Обе группы встретились в овраге и рассредоточились. Дождь усилился, заливая холодную сухую землю. Полицейские почувствовали, что дождь переходит в мокрый снег. Тишина, казалось, была насыщена электричеством. Каждый следил за малейшим движением вылинявших занавесок в дверях и на окнах и за обуглившимся проемом того, что осталось от сарая.
Сначала полицейские услышали топот, затем заметили движение на вершине холма.
Они направили оружие на быстро движущееся бурое пятно, взвели курки и взяли его на мушки своих ружей. Лили глубоко задышала, когда зашевелился слой опавших листьев.
Два жилистых питбуля с лаем мчались на полицейских. Уэсли сильно пнул одного из них, отбросив его на несколько футов. Оба пса понеслись назад.
– Это сигнал к началу, – сказала Лили пожилому полицейскому, который неторопливо опускал ружье.
– Я бы пристрелил их.
Рут кивком послал Леонарда и Джорджа к первому трейлеру. Полицейские двинулись шеренгой, сначала стуча в двери, затем толкая их. Внутри они обнаруживали разный хлам, перевернутые кушетки, полиэтиленовые мешки для мусора, одежду и детские игрушки. У четвертого трейлера пожилой полицейский дал команду по радио. Один из квадроциклов с грохотом понесся к Чертовой речке, пересек песчаное мелководье и с натужным ревом стал взбираться вверх по холму.
Полицейские обнаружили на стоянке лишь две брошенные машины. Одну из них раздели полностью. В другой не было только двигателя. Обе машины имели на треснутых ветровых стеклах надписи: "Продается".
Лили натянула капюшон куртки на свою бейсболку, сунула руки в карманы. Уэсли в течение пятнадцати минут зачехлил свой револьвер 45-го калибра и собрал федералов вокруг себя. Он указал на вершину холма, где стояли другие трейлеры. Федералы пожали плечами и потащились наверх.
– Что ты им сказал, босс? – спросила Лили, подходя к Уэсли. За ней последовали Джордж и Леонард. – Ты хочешь, чтобы мы здесь торчали и ждали, что произойдет?
– Бандиты давно ушли, – ответил Уэсли, сплевывая на землю. – И не вернутся.
– Какой позор! – воскликнула Лили, ставя ружье на предохранитель.
Глава 31
– Тебе не нужно стоять на улице и курить, – сказала Джин Колсон, открыв кухонную дверь, выходящую на черный ход, где стоял Квин с сигарой. – Можно курить на кухне.
Солнце село несколько часов назад, стало даже холоднее, чем прошлым вечером. Кресла у порога, на которых уже давно никто не сидел, засыпали пожухлые листья. Квин сгреб листья руками и стер грязь со своих джинсов.
– Просто хотел размяться.
– Леонард посторожил снаружи, – сказала мать, жестом приглашая его войти в дом. – Зайди, попробуй пирога. Скажи Джейсону "спокойной ночи". Он ждет тебя.
– Я просто размышляю.
– С охотничьим ружьем отца?
– Решил проверить его.
Мать закрыла за собой дверь и вышла к нему на крыльцо, возле которого росли орехи-пеканы. Земля здесь спускалась к заднему двору соседей, огороженному забором из сетки-рабицы. За забором лаяла собака. Она отбежала от столба, на котором висело пугало. Пугало трепетало и вертелось на холодном ветру.
– Значит, они ушли? – спросила Джин.
– Уэсли считает, что ушли насовсем, – ответил Квин. – Не знаю, что случилось.
– Должно быть, вы их достали.
– Сделали что смогли, – согласился Квин, стряхивая пепел сигары в пустой горшок для цветов и по-прежнему стоя напротив матери. Она кивнула. – Безлунный вечер, – заметил он.
– Ты готов ехать?
– Не знаю, – сказал Квин. – Не сейчас.
– Как это воспримут в форте Беннинг?
– За десять лет мой командир хорошо меня узнал.
– Они ушли, – напомнила ему Джин. – И не вернутся. Ничто больше не угрожает твоей старой маме.
– Я задержусь еще на несколько дней, – упорствовал Квин. – Мне поручат работу инструктора, а это не то же самое, что ожидание боевой операции. Разные вещи.
– Все еще не можешь успокоиться.
– Надо расхлебать эту кашу.
– Ее заварил дядя Хэмп.
– Как ты себе это представляешь?
– Брат был хорошим человеком и хорошим дядей для тебя, – пояснила мать. – Он взял на себя все заботы из-за несостоятельности твоего отца и делал все, что мог. Я люблю его за это. Но он не держал своего слова.
Квин вздрогнул, уронив пепел на поношенную куртку.
– Это была расплата за то, что его избрали шерифом?
– Не думаю.
Мать замолчала. Вокруг них носился ветер, нагоняя холод в его ковбойские ботинки на тонкой подошве.
– Ты разузнаешь все, что тебе нужно, когда вернешься домой, – сказала мать. – Не вреди своей карьере из-за этой ерунды. Вы с Бумом выгнали этих бандитов из города.
– Что с Джейсоном?
– Как раз об этом я хочу кое-что сказать тебе, – оживилась мать. Она, улыбаясь, ожидала бурной реакции. – Кэдди приезжает.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– Возьмет его с собой?
– Это ее сын.
– И тебя это устраивает? – насторожился Квин. Он взял в руку сигару, оставив ружье на пороге. Став у перил, он смотрел на вспаханную землю, на которой жарким летом взойдут помидоры, перцы и подсолнечник. – Она беспутная.
– Она стала другой.
Квин глубоко вздохнул. С сигарой в руке он смотрел сквозь небольшой сад и качал головой.
– Я видел ее.
– Когда?
– Двое суток назад, – ответил он. – Она была в Мемфисе и выглядела весьма неприглядно.
Мать ждала пояснений, но их не последовало.
– Не отдавай ей ребенка, мама, – попросил он. – Она далеко зашла, слишком далеко.
– Не говори так, – возразила мать. – Она знает о дочери Булларда и обо всем, что случилось.
– Кто ей рассказал?
– Не знаю.
– Анна Ли?
– Не думаю. Они уже долгое время не дружат.
– Кэдди говорила что-нибудь об отце Джейсона?
Мать покачала головой и замолчала. Квин отошел от перил и вернулся к креслу, он стоял рядом с ним и курил. Джин достала из кармана домашнего халата пачку сигарет и тоже закурила, слабо улыбаясь.
Они сидели в холодной тишине, не произнося ни слова, пока Джин наконец не встала, похлопала его по колену и ушла укладывать Джейсона спать.
Через некоторое время на подъездную дорожку въехала машина, свет от фар пробивался сквозь задний двор и уходил вверх в голые ветви ореха-пекана. Затем хлопнула дверца машины.
Квин слышал топот быстрых ног, вбегающих в дом, и тоненький голосок Джейсона:
– Мама!
– Здорово, большой брат, – приветствовала Кэдди.
Квин смотрел со стороны кабинетного кресла и кивнул ей. Кэдди щелчком открыла "Будвайзер". На ней была экипировка болельщицы "Ковбоев Далласа" с эмблемами на свитере и джинсах, а также на кожаной куртке с бахромой, какую носила когда-то Энни Оклей.
– Говорят, в тебя стреляли, – произнесла Кэдди с легким смешком. Она подошла к перилам и сделала глоток пива. – Я предупреждала.
– Зачем ты приехала?
– Забрать Джейсона.
– Тебе лучше оставить его.
– Ты даже не знаешь его, – упрекнула она. – Тоже мне защитник, я не хотела бы, чтобы его подстрелили.
– Не подстрелят.
– Ты уверен?
– Да, уверен.
– Боже, – воскликнула Кэдди, – я начинаю понимать чувства нашей матери к дяде Хэмпу. Нельзя любить человека только потому, что он твой родственник.
– Как твоя работа?
– Работаю.
– Имеешь страховку?
– Не юродствуй, Квин, – заявила Кэдди. – Наши девушки, работавшие в Колумбусе, рассказывали, что рейнджеры практически не вылезают из тамошних баров. Так что не бросайся камнями.
– Сколько тебе дать за возвращение в Мемфис?
– Я не проститутка.
– Сколько?
– У тебя не хватит денег заплатить за то, чтобы я оставила моего мальчика, – сказала Кэдди, опорожнив бутылку пива. Она бросила ее рядом с орехом-пеканом. Бутылка разбилась, и Кэдди вернулась на кухню.
Квин покурил еще немного и выбросил сигару.
Вскоре он услышал шум мотора отъезжающей машины.
Квин обошел вокруг дома, заметив в окно, что мать сидит перед телевизором со стаканом вина. Ее лицо ничего не выражало.
Он выключил снаружи свет, и все смолкло. Слышалось только слабое гудение холодильника.
Квин приготовил кофе и сидел с ним на крыльце бо́льшую часть ночи. Выкурил две сигары, прошелся к дороге на Итаку и протрепался с Леонардом до восхода солнца. Когда он возвращался назад от патрульной машины, машинально подобрал игрушечный грузовик.
Глава 32
Квин услышал шевеление на кухне и вошел туда. Поцеловал мать, жарившую бекон, в щеку и налил себе чашку кофе, четвертую по счету. Он стоял, опершись на буфетную стойку. При дневном свете дом казался еще более пустым. Он понимал, что мать чувствует это еще сильнее, чем он. Прикидывал, что бы сказать. Пил кофе, пока она поджарила ему яичницу из пары яиц.
– Ты наклеила здесь новые обои? – спросил он.
– Тебе нравится?
– Розовый пудель.
– Такие же обои Элвис наклеил в Грейсленде для Глэдис.
– Ты поедешь в Мемфис на день его рождения? – поинтересовался Квин. Он не разделял ее обожание короля рока, но понимал, что это приносит ей удовлетворение и успокаивает.
– Конечно, – подтвердила мать. – Почему бы нет? Ты тоже?
Он кивнул, не прекращая есть.
– Хотя мне это не нравится.
– А мне приятно, – не согласилась она. – Единственная польза от статуса сестры шерифа заключается в том, что я не испытываю недостатка в поддержке. Твой дядя дал Уэсли работу, когда тот был безработным, собирая мусор.
Квин улыбнулся:
– Прости за Джейсона.
– Он вернется.
– Ему будет не сладко.
– Она позаботится о нем, – возразила мать. – Не будь слишком строгим.
Квин взял свою кружку кофе и, приподняв занавеску, выглянул в переднее окно. Он увидел, как Леонард готовится выбраться из патрульной машины, разговаривая с Уэсли Рутом. Тот опередил его. Рядом с Леонардом Уэсли выглядел великаном. У него были мощная грудь и бицепсы. На лице широкая улыбка. Если не учитывать выпирающий живот, Уэсли выглядел атлетом.
Квин опустил занавеску и сказал матери, что отлучится ненадолго.
– Куда ты едешь?
– Хочу запереть дом на ферме и закрыть ворота, – пояснил он. – И проверить, не появился ли Хондо.
Мать кивнула. Они оба понимали, что собаки нет в живых, но это было последнее, что он мог сделать для своего дяди. Может, он увидит канюков, кружащих вокруг фермы, и сможет найти и похоронить собаку.
– Пока буду искать, никуда не уходи отсюда.
– Обещаю.
– И я собираюсь нанять доверенного для борьбы со Стэгом, – добавил Квин. – Мы доведем это дело до конца. Договорились?
Джонни Стэг открыл ворота для скота в угодья судьи Блэнтона и медленно поехал по гравиевой дорожке. Его "кадиллак" преследовала с лаем пара питбулей, кусая шины. Он подъехал к старому дому белого цвета. Из трубы валил дым. Собаки не отставали от него, пока он не остановил машину, вылез и стал прогонять их. Стэг удивился, не обнаружив признаков присутствия судьи. Он звонил все утро, но не мог найти судью ни дома, ни в офисе.
Стэг постучал в дверь, но никто не отозвался. Дверь, однако, была не заперта, и он вошел внутрь. У стены, под картиной с охотничьим сюжетом и полками, заполненными редкими томами, работал большой газовый обогреватель. От камина несло запахом горелого кедра.
Тишина была столь гнетущей, что потрескивание чурбаков заставило Джонни вздрогнуть.
Стэг позвал судью.
Тот откликнулся из глубины дома.
Судья находился в кабинете. Его окружали горы книг, канцелярских папок и нераспечатанных бюллетеней и писем. Все четыре стены комнаты занимали провисшие полки с книгами по истории и праву, напоминающие о прошлом. Блэнтон сидел, уставившись в экран компьютера, но встал, когда вошел Стэг. Поздоровался за руку и предложил коктейль.
– Пока рано, судья.
– Разве?
– Еще нет и девяти утра.
Судья Блэнтон потер небритые щеки и включил настольную лампу. Зеленоватый свет осветил его налитые кровью глаза и седую голову, подстриженную "под ежик". Волосы выросли ровно настолько, чтобы стоять торчком. Высокий хрустальный бокал со льдом, отсвечивающий бурым цветом, стоял на краю стола. Стэг заметил на стене черно-белое фото. Оно изображало молодого Блэнтона, стоявшего в окружении друзей-морпехов. Прочел надпись.
– Вы были в Корее? – спросил он. – Действительно становится холодно.
– Давайте я приготовлю кофе.
– Мне нужна ваша помощь, судья.
Судья сел и кивнул в знак внимания.
– Хочется, чтобы эти ребята из Мемфиса исчезли.
Судья еще раз кивнул.
– Они могут прикончить меня, – высказал опасение Стэг, чувствуя, как дергаются его щеки. – Они ставят Говри мне в вину, и я спиной ощущаю опасность, словно стал мишенью.
– Что они говорили?
– Когда я позвонил, Кэмпо не ответил, – сказал Стэг. – Я звонил ему сотню раз. Час назад кто-то ответил и сказал, чтобы я больше никогда не звонил по этому номеру.
– Что это значит?
– Это значит, что они собираются подтереть пол моей задницей, – выругался Стэг. – Я не могу достать столько денег. Даже когда хотел, не мог выбить и гроша из Говри. Одного гроша. Черт!
Блэнтон покачал головой и достал из тумбы стола бутылку виски. Он налил его в стакан и снова предложил Стэгу. Тот отказался. У Стэга текли слюнки, когда Блэнтон опорожнял стакан, его кадык ходил вверх-вниз. Он обонял запах выдержанного виски.
– Пожалуй, я выпью кофе, – сказал Стэг.
– Джонни, позволь мне спросить, каким образом ты связался с этими людьми? – поинтересовался Блэнтон. – Ты нас подставил.
– Вы сами знаете.
– Да, знаю. Но что они тебе обещали?
– Деньги. Услуги. Надежного парня.
– В другой банк не обращался? – спросил Блэнтон. – Никто бы тебя не винил за то, что сделка не состоялась. Ты никогда не обещал нам стопроцентной выгоды.
– Боже правый! – воскликнул Стэг, потирая руками лицо и шею. – Вы знаете положение лучше, чем кто-либо еще. Кэмпо пообещал вещи, за которые невозможно расплатиться. Не надо быть наивным.
– Джонни, я сказал бы, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. – Блэнтон встал и направился к двери. – Кто эти люди?
– Вы знаете их лучше меня, судья. Вы приобрели золотой ключик уже давно.
– Я приготовлю кофе. Расскажи обо всем, что ты знаешь.
– Это не мой план. Не мой и провал.
– А Хэмп Бекет? – спросил Блэнтон. – Что обещали ему?
– Пока ему регулярно платили, он ни о чем не беспокоился, – сказал Стэг, покачивая головой. – Его приглашали в Билокси, принимали как важную персону. Деньги его и сломали. Они снесли ему мозги, судья.
– Ты кому-нибудь говорил об этом?
– Конечно нет, – заверил Стэг. – Но он оставил записку.
Блэнтон покачал головой. Вокруг его налитых кровью глаз обозначились черные круги. Джонни Стэг почувствовал, как его лицо залила краска возбуждения, как у человека, на чьи дорогие восточные ковры высыпали мусор.
Квин встретил Уэсли у переднего подъезда, указав кивком на черный "камаро" Говри 1969 года выпуска, припаркованный у другого подъезда.
– Как тебе нравятся мои колеса?
– Когда ты вернулся?
– Сегодня.
– Ты собираешься вернуть машину назад, в Колумбус?
– Это важно?
– Очевидно, – сказал Уэсли. – Это ведь улика. Мы думали, с автозаправки ее угнали, но, по словам Лили, воспользовался ею ты.
– Полагаю, что в таком случае ее лучше подогнать к офису шерифа.
– Машина может претерпеть изменения во время перегона.
– Конечно может.
Уэсли ухмыльнулся.
– Да, черт возьми! – воскликнул Квин, запрыгивая на переднее сиденье. Он завел двигатель и дал задний ход. Они проехали мимо помощника шерифа Леонарда Макмина и помахали ему рукой.
Макмин наклонил голову, как собака, слушающая пронзительный звук, и помахал рукой в ответ.
Уэсли набрал из переднего кармана своего кителя немного жевательного табака и помял его пальцем.
– Быстрее, – сказал он.
Квин резко надавил педаль газа и сорвался с места, прежде чем перейти на первую скорость. "Камаро" сделал великолепный рывок, пахнув в лицо Леонарда черным дымом.
Они смеялись всю дорогу до Главной улицы, затем поехали за город по длинной-предлинной дороге на предельной скорости. Они знали, что никто их не остановит. Квин чувствовал себя школьником, только в этот раз в компании с полицейским, пристегнувшим ремень безопасности.
– Еще больше удовольствия, чем на пожарной машине.
– Несомненно, – согласился Квин.
Он поймал радиостанцию, передававшую музыку кантри. По ней горланили песни из забытого репертуара прошлого. Они носились по неприметным проселочным дорогам, проезжая заброшенные кладбища и автозаправки. Перед глазами мелькали земля и гравий. Квин поменялся местами с Уэсли. Тот перескочил с дороги в заросшее сорняками поле, порушил прогнивший забор и скользил по грязи, пока не застрял в овраге. Однако, включив двигатель на полную мощь и изо всех сил нажимая на педаль, ему удалось вывести машину на проселочную дорогу, ведущую к ферме.
Оба смеялись до упаду.
По радио передавали песню Хаггарда "Думаю просто остаться здесь и пить". Квин не мог не смеяться, видя, как будущий шериф округа буйствует на проселочных дорогах. Они проехали поворот, и Уэсли резко прибавил газу, взбираясь по склонам холмов, окружающих ферму. "Камаро" разбрасывал гравий и грязь вдоль узкой дороги.
– Кто, черт возьми, доверил нам ответственную работу?! – воскликнул Уэсли.
– Несчастные люди, – ответил Квин.
– Да поможет нам Бог, – сказал Уэсли, опустив стекло и сплюнув.
Он пронесся на скорости вдоль забора из колючей проволоки, кажущегося сплошным пятном. Дорога поднялась к гребню холма, и они выехали на другую дорогу, которая вела к ферме его дяди, расположенной на расстоянии около мили. Здешнюю землю арендовал охотничий клуб, ее владельцем была лесозаготовительная компания. Поэтому по дороге попадались штабеля старых бревен. Квин вспомнил, как вывозили лес с бывшего участка Маккибена. Уэсли повернул на север. Затем снизил скорость, проехав по краю холма. Есть ли у таких людей, как Стэг, душа, думал Квин.
– Ты будешь приглядывать за моей мамой? – спросил Квин.
– Конечно.
– Постарайся это делать лучше, чем Леонард.
– Обещаю.
– Говри вернется, – сказал Квин.
– Почему ты так думаешь?
– Он не оставит все как есть.
– Ты чересчур беспокоишься, Квин.
Уэсли замедлил ход на следующем пригорке, у того последнего изгиба в холмах, который вел на восток и далее спускался в долину к ферме. Он снизил скорость и нажал на тормоз в месте, где на обочине дороги приютились два грузовика.
Квин никого не заметил вблизи и подумал, что грузовики принадлежали паре охотников, которые поленились поискать более удобную парковку. Уэсли резко остановился, сзади выхлопные трубы дымили на холостом ходу.
– Что за черт! – воскликнул он, открывая дверцу со стороны пассажирского сиденья.
Квин заметил, что он держит руку на служебном револьвере.
– Постой, – сказал Уэсли, натягивая на голову кепку шерифа.