Елизавета Сергеевна уже начала понимать, какие тут, в этом кабинете, наверняка недавно, разыгрывались неприличные комбинации: она ведь расспрашивала избитых с откровенной, профессиональной жестокостью людей, и те рассказали, в чем заключалась причина. Вот, значит, куда теперь дело повернулось! Ну, что ж, речь, видимо, пойдет уже не о врачебной этике, а о тайных "педалях", на которые так быстро поторопились нажать преступники. Увы, опоздали! Эти молодые люди не только объяснили ей смысл ситуации, в которой оказались, благодаря исключительно своей стойкости, но и предугадали, по сути, как могут начать развиваться события дальше. Вот она и не стала откладывать на завтра оформление актов экспертиз, а сделала это сразу. На что, к слову, имела полное право. Да, опоздали, господа хорошие… Сухая усмешка лишь слегка тронула ее губы, но Севастьянов мгновенно "усек" и нахмурился:
- Не понимаю, что веселого вы усматриваете в моих словах?
- В ваших? - удивилась Лисова. - Ничего я не усматриваю. Да будет вам известно, Алексей Александрович, что все обследования проведены на абсолютно законных основаниях. В соответствии с распоряжением по управлению медслужбы… не помню входящий номер, но могу для вас посмотреть… к нашей организации приписан ряд производственных объединений, находящихся на территории административного округа, с целью оказания их рабочим и служащим необходимой медицинской помощи. Евгений Борисович лично занимался этим вопросом и утвердил список наших клиентов, которым мы оказываем соответствующую медицинскую помощь на коммерческой основе. Так что о каких-то нарушениях не может быть и речи.
И она равнодушно замолчала. А Севастьянов вдруг почувствовал, что попал в такой скверный просак, откуда ему теперь вот так, запросто, и не выскочить пожалуй, и это обстоятельство его только разозлило.
- А что, избавиться от них нельзя… было? - брезгливо сказал он.
- Зачем, они исправно переводят деньги.
- А дезавуировать, так сказать, э-э… не получится?
- Вы сомневаетесь в моих профессиональных знаниях?
- Ни в коем случае. Вы неправильно меня поняли. Дело совсем в другом. Там, кажется, какая-то темная история, смахивающая на провокацию, а я не хотел бы, чтобы доброе имя нашего госпиталя, и ваше в частности, трепали в связи с какими-то темными делами.
- Ценю вашу заботу, Алексей Александрович, особенно о моей врачебной деятельности, но вынуждена вам возразить. Речь в данном случае идет не об интригах, а о конкретных ссадинах и гематомах. И я не вдавалась в историю их происхождения.
- Значит, вы считаете, что поступили правильно?
- Разумеется.
- А что там, собственно, было? - он нахмурился, чувствуя уже свою полную беспомощность.
- Два человека, причем они руководители крупного производственного объединения, были безжалостно избиты. Мы зафиксировали многочисленные внешние повреждения, но рентген показал, что тяжких внутренних у пациентов, к счастью, нет. Правда, одному из них, опять-таки согласно договоренности с их предприятием, была предложена госпитализация с диагнозом сотрясение мозга, но пациент отказался. Тогда им были выданы акты экспертиз, по их просьбе, для предоставления последних в правоохранительные органы. Очевидно, с целью возбуждения уголовных дел по фактам избиений и нанесений телесных увечий.
- Но зачем же вы так скоропалительно выдали-то? - совсем уже огорчился Севастьянов. - Есть же порядок… сроки, наконец?..
- Все зависит, как вы знаете, Алексей Александрович, от степени занятости врача и просьбы пострадавшего. Нарушений я тут не вижу… У вас есть еще ко мне вопросы, Алексей Александрович? У меня не все дела на сегодня завершены.
- Та-ак…
Севастьянов совершенно уже не представлял, как ему сейчас реагировать на то, что произошло.
Звонить и оправдываться? Но ведь Тягаев и не требовал доклада об исполнении. "Сами, сами… - мысленно, конечно, передразнил Севастьянов своего начальника. Вот тебе и "сами"… с усами… И какой теперь выход?"
- Знаете, что, Елизавета Сергеевна, а принесите-ка вы мне те ваши заключения. Они, вероятно, остались в медицинских картах? Вот и хорошо, а я посмотрю… Благодарю вас, свободны, - и он, не поднимая глаз, потянулся к телефонной трубке, демонстрируя свою крайнюю занятость.
Лисова поднялась и молча вышла из кабинета.
Через десять минут секретарша Лидочка, тонко цокая высокими каблучками, внесла в его кабинет две медицинские карты и молча повернулась, чтобы уйти. А Севастьянов с непонятной для себя тоской вдруг обратил внимание на то, что ему б не над этой шелухой сейчас размышлять, а подмигнуть бы Лидочке, да намекнуть, что ее изумительные женские прелести так и толкают его на самое отчаянное нарушение всех мыслимых законов нравственности и субординации. Он ведь слышал, что Лидочка, в отдельных ситуациях и при определенных обстоятельствах, вовсе не строит из себя неприступную твердыню. И решительный натиск возбужденного страстным желанием противника якобы не раз заканчивался полной его "викторией". Он уже рот открыл, чтобы попытаться выразить нечто… невыразимое, но опоздал: Лидочка с гордым и убийственным равнодушием к его распаленным мечтам уже "зацокала" к двери на своих умопомрачительных ножках. И ему осталось только с тоской посмотреть на ее фигурку, затянутую в возбуждающе короткий белоснежный халат, который так шел ей… к лицу.
Бессильная ярость вдруг вспыхнула в Севастьянове, он готов был разорвать, уничтожить две эти совсем тоненькие медицинские карты, но… неожиданно передумал. Открыв нижний ящик письменного стола, небрежно сунул их между какими-то бумажными папками. Не было пациентов, вот и весь сказ. Никогда не было. Нет документа - нет и пациента…
Ничего большего майор Севастьянов сейчас не мог сделать для полковника Тягаева. Да, да, для полковника, у которого, в свою очередь, был, вероятно, другой полковник… или даже генерал. Он с раздражением сплюнул в сторону и подумал, что нет ничего худшего, нежели должность заместителя. Был бы, к примеру, Никаноров, тот, возможно, и послал бы того же Тягаева по определенному маршруту, потому что Никаноров - это видная фигура в медицине, а Тягаев - пусть и важный, однако всего лишь чиновник. И он, Севастьянов, - тоже чиновник… слушая которого эта старая стерва Лисова может позволить себе наглую усмешку. Давно пора ее… на пенсию, куда же еще… А свято место пусто не бывает… Всегда найдется тот, или та, кто с успехом заменит "на боевом посту" неудобного подчиненного.
Увы, даже и эта мысль не утешала майора медицинской службы Севастьянова, хотя и откладывала на время возможную казнь…
Глава третья
НОВЫЕ ИГРОКИ
Турецкий вышел из душа, кутаясь в махровый халат, и увидел в прихожей Ирину с телефонной трубкой в руках.
- Кто стучится в дверь ко мне… с толстой этой… на ремне… Чего смотришь?
- Ты сейчас как, способен? - спросила жена, не имея в виду никакого подтекста, но Александру Борисовичу такие вещи надо было объяснять, иначе с чего бы это он вмиг уцепился за недосказанную мысль?
- Способен, разумеется, - с серьезной миной на лице ответил он, - но в весьма узком плане и в сугубо конкретной ситуации. А что, мне уже поступило предложение? От кого, дорогая? Неужели не от тебя? Не понимаю, кто еще сегодня может меня желать? Ты не в курсе?
- Да что ж с тобой делается сегодня?! - возмущенно прошипела Ирина. - Ты что, болен? У тебя… этот начался?
- Можешь не продолжать, - царственным жестом успокоил жену Турецкий, - об "этом", дорогая, не может быть и речи. Но ты - с телефонной трубкой в руке, и я подумал, что, может быть, кому-то из твоих близких подруг или просто знакомых женщин срочно потребовалась неотложная половая помощь? Ведь незнакомые не станут просто из простого приличия звонить в столь позднее время, не так ли? А я только что душ принял, чистенький, значит, такой весь перед тобой. Или сегодня мне уже не светит?
- Господи, какой болтун! - простонала Ирина, еще плотнее зажимая ладонью микрофон трубки. - Ну что ж тебе все неймется-то, Шурик ты мой? - уже с плаксивой интонацией закончила она и сердито сунула ему трубку прямо в живот, точнее, в руки, которые придерживали полы халата. - На-ка вот, это близкая подруга одной моей знакомой, и ей требуется срочная консультация. Очень срочная, там кровью, как я поняла, дело пахнет. Будь серьезным, ну, пожалуйста, ну, Шурочка!
- А консультация по таксе или как? - не менял своего радужного настроения Турецкий.
- Ты хочешь, чтоб я тебе заплатила? - почти разозлилась Ирина.
- Заметь, не я первый это сказал… А возьму я… - он критически осмотрел жену, прищурился и пробормотал с чувством: - А что, между прочим, доложу я вам, хорошенькая девочка… Очень, я бы даже сказал, хорошенькая… Особенно, перед сном… - Но, заметив, как вспыхнули глаза жены, заторопился: - Все, все, не будем волноваться, согласен договариваться на ваших условиях, мадам… Но, как понимаю, чуть позже, да? Лично я заранее согласен. А эта дамочка, - он кивнул на Ирину, - нынче как, они тоже согласны?
И тут же "схлопотал" по затылку свернутой в трубку газетой, - очень интересно, откуда она могла взяться в Иркиной руке? Хлопнуло не больно, конечно, но громко. Смеясь, Турецкий сказал в трубку:
- Прошу прощения, не знаю, как вас зовут, жена почему-то предпочла употребить газету… - легко отсмеявшись, он продолжил: - Я слушаю вас, какие проблемы? - И опять заметил в непосредственной близости от своей головы занесенную уже над ней свернутую трубку газеты. - Ну, все, правда, исправился! Видишь, - показал жене телефон, - разговариваю уже. Отдыхай… Нет, не так: отдыхай и готовься. Расплачиваться-то надо? А как же?.. Вот теперь действительно все, смех кончился. Иди, Ир. Слушаю вас, рассказывайте. Начните с того, кто вы, чем занимаетесь и что конкретно гнетет вашу бессмертную душу?..
Он еще несколько минут улыбался, но потом лицо его стало серьезным. Турецкий ногой придвинул к себе табуретку из-под вешалки и сел на нее. Ирина посмотрела, поняла, что шутки у Шурки закончились, успокоилась и ушла, ворча, на кухню заканчивать готовить ужин. В кои-то веки удалось обоим собраться за столом, и вот - на тебе! Беспокойное дело, Господи, когда ж оно все закончится?..
Турецкий явился на кухню минут через десять. Он не улыбался, напротив, лицо его было озабоченным. Вялым движением взял с тарелки ломтик ветчины, свернул его двумя пальцами и сунул в рот. Ирина возмутилась:
- Шурка! Ну, в чем дело? Сядь же, наконец, и поешь нормально! - но когда он сел и взял вилку, размышляя, что бы ею подцепить, не выдержала и спросила: - Что там случилось? Ты разобрался?
- Ты ж велела молча есть, - мрачным тоном отозвался он.
- Правильно, поешь, а потом расскажешь… Она тебе представилась, эта женщина?
Турецкий кивнул.
- Ты наверняка слышал от меня о Светке.
Турецкий опять кивнул, не поднимая головы.
- Мы с ней на фитнес ходим. Иногда.
Турецкий понял, что если он еще раз молча кивнет, Ирка его действительно чем-нибудь огреет, и пробурчал:
- Молодцы. Правильно делаете. Это очень полезно, особенно цветущим замужним женщинам вашего возраста… Слушай, ты дашь мне спокойно поесть?
- Ах, так? - Ирина взвилась. В смысле, подскочила на стуле от возмущения. Но Турецкий рассмеялся и погасил семейный взрыв.
- Да успокойся ты, все как обычно. Бандитский наезд, типа очередного рейдерства. А заниматься этим делом должна криминальная милиция. Там двух бизнесменов чуть не замочили. Ну, я ж говорю, типичная современная история. Наезд, угрозы расправы с женами… надоело, - он небрежно махнул ладонью. Но под строгим взглядом жены заерзал на стуле, вздохнул и продолжил: - Я ей посоветовал завтра отнести свою "заяву" на Дмитровку, прямо к Косте. Пусть и он получит подарочек от меня. Не все ж мне за него отдуваться. Ну, чего ты еще от меня хочешь?
- Я поняла, что там действительно очень серьезная ситуация, а ты - шуточки.
- Это я тебе так. Ей-то не до шуток, я понимаю. Но сегодня, ты ж видишь, уже неприлично куда-то звонить. Я обещал завтра… подумать. За ночь, я уверен, ничего с ними не произойдет, а утро вечера мудренее. Ты мне о другом скажи, - он внимательным, изучающим взглядом окинул жену, - как расплачиваться со мной собираешься?
- Да ну тебя! - смеясь, воскликнула она. - Я думала, он серьезный человек!
- Между прочим, то, о чем я сейчас думаю, чрезвычайно серьезно.
- Ладно, сыщик, ты лучше, правда, помоги людям.
- Ира, в данный конкретный момент мне лучше знать, что… лучше!.. Да, между прочим, ты в курсе, что муж твоей подруги, или знакомой, Светланы, работает в милиции?
- Кажется, да, а что?
- А то, что мне эта женщина, ее Катей зовут, как тебе нравится?.. Не Екатериной, а именно Катей, не смешно. Короче, она сказала, что этот самый… как его? - Турецкий посмотрел в коридор и вспомнил: - Рогожин. Иван… Иван… Васильевич, да, сотрудник ОРБ. А ты знаешь, что это такое?
- А что, мне сильно надо?
- Лучше знать. Оперативно-розыскное бюро ГУВД Москвы. Они-то как раз и занимаются, в первую голову, бандитами. Поэтому я никак не пойму, почему она не с ним разговаривала, а со мной? Я ведь - частный сыщик теперь, Какая ей от меня реальная польза?
Ирина слушала, улыбалась и наконец, когда он замолчал, ответила:
- Странно, что ты за все годы так ничего и не понял. Шурик, ты же - Турецкий! Понимаешь это? Причем здесь какие-то твои ОРБ, ГУВД? Она к Турецкому обратилась, эта насмерть перепуганная женщина, а не в милицию, откуда ее пошлют так далеко, что она заблудится… на обратном пути…
- М-да, час от часу не легче… Знаешь, а действительно, позвоню-ка я сейчас Косте. Верно? Он же не стесняется доставать меня из постели любимой женщины?
- А ну, быстро, это какая еще женщина? О ком речь?!
- Ну… это я фигурально выразился. Речь-то исключительно о тебе, ей-богу!
- Обо мне? Но что-то я не помню такого случая, чтоб тебя прямо из моей постели отозвали на службу! Совсем ты, однако, заврался, Турецкий!
- Ирк, ну, честное слово, было же! Ты просто запамятовала… А у меня каждый такой болезненный случай до сих пор неизвлеченной занозой сидит вот тут! - он постучал себя по груди. И прислушался к стуку. Кажется, даже удивился.
- Значит, это было еще до исторического материализма! - от души расхохоталась Ирина.
- Увы, никакого понимания… даже от родной и любимой, фактически ведь единственной жены…
И в его голосе "простонала" такая вселенская печаль, что Ирина, отсмеявшись, наконец сжалилась:
- Ладно, прощаю тебя, врушка ты несчастная. Звони своему Косте. Да заканчивай ужин, пора действительно отдыхать, а то ведь в кои-то веки вместе, так опять свободно жить не дают… А все она - слава твоя проклятая…
- Куда уж от нее… - откликнулся Турецкий, старательно запихивая в рот Целиком потрясающе вкусную, неостывшую еще котлету, которую он густо обмазал горчицей. - Фудо, - с трудом вымолвил набитым ртом. - Флуфай, хахие они фкуфные, а? Опавдеть!..
- Прожуй, босяк! И сам "пофлуфай", - продолжала веселиться Ирина. - А о каком "фуде" ты собираешься рассказывать Косте? Хочешь, чтобы и он еще "опавдел"?
- Нет, Ирка, это - котлета чудо, от нее можно обалдеть, а там, у этих твоих дам, - как раз наоборот, ужас, конечно. Я попрошу Костю завтра прямо с утра принять кого-то из них и взять заявление… Ну, чтоб без проволочек… Понимаешь, какая тут штука? - он поморщился. - Вся беда заключается в том, что, скажем прямо, один из бандитов - бывший полковник ФСБ, и второй полковник, тоже бывший, но только из ОРБ МВД. Ты представляешь их связи? Куда мне до них… И Красильников, новый начальник Следственного комитета, насколько я понимаю в апельсинах, с такими деятелями связываться не захочет. Понимаешь, это же большая и повсюду проникающая система.
- Ишь, как ты теперь заговорил!.. - Подначила мужа Ирина.
- Да я и раньше все прекрасно знал, но нельзя же гадить там, где работаешь… А в СК утопят и заявление, да и самих заявителей. Вся надежда на Меркулова. Но он тоже ведь не всесилен. Между прочим, эти ребята уже с перепугу в президентскую администрацию решили жалобу накатать… Нет, не знаю… В конечном счете, если Костя сумеет как-то решить, мы могли бы, скажем, временную охрану этим борцам за правое дело обеспечить. Но на первое время, сама понимаешь, мы дорого стоим. А дальше уж им решать… Ладно, сейчас доем вот и позвоню. Но ты сама крепко запомни свои слова! - он погрозил жене пальцем.
- Это какие? - не поняла Ирина.
- О том, что в кои-то веки вместе! Такое признание нельзя забывать, Ирка!..
Покидая офис Ловкова, Григорий Александрович старался унять свою растерянность. Но когда увидел еще и расстроенного до крайности сына, снова обрел привычную свою уверенность. Ничего страшного не произошло, оборвал он причитания Игоря. Ты, мол, лопух, с этим никто не спорит, а все остальное теперь уже - дело техники. Состоится суд, когда будет надо Андрею, это его компетенция, на суде вынесут соответствующее решение, и потом на "Радугу" приедут судебные исполнители, которым помогут установить порядок, между прочим, не кто иной, как парни Грошева, причем с большой охотой. Вот и вся игра. В первый раз, что ли?
Разобравшись с тем, что здесь, в госпитале, могли делать Уткин с Гусевым, Григорий Александрович поднял все свои старые, оставшиеся еще связи в министерстве внутренних дел. И только получив твердое обещание в помощи, успокоился…
- Ну, я им покажу еще, - пообещал Грошев, погрозив пальцем госпиталю. - Поехали!
- Куда?
- На фирму, куда еще?..
А дальше случилось совершенно неожиданное для Грошева. Вскоре после них на фирму явилась целая толпа во главе с этими двумя, которые выглядели героями! И устроили такое сборище, то есть настолько невероятное, с его точки зрения, толковище, что он предпочел тихо отойти в сторону, оставив своих людей слушать и наблюдать, а потом и вообще был вынужден незаметно "отчалить" из своей уже, по существу, фирмы. Так он считал, во всяком случае. А то, что теперь происходило на его глазах, было уже полным для него беспределом! В одном был уверен: теперь они заговорят у него иначе…
Он все-таки позвонил Андрею и кратко проинформировал. В ответ раздалось громкое сопение, которое могло предвещать что угодно, даже атомный взрыв. Но услышал он лишь одну короткую фразу, которая уже с полудня сидела в его голове:
- Выкручивайся, Гриша, любыми доступными тебе средствами…