– Мне удалось убедить его, что пребываю в состоянии дикой ненависти к вам на почве ревности. Еще бы, ведь вы помешали мне наладить любовную связь с командующим эскадрой, с единственным в Штатах холостым адмиралом!
– Тактика, проверенная еще агентами инквизиции, – одобрила ее действия Фройнштаг. Она могла поклясться, что этим информатором стал адъютант адмирала, который одновременно был секретным агентом разведки. Однако объявлять об этом не имело смысла.
– Кажется, вы хотели попросить меня еще о чем-то?
– Подставьте меня адмиралу Брэду.
– Не поняла.
– Чисто по-женски "подставьте" меня адмиралу, так, чтобы он клюнул на меня.
– Меня сбил с толку термин профессиональных проституток – "подставить".
– Для проститутки "подставить себя" – это целая наука, – вежливо согласилась Антония. – Первой моей "разведролью" как раз и стала роль "проститутки". Чтобы войти в нее, мне даже пришлось брать уроки у настоящей английской профессионалки. Сама я вырастала в семье с очень твердыми патриархально-ирландскими устоями. А в Цоссен прибыла к своему дяде, потому что мечтала стать актрисой. Мне казалось, что Берлин – самая подходящая столица для того, чтобы стать первой актрисой Европы.
– Что же заставило вас изменить свои планы?
– Оказалось, что мой дядя вращался в среде берлинской богемы только потому, что был офицером СД. А еще он состоял в родстве с полковником Геленом. К тому же, как раз в это время начала восходить звезда обер-диверсанта рейха. Однако первые поручения своего дяди, офицера СД я стала выполнять еще до войны. Вряд ли вам известно, что одно из них было связано с вами.
– Со мной?! Не перегибайте, Антония. И вообще, перестаньте интриговать меня.
Антония подошла к Фройнштаг поближе и провела рукой по ее бедру. Фройнштаг могла поклясться, что это был жест лесбиянки. Вот только Антония сразу же овладела своими чувствами.
– Это было в Гамбурге. Когда вам понадобилось спасти доктора Брэда, вы обратились к моему дяде, в то время штандартенфюреру СД. Он же, в свою очередь, решил испытать меня на пригодность к работе на СД и предложил встретиться с доктором Брэдом в отеле "Фрегаттен-капитан".
– Так это вы были той ирландской аристократкой, которая передала Брэду билет на теплоход "Ирландия"?!
– Неужели до сих пор не убедила вас? Поинтересуйтесь у хромоного портье, который был ранен, когда служил боцманом на тральщике.
– Вот что на самом деле скрывается за философским выражением "мир тесен!". Тогда адмирал Брэд ваш должник!
– Конечно, должник. Следует только поделикатнее напомнить ему об этом.
– Странно, что он до сих пор не узнал вас.
– Ничего странного: просто я этого не хотела. Однажды он очень внимательно присматривался ко мне, а затем сказал: "Господи, вы так похожи на одну мою знакомую ирландку!". На что я тут же вульгарно ответила, что он уже четвертый, кто пытается познакомиться со мной, используя столь дешевый прием "подката" к женщине. Адмирал, понятное дело, смутился и отстал.
– Почему же вы не решились открыться ему?
– Тогда делать это было рановато и слишком рискованно. Он ведь знал меня, как агентку СД. Две агентки СД на одном судне – слишком много даже для такого гигантского авианосца, как "Флорида".
– Тоже верно. Представляю, как адмирал будет удивлен.
– Главное, чтобы не сдал меня полковнику Ричмонду. Хотя и с этим негодяем я уже тоже переспала.
Женщины многозначительно взглянули друг на друга: "Стоит ли подсчитывать, сколько их было у каждой из нас?!", и задиристо рассмеялись.
– Однако вернемся к вашей разведывательно-артистической карьере, Антония. Признаюсь, она уже заинтересовала меня как журналистку. Значит, когда вы поняли, что режиссеры не станут переманивать вас друг у друга, то убедили себя: "Только разведка позволит мне по-настоящему проявить свой талант актрисы!". Особенно если учесть, что каждая роль – с налетом реального риска.
– Вы очень точно определили движение моего тогдашнего сознания, Фройнштаг! – восхищенно взглянула на нее Антония Вудфорт. – Как вам это удалось?!
– Не оскорбляйте меня подобными вопросами, Антония. Я ведь тоже имею ко всему этому какое-то отношение… Причем ко всем трем профессиям сразу – разведчицы, актрисы и проститутки!
Поднимавшийся по трапу офицер морской пехоты с удивлением посмотрел на уединившихся в этом укромном уголке и хохочущих женщин, и, на всякий случай, осмотрелся, пытаясь понять, что их так рассмешило.
– Знаю, что у вас с адмиралом были определенные, причем довольно давние, отношения, смысл которых меня не интересует, – возобновила разговор Антония, когда морской пехотинец исчез. – Но ситуация такова, что вы должны уйти в тень, а я, бедрастая ирландская баронесса, должна занять ваше место в душе и постели адмирала.
– Так вы действительно баронесса?
– Ни одна строчка из моей биографии не изменена – и в этом мое преимущество перед многими другими агентами. Скорцени как-то сказал, что моя биография – идеальная легенда диверсантки. Со временем я убедилась, что он был прав на все сто.
– Скорцени знал толк в женских легендах, – двусмысленно признала гауптштурмфюрер.
"Знала бы ты, бедрастая, как неприятно мне слышать любое твое слово, связанное со Скорцени! – проскрежетала она зубами. – Так что дело тут не в моих отношениях с адмиралом Брэдом. Теперь адмирал – всего лишь давно отработанный материал".
– Хорошо, баронесса Антония, я выведу вас на адмирала, и даже идеально подставлю. Но с условием, что вы поделитесь со мной всей добытой вами информацией. Щедро и правдиво.
– Считайте, что я поступила в ваше полное распоряжение, гауптштурмфюрер СД Фройнштаг.
50
Декабрь 1946 года. Антарктика.
Борт флагманского авианосца "Флорида"
Когда адмирал проснулся, настенные часы показывали без десяти шестнадцать. Убедившись в этом, он самодовольно хмыкнул: даже здесь, на неведомом континенте, при "вечном" летнем дне, биологический будильник не подводил его. И ничего, что на сегодня это было единственным, чем он как командующий эскадрой все еще мог гордиться.
После душа и сна, Брэд казался сам себе отдохнувшим и помолодевшим. Да, есть потери, немалые потери, однако из почетного плена атлантов он все же вырвался, и эскадра все еще пребывает под его флагом, причем находится теперь под гарантией безопасности, дарованной ему самим Повелителем Внутреннего Мира. Сколь ни фантастическим может казаться кому-то подобная ссылка.
Быстро приведя себя в порядок, адмирал надел парадный мундир с несколькими рядами орденских планок, и с минуту стоял в ванной перед зеркалом. Сегодня, как никогда, он обязан выглядеть безупречно, почти так же, как будет выглядеть во время приема у Президента. Офицеры должны почувствовать, что ситуация вновь взята под контроль, что это он сумел погасить конфликт и договориться с теми людьми, с которыми никто иной в мире, кроме него, в силу совершенно объективных причин, договориться не смог бы. И в этом действительно заключалась правда.
Особенно важно, чтобы чувством его превосходства и властности прониклись полковник разведки Ричмонд и кэптен Вордан. Это от них может исходить нежелательная информация, от них будет зависеть общее впечатление об экспедиции, которое начнет формироваться уже сегодня, после военного совета, когда он в очередной раз выйдет на связь со Штабом Военно-морских сил.
Оторвал его от зеркала лишь звонок телефона корабельной связи.
– Все приглашенные на военный совет, в сборе, сэр, – доложил кэптен Вордан.
– Уверены, что все, кэптен?
– В том числе майор морской пехоты Растон и командир погибшего линкора "Колорадо", сэр, – упредил его дальнейшее уточнение Николас Вордан.
– Прекрасно, через три минуты я буду в кают-компании.
– Через три минуты, сэр.
– Но это не все, Вордан.
– Слушаю, сэр.
– Вы прекрасно понимаете, что ситуация была сложной, и если бы мне не удалось уладить конфликт с Повелителем атлантов, с германцами уладить его вряд ли удалось бы, и через двое-трое суток вся эскадра покоилась бы рядом с "Колорадо".
– Не подлежит сомнению, что ситуация очень сложная, – признал Вордан, по-своему интерпретируя сказанное командующим эскадрой, то есть упуская слово "была" и пока что плохо представляя себе, к чему тот клонит.
– Вы не внимальны, кэптен, я сказал, что она была сложной до моих переговоров с руководством Страны Атлантов.
– Возможно, я неточно выразился, сэр, – ни на секунду не замешкался Вордан, в своем противостоянии с адмиралом предпочитая оставаться непотопляемым.
– Однако теперь она прояснилась.
Только теперь Вордан немного замялся, но все же благоразумно признал:
– Теперь – да, сэр.
– Поэтому я хочу, чтобы вы как опытнейший и храбрейший моряк помогли мне восстановить воинский дух командиров кораблей, а следовательно, и всей эскадры. Помня при этом, что впереди нас ждет захватывающая экспедиция вдоль берегов Антарктиды и возвращение в Штаты в лаврах исследователей таинственного материка.
– Мы возродим воинский дух эскадры, сэр. Кстати, рядом со мной появился лейтенант-коммандер Шведт, который интересуется, могут ли на военном совете присутствовать журналисты.
– Ни в коем случае.
– Но все они, кроме Фройнштаг, являются американскими журналистами.
– Именно поэтому – нет.
– И Фройнштаг – не исключение?
– Это приказ. Им будут предоставлены только те сведения, которые позволительно будет разглашать. И только после моих радиопереговоров со штабом ВМС.
– Приказ ясен, сэр, – охотно отозвался Вордан, напомнив тем самым адмиралу, что первоначально он вообще был против того, чтобы на борту эскадры находились какие бы то ни было журналисты. И лишь после того, как вопрос с аккредитацией прессы был решен в высших эшелонах командования, принялся лично покровительствовать Фройнштаг, которой теперь вынужден был пожертвовать.
– Кстати, позаботьтесь о том, чтобы в кают-компании висела карта Антарктиды.
– Она уже висит, сэр.
Высокое собрание в кают-компании напоминало ему не военный совет боевых офицеров, а клуб неудачников. Серые, мрачные лица, угрюмые взгляды, повязки – на голове у командира эсминца "Портсмут" Чериса, и на левой руке О’Доннелла, выглядевшего особенно безрадостно в своем измятом, потерявшем всякий вид офицерском мундире…
Конечно, можно согласиться с тем, что эти люди пока что не выиграли ни одного боя, подумалось адмиралу Брэду. Но ведь выглядят они так, словно уже проиграли не только основную битву, но и всю войну.
Брэд уже знал, что командир гибнущего линкора "Колорадо" пытался уйти на дно вместе со своим кораблем, однако адъютант буквально силой вытащил его из каюты и швырнул за борт, где их обоих тотчас же подобрала спасательная шлюпка. К счастью, германцы не препятствовали американцам в спасении их моряков, как, впрочем, и американцы не препятствовали спасению моряков со всплывшей, но гибнущей германской субмарины.
– Я был бы несправедлив по отношению к вам, джентльмены, – молвил адмирал Брэд, завершив смотр своих командирских рядов, – если, как подобает в таких случаях, не поздравил вас и всю эскадру с боевым крещением.
Офицеры мрачно переглянулись. Все еще пребывая в своем пораженческом и почти паническом состоянии, они ожидали какого угодно начала беседы с наконец-то появившемся в эскадре адмиралом, но только не поздравлений.
– Да-да, я поздравляю вас, боевых офицеров, которые, как и ваши команды, стойко выдержали все атаки неведомого, технически превосходящего нас и неизвестно откуда появившегося противника.
Первым, чтя традицию, поднялся командир субмарины "Баунти" коммандер Гриффин; вслед за ним, кто охотно, а кто слишком медлительно, с недоумением на лице, поднялись все остальные офицеры. Поблагодарив их и попросив садиться, адмирал продолжил:
– Я не стану ударяться в подробности, поскольку они не подлежат разглашению. Скажу лишь, что мне удалось побывать во Внутреннем Мире, то есть в подземном мире планеты, в который мы так неподготовлено и так неосторожно пытались вторгнуться, и договориться с его Повелителем о том, конфликт между эскадрой и его силами исчерпан.
– Вы что, действительно побывали там?! – удивленно воскликнул командир эсминца "Ягуар" швед Карл Листон, о котором поговаривали, как о человеке, имеющим некое отношение к шведской королевской династии, и предки которого вроде бы восходили своими корнями еще к королю Карлу Х.
– А кто посмеет усомниться в этом?
– Значит, он действительно существует?
– В это верил еще Данте Алигьери, – попытался урезонить его любопытство Николас Вордан.
– Мало ли в какую глупость верили поэты древности! – отмахнулся от него непризнанный наследник шведской короны.
– Если бы его не существовало, мы не потеряли бы линкор и четыре самолета; а наш эсминец "Портсмут" не способен был бы привести в ужас его конструкторов, – как можно спокойнее убедил его адмирал Брэд. – Однако эти наши потери окупились не столько потерями, которые понесли наши противники, сколько теми сведениями, которые мы получили о самом существовании Внутреннего Мира, Страны Атлантов, базы инопланетных дисколетов и Рейх-Атлантиды. После того, как мы уйдем из этой бухты, мир узнает о том, что мы, "континентальные", как называют нас обитатели антарктических подземелий, люди – не одиноки на этой планете и во Вселенной. И ради этого стоило рисковать и даже стоило терять лучших наших моряков.
Он помолчал, и всеобщее молчание, воцарившееся в кают-компании мощного авианосца, воспринималось как минута скорби по погибшим.
– Как я уже сказал, теперь нам опасаться нечего: между эскадрой и Страной Атлантов заключено перемирие, которого обязаны придерживаться и подземные германцы. Между тем первая фаза нашего рейда завершена, и мы приступаем к выполнению второй его фазы – экспедиции вокруг Антарктиды, с нанесением на карты всех проявившихся из-под ледяного покрова островов, мысов, прибрежных гор. Время от времени мы будем высаживать небольшие десанты, которые смогут углубляться на десять-двенадцать километров в глубь материка, описывая состояние прибрежных территорий и собирая образцы природы. Кроме того, наши авиаторы сделают несколько тысяч снимков…
– Но теперь они уже не будут иметь особого смысла, сэр, – как-то по-особому растягивая слова, молвил командир торпедного крейсера "Томагавк" кэптен Кресс.
– Почему? – поинтересовался адмирал.
– Потому что уже всем станет ясно: у Антарктиды есть свои хозяева, и мы, континентальные, как вы, сэр, изволили выразиться, земляне сможем распоряжаться этой Землей лишь настолько, насколько нам будет позволено атлантами, пришельцами и подземными арийцами.
– Наше дело – изучить материк, максимально изучить его. А уж право договариваться с атлантами, русскими или инопланетянами по вопросам совместного использования этого материка – оставим нашему Президенту и правительству. И на этом научная часть нашего военного совета завершается.
Командующий эскадрой подошел к висевшей на стене карте Антарктиды и с какое-то время молча рассматривал ее, словно речь шла не о путешествии вокруг континента, а о заброске десанта в ее глубины. Офицеры напряженно следили за каждым его движением и ждали его решения, словно приговора.
– Чтобы сократить время экспедиции, мы разделим эскадру. Коммодор Бертолдо.
– Слушаю, сэр, – поднялся со своего места за столом коммодор.
– Вам надлежит принять командование над Западным отрядом эскадры, в который войдут торпедный крейсер "Томагавк" – он станет вашим флагманским судном; ледокол "Принц Эдуард", – достал свою записную книжку адмирал, – линкоры "Галифакс" и "Сан-Антонио". С вами же уходят поврежденный эсминец "Портсмут" и субмарина "Баунти".
– Простите, сэр, но… – попытался было возразить командир "Портсмута" Черис, приподнимаясь, однако властный жест адмирала заставил его сесть на свое место.
– Понятно, что "Портсмут" сейчас мало приспособлен к длительному переходу, но мы не можем оставить его во льдах Антарктики. В составе отряда вы, Черис, поведете свое судно до Южношетландских островов. Оттуда коммодор Бертолдо направит отряд на юг, в сторону моря Беллинсгаузена, преодолеет море Амундсена, и будет ждать отряд, который поведу я, в районе полуострова Эдуарда У11, в бухте Преструд, у шельфового ледника Росса.
– У вас есть вопросы, коммодор?
– Задача ясна, сэр.
– Что касается эсминца "Портсмут", то у берегов острова Жуэнвиль вы, лейтенант-коммандер Черис, совместно с коммодором Бертолдо принимаете решение, как поступать дальше. Идеальный вариант: в сопровождении субмарины "Баунти" вы уходите Фолклендским островам и занимаетесь ремонтом в доке Порт-Стэнли, дожидаясь прихода туда нашей эскадры. В худшем варианте, под прикрытием этой же субмарины, занимаетесь мелким ремонтом, в бухте острова Жуэнвиль и дожидаетесь нашего прибытия.
– Уверен, что сможем дотянуть до Фолклендов, сэр, – молвил Черис. – К тому же присутствие субмарины будет гарантировать и защиту судна, и спасение его экипажа в случае аварийной ситуации.
– Именно так все и задумано, – ухмыльнулся адмирал Брэд, чувствуя, что и боевой дух Полярной эскадры, и его личный авторитет командующего – восстановлены. – Оба отряда выступают завтра, в шестнадцать ноль-ноль. Надеюсь, этого времени вашим пилотам хватит для того, чтобы эвакуировать гарнизон базы "Адмирал-Форт", разборный штабной домик и имеющиеся там грузы?
– Хватит, сэр.
– Еще два часа назад гарнизон получил приказ готовить базу к эвакуации, поэтому вы тоже не теряйте времени.
Когда Брэду казалось, что все распоряжения были отданы, он неожиданно наткнулся на вопросительный взгляд коммандера О’Доннелла. И него был настолько удрученный и жалкий вид, словно это тон сам, по собственной неосторожности, отправил на дно свой красавец линкор.
– Вы, О’Доннелл, пойдете в составе отряда коммодора Бертолдо, на эсминце "Портсмут". Ваш, Черис, первый помощник погиб? – просил адмирал, подойдя к поднявшимся с места офицерам, которые сидели плечом к плечу.
– Так точно, сэр, лейтенант Овел погиб.
– Прекрасный был офицер, – молвил адмирал, хотя почти не был знаком с Овелом. – Один из лучших офицеров эскадры. Я хочу, чтобы эти слова были в письме, которое мы направим его родным.
– Они будут, сэр.
– Но теперь вам, конечно же, пригодится морской опыт коммандера О’Доннелла, который с этой минуты приступает к исполнению обязанностей первого помощника командира "Портсмута".
– Благодарю за оказанную честь, сэр, – дрогнувшим голосом произнес бывший командир линкора "Колорадо", и адмиралу показалось, что на глазах его блеснули слезы. Командующий понимал, как тягостно было бы О’Доннеллу проводить все оставшиеся дни экспедиции на чужом судне, в качестве пассажира.
Адмирал вышел на миниатюрную палубу рядом с командным пунктом и приказал адъютанту никого не подпускать к нему и самому тоже не тревожить.
Антарктическое лето было в разгаре. Огромный желтовато-красный шар солнца завис между вершинами двух ледяных скал и напоминал вулканическую лаву, которая, заполнив собой весь кратер, вот-вот должна была взорваться феерическим извержением.