* * *
Фройнштаг поднялась первой, давая понять, что время их свидания истекло.
– Нам не стоит испытывать терпение весьма ревнивого адмирала Брэда, – объяснила она свой порыв. – Каждая минута, которую я провела, уединившись с вами, лишь усиливают его подозрение в том, что я передаю вам всевозможные сведения об эскадре, а вы меня вербуете и инструктируете. А возвращаться сначала на борт самолета, а затем на борт авианосца и на берег США в образе вашей шпионки мне не хочется. Это не на пользу нашему общему делу.
– Кстати, об эскадре… Кажется, я настолько увлекся разговором с вами, что забыл поинтересоваться сведениями о ней.
– Но ведь у вас уже есть снимки всех кораблей эскадры, и вам нетрудно было определить тип и вооружение каждого из них.
– Само собой разумеется. Сколько людей на судах эскадры?
– Порядка семи тысяч. Это – учитывая батальон морской пехоты и какие-то вспомогательные технические подразделения в виде солдат-эскимосов.
– Что, конкретно, американской разведке и командованию эскадры известно было о гарнизоне нашей "Базы-211"?
– Они владели только самыми общими сведениями о том, что таковая существует, да и то лишь в виде гипотезы. Так что напрасно вы устроили здесь демонстрацию военной силы и своих возможностей. Вы могли спокойно отсидеться, оставив адмирала Брэда и его пилотов в полном неведении относительно того, что здесь происходит на самом деле.
– Теперь я тоже понимаю, что мы явно поторопились. Точнее будет сказать, поторопился адмирал фон Риттер, поскольку он является командующим вооруженными силами Рейх-Атлантиды, сосредоточенными на "Базе-211".
– Хотите сказать, что он волен бросать в бой воинские части Рейх-Атлантиды, не согласовывая своих решений с вами, рейхсфюрером Рейх-Атлантиды?! Фюрер Третьего рейха такого бы никому не простил.
– При Гитлере тоже черти что творилось, иначе мы бы не проиграли войны! – огрызнулся барон фон Готт. – Так что не следует идеализировать. И поскольку переиграть эти события уже невозможно, то вся надежда теперь на вас, Фройнштаг.
– Постараюсь быть предельно осторожной.
– Нам понадобится еще несколько лет полного "безвестия", чтобы беспрепятственно развивать свою промышленность, укреплять армию и налаживать агентуру в континентальных странах.
– Правильно, вам незачем высовываться, – одобрила такой подход Фройнштаг. – Мир все еще слишком возбужден, чтобы спокойно воспринимать образовавшийся в Антарктиде осколок гитлеровского рейха. К тому же все еще сохраняются формальные союзнические отношения между США и Россией, а это опасно.
– Вот почему нам необходима надежная агентурная сеть во всех континентальных странах планеты. – Произнося эти слова, барон фон Готт приблизился к Лилии, взволнованно провел рукой по ее предплечью и возбужденно вдохнул источаемый ее волосами запах французских духов.
– За агентурой дело не станет, адмирал. По Европе, словно стада бизонов, бродят целые своры беспризорных агентов всевозможных разведок. И у меня есть на примете человечек, способный протрубить им "большой сбор".
– Чувствую, начинается серьезный разговор.
– Но коль уж он сложился доверительным, то и я тоже хотела бы знать, исключительно для себя и для того узкого круга эсэс-патриотов Германии, который группируется сейчас вокруг "Альпийского банка", а также вокруг "Банко Испаньоль дель Рио де ла Плата Лтд", со штаб-квартирой в Буэнос-Айресе. Теперь вы уже обладаете дисколетами собственного производства, или все еще получаете их напрокат, из ангаров Страны Атлантов?
– Атлантов как раз и поражает, что мы умудряемся строить свои собственные дисколеты. В то время как сами они все еще пользуются теми машинами, которые доставлены для них по велению Космических Учителей.
– Интересный поворот "атлантического сюжета", заинтригованно покачала головой журналистка. – Даже предположить не могла бы.
– Поэтому-то атланты и приютили нас, рассчитывая, что наши научно-технические возможности и наше умение воевать позволят им вырваться из зависимости от Космических Братьев. Мало того, мы даже предполагаем, что со временем Страна Атлантов и Рейх-Атлантида смогут объединиться.
– И как скоро это может произойти?
– По чертежам наших собственных конструкторов, из конструкций, тайно доставленных сюда на германских судах еще в годы войны с Россией, мы теперь создаем свой собственный сталеплавильный завод и свой авиазавод, с цехом для сборки дисколетов.
– Размах впечатляет, – молвила Фройнштаг только для того, чтобы поддержать разговор и подбодрить вице-адмирала.
– В Рейх-Атлантиде теперь достаточно конструкторов и инженеров, – и в самом деле начал заводиться тот. – У нас пока что хватает рабочих рук тех пленных, которых мы сюда доставили, и которые там, наверху, значатся теперь в списках сожженных в крематориях.
– И много их? – как бы между прочим, поинтересовалась гауптштурмфюрер СС.
Она знала, что массовое ночное отравление газом и сожжение в крематориях каких-то специально отобранных команд военнопленных, по две-три сотни в каждой, были всего лишь имитацией казни. Но никто, в том числе и руководство лагерей, не знало, куда увозили этих пленных, а также специально отобранных, крепких русоволосых узниц, после того, как в регистрационных книгах концлагерей появлялись отметки об их сожжении.
– Несколько десятков тысяч. Естественно, отношение к ним иное, нежели наблюдалось в концлагерях воюющей Германии. Теперь это слишком ценный трудовой материал, которому позволено жить в семейных бараках и воспроизводить себе подобных рабов рейха.
– Благоразумно.
– Кстати, многие узницы-славянки и скандинавки уже родили потомков нашей эсэсовской элиты. Пока что это всего лишь "полукровки", но они тоже состоят на особом медицинском учете, как потенциальный генетический материал.
– Хотите прямо сейчас пригласить меня на "Базу-211"? – кокетливо молвила гауптштурмфюрер СС.
– С удовольствием пригласил бы, Фройнштаг, однако вы – гостья Повелителя. Он не позволит везти вас в Рейх-Атлантиду. Он и сюда пригласил вас только для того, чтобы объявить о нежелательности пребывания вашей эскадры в районе Антарктиды.
– Неужели вы не вправе приглашать в Рейх-Атлантиду тех, кого захотите пригласить? Это уже похоже на колониальную дискриминацию.
Рейхсфюрер грустно взглянул на нее, затем обвел многозначительным взглядом комнату, давая понять, что она прослушивается, и вежливо объяснил:
– С теми, кто прибывает из континентальных стран, мы обычно встречаемся у берегов Антарктиды. Какие-либо визиты "континенталов" в Рейх-Антарктиду, без согласия на то руководства Страны Атлантов, нежелательны. – И, подняв вверх раскрытые ладони, барон дал понять, что эта тема исчерпана, и что Фройнштаг не обязательно вникать во все тонкости взаимоотношений между германцами и атлантами.
– В таком случае вернемся к тому, что вам удалось наладить свою собственную промышленность, – не унывала журналистка, понимая, что в эти минуты рядом с ней, в облике вице-адмирала, находится уникальный источник информации, который просто грех не выпотрошить, – и теперь способны существовать автономно?
– Пока еще нет. Вот почему для нас важно, чтобы какое-то время нас не тревожили, а на континентальной части планеты царил мир. Некоторую часть оборудования для нашей авиапромышленности еще до сих пор секретно доставляют с заводов различных стран, маскируя их закупки прохождением через подставные фирмы, на подставных лиц. Причем несколько заводов в Южной Америке и на юге Африки уже полностью принадлежат нам. Горючее для самолетов и судов мы, естественно, тоже получаем через наши фирмы, в секретных гаванях.
– Представляю себе, сколько усилий понадобилось, чтобы наладить всю эту тайную сеть.
Барон порывался что-то ответить, но в это время в боковом кармане у него раздался зуммер, немного похожий на телефонный звонок. А еще через пару секунд фон Готт извлек небольшой, умещающийся на ладони странноватой формы аппарат и поднес его к уху. Радиотелефон, поняла Лилия. Неужели настолько миниатюрный?!
– Здесь рейхсфюрер фон Готт, – произнес тем временем адмирал. И даже до слуха Фройнштаг донесся хрипловатый голос того, кто сейчас докладывал своему главнокомандующему.
– …Докладываю, господин вице-адмирал: в ходе вчерашнего и сегодняшнего боев, два самолета американцев прикрывавших суда эскадры, сбиты, а самолет, прикрывавший наземную базу американцев во время атаки нашего дисколета, поврежден и приземлился на посадочную полосу базы. Поврежденная субмарина американцев только что ушла в сторону Кейптауна, а на линкоре "Колорадо" – сильные повреждения и пожар.
Адмирал мельком взглянул на Фройнштаг, пытаясь выяснить, слышит ли она то же самое, что слышит он, и, слегка отстранившись от нее, прервал доклад коротким вопросом:
– Наши потери?
– Один самолет сбит, – Фройнштаг потянулась телом к адмиралу, чтобы лучше слышать доклад, – и потоплена наша субмарина.
– Почему потоплена?! Какого дьявола?! – не удержался фон Готт. – Почему не были задействованы дисколеты?
– Были. Один из них подбит и лежит в заливе, на прибрежной мели, на глубине пяти метров.
– Как это могло произойти? – четко, почти по слогам, спросил адмирал, уже не обращая внимание на почти прислонившуюся виском к его плечу Лилию Фройнштаг. В конце концов, она ведь тоже была германкой.
– Из-за несовершенства наших дисколетов, герр адмирал.
– Хотите сказать, что у янки они совершеннее? – съязвил фон Готт.
– У янки их пока-что вообще нет.
– Тогда в чем дело?! – по-фельдфебельски гаркнул фон Готт.
– При определенной скорости наши дисколеты теряют свой защитный слой. То есть он в какой-то степени существует, однако американцы способны пробивать его своими ракетами, похожими на наши "Фау-2".
– Ракетный Барон фон Браун постарался, черт возьми! – уже откровенно апеллировал фон Готт к Лилии. – Продался американцам, вместо того чтобы пустить себе пулю в лоб, как подобает истинному аристократу и германцу. А вслед за ним в Штаты подалась целая свора инженеров, таких же подлых предателей.
Фройнштаг почувствовала, что в какой-то степени под определение члена этой "своры" подпадает и она, однако ничуточку не огорчилась. Она уже успела приобрести иммунитет и по отношению к тем, кто клеймил ее как бывшую, но нераскаявшуюся эсэсовку, и по отношению к тем, кто клеймил ее, как эсэсовку, предавшую клятву члена СС ради благоденствия в облике швейцарской банкирши.
– Но какой смысл затевать здесь антарктическую войну? – попыталась, было, урезонить ее Фройнштаг, опасаясь, как бы ей не пришлось всю оставшуюся жизнь оплакивать в этих подземельях погибшую Полярную эскадру.
– Почему вы не бросили в бой остальные дисколеты, бригаденфюрер? – не обратил внимания на ее слова адмирал фон Готт.
– Потому что в небе появился гросс-дисколет и прикрыл эскадру! – прокричал бригаденфюрер. – Мало того, его пилоты предупредили, чтобы мы не смели атаковать американские суда и наземную базу, иначе они применят "луч возмездия". И действительно, моторы двух наших субмарин заглохли, а приборы находящихся в воздухе самолетов вышли из строя.
– Это был дисколет атлантов?
– Нет, рейхсфюрер, Космических Учителей.
– Вы в этом уверены? – поугасшим голосом спросил вице-адмирал.
– Никаких сомнений. Дисколет "Небесного дозора", с экипажем которого по душам не поговоришь.
– В таком случае приказываю: всем дисколетам, субмаринам и самолетам вернуться на базу.
Сунув свой миниатюрный радиотелефон в карман, фон Готт вопросительно взглянул на Фройнштаг.
– Эти чертовы Космические Учителя почему-то не возлюбили нас, германцев, еще во времена Гитлера. Они продолжают шантажировать своими "дозорными" дисколетами, противостоять которым мы пока что не способны.
– Очевидно, опасаются вспышки новой мировой войны и новых ядерных атак.
– Мало ли чего они опасаются, гауптштурмфюрер! Пусть они живут себе там, где живут, и не суются в наши земные дела. Мы, германцы, должны исходить только из интересов нашей нации, интересов рейха и арийской цивилизации. Кому, как не вам, офицеру СД, знать это, фрау Фройнштаг?
– Что бы вы сейчас ни говорили, ничто из сказанного вами не способно оправдать ваше нападение на американскую эскадру, адмирал. Особенно в то время, когда командующий эскадрой находится здесь, на переговорах. Кстати, Повелитель и его чиновники хотя бы знают, что в момент их переговоров с адмиралом Брэдом, вы затеяли настоящую битву?
– По вашему тону, гауптштурмфюрер, можно предположить, что вы этого не одобряете.
– Не одобряю, – резко ответила Фройнштаг. – решительно не одобряю. – А, выдержав небольшую паузу, мило улыбнулась. – Но давайте вернемся к тому, что нас объединяет.
– А что нас объединяет? – недружелюбно проворчал адмирал фон Готт. – Разве еще существует что-то такое, что способно объединять нас с вами, новоявленными швейцарцами и "стопроцентными американцами"?
– Существует. Имя, образ, символ, именуемый "Скорцени". Давайте считать, что я не слышала вашего разговора с бригаденфюрером, успокоимся и вновь вернемся к тому, что значит для Четвертого рейха, для вашей Рейх-Атлантиды имя обер-диверсанта рейха Третьего.
Барон фон Готт поиграл желваками, беззвучно пошевелил тонкими потрескавшимися губами…
В эти минуты он вел себя, как обиженный ребенок, которому надоело злиться, но который пока что не знает, как бы поделикатнее пойти на попятную.
– В конце войны многим казалось, – наконец заговорил он спокойным ровным голосом, – что диверсионный отдел Главного управления имперской безопасности во главе со Скорцени создает где-то здесь, в Антарктиде, или в Южной Америке, тайные базы германских диверсантов. А на самом деле он создавал тайную, подпольную Германию. Секретный рейх.
– Вы правы, он действительно грезил этим вашим "секретным рейхом", – согласилась Фройнштаг, выходя вслед за адмиралом фон Готтом из "Пристанища Посланника Шамбалы". – Поэтому сейчас он может гордиться своим детищем.
– Мы ждем того дня, когда Скорцени сможет прибыть в Рейх-Атлантиду как ее национальный герой.
44
Декабрь 1946 года. Антарктида.
Столица Страны Атлантов Акрос
Они вышли из Пирамиды Жизни и остановились на небольшом каменистом пятачке у подножия лестницы. Был теплый летний день. Фройнштаг привычно поискала глазами солнце, однако ни его, ни какого бы то иного светила не обнаружила, тем не менее, яркое золотистое сияние его заполняло все пространство – от люминесцирующей стены резиденции Правителя, до вершин далеких холмов, в створе между которыми виднелись высотные здания столицы.
– Я так поняла, что обер-диверсант рейха Отто Скорцени у вас в чести?
– Хотите сообщить ему об этом?
– При первой же встрече. Он – человек храбрый, но не лишенный самолюбия и тщеславия.
Действительно, во Внутреннем Мире царило лето, но Фройнштаг ощущала, что что-то "не так", чего-то этому лету не хватает. И только сейчас поняла: не слышно голосов птиц, нет ни комаров, ни мух, ни надоедливой мошкары, хотя рядом – река и озеро.
– Вряд ли обер-диверсант рейха догадывается, что его именем у нас названа Школа морских диверсантов, а основные его подвиги описаны в специальном "Учебнике германца", в котором говорится обо всех выдающихся германцах прошлого и настоящего, и по которому у нас воспитывают патриотов Рейх-Атлантиды. Кроме того, в двух гражданских школах, а также в Офицерской школе и в Школе морских диверсантов, висят его портреты.
– Всего лишь портреты? – Фройнштаг спросила об этом с юмором, однако адмирал его и поспешил заверить:
– Не все сразу: вскоре, возможно, появятся и бюсты.
– Не хватает только его самого.
– Вы правы: очень не хватает. Скорцени настолько легендарен в Рейх-Атлантиде, что нашей молодежи просто не верится, что этот обер-диверсант рейха является ее современником. Наши парни воспринимают его, как древнегерманского рыцаря или вождя викингов.
– Вы пытались связываться с ним?
– Да, наши люди пытались выйти на Скорцени, чтобы пригласить его сюда. Первую попытку мы сделали еще накануне краха Германии, когда обер-диверсант занимался созданием "Альпийской крепости".
– Но у вас, конечно же, ничего не получилось.
Глядя куда-то в сторону, адмирал задумчиво пожевал нижнюю губу.
– Если говорить честно, я порой начинаю сомневаться: стоит ли вообще прибегать к этому? Не нарушит ли появление живого Скорцени, со всеми его естественными человеческими пороками, весь процесс канонизации?
– Закономерный вопрос. Особенно, если учесть, уж кто-кто, а Скорцени пороками не обделен, – озарила Фройнштаг свое лицо загадочной женской улыбкой. – Но об этом история, как правило, умалчивает.
– К тому же, как донесла наша континентальная разведка, он все еще пребывает в плену.
– И ждет очередного суда, – добавила Фройнштаг. – Хотя все мы верим, что Международный военный трибунал в конечном итоге вынесет ему оправдательный приговор.
– Всех нас настолько поразил сам тот факт, что кто-то там решается судить Скорцени, что решено было скрыть его от рейхатлантов, особенно от молодежи. Скорцени, наш национальный герой, не может быть пленником и предаваться суду каких-либо славянских или англосаксонских варваров. Он был и впредь должен оставаться для всех нас истинным героем. Пусть лучше мертвым, но обязательно героем!
– Предусмотрительно "умерщвленным" вами, – въедливо уточнила Фройнштаг.
– Зато – непоколебимым.
– Спишем это на премудрости пропаганды, – инфантильно как-то молвила Фройнштаг, и барон так и не понял: одобряет гауптштурмфюрер СД эту пропагандистскую уловку или же осуждает.
– Но я – о другом. Под командованием Скорцени служило столько талантливых, бесстрашных диверсантов! – воскликнул адмирал фон Готт. – Через его "Фридентальские курсы" прошло столько преданных талантливых учеников. Неужели же никто из них, из пока еще уцелевших, не в состоянии организовать теперь побег своего шефа?!
– Звучит, как упрек, – заметила Фройнштаг.