На собрании поднялась волна возмущения. Народ потребовал немедленно связаться Генеральной прокуратурой, куда прямо сегодня же написать подробное заявление, а уж передать его по назначению найдется кому. А кроме того, предложили выйти с письмом на президентскую администрацию. Это ж какой беспредел в стране творится! Да что в стране - в Москве! А может, прямо к Лужкову? Нет, здесь лучше сперва подумать. Но общее мнение свелось к тому, что нельзя терпеть, чтобы два в недавнем прошлом "защитника справедливости", оба - полковники в отставке, один - из госбезопасности, а второй - из министерства внутренних дел, занимались самым настоящим разбоем! Да где ж у нас Основной закон?! Нет, такие вещи спускать ни в коем случае нельзя…
Потерпевшие решили провести ближайшую ночь вместе, и жалобу составить, и жен, по возможности, оградить - эти ж негодяи теперь, когда почувствовали, что у них дело срывается, на все способны… могут Даже на убийства решиться.
Правда, Николай, провожая Павла с Сергеем домой к Уткиным, сказал, что самому ему опасаться нет причины. Он со всеми условиями там, у Игоря, юриста, согласился, все, что тот положил перед ним, подписал, и с их стороны к нему не должно быть никаких формальных претензий. Так что, ни за себя, ни за жену с двумя детьми он не боится, хотя и постарается отправить их куда-нибудь подальше, на время, пока будет длиться это разбирательство, то есть, от греха. Он не верил, что хозяин может решиться на крайние меры.
Мужчины не хотели поначалу посвящать своих жен, уже с нетерпением ожидавших их в квартире Уткиных, во все события тяжелого дня. Достаточно было бы ограничиться известием о неожиданном конфликте, возникшем между руководством "Радуги" и ее нынешним фактическим хозяином и переросшем в безобразную разборку бандитского толка. Но надо ж было знать Ленку!
Свой бойцовский и непримиримый темперамент она отточила в не такие уж и далекие, тяжкие еще времена, когда вынуждена была, вместо того, чтобы рожать детей и жизни радоваться, торговать на Черкизовском вещевом рынке турецким шмотьем: жрать-то ведь хотелось каждый день! А ее любимый муж, с его организаторскими способностями и недюжинным талантом управленца, тем временем занимался ремонтом машин в мастерской у "грузинского предпринимателя", наряду с такими же, как и он, бедолагами-учеными. И занимались они этим, крайне необходимым стране и стремительно набиравшей силу буржуазии делом до той поры, пока Николая не встретил старый, школьный еще друг его, живший в доме напротив, - Паша Уткин. Было это в конце девяностых годов, после чего они слили воедино свои усилия, и вот - результат: поднимающееся, действительно нужное государству производство, да плюс еще две фирмы, потерявшиеся было в неразберихе российской воровской "экономики", но узревшие уже не на словах, а на деле свои новые перспективы.
И все это дело, созданное и затем и восстановленное трудом многих заинтересованных людей, собрались разрушить до основания какие-то проходимцы из силовых структур?! Гневу не было границ…
Но особо разъярило Ленку именно то обстоятельство, что издевался над ее Сережкой не кто иной, как близкий знакомый отца ее мужа дядя Гриша, друживший с ним, а после перенесший свои "добрые", как он утверждал, чувства и на молодых Гусевых. "Гуськом" ласково звал он Сережку, мерзавец распоследний! В квартире ему своей бесплатно разрешили жить, оплачивай только коммунальные услуги, одолжили, можно сказать, так он, что же, навсегда теперь решил ею завладеть?! Да не бывать такому! Ленка готова была его растерзать. Ну, если и не прикончить сразу, то хотя бы высказать в грязную его рожу все, что она теперь о нем думает! А квартиры ему не видать, кем бы он там ни был! Никто он сейчас! Пенсионер, ментяра проворовавшийся и чуть не уволенный со службы! Жена его, негодяя, бросила!.. Но вот почему его тогда из органов с треском не поперли, просто уму непостижимо! Наверное, все-таки чья-то мохнатая рука "подмазала", где надо…
Словом, Ленка бушевала, с ее языка веером летели грозные и матерные словечки, коими так богат мир разношерстного и разноплеменного российского базара. Уже мужчины, да и Катя тоже, оставили попытки снизить уровень ее возмущения, перевести угрозы в шутку, что ли… Ничего не добились, только еще больше разозлили. И вот тут она вдруг выкинула номер, который заставил всех всерьез задуматься над тем, правильно ли они действуют? Не навлекают ли на свои головы еще больших бед?..
Никто не заметил, как Ленка взяла свой сотовый и отыскала записанный там телефонный номер Грошева. Ей было наплевать, что поздно, что все устали, а весь день у мужей прошел в госпитале, - она хотела услышать голос изверга.
Григорий Александрович не имел Ленкиного номера в своем меню и не понял, кто звонит, а потому спокойно сказал, что слушает.
- Грошев, это ты, сукин сын? - услышал он громкий и взволнованный голос.
Вот тут все в квартире Уткиных и поняли, что сию минуту может быть срыв, и хотели прервать связь, но Ленка уже храбро ринулась в бой.
- Ну что, старый мерзавец, дошел уже до последней точки?! Старпер поганый, ты еще и на мою квартиру позарился, подонок? Так вот слушай меня и запоминай, сукин ты сын, а не родственник! Ишь ты, гаденыш, другом семьи прикидываешься!..
Обескураженный таким невиданным напором, Грошев не сразу сообразил, что ответить, и выдавил нечто нечленораздельное, но Ленка его яростно оборвала:
- Захлопни свою вонючую пасть и слушай! Чтоб завтра же утром тебя не было в моей квартире, ты понял, подлец?.. А если попытаешься в ней остаться, я церемониться с тобой, поганцем старым, не стану, а позову ребят с рынка, и они тебе пасть порвут, вонючка ты дерьмовая! Все! Я повторять не буду! - и в конце выдала вообще совершенно невообразимую матерную тираду.
Ленка резко отключила свой сотовый и победоносным взглядом окинула остальных: мол, как я его! Оцените по достоинству! Но реакция оказалась для нее неожиданной: "народ" удрученно молчал.
- Вы чего? Я что-то не то сказала? - удивилась женщина. - Так он же - дерьмо! Трусливое, поганое дерьмо… Вот послушайте… Ты, Паша, говорил, как этот козел твой, из госбезопасности, расписывал тебе, что они с твоей Катькой будут делать, так? А ты думаешь, что это у них одни слова, и они не будут, а только попугают?! Так вот, запомни: еще как будут! И тот козел - станет первым среди них Катьку насиловать. А ты, Сережка, тоже ничего не знаешь, я ведь тебе не говорила, потому что не хотела клин между этим дружком твоего отца и тобой загонять. Но он, к твоему сведению, уже не раз мне всякие грязные намеки делал! "А чего ты, девонька, мол, стесняешься? Или думаешь, что я уже старый конь, так хошь, хоть щас покажу? У меня еще получше некоторых молодых будет. И уж наверняка покрепче, чем у твоего Гусенка!" Что, съел? - яростно заорала она, почти срывая голос. - Вот так! А ты считал его другом семьи!.. Сучара он поганый, ментяра гнилой, слышать это имя больше не хочу!
Вконец растерянные мужчины ошарашено молчали, не решаясь даже и взглянуть друг другу в глаза. Многое они понимали в жизни, и знали, что эти полковники теперь, ну, и остальные с ними, не остановятся. Если их самих не остановить… Но откуда Ленка, спокойная, в общем, женщина, набралась таких выражений? Не знай ее, так прямо уголовница с бесконечными "ходками"!
- А я еще недавно у себя, в Черкизове, и не такое про этих гадов слышала! - воинственно вскинулась она снова. - Их же, как клопов вонючих, давить надо, а не сопли распускать!
- Успокойся, успокойся, Леночка… В общем, так скажу, девочки, - мрачно начал Уткин. - Самое вам время сейчас подумать о том, куда бы на недельку-другую отъехать из Москвы. К родственникам каким-нибудь, а лучше - к подругам, о которых никто здесь не знает. И посидеть там молча.
- Это зачем? - опять взвилась Ленка. - Неужели вы их испугались?!
- Нет, никто никого не боится, - вмешался Гусев, - но только мне кажется, Леночек мой дорогой, ты маленько поторопилась. Не надо было бы злить их и, тем более, не пугать. Их тоже не испугаешь, хотя мы уже сделали сегодня первый шаг, обратившись к медикам. Конечно, они теперь постараются все это дело прикрыть, а связи у них немалые, если не огромные, можешь поверить мне. Но что сделано, то сделано. Давайте-ка прямо с утра и попробуем вас спрятать.
- Я никуда не поеду, - спокойно заявила Катя. - Еще чего захотели! Чтоб я испугалась каких-то угроз?!
- А ты не хочешь понять, - вмешался Павел, - что в данный момент как раз именно ты для меня и есть самая главная моя опасность? Я ни о чем другом не смогу думать, ни о каких делах, кроме твоей безопасности. Ты - предмет шантажа, понимаешь это? Увезут, и у меня ничего не останется, даже сил для борьбы с ними, потому что они станут диктовать мне любые условия! Это тебе, надеюсь, понятно? И я буду вынужден их принять… Лю-бы-е! Катюша, надо же головой думать…
- А я чего делаю? - упрямо возразила Катя.
- Думаешь, но не о том, - примирительно заговорил Павел. - Ленка, и тебя, особенно после этого твоего демарша, все сказанное тоже касается в полной мере. Давайте, девочки, подумайте, куда, а мы постараемся завтра обеспечить ваш тайный отъезд. Чтоб развязать себе руки и действовать с уверенностью, что с вами ничего не случится. Думайте, умоляю вас!..
- Да чего тут думать? - вздохнула Катя. - Дайте-ка, я лучше позвоню Светке. Может, она чего умного подскажет.
- Кто это? - спросила Лена.
- А я сейчас вспомнила: у нее муж Иван тоже работает в милиции, только я не знаю, в какой. Может, правильнее было бы все-таки со знающим человеком посоветоваться? А Светка - моя приятельница, я с ней иногда у Нины, ну, у нашей парикмахерши, пересекаюсь. И болтаем, чтоб не скучно было.
- Ну, позвони, Катюш, - покорным голосом откликнулся ее муж, мрачно уставившийся в окно.
Во дворе к вечеру съезжались машины. С большинством их хозяев Павел был знаком, многим даже помогал советами, а то и чинил, но это решительно ничем его не успокаивало. Вот так подъедет чья-нибудь тачка, а Катька, как назло, отправится мусор в бак выбрасывать, поскольку о мусоропроводе в их доме только мечтают. Выйдет - и не вернется… Нет, такого допустить нельзя. А в том, что угроза Ловкова вполне реальна, он ни минуты не сомневался. Он же - иезуит проклятый!..
- Светка, привет! Слушай, тут у меня такое дело. Но только не к тебе, а если бы ты позволила, то к твоему мужу. Нельзя?
Подруга, очевидно, удивилась - судя по выражению лица Кати, - но Ивана подозвала к трубке.
- Слушаю вас, здравствуйте, - вежливо заговорил Иван Рогожин. - У вас, надо понимать, - с юморком спросил он, - заботы по моей части? Только вы знаете, чем я занимаюсь?
- Нет, Света мне не говорила.
- Я бандитов ловлю, а к разным квартирным драмам и соседским разборкам отношения стараюсь не иметь. Этим другие занимаются.
- Иван, вы простите, но у меня дело очень серьезное, и связано оно с конкретными, именно бандитскими действиями на фирме у моего мужа…
- Это с рейдерством что-нибудь связанное?
- Простите, сейчас… - Она отодвинула трубку от уха и спросила у мужа: - Иван спросил про рейдерство, это - что?
- Не совсем то, хотя… - Павел усмехнулся. - Знаешь, что, дай-ка лучше трубочку мне. Я наверняка правильнее объясню. Если можно, разумеется. И еще, спроси хотя бы, это удобно, беспокоить так поздно занятого человека. Может, он ужинает, ты бы все-таки поинтересовалась… - укорил он жену. Но Катя уже словно почувствовала присутствие возможной удачи.
- Иван, скажите, мог бы мой муж, его Пашей зовут, задать вам несколько вопросов? Дело касается именно его и партнеров. Их зверски избили сегодня, требуя, чтобы они передали свои предприятия в управление бандиту, служившему в госбезопасности. И еще там есть один, но тот - из МВД. Оба отставные полковники, представляете, а ведут себя, как чистые уголовники.
- Передайте ему трубку, попытаюсь понять, что вас беспокоит. А Светка потом просит не бросать трубку, она тоже что-то сказать вам хочет…
Разговор двух знающих людей, которым с первых слов уже ясно, что они понимают друг друга, длился недолго. Сначала Павел, стараясь избежать лишних подробностей и уж вовсе не расписывать тот кошмар, который они с Сергеем пережили сегодня, и что, кстати, зафиксировано в медицинских заключениях, рассказал о сути проблемы с тремя фирмами. От первого денежного займа полковника Ловкова до его собственного целенаправленного "вползания" в успешно развивающееся дело, причем дело государственной важности, но которое его самого, со всей очевидностью, не устраивало. Короче говоря, бывший полковник ФСБ сознательно приготовил производственному объединению быстрые, однако и весьма прибыльные для себя похороны. Ну, а дальше проинформировал и обо всем остальном, включающем избиения и угрозы женам руководителей. Короче говоря, что делать в этой ситуации? С кем разговаривать? Кому жаловаться? Хотят вот в Генеральную прокуратуру завтра отнести жалобу, но ведь ясно, что пройдет много времени, а эти высокопоставленные бандиты уже ни перед чем не остановятся и доведут свой разбой до логического завершения, лишив государство нужной ему продукции, а сотни людей - работы. Прятаться от них, что ли? А кто тогда будет сражаться и отстаивать производство?..
Назвал он и фамилии обоих отставных полковников. Не забыл и о недавнем "взрыве" разъяренной Ленки. Та, слушая, только огорченно качала головой: надо же, как эти мужики несчастные поняли ее искреннюю заботу о них! Никакой благодарности, одни насмешки. И насупилась обиженно.
А потом в течение еще, примерно, десяти-пятнадцати минут Павел молчал, только живая и бурча в трубку: "Угу… Понятно…" Закончив разговор словами признательности, он передал трубку жене и повернулся к друзьям.
- Знаете, кое в чем он, в самом деле, помог. Сейчас расскажу, пусть Катюшка закончит свой дамский треп.
Но Катя услышала и обиделась, правда, лишь погрозила мужу кулачком, а затем стала что-то старательно записывать на листке бумаги. Наконец, положила трубку и победоносно взглянула на мужа:
- Ну? Так кто из нас двоих был прав?
- Ты, конечно, - Павел развел руки в стороны, - потому что, если б не ты…
- Попрошу не скоморошничать и не подлизываться. Докладывай, а мне Светка еще один интересный адресок подсказала. Но это - позже…
На столе заместителя начальника управления медицинской службы Московского военного округа полковника Тягаева раздался телефонный звонок. Валентин Евсеевич мельком взглянул на настольные часы: седьмой час, поздновато бы для просителей. По городскому номеру можно было ожидать звонков только от них. Или от "высокого" руководства. Хотя "больших начальников" их смазливые секретарши предпочитали обычно соединять на сотовые телефоны. Для соблюдения особой секретности, очевидно.
- Полковник Тягаев, слушаю вас, - привычно ответил Валентин Евсеевич.
- Здравствуй, Валя, - услышал он рокочущий басок одного их "больших". - Я тебя не отрываю?
- Какой разговор, Петр Константинович, - подобострастно ответил Тягаев, - для вас - всегда!
- Ну, и прекрасно, дружок, - снова пророкотал довольный абонент. - Послушай меня, тут одно мелкое дельце… Я не собираюсь, сам понимаешь, копаться в нем, да и тебе, думаю, не следует терять свое драгоценное время. А просто попрошу я тебя о маленьком одолжении…
Минуту спустя, положив трубку на базу, полковник поднял ее снова и, раскрыв перед собой телефонный справочник медицинских учреждений Министерства обороны, сосредоточенных в Москве, нашел нужный номер.
- Тягаев говорит, - начальственным голосом сказал он в трубку, когда в приемной главного врача госпиталя сняли трубку, и приятный женский голос произнес:
- Здравствуйте, приемная Никанорова… Здравствуйте еще раз, Валентин… э-э… Евсеевич. Внимательно вас слушаю.
- Где Никаноров? - не снизошел до вежливости полковник.
- Евгений Борисович в отпуске, Валентин Евсеевич, - ответила секретарша, не показывая своего удивления по поводу того, что начальство ничего не знает о своих же подчиненных.
- Я не в том смысле, - понял свою оплошность Тягаев, - меня интересует, когда вернется и кто его замещает?
- Вернется через неделю, Валентин Евсеевич, а замещает его Алексей Александрович Севастьянов, вас соединить?
- Давай, - недовольно буркнул Тягаев. С Никакноровым они были, в общем-то, знакомы, а этого Севастьянова полковник знал больше понаслышке. Ну, впрочем, неважно. И услышал вкрадчивый тихий голос:
- Майор медслужбы Севастьянов слушает, товарищ полковник.
"Ну, это уже лучше, - подумал Тягаев, - а то придется еще власть применять. Нет, они сами понять должны.."
- У вас там, сегодня, что ли, были двое, ни имевших отношения к нам, ну, нашей службе, пострадавших… якобы… Экспертизу проводили… Короче, майор, остановите это дело, а все акты, если таковые имеются, в чем сомневаюсь, отправьте в корзину. Это распоряжение. Вам ясно?
- Так точно, товарищ полковник.
- Отлично, исполняйте… Да, майор, можете мне не докладывать, сами, сами заканчивайте…
"Ну вот, всего и делов-то… - удовлетворенно подумал Тягаев, опуская трубку на место и расправляя, словно затекшие от долгого сидения, плечи. - А то все сложности какие-то у них… Интересно, чем там и кому те пострадавшие "насолили", если уж сам Петр Константинович взялся помогать?"…
Но дело было сделано, приказ отдан, а остальное уже не интересовало полковника Тягаева: меньше знаешь - крепче спишь… А кстати, между прочим-то, чего это посторонние делали в закрытом для "непричастных" пациентов госпитале? Впрочем, время нынче коммерческое, каждый вынужден сам решать свои финансовые проблемы по-своему… Главное, чтоб без головной боли…
Заместитель главного врача Севастьянов попросил Лидочку принести материалы по поводу сегодняшнего обследования в хирургии, очевидно, двоих посторонних пациентов. А вместе с документами и объяснение заведующей хирургическим отделением Елизаветы Сергеевны Лисовой, по какой причине сие обследование вообще проводилось в госпитале? Но если она сама еще на месте, то пусть тоже поднимется в кабинет "главного".
Лисова, пожилая женщина предпенсионного возраста, достаточно еще красивая и привлекательная для своих лет, вошла с достоинством, удивленно взглянув на Севастьянова, и остановилась в ожидании приглашения присесть. Она не любила и, больше того, не уважала заместителя главного врача - карьериста и просто "сукиного сына", как того называли знающие сослуживцы. Он внимательно посмотрел на доктора, отметил ее независимость, хмыкнул и рукой показал на стул напротив письменного стола, за которым "восседал", твердо полагая, что однажды останется в кабинете уже полным его хозяином.
- Можете мне объяснить, - сухо начал Севастьянов, - на каком основании сегодня в вашем отделении проводилось медицинское освидетельствование двух посторонних лиц?
- Могу, - тем же мало приятным, почти "скрипучим" тоном стала отвечать Лисова.