- При спиртном такие уколы следы оставляют.
- Внешние?
- Не только. И внутренние. Их экспертиза сразу обнаружит. При вскрытии, - уточнил Бондарев.
- Какие следы? - торопил Яровой.
- Тело сразу сводит судорогой. А места уколов, при употреблении перед этим спиртного, становятся заметными - неестественные черные пятна. При кропотливом расследовании можно установить все.
- Значит, в данном случае спиртное служит проявителем?
- Да, что-то в этом роде. Тебе о таких случаях расскажет врач лагеря. Он завтра утром будет на работе. С ним детально все обговоришь.
- Игорь, скажи, ты видел перстни "веревочка"? - вернулся к прежней теме Трофимыч.
- Не помню таких.
- А их многие в нашем лагере имели. Тоже наколка. Тушью обычно делалась. В виде тонкой веревки на безымянном пальце.
- Что за символ? - заинтересовался Яровой.
- Убийцы такое имели. Сколько раз эта веревка скручена - столько убитых на счету.
- Почему на безымянном пальце?
- Потому что не раскрыты эти убийства. Без имени остались. Тонкая веревка - чтоб в глаза никому не бросалась.
- За что они убивали?
- Потому что смежники.
- Как понять?
- Грабили и убивали. К ним в лагере никто особо не придирался. Отчаянные ребята.
- А раскрытые убийства как метили?
- Без перстня. По надписи "Колыма" черепа имелись. Сколько раскрыто - столько их и выколото, - объяснял Трофимыч.
- Я замечал, на пальцах у иных - тонкие кольца выколоты. Ровные. В суровую нитку толщиной. Что это означает? - спросил майор.
- Тоже метка. "Скользкой дорожкой" прозвали.
- А что это?
- Отравители имели такое, - ответил Трофимыч.
- Почему "скользкая дорожка"?
- Их все равно разоблачали когда-нибудь. Часто после вскрытия трупа. И они знали, что их ждет. Потому и метка тонкая. Как лезвие ножа, без особых примет.
- А зубчатое кольцо? - спросил майор.
- Это заметная работа. Такое кольцо и называлось - пила. Это тоже убийцы. Но особые. Разбойники. Они жестоки. В дело нож не брали. Работали топорами, кастетами. Сколько зубцов - столько убитых. Они обычно драчливы, задиристы были, эти мужики, - Трофимыч был явно польщен вниманием к своим познаниям.
- В этих перстнях я не очень разбираюсь. Но вот однажды из-за настоящего хорошего перстня чуть мужика одного не ухлопали. Капитана дальнего плавания. Он к нам попал после аварии, которую его судно в море потерпело. Так вот у него перстень был с сапфиром. Синим-синим. Глаз от него нельзя было отвести. Настолько красив. В золото вправлен. От деда достался в память. Тот еще при царе моряком в загранку ходил. Воры и приметили этот перстень. Стали вокруг того капитана виться. А он ни в какую. Как на грех, приглянулся сапфир "бугру" воров. Тот прямо-таки во сне видел сапфир на своей руке. Ведь синий цвет - цвет удачи и мужества. Да к тому же обрамление - червонное золото самой высшей пробы. Так вот этот "бугор" решил во что бы то ни стало тем перстнем завладеть. Но как? Вначале его кенты подошли к тому мужику по-хорошему, дружбу предложили, опеку свою. Тот не отреагировал. Уже наслышался, что даром воры ничего не сулят. Ну и ответил, - мол, век с фартовыми не знался и знаться не хочу. Тогда они стали называть цену за перстень. Он тоже отказался. Обмен навязывали… - Бондарев сделал паузу, как бы дожидаясь вопросов.
- А на что обменять? - удивился Яровой.
- На теплую куртку. Кому-то с воли прислали. Она, конечно, теплее телогрейки. Но перстень был очень дорог капитану и он снова отказался. Ну что тут делать? Решил "бугор" силой завладеть этим перстнем. А капитана ухлопать. Но своими руками не хотел и обратился к двоим. У них на среднем пальце руки был выколот перстень с агатом. Это черный полудрагоценный камень и носили ею все, кто причастен к банде "Черная кошка". А камень этот - символ ночи, мести. Эти двое работали рядом с бригадой, в какой был капитан. Вот как-то они на перекуре и предложили ему сыграть и карты. А он им и отвечает, что кроме преферанса ничего не признает. Мол, после работы пульку расчертим. А плебейские игры только мозг засоряют. Эти двое согласились. В преферансе они секли. Но для игры нужно четверо человек. И убийцы предложили человека из своей компании. Но капитан - не дурак. Уперся, настоял, что прямого партнера он себе выберет сам. Те вынуждены были согласиться, предупредив капитана, что играть будут на деньги. Капитан согласился. А вечером после ужина подошел к бригадиру. Рассказал ему в чем дело. Тот долго не раздумывал. Снял с капитана перстень, припрятал его от греха и соблазна подальше. Бригадир играть в преферанс не умел. Но знал наперечет всех, кто в этой игре силен. Вот и позвал одного. У того на руке пиковый туз был выколот. А на пальце перстень с камнем рубиновым. В виде бубнового туза. Это картежные шулеры такое имели. Он за это и сел. Так вот, - откашлялся Бондарев, - они в назначенное время и ждут, те бандюги. Глянули на руку капитана, видят- перстня нет. Поняли, что догадался. А когда увидели напарника, вовсе разозлились. Он их не раз не только без зарплаты, а и голодными оставлял, и "гардероб" выигрывал. Догадались, что неспроста капитан взял с собою шулера. Решили, что знают они друг друга. Ну и, проиграв через час все деньги, какие у них с собою были, схватились за ножи.
- Где они их взяли?
- Из гвоздей сделали. Сами.
- А разве вы их не проверяли?
- Сегодня отберу - завтра новые готовы.
- Что дальше было?
- А что? Шулер в картах силен. А драться на ножах не умел. Увидел их - и ходу от капитана и от этих двоих. Ну а капитан - мужик не промах. Силенок хватало.
- Понятно. В дальнее плаванье задохликов не посылают, - встрял майор.
- У первого он нож ногой выбил. И головой в живот. К стене барака припечатал. Да так, что из него, если б не телогрей ка, все кишки на десяток метров разлетелись бы. Но второй успел капитана ножом в бок ткнуть. Капитан за бок схватился. Но все же поддел бандюгу. Сапогом в пах… А из-за барака- сам "бугор". С финкой на капитана. А у того крови полный сапог. Сознание мутит. Шаг сделал и свалился в ту же секунду. "Бугор" нему. На бандюг не оглянулся, не посмотрел - живы ли они? Враз по карманам шарить стал. Ну а шулер уже в барак прибежал. Рассказал тому бригадиру, что случилось. Он с нар подскочил. И как был телешом, в одном исподнем, рванулся к месту драки. "Бугор" хотел в это время горло капитану ножом перерезать. Но бригадир сбил его. "Перо" отнял. Измолотив до полусмерти, принес в барак к его же кентам. И, насовав мордой в парашу, на нары кинул, как мешок. Приказал его людям на три пушечных выстрела не подходить к своему бараку. Пригрозил. А воры иных работяг не только уважали, но и побаивались. Так что на этом дело и кончилось.
- Капитан жив остался?
- Три месяца в больнице лежал. Крови много потерял. Едва оклемался, - ответил Бондарев.
- А те двое?
- Этим что сделается? Они, как кошки, живучи. Недаром в такой банде были.
- Как? И никаких последствий не было? - уточнил вопрос Яровой.
- Срок добавили им! Как же!
- Они вышли уже?
- В Певеке парятся.
- Там другой режим?
- Да, но не только это. И климат с нашим не сравнить. И многое другое.
- А контингент заключенных?
- Все бандюги, душегубы. У многих широкие кольца на безымянном. Всех под пулемет можно. Одной очередью скосить. Сволоты проклятые.
- Расскажи об их метках, Игорь Павлович, - попросил Яровой.
- Зачем о них. Здесь своего такого дерьма целый барак.
- И все-таки, - настаивал Яровой.
- Все там по три, по четыре срока имеют. За побеги, за убийства, за разбой и бандитизм.
- По сколько же им лет?
- В среднем - пятьдесят три.
- А что у них за татуировки?
- Это самые опасные подонки, сплошь садисты. И убивают с особой жестокостью. Вот и метка их - широкое черное кольцо. Она символизирует их дела - ничего светлого, ни одного пятнышка. И называется - катафалк. Звери сущие. Их разве кто исправит? Чем шире кольцо, тем больше убийств.
- Ты расскажи про кольцо "тихая ночь", - попросил Бондарева Трофимыч.
- Давай не будем. Хватит.
- Почему?
- На душе от них тошно. И так полжизни среди этих… Надо хоть на время о таком забывать. Вспоминать, что есть нормальные люди, без наколок со смыслом. От них ведь устаешь.
- Если вспомнили, зачем останавливаться на середине?
- Что, заинтриговало. Аркадий Федорович, сознайся?
- Конечно.
- У нас эти метки и во сне перед глазами мельтешат, - засмеялся Игорь Павлович. - Преступников мы должны знать не только по делам, а и по татуировкам: по "браслетам", "кольцам", "перстням". Вот, к примеру, та же "тихая ночь". Она ровными волнами по среднему пальцу на правой руке выколота. Можно подумать, что перед тобой бывший моряк или рыбак. Черта с два! Тоже душегубы. На мостах охотятся. По закоулкам всяким. Выберут жертву, выследят ее и - поминай как звали.
- Мотивы убийств? Нажива?
- Именно.
- А почему "тихая ночь"? Они себя охотниками считают. Для них тишина - главное.
- Давай вернемся к "медвежатникам". Они имеют между собой отличия? - Яровой уже давно записывал ответы на свои вопросы в блокнот.
Ответил Трофимыч:
- Как же, все меченые. Начиная с рук и кончая мягким местом. Все биографии - налицо. То бишь, на ж… Сами себе не брешут. Вот ты интересуешься "медвежатниками". Их у нас было немного. Один от горла до пупка отмычку имел наколотую. Чем работал, то и в память. Но мужик неглупый. Шпану всякую не любил. Сам себя большим человеком считал. И уважал. За то, что руки в крови не пачкал. Он и работал по-интеллигентному. Коль поймали его при взломе сейфа - не сопротивлялся. Сам руки под наручники подал. Когда его обыскали, даже удивились: никакого оружия при нем не было! Отмычка и руки. Вот и все. Во всех грехах он сразу сознался. Но только в своих. И то ладно. Не вилял, не выкручивался, как другие. Ничего не скрывал. Стали проверять - все верно сказал. Он и в лагере человеком держался. Работал до пота. Ни на кого не ворчал. Ни с кем не дрался.
- Он один был пойман или с группой?
- Привезли его к нам одного. Доставившие не могли им нахвалиться. А насчет его сообщников ничего не знаю. В приговоре об этом - ни слова. Но если они у него имелись, то тоже серьезные мужики, этот с "мокрушниками" не пошел бы на дело. Так вот, на первом году я всяких ужасов наслышался о "медвежатниках". Но когда понаблюдал, многое понял.
- Изменили мнение?
- Конечно. Чем крупнее преступник, тем он сильнее. Как человек. Его не надо уговаривать. Он сам понимает, что нужно работать, раз засыпался, иначе кормить не будут. И вкалывать они умеют здорово. В лагере не занимаются ерундой. Никого не трогают, не задевают.
- А "президент"? Этот покрупнее вашего "медвежатника". Почему ж иным был? - Яровой отложил блокнот.
- Что "президент"… Он требовал к себе отношения по своим законам. Не смог понять, что лагерь - не только исправительный, нои трудовой. Не живучим оказался. А главное - у него было что отнять. Вот это ему и помешало. Не в пример "медвежатнику". У того что отнимешь? Все, что имел, до лагеря отняли. Все, что принес, только с ним уйти могло. Потом "медвежатник" ни у кого из кентов не отнимал, ни из кого не сосал, ничего не требовал. Но держался, как положено. Себя и словом, и кулаком мог отстоять при необходимости. Так что сравнений тут быть не может. Ведь "медвежатники" - это наследие международной воровской элиты. А обычные осколки профессиональной преступности - "президенты" и прочие воры в законе, так я понимаю, - ответил Трофимыч.
- Чем он занимается теперь?
- В Магадане работает, - сказал Бондарев. - Здесь в лагере он стал электриком. Выучился. И теперь работает по этой специальности. Все имеет. Даже приемники ремонтирует. По схемам. Семьей обзавелся. На вдове женился. На старушке. Живут - друг на дружку не надышатся. А вот второму такому же не повезло, - Игорь Павлович вздохнул.
- Умер?
- Нет.
- Расскажи подробнее.
- У него одна наколка имелась. "Гусиная лапа". От плеча до локтя.
- А это что такое?
- Татуировка. А "гусиная лапа"- его инструмент. Чем он сейфы банковские вскрывал. Как консервную банку. "Медвежатники" по- разному работали. Одни с отмычками. Другие с "гусиной лапой". Третьи с ключами и прочим… Так вот этого в Орле поймали. И сюда к нам прямиком. Здесь ему поставили эту проклятущую татуировку.
- Почему проклятущую?
- Жизнь она ему сломала.
- Сам виноват.
- В чем виноват - за то отсидел. И, между прочим, если бы все такие в лагере были, не поседел бы наш Трофимыч и мы поздоровее были бы. Не хватало б сердце по ночам. Он, братец ты мой, совсем неплохим человеком стал. Как отсидел червонец, понял, что гусиное- гусю, а человеку - человеково. Не захотел на прежнюю дорожку возвращаться. И никто с ним бесед не проводил. Сам все осмыслил.
- Что ж раньше не хватился?
- Раньше? Ишь, как хорошо нам здесь судить. По-всякому в жизни складывается. Может, не все от него зависело в его судьбе. Только и здесь не каждый поймет. Иной хоть, всю жизнь здесь сиди - дураком сдохнет. Этот всего три года пробыл, ко мне пришел: мол, помоги для жизни специальность получить. Пусть хоть пяток лет и останется, хочу по-человечески дожить их на свободе.
- А чем он до этого занимался?
- Эти три года? Трассу строил, как и все.
- А в чем не повезло?
- Да хотел он семью создать. Квартиру ведь имеет. Обстановку. Пригласил и женщину. У нее сын имелся. Муж бросил ее. Давно. Она сама сына растила. Выучила. Он теперь журналист. И хотя без отца рос - дурного за ним никто не видел. Мать из кожи для него лезла. Ну, привела она сына к своему "медвежатнику" - сама того не знала. А он, как на грех, в доме уборкой занимался. И вышел открыть им дверь без рубашки. А сын и увидел эту наколку. Видать, наслышан был о них. Ну и сразу назад. И мать за собою. Даже слова не дал сказать. Как в лицо плюнул. А когда шагов на десять отошел, закричал на "медвежатника". Всякую гадость понес. И матери запретил даже вспоминать о нем. Мужик этот от расстройства выпил. Ну и ко мне пришел. Он в доме напротив живет. Рассказал, что у него стряслось. Я его отправил отдыхать, а сам тому сопляку позвонил. Он со мною и говорить не стал.
- Ну а "медвежатник"?
- А что ему оставалось? Отказался он от этой бабы. Пусть живет умом сына, коль своего нет.
- Так и живет один?
- К несчастью, да.
- Зато морячку нашему не татуировку, а прямо картину Ай вазовского накололи. Девятый вал. Глаз не отвести. Самая большая знаменитость, прохвост высшего класса работу делал, - рассмеялся Трофимыч.
- За что осчастливил?
- Да морячок в смешанный барак попал. Там и воры, и буфетчики, и конокрады. А "бугром" - Сова, сволочь, каких мало земля рожает. Ну и хотели они флотского к картам приучить. Не поддался. "Сявкой" решили сделать. Тоже не вышло. И уж подумали пришить его за неповиновение "бугру". Но в этот вечер Сова у того художничка пайку отнял. Тот уж третий день не жравши был. А морячок не стерпел. Пайку у Совы изо рта выдрал. Сцепились. Как пауки. Зэки онемели. Новичок - и вдруг так сорвался. А он из Совы мышь сделал. Да такую жалкую. Ну, зэки по закону барака назначили его новым "бугром". Так морячок самолично бил каждого, кто на пайку ближнего зарился.
- А за что он сел? - пытался вспомнить Бондарев.
- За драку. Тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть.
- Где его взяли?
- В увольнении перестарался.
- Ну и дурак, - так и не смог вспомнить этого случая Бондарев.
- Ну что, давайте, наверное, спать, - предложил Трофимыч.
- Да, хватит. Все о них, а о себе забыли, - поддержал майор.
Яровой усмехнулся:
- О себе забыли… А я смотрю, не переработались вы тут. Пока слушал - диву давался. Как легко вы говорите - одного "пришили", второго. Одни "сук" изводят, вторые за пайку. То покушение, то самоубийство. В других местах тоже есть лагеря, но там бы такое с рук не сошло.
Трофимыч привстал с раскладушки:
- Что? Что вы сказали? Значит, все мы здесь бездельники? Так? Где-то бы такое не сошло? А вы сами-то работали с зэками? Вы пробовали это? Так знай те, что если хоть один из двух с половиной тысяч станет на правильные рельсы, и то не зря мы хлеб едим. Я ведь только документацией, архивом, картотекой занимаюсь. Вся работа с зэками на его плечах лежала, - указал Трофимыч на Бондарева. - Только из одной вашей республики, к тому же самой маленькой, к нам такие типы попадали! Да и то большинство из них стали нормальными людьми. А вы смеете такое!
Бондарев подошел. Положил руку на плечо Трофимыча:
- Успокойся. Не надо горячиться. Конечно, хлеб наш солон, но следователю в этой работе многое непонятно, незнакомо… А тебе, Трофимыч, стыдно так, сдерживаться надо.
А когда потушили свет, Игорь Павлович еще долго высвечивал темноту огоньком папиросы. - Но потом не выдержал:
- Ты спишь, Яровой?
- Нет.
- Так вот, послушай. Конечно, в нашей работе не бывает без срывов. Не все идет гладко, как хотелось бы, но не будь удач, не будь у нас тех результатов, каких мы добиваемся, и без тебя нашлось бы кому нас упрекать и… разогнать. А результаты имеются. Трудные они, в моральном плане. Но вот по сводкам - за последние три года ни один наш зэк, вышедший на свободу, не попал в заключение снова. Работают хорошо. Многие имеют семьи. А это нам большой плюс. Конечно, есть и плохое. Имеются случаи попыток к побегу, даже побеги, и убийства, игра на деньги, драки, воровство на кухне, в столовой. Это не так просто искоренить, как тебе кажется. Все гораздо сложнее. Да и не у нас одних. Всюду в лагерях такое творится. Но зато не одному такому, как ты, мы сберегли покой, поставив на правильный путь многих преступников. Но ни ты, ни другие даже сами себе в этом не признаетесь. Кто мы для вас? Юристы низшего класса. Ведь так думаешь? А без нас вам не только работать, но и жить было бы куда труднее. Вы даете нам в руки закоренелых преступников, а от нас требуете ремонта их душ, да еще с гарантией. А что я их - перережу? И так делаем все возможное. Ты будешь спокойно спать в Ереване, всю "малину" на скамью подсудимых усадил, зато мне они еще десять лет будут жизнь отравлять. И не только мне… Ты-то через год забудешь, как их звали. Ты, но не мы! Нам легко… А ты пробовал?