- Они не мальчики, Полина, - свирепо покосился на меня не ожидавший отповеди Измайлов. - И начали собирать сведения во дворе. Словоохотливые старушки не позволили им полноценно поучаствовать в твоем проколе. Когда из подъезда вышла мать Виктора Артемьева, им ее сразу показали. Они подвезли ее до кладбища, куда та направлялась. Помнишь, ты сказала: "Виктор недоволен, что у Славы двухкомнатная". Так вот, не только сын, но и мать имели претензии к Славе Ивневу. Ей казалось, что он обязан делить с кузеном поровну все, забыв о значительно меньшем первоначальном взносе Виктора.
Балков и Юрьев представились друзьями Артемьева, бывшими в отъезде и поздно узнавшими о несчастье. Они уверили ее, что не знакомы с Ивневым. И бедняжка выпустила джинна обиды из захватанной бутылки родственности. Деловитый Слава явился на кладбище, на похороны, в темных очках, сторонился тети, прятался от сослуживцев, зато отводил за деревья каких-то типов и секретничал с ними. Он исчез по дороге домой. Сестра его свинское поведение оправдывала тем, что "так надо". Обещала "все прояснить", когда следует. А чего тут прояснять? Деньги и родных братьев разводили навсегда. Но к деньгам, бывает, лепится смерть.
- А разве так можно? Ведь с ней надо и официально побеседовать.
- Ты у Балкова, нежного и человечного, поинтересуйся. Он спец по официозу.
- Измайлов…
- Конечно, надо. Не дурно заглянуть в письма Виктора, если она их хранит. Задать множество вопросов. Но на один она в кабинете ни за что не ответит откровенно. Про Ивнева. Потому что, кроме сестры и племянника, у нее никого нет. Потому что она, малоимущая, возвращается поближе к ним.
- Ты - зверь. Хочешь сказать, что она рассчитывает на содержание от Славы, ненавистного уже тем, что он не убит?
- Когда я сообщал тебе, что ты ребенок, я не уточнил - детсадовского возраста.
- Тебе ничего не будет за платоническую связь с несовершеннолетней?
- Согласен, ты идеально сочетаешь невинность ума с телесной зрелостью.
- Остынь. Если ты из-за поминок…
- А если из-за Сергея?
- На это способен только дурак.
- Таким словом меня лет пятнадцать не обзывали. Впрочем, после мордобоя…
- Давай считать, что меня бог наказал, приложив о ступеньку.
- Как, кроме Балкова и наглой подруги Анастасии, еще и бог будет вмешиваться?
- Ты разревновался не на шутку. Или мне чудится?
- Полина, не воспринимай то, что наблюдаешь у меня, как всю работу по этому делу.
- Да, я иногда упускаю из вида, что вы с Сергеем и Борисом часть учреждения, которое часть системы. Ребята костерили меня нецензурно?
- Юрьев вел себя адекватно, - хмыкнул Измайлов. - А с Балковым никакого сладу. Поведал, как провалил свое первое задание, в непристойных деталях. И ты сразу показалась подающей надежды сыщицей.
Вот опять: "Спасибо, Сережа".
- А где же Слава?
- Найдем, теперь найдем, из-под земли доставать не надо. А то тут некоторые эксгумацией запугивали.
Однако я уже не слушала его. На столе лежал лист бумаги, на котором бестрепетно было начертано: "График собачьего лая". Почерк у Измайлова был стремительно-плавный, но какой-то не предполагающий трактовок и возражений. Вроде как написано, так было, есть и будет. И этот человек меня прорабатывал? Полковник, судя по всплескам ревности, глубокий мужик, составил график лая, внес, так сказать, лепту в расследование. Пойду займусь графиком кошачьего мяукания. Может, это новейшее наслаждение? Может, это упражнение переразвитого интеллекта? Я не успела поднять Измайлова на смех, затрезвонили в дверь.
- Парни, - сказал он.
- Куда мне спрятаться?
- Поздно, милая, острослов Юрьев на пороге.
- Роковое существо твой Юрьев. Только не забывай, что я не напрашивалась к тебе в ассистентки.
- Я помню, что послал тебя к Ивневой, так что в обиду не дам.
И он поскакал на своих костылях открывать. Я притаилась в комнате. Он что-то неразборчиво бубнил, видимо, не давал меня в обиду приказным порядком. Во всяком случае, Сергей и Борис поздоровались: Балков заговорщицки, Юрьев все-таки витиеватее, чем нужно, и сразу сосредоточились на перспективах розыска. Измайлов оглядел нас троих, как свои законные владения, и сел. Я поерзала, поерзала и успокоилась. Как разумно было с моей стороны влюбиться в старшего по званию.
13
- Полина, ты будешь подтверждать или опровергать мои измышления.
- Измышления?
- С фактами и уликами негусто. А вы, парни, будете внимательно вникать в наш диалог.
Измайлов распределил обязанности и взялся за листок со своей писаниной. Я обмерла. Если он сейчас заговорит про "График собачьего лая", Балкову с Юрьевым туго придется. Заржать в лицо полковнику нельзя и вытерпеть такое невозможно. Авторитета ему сей исследовательский труд не добавит. Но ему и не нужен был авторитет. Люди костьми ложатся, чтобы приобрести этот щит, спасающий внутренние органы от последствий внешних стрессов, критики и оскорблений. А Измайлов, видите ли, пофигист. Ему был нужен Вячеслав Ивнев, и ради результата он не хотел плевать, как большинство, но действительно плевал на производимое впечатление. Вот чего мне никогда не удавалось - пренебречь впечатлением ради практической пользы, а не ощущения свободы. Только бы он названия не разглашал.
- Я тут на досуге составил "График собачьего лая".
К сожалению, этот человек сам себе враг.
- Таксы Норы - собаки своеобразные. Полина, повтори, пожалуйста, что ты говорила об их повадках.
Не дрейфь, полковник, я с тобой. Буду серьезна, как передовая доярка на трибуне. И сделаю вид, что идиотский график - лучшее из сотворенного тобой в жизни.
- Эти таксы - собственницы. Кобель еще ничего, иногда позволяет себя гладить, а сука защищает от гостей все - миску, игрушки, хозяйкины вещи. Если Нора, допустим, ест, маленькая бестия никому не даст войти в кухню. Понравиться ей трудно, подружиться с ней невозможно. Но Нору она слушается. И все-таки безудержно они облаивают только чужих. Остальных - по стажу знакомства. Я имею в виду длительность и интенсивность лая. Друзей хозяйки они встречают обычным для себя образом, но замолкают через несколько секунд и больше не заводятся.
Я словно отвечала вызубренный урок, ловя взгляд учителя: правильно ли, доволен ли? Измайлов, похоже, был доволен. А вот угодить Юрьеву с первого захода не получилось.
- Ты склонна к преувеличениям, Полина. Разве у Норы, как у каждой собачницы, нет способа утихомирить таксовую мелочь?
- Не отвлекай ее, Борис, - сказал Измайлов.
- Мне, собственно, добавить нечего.
- Тогда заглянем в график.
Я все для него сделала. А он опять за свое. И, разумеется, дождался. Сергей и Борис хором завопили:
- Собачьего лая!
Измайлов остался невозмутим.
- Сначала мне казалось, что собаки не умолкают ни на минуту. Стены у нас звукопроницаемые. Изредка взбешенная Нора заглушала гавканье своих питомцев командами: "Молчать, заткнитесь", но толку от них не было. Постепенно таксы выработали режим: взрывались раз по десять в день, потом по пять-шесть. И наконец перешли на трехразовое буйство. И эти три раза точнехонько совпадают со временем завтрака, обеда и ужина.
Неюный натуралист кончил. Нам тоже не хотелось открывать рты. Кроме насмешек и недоуменных восклицаний, из них ничему не суждено было вырваться.
- Вопросы, выводы, пожелания есть? - обратился Измайлов к ребятам.
Пожелания были, но такие… Как команды Норы таксам, подслушанные Измайловым. В данном случае я не осуждала Сергея и Бориса за то, что они неискренним молчанием спасали свои шкуры.
- Полина, Нора ведет бухгалтерию в нескольких фирмах?
- Я в этом мало разбираюсь. По-моему, она в основном занимается отчетами, а числятся бухгалтерами и отсиживают часы в офисах другие люди.
- Я не о том. Я о ее контактах с коммерсантами.
- Она в рабочие подробности никогда не вдается.
- Похвально. Но что она думает о бизнесе вообще? О людях, в него втянутых?
Хитрый Измайлов заманивал меня в чащобу сплетен, из которой затруднительно вынести свое достоинство целым и невредимым. Я предпочитала открытые полянки личного мнения, особенно однозначного. Но с Норой было сложнее.
- Не торопите меня, Виктор Николаевич.
Я вновь назвала его по имени-отчеству. Конспирация. И насторожилась. Мне не составило труда обратиться к нему так. Хотя перешедшим на "ты" нелегко бывает снова выкать. "Ты" и "вы" - магические слова, обозначающие двух совершенно разных людей, пусть и в одном лице. Что из открытого в нем задало мне программу заднего хода? Уверенная властность? Энергия пресса? Измайлов, милый, на меня нельзя давить, во мне ничего нельзя разрушать, иначе это буду не я. Я же сама в себе что-то неустанно искореняю, учти. Однако милый Виктор, или Виктор Николаевич? Я не могла даже малости себе объяснить. А это означало, что мог он. Но когда же он удосужится? Ему даровалась редчайшая возможность во взаимоотношениях с самостоятельной женщиной. Я готова была принять любое его откровение, как прогретая неведением земля впитывает дождь, а не как замороженная умудренностью почва укладывает поверх себя снег.
- Полина, ты не договорила: "Не торопите меня, пока я не высплюсь".
Нет, он - не снег. Он нечто, вообще с землей не соприкасающееся. Чего он от меня добивается? Характеристики Норы? Получит, справлюсь, это не наши с ним чувства характеризовать. Только пусть не мешает мне еще чуть-чуть. Когда я поранилась, он положил мне на плечи руки. Но ведь не просто положил, кинул, бросил, а сжал, будто отдавать не хотел. Допускаю, что недавно он не ревновал меня к Сергею, а выражал начальственное недовольство расколом, осуществленным мною в единой работоспособной команде. Только плечи допущений не ведают. На них как легло, так легло. Или я все это выдумала?
- Полина, подъем!
Выдумала, фантазерка чертова.
- Я считаю, ей не нужно стесняться таких уходов в себя. Значит, Полине есть куда податься, где побыть. А нам некуда и негде, мы в чужие души лазим.
Вот это не Измайлов, это Сережа Балков сказал. Угораздило же по уши втрескаться в полковника. Лейтенант меня хоть понимает. И, кажется, его пора спасать.
- Виктор Николаевич, не надо целиться в Сергея костылем. Я все вижу. Неужели человек, который, в отличие от вас с Борисом, меня не шпыняет, достоин быть покалеченным?
- Тебя пошпыняешь, - напрягся Измайлов.
- Сергей, у тебя девушка есть? - спросила я.
Вероятно, это было каким-то неслыханным нарушением неизвестных мне норм, потому что Балков быстро взглянул на полковника и потупился. Но все-таки гордо признал:
- Есть.
- Она везучая и счастливая.
- Завтра присылайте за мной машину к семи тридцати, - взвился Измайлов. - Я больше не намерен работать в домашних условиях.
- Вам завтра к хирургу, - высокомерно напомнила я. - И я не собираюсь впредь ваши домашние условия…
- Ссориться не надо, - еле слышно предостерег Сергей.
- По уставу не положено?
- Нет, просто потом сама будешь реветь.
- О чем вы перешептываетесь? Больше двух - говори вслух, - преподал нам хорошие манеры Юрьев.
- Это не мы, Боря, а наши души, - потравил его запредельщиной Балков.
- Точно души? - мрачно и как-то угрожающе вклинился Измайлов.
- Точно, Виктор Николаевич, - чистосердечно заверил Сергей.
- Тогда, может, продолжим? Мне еще не доводилось вести расследование в подобной говорильне.
То ли мне показалось, то ли Измайлов и в самом деле улыбнулся.
- Нора девушка прежде всего молодая, - перестала я тянуть время. - На мой взгляд, она немного перегибает с криминальной романтикой бизнеса. Правда, может статься, она богаче меня информирована, но вряд ли. Она без персоналий горазда важно порассуждать о разборках, крышах, стрелках, крестных отцах мафии в правительствах, как о неизбежной принадлежности огромных денег. Для нее бизнес - опасное и интересное приключение, в котором ей не дают по-настоящему поучаствовать. Доблестный труд бухгалтера явно тосклив и скучен, если приходится так себя взбадривать.
- Сергей, - окликнул Измайлов.
- Все работодатели Норы ходят по краю, но давно и привычно, - не заставил себя ждать Балков. - Фирмы мелкие, существующие год-два. Потом их ликвидируют и открывают новые на тот же срок. Куратор из налоговой отзывается об отчетах положительно, не догадываясь о том, что их делали совсем не те, кто расписался в строке "главный бухгалтер".
Вот это да, они и Нору проверили.
- И тебя, и Веру, чтобы не обидно было, - сказал Измайлов.
Я подскочила, суеверно уставилась на него, и в зеркалах моей души отразилось боязливое: "Чур меня".
- То из тебя слова не вытянешь, то ты думать начинаешь во весь голос.
- Я это вслух сказала?
Они засмеялись. Опять я опростоволосилась.
- Может, это из-за разбитой головы? - предположил Борис.
- Нет, со мной бывает, - опрометчиво бросила я.
- Я ее боюсь, - признался Юрьев.
- Я за нее боюсь, - предложил свой вариант стойкий Балков.
- А я все чаще за себя боюсь и не ручаюсь, - не отстал Измайлов.
- А я хочу курить, - заняла я очередь на высказывание.
- Потерпи, Полина. Нам всем сейчас нельзя курить. Кстати, Нора девушка умная, она дома не дымит, только на балконе. И вместо проветривания обеспечивает мне невесть что.
- Она, между прочим, совсем не курит, - обрадовалась я шансу пресечь всезнайство Измайлова. - И никому не разрешает. У ее рыженькой таксы хронический бронхит, так что навещающие Нору курильщики отрываются на лестнице.
- Тогда встали, ребята, и тихо-тихо пошли в мою спальню. Я на костылях бесшумно не ходок.
Мы недоуменно переглянулись, но покорно выстроились гуськом и крадучись двинулись по коридору. В спальне была открыта балконная дверь - излишняя лихость для холодного апреля. Пантомима "нюхаем воздух" была в качестве напутствия исполнена Измайловым мастерски. Однако, чтобы различить слабый табачный запах, нам пришлось подойти к самой двери. После чего стало очевидно: на примыкающей к Измайловской лоджии Норы кто-то в эту минуту курил, жадно затягиваясь.
Мы вернулись в комнату и сообщили Измайлову о своих обонятельных впечатлениях.
- Надо полагать, нам повезло застукать неизвестного с первой попытки? - осведомился Юрьев.
- Полагайте. Теперь можете травиться, - милосердно позволил Измайлов и взял сигарету.
- Виктор Николаевич, а что вы планируете после перекура? - спросила я. - Будем пробовать на вкус, измерять на глаз и трогать руками?
- Найдем, чем заняться, - пообещал он гак, как обещают разнос и увольнение. - Послушайте меня, люди. В прошлую субботу, в день убийства Петра Коростылева, у Норы поселился некто, кого не знали ее собаки. В силу того, что он находится в квартире неотлучно, им пришлось привыкать к постояльцу. Но до сих пор таксам трудно примириться с тем, что хозяйка делит с ним трапезу. Этот некто почему-то не может выйти покурить на лестницу, как поступают все остальные, а смолит на балконе. Причем так беззвучно, что, если бы не запах, я бы и не догадался о его присутствии. И, наконец, Нора мечтает об участии в криминальном приключении. Вопрос: "Кого она приютила?"
- Вы, Виктор Николаевич, клоните к тому, что Ивнева… - заговорил Борис.
- Проницательный ты. Да, Ивнева, на скрупулезные поиски которого мы потратили восемь дней.
- Вообще-то, это остроумно, - восхитилась я, - отсиживаться в соседней квартире…
- Полина, постарайся, пожалуйста, воздерживаться от комментариев, - перебил меня Измайлов.
Надо было сказать, что он остроумно вычислил Ивнева, ну, да уже поздно.
- Как бы выяснить, он ли? - загорелся Балков.
- Я позову Нору к себе, а вы перелезете на ее балкон и заглянете в окно, - осенило меня.
- Полина, и от предложений тоже, пожалуйста, воздержись, - мученически вздохнул Измайлов. - Надо выгнать Ивнева из убежища.
- Если это Ивнев, - напомнил Борис.
- Полина, к чему Нора более склонна: похвастаться любовником, не Ивневым - другим, или не выставлять его напоказ?
- Ко второму, Виктор Николаевич. Она скрытная.
- Вот и я о том же, - гнул свое Юрьев.
- Попытка не пытка, - сказал Балков. - А без Ивнева мы все равно топчемся на месте.
- Ты не желаешь реабилитироваться за визит к матери Славы? - быстро спросил меня Измайлов.
- Я не против.
- Попробуй зайти к Норе. Скорее всего она тебя не пустит, а выйдет к тебе. Сообщи ей по секрету, что минут через десять я вознамерился послать к ней людей, подозревая в укрывательстве Ивнева. Сразу возвращайся к себе и звони сюда - доложишь. Ты, Борис, встанешь за угол на лестнице. Ты, Сергей, подежурь под балконом: второй этаж, вдруг Ивнев мужчина неуравновешенный.
Доложишь? Бог мой, да ему не женщина нужна, а товарищ по партии, сестра по оружию, фронтовая подруга, радистка Кэт. Измайлов, я тебя не разочарую, доложу по всем правилам. Полковник, однако, не учел фактора упорства Юрьева.
- Не посылайте ее, Виктор Николаевич, последствия непредсказуемы, - пошел он напролом.
- Тебя послать, Борис? - оживился Измайлов.
- Просто ты неравнодушен к Норе, - поддела я. - Увидел ее в неглиже, отрелаксированную на все сто, и безвозвратно потерял покой.
Про покой я сказанула наугад. При мне Юрьев только дара речи лишился. Он силился выговорить какое-то словосочетание, по-моему, подколодная змея, но я не уверена.
- Занимайте позиции, парни, - скомандовал Измайлов.
Ребята отправились. Минут через пять Измайлов аккуратно выпустил меня. Я знала, что он приник к незапертой двери, что за выступом стены притаился собранный Борис, но все равно медлила. Пришлось напомнить себе: "Если Слава прятался у Норы, то убить Виктора было для него пустяком. Преодолеть один этаж, никого не встретив, можно раз двести за день. А Нора постоянно врала. Это плохо, это безобразно". Я постучала, как просила Нора, потому что от визга ее звонка таксы просто сатанели. Она открыла не сразу, и гостеприимством от нее не веяло.
- Привет, Нора. Можно к тебе?
- Привет, Полина. Извини, я не одна.
- У меня дело.
- На площадке поговорить устроит?
- Где угодно, это тебе надо.
Она резко прикрыла дверь:
- Я вся внимание.
Не пропадать же такой роскоши, как внимание, понапрасну. Я выдала ей заготовку Измайлова без запинки.
- Полина, мы ведь к тебе тогда втроем с Веркой и Виктором заходили выяснить, где Слава, помнишь?
- Помню, конечно. Но я принесла Виктору Николаевичу лекарства из аптеки и случайно услышала конец телефонного разговора.
Ух ты, оказывается, стоит начать притворяться и уже не хочется останавливаться. Особенно, если стоящая напротив тебя соседка несомненно проделывает то же самое. За ней Слава Ивнев, за мной Виктор Измайлов, кто кого…