул его за руку Игорь. - Вон посмотри: это торговцы, вон те - охрана, а вон и покупатели…
Глядя на людей, на которых указывал журналист, Калюжный был ошеломлен. Он увидел, как буквально на мгновение сошлись те, кого назвали торговцем и покупателем - и разошлись в разные стороны.
- Что, прямо тут, на Лубянке? - переспросил Константин.
- Совершенно верно, прямо здесь, - подтвердил Игорь.
- Но почему же их всех не того… К ногтю?
- Да мы в своей газете пытались как-то провести кампанию, - с досадой делился журналист. - На какое-то время их разогнали, но потом опять вернулись. Кусок-то лакомый, место прикормленное, а доказать преступление очень трудно… Торговец, например, может держать кулечек в порошком, скажем, во рту. Чуть что - плюнул в урну и попробуй доказать, что это его…
Между тем Анатолий подошел к одному из ларьков, заглянул в окошко. Сидевшая там девушка, похожая на кореянку, разулыбалась ему как старому знакомому.
- Элечка, нам пять бутылок пива… Ты, Костя, какое предпочитаешь?
- Да какое возьмешь - я в нем пока не разобрался.
…День продолжался. Возвращаться в Моздок Калюжному предстояло только через два дня - оформляя себя командировку, он рассчитывал побывать на похоронах друга. Но теперь, после вчерашнего визита, передумал, а потому времени у него было в достатке.
Чечня. Лагерь пленных
Разведчик Мустафа - пленный подполковник - бунт - казнь
Повинуясь короткой команде, пленные - торопливо и в то же время тускло-обреченно - вытянулись в одну неровную шеренгу. Они стояли молча - худые, хмурые, изможденные, с обветренными и темными (от солнца, усталости и душевной подавленности) лицами, в заношенной одежонке… Мужчины небритые, женщины кое-как причесанные - находящийся в неволе человек редко печется о своей внешности. Особенно если знает, что само его существование на белом свете теперь едва ли не полностью зависит от прихоти любого из этих тупых ограниченных жестоких мордоворотов, что, скаля зубы, сейчас стоят, сытые и вооруженные до зубов, перед ними.
Обводя пленных взглядом, Мустафа испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он в полной мере отдавал себе отчет, что такие лагеря необходимы и неизбежны, что это неотъемлемая составляющая действительности, что в них содержатся в абсолютном своем большинстве враги ислама и всего мусульманского мира, а следовательно, и его личные враги.
Говоря, даже мысленно, что это, опосредованно, его личные враги, Мустафа лукавил перед своей совестью, и отдавал себе отчет, что лукавит. Ну да только если еще признать, что здесь немало людей случайных… Нет, пусть лучше будем считать, что здесь только враги и мною в моем сочувствии к ним движет исключительно милосердие… Ниспошли, Всемилостивейший Аллах, мне, ничтожному, свое Высокое прощение за мягкосердие к неверным!..
Но с другой… Ему, кадровому офицеру-разведчику, находящемуся здесь со специальной миссией, офицеру, неоднократно и подолгу жившему в европейских странах, претило то, что по долгу службы приходится заниматься и этими лагерями. Да, признавал Мустафа, воевать в белых перчатках невозможно. Невозможно! Но очень хочется. Во всяком случае, ему лично. Несомненно, в разведке, в том числе и его страны, имеется вполне достаточно людей, которые с удовольствием занимаются грязными делами. Мустафа к таковым себя не причислял.
- Что-нибудь интересное есть? - спросил Мустафа вполголоса у начальника лагеря.
- Да так, особенно ничего, - равнодушно отозвался тот.
По всему было видно, что нравственных мук по поводу того, можно ли воевать в белых перчатках, он не испытывает. От начальника лагеря откровенно потягивало перегаром, который он старательно зажевывал какой-то ароматной резинкой.
Резиденту разведки Светской Республики Исламистан в Ичкерии такой начальник лагеря был нужен, важен и полезен. Даже необходим. Состоявшему в должности такового резидента человеку по имени Мустафа подобный подручный был крайне неприятен. И вовсе не потому, что в данный момент пребывал в состоянии, как говорят русские, "с похмела" - в конце концов, пить водку, курить анашу или нюхать кокаин - это личное дело каждого, лишь бы делу не мешало. Просто живой мысли не читалось в глазах у этого начальника ни одной, а голова у него, судя по всему, служила лишь приложением к желудку и к этим челюстям, которые сейчас добросовестно переминали жвачку.
О Аллах! Неужто Тебе угодно, чтобы и такие вот служили Тебе в святом деле борьбы против гяуров?.. Впрочем, наверное, и такие тоже нужны в Твоей бесконечной мудрости…