Отправились "переговорщики" в офис "хозяина", - что упустили из внимания организаторы встречи, - в разных машинах. Все вместе, учитывая тучного Петухова, попросту не влезли бы в ловковский "мерседес". Да и нужды тесниться не было, поскольку общее настроение, несмотря на повышенную, даже отчасти торжественную серьезность Ловкова и явную озабоченность Грошева, было все-таки достаточно мирным. Речь, как все понимали, должна была идти о ряде предложений, которые возникли в "светлой" голове Андрея Дмитриевича во время беседы в Доме правительства. Даже если это будут и совсем бредовые идеи, в чем почти и не сомневались все трое руководителей предприятия, беседу можно попытаться потом перевести в иное, нужное всем им русло.
Пора обратить внимание владельца - черт бы его побрал со всеми его бесконечными "заморочками"! - на срочную необходимость принятия конкретных усилий для дальнейшей модернизации производства, которое именно в последнее время стало испытывать уже не объективные, а вполне объяснимые трудности. А общее мнение было следующим. В технологии производства Ловков не разбирался вовсе, это стало всем уже понятно, поэтому и те навязчивые идеи, которые возникали у него, никак не укладывались в мозгах "птичника" и только мешали последовательному развитию производственного процесса. Создавалось убеждение, что новый хозяин делает все для того, чтобы "угробить" возрождающееся с немалыми трудностями предприятие.
Они там, в своем "птичнике", лишенные информации об истинных намерениях хозяина, даже понятия не имели о том, насколько были близки к истине. Зато все это было прекрасно известно бывшему полковнику государственной безопасности, уже давно превратившемуся из активного защитника и хранителя той самой безопасности в ее не менее убежденного разрушителя. Говоря на языке профессиональных воров, он полностью сменил свою "масть". Это известное блатное выражение стало расхожим благодаря писателям, охотно оперирующим в своих "литературных опытах" глубоким знанием воровской "фени". А что, и "феня" - тоже ведь языковая среда, ибо немалая часть высокообразованного российского общества ловко объясняется на ней, родной…
Фигурная дверь персонального подъезда Ловкова предупредительно отворилась, когда все вышли из машин и направились к офису. Он прошел первым, кивнув, за ним - Грошев-старший, младший Грошев остался замыкающим, он приостановил шедшего последним из руководителей "Радуги" финансового директора Петухова, коснувшись его локтя.
- Послушайте, Николай Николаевич, на два слова… У меня к вам есть одно дело, скорее, приватного порядка. Но перемолвиться я хотел бы с вами до нашего совещания. Это займет буквально несколько минут…
И пока он витиевато и обтекаемо объяснял Петухову, в чем суть его просьбы, а тот не очень внимательно слушал и поглядывал вслед уходящим в подъезд коллегам, те уже ушли. Петухов стал нервничать: что-то было в том, что происходило, нарочитое, мало приятное. Да и смысл предложения юриста никак не укладывался в сознании: зачем объединять юридические службы дочерних предприятий вместе с той, что возглавлял теперь сам же Грошев? Да и потом этот вопрос, в общем, не в компетентности его, Петухова, как всего лишь финансового директора. И он, пожав плечами, уклончиво ответил, что надо бы сначала посоветоваться с генеральным директором, хотя лично он не видит в этом никакой необходимости. Странно, что Грошев немедленно с ним согласился и предложил проследовать в офис. Зачем все это было проделано? Отделить его от остальных товарищей? Но - причина? Впрочем, минуту спустя он все понял.
К ним с Грошевым подошли два "крупногабаритных" охранника, но спросили только у Петухова:
- Оружие, прослушивающая и звукозаписывающая аппаратура имеются?
- Нет, зачем?
- Руки! - последовала команда, на что Петухов возмутился:
- Зачем это, Игорь Григорьевич? Что происходит, не понимаю! Мы где находимся? Что за секретность, черт возьми?
- Не спорьте, - отмахнулся тот. - Здесь порядок - общий для всех. - И сказал второму охраннику: - У меня ничего нет.
А тот кивнул и небрежно провел ладонями по его бокам. Петухова же обыскивали профессионально: приказали раздвинуть ноги, основательно их ощупали, потом потребовали вынуть все из карманов и выложить на столик. Перетрогали все руками, велели забрать и наконец пропустили.
- Прошу за мной, - любезно пригласил Игорь и провел недоумевающего Николая Николаевича в дальнюю комнату, где никого не было. - Присаживайтесь, - юрист показал на стул, - и подождите несколько минут, я сейчас вернусь.
Он быстро вышел. Петухов был уже в растерянности: где остальные? Почему так? Что за странные переговоры? Он что, задержан? "С этих станется", - почему-то мелькнула неуместная мысль. Но что оставалось думать?..
И комната эта представлялась будто специально приспособленной для допросов с пристрастием. Почему "с пристрастием", он не смог себе объяснить, но чудилось здесь что-то мрачное. Голые стены, стол и два стула. Правда, есть еще буфет, а в нем какие-то бутылки, резные стекла дверец искажали предметы.
Пауза неизвестности затягивалась. В голову приходили неприятные мысли. Наконец вернулся юрист, приветливо усмехнулся и, отодвинув стул напротив Петухова, сел и водрузил локти на стол.
- Не берите ничего в голову, просто нам надо серьезно поговорить, Николай Николаевич. И не обижайтесь за такую таинственность, что ли, я просто выполняю указание Андрея Дмитриевича. Выслушайте меня, а если у вас возникнут возражения, вы немедленно сможете их высказать самому господину Ловкову. Если действительно пожелаете, в чем я сильно сомневаюсь… Но не будем отвлекаться. Вы готовы слушать меня?
И он уставился на финансового директора мягким и дружелюбным взглядом, как привык смотреть на своих уголовных "клиентов", чтобы сразу протянуть к ним ниточку взаимного доверия. Петухов же был теперь в полной растерянности: всего ожидал, но такого… "Что-то, похожее на заговор, - мелькнула мысль. - А мне это надо?.. И где же остальные? Или тут с каждым будет проведена индивидуальная беседа?! Этого еще не хватало, черт побери!" Но требовалось отвечать, и он, набрав в грудь побольше воздуху и чувствуя, как по спине, словно от внезапной испарины, побежала неприятная холодная струйка, с хрипотцой ответил:
- Что ж, если вы как руководитель юридической службы нашего объединения, - он сознательно подчеркнул слово "нашего", - считаете, что разговор с вами необходим, я готов вас выслушать. Но только учтите, что никаких собственных, единоличных, так сказать, решений я принимать не уполномочен. Да это и не в моей компетенции, поверьте, Игорь Григорьевич…
Такой длинный монолог дался ему с трудом, в горле першило и будто скребло чем-то острым, хотелось хотя бы глотка воды. Грошев заметил это и, поднявшись, достал из буфета бутылку "нарзана" и фужер. Открыл пробку, налил и подвинул Петухову. И, наблюдая, как тот пил судорожными глотками, другой рукой смахивая действительный пот со лба, Игорь усмехнулся. Прав был Андрей Дмитриевич, а не отец. Папа пренебрежительно сказал: "Дай ему пару раз под дых, а потом он тебе любые бумажки подмахнет". А Ловков поморщился: "Не думаю, он же - трус, от одной обстановки в штаны наложит. Наоборот, максимум предупредительности. Но жесткости. Он еще нам может пригодиться. На кого-то, - он усмехнулся, - мы ведь должны будем замыкать возможные проблемы. Или вы полагаете, что вся операция пройдет без единой зацепки? Я в этом, друзья мои, не уверен. А финансовый директор, вспомните классику, это тот же зиц-председатель. Опять же, и сидеть тоже кто-то за нас должен, так что давайте оставим "кабанчика". Съесть-то его мы всегда успеем". На это Грошев-старший с сомнением покачал головой, он не любил половинчатых решений: уж делать, так всех. Но у Андрея, очевидно, были свои резоны. Одним словом, Игорю было поручено морально "обработать" Петухова таким образом, чтобы тот всей своей толстой шкурой почувствовал, что под ним, в буквальном смысле, шатается земля. И сделал для себя соответствующие выводы: с кем он отныне. Впрочем, если не обойдется без мордобития, что ж, значит, так тому и быть, можно кликнуть охранника, но лучше бы, конечно, миром. И тем самым противопоставить финансового директора его же коллегам, которые обязательно придут к такому же решению, но только не сразу, это понятно. А вот к ним придется применить силу, уж больно упрямый народ, могут стоять до последнего. Но… зачем же тогда весь драгоценный опыт, накопленный другом Гришей за годы его славной оперативной деятельности? Грех разменивать на пустяки такую квалификацию…
И эту сторону дела тоже предстоит еще объяснить Петухову, если он вдруг подумает, что сможет обойтись только одними обещаниями, а сам увильнет в сторонку. Да он и сам, вероятно, увидит финал сегодняшних "переговоров". А тут как раз тот самый случай, когда на чужом примере можно хорошо представить результаты своего собственного упрямства. Ей-богу, легче согласиться, чем потом на лекарство работать!..
Вот, в общих чертах, что должен был Игорь объяснить Николаю Николаевичу и твердо увериться, что в его лице он заимел твердого и убежденного сторонника, который не станет "возникать", когда дело дойдет до своего закономерного финала. Что там с ним будет дальше, никого не интересовало. Не должно было также пока интересовать и самого Петухова…
Павел Уткин не понимал, что происходит, и спросить было не у кого. Ну, ладно, идиотизм этот с обыском при входе - в конце концов, известно, откуда "хозяин" "родом", все никак не натешится своей прошлой властью. Точно замечено, что конь леченый и вор прощенный… один хрен. Они ж и сами про себя говорят, что "бывших" в их рядах не бывает. Повадки, замашки, вечное презрение ко, всем, кто "не причастен" к их конторе, - это ж ведь ни для кого не новость. Как и въедливое, показное, навязчивое доброжелательство. Вот где была главная ошибка - это, наконец, понял генеральный директор, но, к сожалению, поздно. Да и понял-то, едва не теряя сознание: надо же, как глупо опростоволосился! А ведь думал… Впрочем, теперь уже всем было наплевать на то, что он понял, и понял ли вообще, время двигалось уже без него… Правильнее сказать, помимо него: где-то говорили, где-то что-то подписывали, а он еще ничего не соображал. Но, по убеждению Андрея Дмитриевича, должен был, наконец, сообразить…
Начало беседы "тет-а-тет", как изысканно выразился Ловков, предлагая Уткину занять место за столом напротив себя, предшествовало, как было сказано, общему большому разговору. А с Гусевым должен был побеседовать Григорий Александрович, у них тоже была своя тема. Позже все соберутся вместе и подведут общий итог.
Да, начало беседы не предвещало ничего неприятного, опасного, во всяком случае. Ловков был любезен, предложил чувствовать себя, как в собственном кабинете. Это ведь чистая формальность, можно было поговорить и на предприятии, просто хотелось обойтись без лишних глаз и ушей, поскольку суть разговора не предназначена для обсуждений в коллективе. Никакая демократия не исключает необходимости сохранения неких коммерческих тайн, в которые должен быть посвящен лишь узкий круг причастных лиц.
Велеречивость "полковника", как звал его за глаза гендиректор, раздражала Уткина. Ну, надо тебе что-то, так и говори в открытую, чего ты "темнишь"? Если просьбы или даже прямые указания фактического владельца предприятия не повредят основному производству, мы подумаем, как их решить. У Павла Уткина и самого не было не решаемых, в общем-то, проблем, кроме одной, но зато самой трудной: как сохранить производство. Он все еще верил, что и Ловкова это тоже волнует, поэтому и не проявлял излишней осторожности. Но если ему вообще не нравится руководство предприятия, можно расстаться.
- Я не буду юлить, Павел Степанович, - начал Ловков мирным тоном, - назрела необходимость покончить с этим разбродом. Мол, это - мое, а это, понимаешь, - не мое! А чье? Короче, я решил, что мы с тобой кончаем со всем этим базаром, и я беру управление в свои руки. Полностью. Понадобятся ли в дальнейшем твои услуги?.. Ну, думаю, разве что в том случае, если ты сам проявишь благоразумие и откажешься от своих ненужных амбиций. Да, тогда я буду готов рассмотреть этот вопрос. Но лишь после того, как мы с тобой сейчас и прямо здесь решим самую главную проблему. Хочешь слышать, какую?
- Хотелось бы… - в совершенной растерянности выдавил из себя Уткин.
- Вот и умница, что не ломаешь руки в отчаянье, а внимаешь нормально. Мне нужны все акции дочерних предприятий, я их собираюсь объединить в одном… - Он посмотрел в бледное лицо генерального директора и усмехнулся: - В одном кармане, - и похлопал себя по боку, - в этом вот! Понял? Или надо популярно объяснять? - голос его приобрел жесткость.
- Не знаю… Бред какой-то, - с трудом произнес Уткин. - Я ничего не понимаю! Какое вы имеете к ним отношение? Вы, часом, не сошли с ума, Андрей Дмитриевич?
- Хочешь точно узнать? - улыбнулся тот, упираясь в Уткина ледяными глазами. - Может, и диагнозом интересуешься? Сейчас все тебе будет…
Он нажал на какую-то кнопку снизу столешницы. Вошел охранник, один их тех, кто нагло шарил по нему, когда разыгрывался неприличный фарс с обыском у входа. Уткин обернулся на стук двери и не видел, как Ловков кивнул охраннику. А тот без рассуждений подошел сзади к генеральному директору и сокрушительным ударом по челюсти сбоку сбросил Уткина на пол.
Последняя мысль у Павла Степановича была совершенно неуместной: "Как хорошо обставил свой кабинет этот хищник! И откуда у него такой приличный вкус?" Потом эта мысль уже не появится, потому что единственным ощущением останется лишь тупая ноющая боль, пронзающая все тело от головы до ног…
Сам хозяин кабинета участия в экзекуции не принимал, он лишь наблюдал, как работал охранник Федор, бывший опер из "хозяйства" Гриши Грошева, уволенный из "рядов" за неоднократное превышение служебных полномочий. А, кроме того, Ловков тоже знал об этом, один из подследственных повесился в камере после "беседы" с этим оперативником. Что ж, Гриша сам знает, какие сотрудники ему нужны. И по "работе" Федора Андрей Дмитриевич видел сейчас, что "кадр" этот действительно достойный: умеет "убеждать" так, чтоб следов почти не оставалось.
Он сделал знак Федору, обрабатывающему ногами валяющегося на полу Уткина, чтоб тот приостановился. И охранник послушно подхватил Уткина за шиворот, встряхнул и жестко! посадил на стул, придерживая сбоку рукой, чтоб тот не свалился на пол: "хозяин" ведь еще не закончил разговор…
- Слышь, Павел Степанович, - спокойно сказал Ловков, - куда ж ты торопишься? Это у нас с тобой только начало. Мы до главного еще не дошли. А ты уже "в бессознанку" пытаешься улизнуть! Нехорошо. Не торопись. Оставь пока его, Федор, он и сам сидеть может, что он - баба? Нормальный мужик, все прекрасно понимает. Кончилось, Паша, твое время, мое теперь пошло, усек? Так что не тяни, давай по-хорошему подписывай, да и дело с концом… Федор, - повернулся он к охраннику, - попроси заглянуть нотариуса. Через пяток минут. И сам пока останься там, нам нужно с глазу на глаз, - он махнул рукой и, когда Федор вышел, наклонился совсем уже доверительно к Павлу и негромко заговорил - почти интимным тоном: - Это я к слову, насчет бабы… Паша, сугубо между нами… У тебя есть Катерина, хорошая баба, и у вас с ней правильные семейные отношения. Ну, что деток пока нет, так Бог даст, появятся еще. Если ты сам того захочешь, усекаешь мою мысль? А могут и не появиться. Никогда. Всякое ведь случается с красивой женщиной, слышал, поди? Одна такая кралечка шла по улице, никому не мешала, а там машина ехала мимо. Так какой-то хрен, вот вроде моего Феди, выскочил, ухватил ее поперек тулова, да к себе в тачку. Три дня искали. Помнишь стишки? "Ищут пожарные, ищет милиция…" И, знаешь, нашли-таки. В лесу. В Сокольническом лесопарке. И, понимаешь, жива, как говорится, осталась, даже соображала чего-то, правда, ходить сама не могла… Хочешь узнать, чего потом про тот случай рассказывали? Я своими ушами слышал. Будто бы она, ну, если б вдруг захотела рожать, то наверняка сразу семерых бы родила, вот столько папаш вместе с ней все эти три дня старались, пока ментовка ее искала! И один другого краше, ну, вроде Федора, можешь себе представить? А так-то ничего, все еще живет бабенка… - он засмеялся, словно рассыпал по столу мелкий, звонкий горошек. - Но только на колясочке ездит. Мужик ее какой-то возит, из бомжей, кажется… Вот какие истории случаются в жизни, Паша. Поэтому я тебе настойчиво советую не рыпаться и не упираться, а делать то, о чем говорю. Для твоей же пользы… и твоей семьи. Будущей. По-дружески советую…
Уткин непонимающим, плавающим взглядом пытался упереться в Ловкова, но никак не мог сосредоточиться, потому что покачивался на стуле, словно у него сильно кружилась голова. Однако Андрей Дмитриевич правильно понял, о чем теперь думает избитый и морально раздавленный гендиректор. Он, конечно, готов уже подписать даже собственный смертный приговор, только не знает, как это делается. Что ж, надо ему подсказать, раз он уже созрел. А то, понимаешь, "бред какой-то". Теперь ты знаешь, Паша, что за бред.
- Может, тебе водички, Павел Степанович? - спросил вдруг участливо. - Или желаешь чего-нибудь покрепче? У меня тут все есть, только скажи… С закуской вот туговато, да я и не готовился к застолью. Если б мы сразу пришли к согласию, тогда, конечно, другое дело, сейчас бы уже полянку накрыли. Но ты же сам пошел на обострение. Вот нервы маленько и не выдержали. Да ладно, что теперь об этом! А выпить есть, этого сколько угодно… Да, между прочим, твои спутники уже, как я понимаю, дали свое полное согласие расстаться и с акциями, и со всеми правами на те предприятия. Кстати, и то, что еще осталось на "Радуге", тоже полностью теперь переходит в одни руки, как ты понимаешь. И, чуть не забыл, должок еще за тобой остался, - он засмеялся. - Старею, что ли? Память чуть не подвела!
- Приглашали, Андрей Дмитриевич? - спросил, входя в кабинет, пожилой нотариус с толстым портфелем в руках.
- Заходи, заходи! - приветливо поманил рукой Ловков и кивнул на Уткина, который впал в полную прострацию.
- Не обращай внимания, немного разнервничался человек, но мы ему уже дали успокоительного… Ты расписки-то его приготовил? Я ж просил и по поводу его долга мне?
- А, конечно, как было сказано, Андрей Дмитриевич, - услужливо закивал нотариус, расстегивая свой пухлый портфель. - Все подготовлено, все расписки… Но только хотелось бы знать, как по этому поводу их мнение? - Он мотнул подбородком на сидящего человека. - Они сейчас способны?
- Подписывать-то, что ль? - Ловков снисходительно усмехнулся. - "Они" на все способны, не переживай… Атам как у нас дела движутся? - он кивнул за стенку.
- Там тоже, в общем, в порядке, - подобострастно кивнул нотариус, усаживаясь на другой стул у стола и раскрывая перед Ловковым папку с документами. - Ну, скажем, почти.
- А что, разве появились сложности? - удивился Ловков. - С кем, интересно?