- Так не просто кралю. А мадам на горшке.
- Зачем такое?
- Так он же "сявка". Параши носит. Из-под всего барака. А тут женщина. Предел его мечты - "сявкам" даже говорить о бабах вслух не дозволялось. Ранг слишком низкий. Так вот, чтоб и им не так тяжело жилось, на весь живот им баб рисовали. Но головой вниз. А поскольку другие с ним о серьезном и о бабах не говорили, ляжет "сявка" на нары, рубаху задерет, живот надует, а с него ему баба улыбается. Вот и говорит он с нею, единственной. Часами. Это им не запрещалось. Хоть и не всамделишная баба, а отрада. И успокоение "сявке". Тоже ведь человек, что ни говори. А потому баб им делали на брюхе красивыми, улыбчивыми. Ведь нелегкая жизнь у "сявок". Всяк помыкать норовит. Так вот эта отрада была их неотнятая. Она никогда не осмеивала и не ругалась. Ничего не требовала. И никогда не изменяла. Всегда понимала "сявку" и была с ним, в нем. Вот этим подарком, а он считался самым щедрым, и одаривали тех, кто не имел ни веса, ни силы. Всякому своя утеха.
- А как им делали татуировки?
- Очень просто. Без обработок намалюют "сявке" на брюхе бабу. Надует он живот, скажет - нравится. Ее обколят враз. Смажут тушью - и проваливай. Остальное сам делай, как хочешь.
- Что ж, все "сявки" с такими наколками ходили?
- Э, нет. Тут смотря за что попал.
- К примеру?
- Ну, "сявки" зачастую из служащих. А тут смотря по какой специальности работал.
- Если это счетовод?
- Лысую башку нарисуют. А на ней орла.
- Орла?
- Тот дурные головы клюет. А эти разве по уму сюда попали? Да ладно б так, а то еще и надпись соорудят на манер письма запорожцев к турецкому султану…
- Скажите, а какие наколки работягам делали?
- Этим тоже всякое. Но в основном по желанию. Их не кололи принудительно. Клей ма не ставили. Ну а если попросит кто, не отказывали…
- А им что кололи?
- Безобидное. Цветочки, женские имена. Тоже на радость. Чтоб ночами спокойнее было. Вроде не имя, а жену его или там подругу сюда ему вернули.
- Штурвалы кому кололи?
- Какие штурвалы?
- От кораблей. Выкинутые на берег?
- А! Вы о нем, о своем покойничке!
- У кого что болит, тот о том и говорит, - рассмеялся Игорь Павлович.
- Штурвал - символ управления. Раз вышвырнули на берег, значит, выкинули из какой - то кампании. За что - не знаю. Там у него рисунок сборный. Вроде винегрета. Все в одну кучу смешано. Может, сразу по нескольким статьям сидел. Основной - не понять, не угадать.
- Ну а если несколько, то какие статьи?
- Одна - за изнасилование.
- А вторая?
- Там у него надпись есть: "Они устали, они хотят отдохнуть". На ногах выколото.
- Помню.
- Так вот это делали тем, кому за побеги срок добавляли.
- А еще?
- Еще у него кусок моря. Тоже символ. К растрате причастен.
- Изнасилование и растрата?
- Да. А что? Скажете, не вяжется?
- Он по некоторым соображениям мог иметь какое-то отношение к медицине.
- Не знаю, может, вы больше знаете, чем те, кто с ним сидел, кто клей мил его, - насупился Трофимыч.
- Это предположение. Продолжайте.
- Берег у него узкой полосой. Похожий на берег бухты Певека. Это значит, что он там побывал. Возможно, туда его должны были отправить после побега или попытки к побегу. Но может и другое значение имеет эта полоска: что идти ему по этому берегу придется одному. В один след. И никто ему не друг и не попутчик.
- А такое кому делали?
- Доносчикам. Кто многих людей загубил. И еще. Берег на его татуировке- скалистый, высокий. Значит, свобода ему не скоро светила. Долго в лагере сидел.
- Да, запутанная у него биография, - вздохнул Яровой.
- Дельце у тебя и впрямь незавидное. Но как знать? Случалось нам сложные дела распутывать, а в легких завязнуть, - усмехнулся Бондарев и продолжил: - Бывало! Чего там… Однажды к нам партию зэков привезли. Под вечер уже. Человек эдак триста. Стали мы их по баракам определять. В дела заглядывать некогда. Смотрим, время к полуночи. А у нас еле-еле половина распределена. Мы и ускорили. В те времена в блатном, воровском мире всех ворюг по квартирам звали мастерами по курятникам. Мы это тоже знали. Подошел ко мне очередной зэк, я, не заглядывая в дело, спрашиваю: "За что сел?" Он мне: мол, за курятник. Я его к ворам в барак и отправил. Утром пошли навестить новичков. Познакомиться с ними. Заходим в барак к ворам. А там… Тудыт-твою мать, мужик на тоненькой перекладине сидит. А она над проходом, меж нар. На верхнем ярусе. Я поначалу изумился и спрашиваю: "Как ты там?" А он мне в ответ- сижу, дескать. Приказываю ему слезть, а он трясется. Спрашиваю, за что, мол, туда попал, а он мне- за курятник. А сам на перекладине, как петух. Хорошо, что худой, иначе б не удержался. Оказалось, что и не вор он вовсе, и не грабил квартир, а заведовал курятником. Но сгорел по недосмотру его птичник. Мужика и посадили. А воры его за несоответствие с их обществом на нашест загнали. Мол, за что попал, так и живи. Мы его тут же перевели. К работягам. Ну какой из него преступник…
- Таким наколок не делали?
- А какую ему наколку делать, куриную жопку?
- Да ладно ты, Игорь Павлович, и таких потом клей мили, - вмешался Трофимыч.
- Потом! Если заслужит.
- А работягам кто наколки ставил?
- На это мастера имелись почти в каждом бараке. Но особенно - воры были знамениты. Они решали, кому что ставить в память до самого гроба.
- А разве заключенные могли свободно общаться друг с другом?
- Конечно. Куда ж от этого денешься? На работе, в столовой, в красном уголке - они все перезнакомятся.
Игорь Павлович, потягивал чай из захватанного стакана. Поглядывал на портреты, висевшие на стене. Подмигивая, улыбался одним, кивал головою другим. Со всеми- с живыми и мертвыми вел свой, одному ему известный, молчаливый диалог.
Трофимыч одолевал пузатую кружку чая. Грел руки, душу. Молча смотрел в нее на свое отображение. Изумлялся. Как изменился, как постарел! Лицо- что печеная картошка. Все в морщинах, волосах, будто у обезьяны. Недаром месяцами на себя в зеркало не смотрит. А лысина! Скоро шапкой не прикроешь. Эх, жизнь! Душа - в шишках, лицо - в синяках, сердце - в рубцах… Куда это годится? И матюгнув самого себя в кружке, отвернулся от нее, забыл про чай.
- Послушай, Игорь, а ты помнишь, как воры мурло отделали насильнику тому? Забыл я, как его звали.
- А, Игле! - Бондарев рассмеялся так, что стекла в очках испуганно зазвенели.
- Расскажи следователю.
- Ты это лучше меня знаешь, давай!
- В общем, попала в наш лагерь партия насильников. Всякого возраста. Среди них - дед! Тоже в кобели попался. Уж не знаю, что он утворил на воле, какую старуху лапал, только к нам он на семь лет прибыл. Наружностью - кляча с перепоя, только с бородой. И что ни слово - мат или брехня. Ну и решили зэки его проучить. Поначалу прозвище дали- мол, чем насиловал, такова и кличка тебе. А он не унимается. Требует уважения к своему возрасту. Сам же забыл, по какой статье попал. Ну и однажды, когда зэки под кайфом были, начал о женщинах всякие непристойности нести. Не пожалели воры пойла и для Иглы. Напоили его чифирем и на мурло ему клеймо поставили. Чтоб все знали, с кем поимели несчастье свидеться. Старик этот долго ничего не понимал. От чего каждый встречающийся с ним хохочет до упаду и сразу статью его узнает. Зеркал у них в бараке не водилось. Но как-то через полгода повезло ему в больницу попасть. Глянул он на свою морду, да так и остался немым. То ли от горя, то ли от неожиданности. Правда, срока он не дотянул. За полтора года до выхода помер. Но с этим клеймом.
- А что ему сделали?
- За что сел, то и накололи…
- М-да, - поморщился Яровой.
- Игорь, ты расскажи про "президентов" перстень, - предложил Трофимыч.
- Тот "президент" был исколот весь. Ни одного живого места. У него по всей шее змея вилась. Нетронутым было лицо и ладони рук. Остальное все разрисовано.
- Что основное, характерное было в его наколках?
- Много чего.
- Главное! - настаивал Яровой.
- Главное - это змея. Удав у него от пупка и до затылка вился. Как живой. Страшно было смотреть. А удав - символ коварства и силы. Такое ставили лишь тем, кто в руках своих не одну, а добрую дюжину шаек имел. В чьих руках воры дрожали. Кто имел право распоряжаться их жизнью и смертью. Казнил и миловал. Кого, сбиваясь с ног, искали много оперов и долго не могли поймать. Удав - символ неограниченной власти над всеми живыми ворами. А если у него, у удава этого, на голове и корона выколота - это князь воров, их повелитель. За него воры пачками на смерть пойдут, не раздумывая. Вместо него - под суд, в тюрьму - куда угодно. До войны удавов на теле лишь пятеро по всей стране носили. Их знали все угро. Но к нам попал лишь "президент". А сколько мы с ним намучились, только нам известно. Не меньше двадцати раз в году зэки подстраивали ему побеги. Да спасибо вот этому человеку, он все хитрости знал и обоняние имел особое, - указал Бондарев на портрет погибшего командира роты охраны - "Президент" был негласным хозяином зоны. И пользовался многими привилегиями, которые сам для себя установил. На работу он, конечно, не ходил. Зэки отдавали ему безропотно свои пайки. Хотя сами оставались голодными. И не "сявки", а даже сами фартовые. Разговаривать с начальством лагеря он не желал. Гад, в знак протеста снимал брюки и поворачивался к вошедшим голым задом. На котором у этого вора "в законе" сотенные купюры были выколоты. И никто, ни один из начальников лагеря не смог заставить его работать. Но гут я появился, - рассмеялся Бондарев.
- И тебя он так же встретил, как и прежних? - улыбался Яровой.
- Тоже сторублевками. Зэки ему доложили, что в барак зашел новый начальник лагеря, но он даже не повернулся. Честно говоря, такое откровенное хамство меня взбесило. И решил я прибрать его к рукам. А для начала хорошенько изучил дело этого "президента": над ним восемнадцать следователей работали. Приличный труд получился. Так вот, он был не просто "вор в законе", не просто главарь, он - воровской жрец. И у него на руке был перстень выколот. Цветной тушью. С зеленым камнем. Это символ бессмертия. Таких наколок я больше ни у кого не видел. Поймали его в Одессе. Повезло двум старым опытным оперативникам - на квартире у одной девахи его взяли. И, опасаясь осложнений, судить привезли в Киев. Ведь "президент" - птица необычная. И что ты думаешь, за пару дней до суда он чуть не сбежал из тюрьмы. На машине, что продукты привозила. Потом, в день суда - прямо из зала. Здание суда воры подожгли. После этого в тот же день по дороге в тюрьму на машину напали. Хорошо, что конвой был усиленный. Десять конвоиров эту птичку доставили. Потом по дороге в Магадан его дважды пытались украсть. А уж отсюда - счет потеряли…
- А что ему инкриминировалось?
- Он контролировал двенадцать шаек в крупных городах. Сам "мокрушник". Но, как ты знаешь, расстрела в те годы не давали. Осудили его на четвертной.
- Самому "президенту" сколько было?
- Тридцать девять.
- Молод. И воры ему такую власть дали?
- Воры не на годы, на способности смотрят. А они у него были поистине исключительные. К тому же эту шишку они избирают сами. Хотел я сразу круто повернуть. Но Трофимыч, он осмотрительней меня, не посоветовал это делать, чтоб не вызвать беспорядков со стороны воров. Посоветовал выждать удобного случая. И случай наступил, когда рассортировал воров я по всем баракам. С этим типом оставил лишь Папашу- тоже отпетого вора. А остальные в их бараке были работяги. Эти не только кого-то кормить, сами добавки просили. "Президент", лишенный окружения своих джигитов-телохранителей, поскучнел.
- А почему сразу это не сделал?
- К тому времени из лагеря вышли самые рьяные сторонники "президента", его кормильцы и заступники. Вот и поторопился выход.
- Оставшиеся воры как на происшедшее отреагировали?
- Покричали немного. Одни продолжали кормить "президента", другие на сытые желудки поняли, что так даже лучше. Да и у Папаши уже много сторонников среди них было… А Папаша в тот же день был бригадиром назначен в своем бараке. И поскольку работягам бригадир, понятно, дороже, его охраняли день и ночь. Следили за каждым движением "президента".
- Значит, Папашу решил столкнуть с "президентом" лицом к лицу?
- Да, именно так. Папаша - мужик с гонором. Прислужничать не умел и не любил. Делиться тоже. Считал, что по способностям и воровским заслугам он не ниже "президента" и в душе обижался на воров. Считал себя обойденным и мстил за это ворам. А коль скоро воровской элиты в лагере не стало, вся его злость закономерно пала на самого "президента". Ибо в работягах Папаша не видел помехи. К тому же отношение работяг к "президенту" было ему на руку и он не только одобрял стычки между ними и участвовал в них, но и нередко был их инициатором. Особенно его бесило, когда "президент" показывал ему свой перстень. Это была крайняя мера. И Папаша обязан был беспрекословно подчиниться воле "президента". Но отдавать ему свою пайку он уже не мог. И решил целиком избавиться от повиновения. К тому же, как ни охраняла Папашу бригада, но кто-то из воров по приказу "президента" мог его убрать. Эта опасность заставляла искатьвыход. И как-то Папаша не нашел в своем чемодане золотое кольцо, которое он пронес с собой и о существовании которого знал "президент". Между ними началась жестокая драка.
- Это не драка, побоище целое было, - встрял Трофимыч.
- Да, мне этого тоже не забыть, - продолжил Бондарев. - Так могли схватиться только лютые враги. Один отстаивал свое "президентство", другой, Папаша, претендовал на него. Папаша пошел ва-банк. Не могли дерущихся остановить ни выстрелы вверх, ни холодная вода. Оба знали, что от исхода зависит многое. А потому все средства были хороши. Сразу никто ничего не понял, почему "президент" вдруг вскрикнул, как зверь. Глаза его остервенели. И удалось ему свалить Папашу наземь. Так бы и задушил он его. Но что- то помешало. Глянули, а у него палец, на котором был перстень выколот, не просто сломан, а вырван с мясом. И кровь из руки фонтаном хлещет. Эта рука и подвела. Ослабла на секунду. Тогда Папаша из рук "президента" и вырвался и тут же конвой растащил их в стороны. "Президента" в больницу отправили. Но… по воровскому закону потерявший эту наколку не имеет прежней власти над ворами. Если он лишился руки - ее порезали или прострелили и пришлось отнять, или болячка села на этом месте и съела метку, воры не обязаны подчиняться этому человеку и избирают другого вместо него. А тот, который ранее имел перстень, становится обычным, рядовым вором "в законе". Ничем не отличающимся от других. Считают, что с потерей "перстня" этот человек потерял удачу. И не только свою. Вот почему взбесился "президент", не только от боли… И пропавшее кольцо было только поводом к схватке, но не причиной. Даже единственный вор, оставшийся в зоне, обязан был угождать, кормить "президента", покуда у того имелся "перстень". А кольцо - не столь важно. За него здесь он и пайки хлеба не купил бы. Каждому свой желудок важнее украшений. И "президенту" не кольцо нужно было, а лишний повод для драки. Чтобы усмирить Папашу в назидание другим.
- Эта история имела продолжение? - не скрывал любопытства Яровой.
- Да. Вышел "президент" из больницы и понял, как изменилось отношение воров к нему. Они могли мстить за него, пока была метка. А без нее даже перестали замечать. Да и обижал он многих прежде. Вот и вылезло все наружу. Неприязнь, злость сразу дали знать себя. Если ты - удав, как допустил, чтобы кто-то одержал над тобой победу? Да еще такую! Ну и пуще затаил "президент" зло на Папашу. Тот это понимал и всегда был начеку. Ночью от малейшего шороха просыпался. "Президент" вскоре понял, что о беде его и на воле узнали воры. Перестали посылки слать. Пришлось ему идти на работу. Как всем. А как раз зима стояла. Снежная, холодная. Папаша уже давно втянулся в работу. А "президент" через час выдохся. Сел отдыхать. А Папаше только и нужен справедливый повод. Он знал, что "президент" ждет удобного случая. А если нет выхода, то лучшая защита- это нападение. Так и тут случилось. Папаша не дурак, все учел: что "президент" устал, что рука у него болит. Ну и налетел. Якобы тот хуже любой "сявки" нарочно отлынивает. А из-за него выработка будет меньше, меньше хлеба дадут бригаде. "Президент" уже психологически надломлен был. Реакция замедлилась. Челюсть-то он Папаше сломал, но и сам с раздробленной гортанью оказался. В итоге - смерть…
- Но ведь Папаша знал, что ему срок добавят…
- Знал. Но срок - не смерть. И если бы не он "президента" - "президент" его где-нибудь подкараулил. За все одним махом. Слишком тесно им обоим стало в одном лагере. Мы тоже это понимали. Да, срок Папаше добавили. Небольшой. За такого-то потерпевшего…
- Кстати, этот "президент" был вдвойне опасен тем, что знал, как можно убить, не оставив следов, - напомнил Бондареву Трофимыч.
- Да! - спохватился Бондарев. - Этот такой тайной владел, как говорили зэки. Хотя в деле "президента" никаких данных такого рода не было.
- А что говорили?.. - интересовался Яровой.
- "Президента" этому якобы обучал какой-то старый японец. Он хорошо знал строение человека. Так вот на теле у каждого есть опасные точки. Если любую из них уколоть иглой, можно отключить один из органов. Вызвать паралич или разрыв сердца. Та же иглотерапия, но в преступном варианте.
- А где расположены эти точки?
- Может, наш медик вам объяснит. Но, что несомненно, для успеха убийце нужно иметь определенные возможности и познания.
- Физические.
- Да.
- Чтобы преодолеть сопротивление?
- Иногда используют спиртное. Но чаще предпочитают обойтись силой.
- Почему? - удивился Яровой.