- Чтобы купить.
- Это дорого.
- А ты знаешь, что за статуэтка? - обрадовался я.
- Знаю.
- А я нет.
Лида не удивилась:
- Значит, вы только пешка. Странно. А такой солидный… Хотя, если бы вы были пешка, вы бы не признались. Пешки не признаются, что они пешки. Значит, вы или начальник или… честный человек. Почему вы начали с меня?
- Я боюсь твоих напарников. Твой главный может меня живо без разговоров… - я провел рукой по шее.
- О ком вы?
- О том, кто ходит как баба, у которой расстегнулся бюстгальтер.
- Вы его знаете? Верно. Точно так он и ходит! - Лида вдруг расхохоталась по-детски звонко. Голова у нее затряслась, и нечесаные кудряшки поднялись чертиками. Потом, не моргая, уставилась на меня. - Он сутулый. У него больные легкие. А что касается… - она повторила мой жест рукой по шее. - Он не убьет. Раньше, верно, мы могли на всякое пойти. А теперь нет. Время не то.
- Так что это за статуэтка?
- Ну что вы пристали: статуэтка, статуэтка… Дело не в ней, а в том, что внутри нее.
- И что там?
- Догадайтесь.
- Алмаз?
- Верно.
- Необработанный?
- Ну да.
- Кому он принадлежит? И где он?
- Почему я должна вам все рассказывать?
- Ты меня полюбила.
- Пока нет.
- Авансом.
- Ладно. Пичугин где-то достал алмаз. Огромный. И отдал его нам. Мы ему организовали отъезд. Он нам помог провезти алмаз, у него дипломатический паспорт.
- Но алмаз надо еще обработать.
- Точно.
- И где он сейчас?
- У одного человека.
- Почему вы его отдали? Вам нужны деньги?
- Чего спрашивать, если знаешь ответ.
- Как найти этого человека?
- Просто. В Довиле. Это рядом. Но вы его не найдете.
- Помоги.
- Порошки отдадите?
- Отдам.
Лида подумала:
- А я вам и вправду помогу. Мы заинтересованы, чтобы кто-то купил этот алмаз. Его трудно продать. Он не отшлифованный.
- И ты заплатишь?
- Заплачу.
- Не удивил.
- А ты меня удивила. Я думал, что ты другая.
- Какая?
- Будешь кричать "Че Геварра!" и убеждать меня в необходимости мировой революции.
- Я и была такой. Но теперь другое время. Время прошло, а вы в Москве ничего не заметили. И вообще вы очень старый.
- Старый? Ишь ты! - я даже обиделся.
- Конечно, старый, - вызывающе подтвердила Лида. Ей явно нравилось, что теперь она ведет разговор.
- Значит, я тебе не нравлюсь.
- Я этого не говорила.
- Про тебя говорят, что ты лесбиянка.
- А если про вас скажут, что вы любите мальчиков, как вы докажете обратное?
- Мыслишь ты логично.
- Я изучала логику. Три года в университете… Я только потом…
- Стала колоться, - подсказал я.
- Ничего вы не понимаете. И не поймете. - Голос у нее упал, она снова стала бесцветной.
Хозяйка принесла салат и два бокала вина. Лида взяла большую вилку и принялась за салат. Ела она только помидоры.
- Ты остальное не ешь? - удивился я.
- Ем. Все по очереди. Сначала то, что не очень люблю. А что больше нравится, оставляю на потом.
- А где статуэтка?
- Вместе с алмазом. Она вроде шкатулки для алмаза. Вообще-то статуэтка интереснее алмаза. Только ее не купят. А нам нужны деньги. Вы видели статуэтку?
- Нет. Но знаю, что это статуэтка мужчины с длинным носом.
- Так вы ничего не знаете! - обрадовалась Лида. - Это не просто мужчина. Это Гоголь.
- Ты знаешь, кто такой Гоголь?
- Представьте себе. И читала "Мертвые души".
- Так ты мне поможешь найти человека, у которого статуэтка?
- Я ему скажу, что вы хотите его увидеть. А дальше он решит сам.
Она замолчала, уставилась в тарелку, потом подняла глаза:
- Я вас больше не увижу?
- Как тебя найти?
Она взяла бумажную салфетку и написала номер.
- Тут живет одна моя знакомая. Если я вам понадоблюсь, она меня найдет.
Я улыбнулся. Такой же связью пользовался один из персонажей фильма "Место встречи изменить нельзя". Поистине опыт нелегальщины не знает границ.
- А теперь порошки.
Пришлось отдать.
Я вышел из кафе. Что дальше? План на сегодня перевыполнен. Пора в гостиницу - и спать.
Я прошел несколько кварталов.
- Эй, месье!
За столиком у кафе со скромным названием "Вся Европа" сидела дама, которую Кики именовала Высокой табуреткой.
- В какой гостинице вы остановились?
- Пока нигде. Именно сейчас решаю данный вопрос.
- Поскольку у вас нет машины, я могла бы снова вам дать Кики на час, если вы остановились в Онфлере или, на худой конец, в Трувиле.
- Увы, я заказал "Баррьер" в Довиле.
- Ого! Вы серьезный человек. Ну как такому отказать! Ступайте ко мне в магазин и скажите Кики, что я ее отпускаю. Но лишь довезти вас до "Баррьера" - и сразу назад. И только на час.
- Кики на час - этого мало.
- Смотрите, не скажите это ей. Малышка слишком впечатлительна.
Узнав, что вместо того, чтобы сидеть и ждать клиента, можно скататься в Довиль, Кики подскочила от радости.
- Где ваш багаж?
- Один портфель.
- Прекрасно. Мужчина с одним портфелем и останавливается в "Баррьере", такому трудно отказать.
Опять "трудно отказать". Как приятно находиться в городе, где женщинам трудно мне отказать!
- Я на это надеюсь.
- На что?
- На то, что "трудно отказать".
- А вот это напрасно. Вам надо отдохнуть. Вы сюда не на один день?
- Это правда.
- Так зачем торопиться? Знаете, что сказал Монтень? Любить лучше всего тогда, когда больше нечем заняться.
- Обязательно перечитаю Монтеня.
- Напрасно, это я придумала.
Кики лихо завернула к отелю.
- Когда заехать за вами завтра?
- Я позвоню.
19. Рикошет
На следующий день, проснувшись, я долго соображал, где нахожусь. Впору спуститься вниз и спросить на ресепшне, в каком я городе. Вот посмеются!
Я посмотрел на часы. Половина десятого. Завтраки во французских гостиницах до девяти. Обидно. Я принял душ. Спустился вниз. Подошел к портье:
- До которого часа у вас завтрак?
- Вы можете позавтракать, когда сочтете нужным, - он улыбнулся и добавил: - После завтрака рекомендую прогулку вдоль моря. Сегодня удивительная погода.
После более чем плотного, по настоящему французского завтрака, я вышел из отеля. Погода действительна была прекрасной. С моря дул ветер. "У нас всегда ветер. Но летом это приятно", - просветил меня портье после завтрака. Почти час я прогуливался по пляжу вдоль принадлежащих отелю пляжных кабин с именами звезд Голливуда. Они приезжают сюда каждый год на кинофестиваль.
Вернувшись в отель, набрал номер Типографа. Тот был краток:
- Я вам рекомендую пообедать сегодня вечером в каком-нибудь ливанском ресторане.
Значит, Рикошет должен ждать меня сегодня вечером в ресторане "Ливан".
И я отправился гулять по городу. Вышел на нарядную улицу с магазинами, как здесь говорят, "лучших фирм": Шанель, Феррагамо, Диор, прошел по всем этажам магазина "Прентам", пообедал в рыбном ресторане "Фламбе", где, как и повсюду в Нормандии, большую половину блюд составляли дары моря. Выпил чашку кофе в угловом кафе на центральной площади, именуемой площадью Виктора Гюго, потом пошел к мосту, соединяющему Довиль с Трувилем.
На карте и в путеводителях Довиль и Трувиль обозначены как два разных города, но практически это один город, разделенный небольшим мостом. Шумный Трувиль с незамысловатыми кофеюшками, рыбными лотками, и Довиль, город для обеспеченной публики. Я вспомнил, кто-то мне рассказывал, что до революции в России был закон: рядом с дорогим рестораном нужно открыть трактир для простолюдинов, чтобы те не забрели, паче чаяния, в заведение, для них не предназначенное. Чем не Довиль и Трувиль!
* * *
Ресторан "Ливан" оказался типичным восточным рестораном класса выше среднего: на стенах кривые сабли, столики, покрытые малахитового цвета скатертями, полинялыми и застиранными, красные подсвечники с зелеными заплывшими свечами, бодрящая песня на арабском языке из невидимого динамика и тяжелый запах восточных пряностей. Две пары и субъект в кожаном пиджаке, все на первый взгляд местные, заканчивали обед. Я сосчитал столики: семь - мало. Между ними оставалось достаточно свободного места, ресторан, вероятно, не ломился от посетителей, и хозяина не волновала проблема, как всех рассадить.
Из глубины зала появился здоровенный тип с огромными усами, в изумрудной ливрее с малиновыми галунами и блестящим, золотого цвета, кушаком. По замыслу хозяина, он должен был олицетворять нечто из "Тысячи и одной ночи".
На хорошем французском тип поприветствовал меня и спросил, заказывал ли господин столик. Столик господин не заказывал, но он хотел бы видеть господина Рикошета.
- Вы подождете его здесь или вас провести в комнату для друзей хозяина?
Я решил, что лучше представиться гостем хозяина.
- Я предпочел бы пройти в комнату для друзей.
Через коридор, увешанный картинами, никак к Ливану не относящимися, восточный чичероне провел меня в комнату, которая оказалась точной копией главного зала, только поменьше и с одним столом, накрытым такой же малахитовой скатертью, но поновее. Исключительность комнате придавал огромный компас на стене и кейруанский ковер на полу. Ковер был, скорее всего, действительно кейруанским: в центре на кремовом фоне - кряжистый минарет, бордовый орнамент и замысловатые фигуры цвета сливочного масла вокруг.
Не успел я расположиться за столом, как в комнату впорхнул невысокий человечек с широкой улыбкой на круглом лице. Он был подвижен и сдобрен той упругой полнотой сорокалетних мужчин, которую скорее угадываешь, чем определяешь на глаз, и которая еще совсем недавно могла показаться хорошо развитой мускулатурой. Блестящий фиолетовый смокинг сидел на нем как влитой, и, несмотря на тщательную выбритость, отливающие синевой щеки блестели как после бархотки. Вместе с ним в комнату ворвался густой аромат французской парфюмерии, смешанный с пряным букетом средиземно-морских приправ: кориандра, шабера и фенугрика.
Подскочив ко мне, человечек засиял и замер.
- Господин Рикошет? - осведомился я, не поднимая головы.
- К вашим услугам, - человечек продолжал сиять.
- Вам обо мне говорили?
Он улыбался. Его улыбка могла с одинаковой степенью точности расшифровываться как "конечно, говорили, о, какое счастье!" и "о, какое несчастье, не успели сказать!"
- Я от Базиля, - подсказал я.
- От Базиля! - всплеснул руками Рикошет. - Па-па-па! Я очень уважаю господина Базиля. Он давно у меня не был. Но я надеюсь скоро его увидеть. Он всегда хвалил нашу кухню. Вы любите ливанскую кухню? Вы русский, как и Базиль? У меня много русских клиентов.
"Или он ничего не знает, и поэтому говорит обязательную в таких случаях ерунду, или это восточная проверка на терпение", - решил я.
А Рикошет не останавливался. Он говорил о том, как любит Советский Союз, как уважает русских, какая красивая Москва…
Начиная обалдевать от горячей лавы нескончаемых фраз, я улучил момент вставить слово:
- Вас никто не предупреждал? Вас должны были предупредить обо мне.
Рикошет снова засиял:
- О, как я был бы счастлив, если бы узнал, что вы еще не обедали!
Я неопределенно улыбнулся, теперь мою улыбку можно было истолковать и как "о да, еще не обедал" или как "увы, уже пообедал". К счастью, Рикошет тоже не утруждал себя расшифровкой улыбок. Вытащив из кармана атласный блокнотик и золотой карандаш, он по-метрдотельски наклонился к мне:
- Вы доверитесь моему вкусу? Или предпочтете выбрать сами?
- Я рад быть у вас в гостях. Но… К сожалению, через час я должен быть в другом месте.
- О, господин, господин…
- Моя фамилия Достоевский. Теодор Достоевский, - подсказал я.
- О, понял! Господин Достоевский - очень занятый человек! Сейчас я распоряжусь.
И исчез.
"Пошел связываться", - решил я.
Рикошета не было долго, но блюда приходили быстро. И, что приятно, всего помалу. Шурпа с бараниной, кускус с турецким горохом, мешуйя в рисе с карри и типичные алжирские мергезы, маленькие, острые. Вино тоже алжирское: белое "Ля Трапп" и красное "Кюве дю Президан". "Вот тебе и Ливан, - подумал я. - Не Ливан, а алжирский Баб эль Уэд".
Улыбающийся Рикошет появился, когда я допивал турецкий кофе.
- Господин Достоевский! Вас очень хочет видеть господин Плеко.
Вполне возможно, это и есть ниточка к Вальтеру. Иначе зачем бы Типографу отправлять меня сюда.
- Приятное совпадение. Я тоже хочу видеть господина Плеко.
Рикошет продолжал улыбаться.
- Это очень хорошо, господин Достоевский. Очень хорошо. - Он набрал воздух, потом покачал головой, карикатурно выдохнул и изрек: - Вы очень занятой человек, господин Достоевский. И господин Плеко знает, что вы очень заняты.
- Я чувствую, что мы найдем общий язык с господином Плеко.
- Но господина Плеко сейчас нет в городе.
- И что вы рекомендуете?
- Немного подождать.
- Что еще просил передать господин Плеко?
- Ничего. Ничего.
Рикошет продолжал улыбаться.
Я вернул его в суровую действительность:
- Однако я хотел бы встретиться с господином Плеко как можно быстрее.
Рикошет насторожился:
- Я прикажу принести еще кофе. - И двинулся к двери.
- Стойте, стойте, - испугался я. - Я хочу встретиться с господином Плеко завтра. На худой конец, послезавтра.
С легкостью Майи Плесецкой Рикошет развернулся и снова начал сиять.
- Сегодня четверг, - вслух размышлял я. - В пятницу ваш ресторан не работает.
- Работает, работает. Я - христианин, господин Достоевский. И не соблюдаю мусульманских обычаев. У нас в Ливане много христиан. Был ли когда-нибудь в Ливане господин Достоевский?
Федор Михайлович в Ливане не был.
- Ах, что за страна, господин Достоевский! Это такая страна…
- Я буду у вас завтра, - оборвал его я.
Рикошет перестал сиять и деловито уточнил:
- В это же время?
- Да.
- Для меня будет ни с чем не сравнимым счастьем снова увидеть вас.
Я встал.
- Где я могу расплатиться?
- О, я с вас возьму очень много, господин Достоевский, - воссиял Рикошет. - Дайте мне слово, господин Достоевский, что перед отъездом из Довиля вы снова придете ко мне в ресторан. Для меня это наивысшая оплата.
Я согласился. Они решили оплатить мне обед, значит, Типограф меня не обманул и начал выполнять задание.
Далее следовал обмен любезностями.
Я вышел из ресторана и отправился к себе в отель. Было уже темно. Ветер усилился и я встречал прохожих в плащах.
"Теперь спать", - подумал я, подходя к своему номеру.
Повернув ключ, я открыл дверь. И разом отпрянул.
В комнате горел свет.
Глава четвертая. Франция прекрасная и не очень
20. Ночной гость
Я немного постоял, соображая, входить или нет, потом осторожно, озираясь, вошел, осмотрелся. Никого. На столе - пустая бутылка воды, кровать смята, на полу фантик от конфеты… Человек, включивший свет, не счел нужным скрывать свое пребывание.
Я прислушался. Мне показалось, что в душе льется вода. Я на цыпочках подошел к ванной, приложил ухо к двери. Там действительно лилась вода.
Я поразмышлял с минуту, открывать дверь или нет. Но тут вода перестала литься. Стало тихо. Я ждал.
Наконец дверь начала медленно открываться. Я замер.
Дверь открылась. Передо мной стояла совершенно голая Лида.
- Здравствуй, мой дорогой.
Она жеманно чмокнула меня в щеку и, шлепая мокрыми ступнями по ковру, чинно прошествовала к холодильнику.
- Зд… здравствуй, дорогая, - от удивления я начал заикаться.
Лида открыла холодильник, вынула маленькую бутылку шампанского, такую же бутылку виски, банку минеральной воды. Вылила шампанское в бокал, поставила бокал на прикроватную тумбочку. В другой бокал налила виски, минеральную воду, протянула мне. Потом вытащила из холодильника две большие конфеты в красной фольге в виде сердечка, приложила одну между грудей, другую ниже.
- Я похожа на двойку червей?
- Ты похожа на голую червонную даму.
Особой привлекательности отсутствие исподнего Лиде не придавало, хотя, оценив ее взглядом, я не мог не признать, что, переквалифицируйся она из террористки в жрицу горизонтальной профессии, с голоду не померла бы.
Двойка червей тем временем провихляла к ночному столику, небрежно отхлебнула шампанского, вытащила из тумбочки блокнот с вензелем отеля, карандаш, написала что-то, вырвала лист и передала мне. Я прочел:
"Зачем ты ходил в "Ливан"?"
"Ага, мы играем в конспирацию, - сообразил я. - Хотя, может быть, это не так уж глупо".
Лида кокетливо потрясла плечами:
- Ты явно не торопишься обнять свою крошку.
Я огрызнулся:
- Получаю удовольствие от созерцания.
И написал:
"Люблю восточную кухню".
Она тут же ответила: "О чем ты договорился с Рикошетом?"
Я ответил:
"Он обещал мне встречу с Плеко".
На этот раз, прочитав записку, Лида ответила вслух:
- Зачем?
- Мне нужна статуэтка.
И снова записка:
"Если ищешь статуэтку, то тебе нужен Вальтер".
Я ответил;
"Выведи меня на него".
Снова записка: