Говорил-то Анатолий так медленно нарочно, внимательно наблюдая за реакцией Глеба Никитина, поэтому и выскочил в коридор, опережая его.
У ближней стенки валялись на полу двое прежних бойцов.
Нижний, Вадим, рычал и матерился, отбиваясь от свирепо вцепившегося в его плечи Сашки. Тот тоже пытался громко пыхтеть что-то оскорбительное, но слёзы душили парня, и враг никак не мог узнать о себе всю истинную правду.
– А ну…
Капитан Глеб Никитин действовал решительнее остальных, как и положено любящему отцу. Схватив сына одной рукой за плечо, а другой – за пояс джинсов, он отшвырнул его к противоположной коридорной стене. Водитель, в свою очередь, прижал Вадима коленом к полу до выяснения всех обстоятельств.
– Брэк.
Глеб отряхнул немного пыльные собственные брюки и улыбнулся Соне.
– Ты что-то говорила недавно о ревности?
Прогуляться по холодку было полезно обоим.
Сашка шёл, насупившись, молча; сначала с распахнутой курткой и не завязанным шарфом; потом, минут через десять, он застегнулся, похлопал себя перчатками по щекам и поднял невысокий ворот.
Отец был чуть впереди его, на полшага, на взмах руки.
Движения и горестные Сашкины вздохи не вызывали никаких ответных и, уж тем более, сочувственных слов со стороны отца.
Тот смотрел в ночное зимнее небо. Потом остановился, взглянул удивлённо на своего унылого попутчика, словно не ожидая его увидеть рядом с собой, и внезапно спросил.
– Сколько сейчас времени?
Сашка потянулся в карман за телефоном.
– Слабак. А если без помощи техники?
Не дожидаясь ответа, капитан Глеб ещё раз поднял голову к ясному звёздному небу и уверенно произнес:
– Уже завтра. Десять минут первого.
Этот ритуал за годы их сознательных родственных отношений был отработан до мелочей. Теперь уже Сашке, в свою очередь, следовало посмотреть на свои часы и убедиться, что отец не ошибся.
– Одиннадцать. Минут.
– Перед выходом проверь – они у тебя, кажется, немного спешат.
Пришло время улыбнуться друг другу. Они остановились, радуясь совместным пристальным взглядам.
– Из-за чего случилась такая неэффективная драка?
Отвечать на этот вопрос, глядя отцу прямо в глаза, Сашка не смог. Он опустил голову, рассматривая свои ботинки.
– Он про Еву…, всякие гадости, ну, в общем, нехорошо…, я не выдержал, извини.
– Конкретней.
Что-что, а уж приближение слёз у своего сына капитан Глеб Никитин мог угадать, даже не заглядывая в его лицо.
– Он говорил, что её…, что всё равно он…, что в любом случае он будет у неё первым… Приблизительно так.
– Тогда ты неправ. В таких случаях, да за такие слова.…
Желваки на жёстких скулах капитана Глеба заходили незнакомо и страшно.
– А вот в таких ситуациях, приятель, не нужно с человеком толкаться вдоль стенок, а полезно сразу же бить его в зубы, чтобы несколько штук напрочь! Или мгновенно за горло подонка брать, да так, чтобы до кровавого хрипа, до его размазанных по всему лицу соплей…
С яростью выдохнув, Глеб посмотрел на сына.
– И ты извини меня за несдержанность.
– Проехали.
Такси по взаимной договорённости они брать не стали. Прошли ещё метров триста по набережной, Сашка немного поспрашивал отца про его последнюю работу, тот – сына – про рекламные дела, потом начали разговор о предстоящей экспедиции.
Пришло время Сашке честно сконфузиться.
– А я нож, который ты мне на день-то рождения подарил, потерял. Нечаянно, поверь…. Мы даже пива тогда не пили! В октябре ездили всей фирмой на острова, за грибами, на теплоходе, целый день там с ребятами веселились! Так что вот так.… Не будешь ругаться?
Сколько ещё ему предстояло потерь и разочарований! Какие горести настигнут его в наступающей взрослой жизни?! Как этому парню удастся справиться со всем тем, что у его отца уже позади?
Капитан Глеб шёл, слушал и украдкой внимательно рассматривал размахивающего нескладными руками, увлечённого рассказом сына.
"Париж ещё узнает Д'Артаньяна…!".
Расстались они у подъезда давно знакомого им дома.
– Ну, пока. Встречаемся завтра. Передавай привет маме.
Чувствуя, что сейчас нужно будет отвечать на один неприятный вопрос, отец хлопнул сына по плечу.
– Не грусти, приятель, у меня всё в порядке,
Широкими и, как ему самому казалось, бодрыми шагами капитан Глеб направился в другую сторону.
Одному ему было легче.
И размышлять, и идти по этой ночной дороге, и просто жить.
Капитан Глеб Никитин давно уже научился ценить особую прелесть своего осознанного одиночества. Когда вокруг тебя мало людей, то гораздо реже приходится в чём-то разочаровываться. Все решения и поступки – это твои поступки, твоя ответственность.
Когда-то, он даже и не помнил точно когда, вместе с объективным знанием своих возможностей, к нему пришла привычка тщательно обдумывать действия. Глеб разучился сожалеть о сделанном и сказанном им.
Вот и сейчас…
Он усмехнулся.
Любой из припозднившихся обывателей, кто случайно мог оказаться в этот ночной декабрьский час напротив детского сада №52, поспешил бы перейти на другую сторону улицы.
Мужчина в коротком тёмном пальто, с поднятым воротником, без шапки, коротко стриженый и тёмный загорелым лицом, белозубо хохотал уже не первую минуту, разбегаясь и скользя взад и вперёд по узкой и продолжительной полоске блестящего льда, накатанной ещё днём замечательной дошкольной малышнёй.
Решение принято. Как же славно – иногда что-то совершать для других!
Капитан Глеб смеялся, прекрасно зная, что это не минутная слабость, не порыв, вызванный трепетной заботой о сыне; не крепкий коньяк и даже не взгляд когда-то загадочной женщины…
Он прав и он сделает это!
За последние годы Глеб отвык от сытых семейных застолий, от туповатых, почти всегда одинаковых "корпоративов" и жадных деловых вечеринок, от пьяных и сопливых восторгов нечаянно встреченных в пути старых знакомых. И без того, и без этих непременных атрибутов, его жизнь была сочна, упруга и приятна.
В офис рекламного агентства "Новый Альбион" он сегодня заглянул, интересуясь исключительно делами своего Сашки. Так ведь? Объективно? Да, вроде…
Сейчас у парня душа напряжена. По-щенячьи ещё, по-неумелому, но всё равно, нельзя допустить, чтобы кто-то из посторонних, возможно и не со зла, а так, ради забавы или пустой спеси, чересчур сильно тронул эту маленькую, юную душу…
Для этого на свете и есть он – отец.
Начало положено. Он сказал "а". Малыш в присутствии своей девчонки немного отряхнул помятые пёрышки. Теперь им вместе с сыном только и осталось, что проговорить весь этот тяжкий и непосильный для многих алфавит до самого конца. Как? Включайте голову, папаша, время у вас ещё есть…
То, что Сашка достойно справляется со своими обязанностями в фирме, Глеба Никитина убедил в первые же минуты их встречи в офисе Ефим. Общее направление компьютерного макетирования, подготовка документации для согласования в мэрии, разработка отдельных целевых рекламных программ для заказчиков – со всем этим, в общих чертах, Сашка был уже знаком до прихода в "Новый Альбион". Поэтому быстро стал незаменимым и здесь.
Ефим ещё успел шепнуть тогда Глебу, что они с Николаем Татариновым подумывают о том, чтобы поручить его сыну руководство всем отделом наружной рекламы, кроме, разумеется, – тут Ефим приложил руку к сердцу, – кроме инженерных дел и размещения рекламных щитов на улицах.
Объём работы в агентстве был большой, но Сашка ещё со школы умел отлично концентрироваться на главном, никогда не тратя на домашние задания больше часа.
Да и люди, окружавшие его на работе, были достаточно внятными и грамотными.
Как знал Глеб Никитин, большей частью акций "Нового Альбиона" владел Ефим Лукин. В самом начале девяностых, когда они с Николаем Дмитриевичем Татариновым ещё только начинали организовывать свой совместный бизнес, жёсткий и расчётливый Ефим поставил перед партнёром условие – он хочет иметь шестьдесят процентов. И он имел их все эти успешные годы.
Время шло, тигры старели, и чуть больше полугода назад Ефим настоял на том, чтобы располовинить свою долю. Общие тридцать процентов отошли его единственному сыну – Вадиму. Луке-младшему…
Ефима никто не мог назвать жадным, просто ещё с коммунистических времён он хорошо умел считать деньги. Когда флотская система стала трещать по всем швам, и на смену государственному управлению пришли многочисленные директора, акционеры, президенты правлений и прочая столичная береговая шушера, Ефим Маркович Лукин умудрился стать одним из таких персонажей, но только, в отличие от них, он владел точным знанием флотской специфики и особенностей каждого промыслового судна, маленького или большого, без исключения. Плавбазы и транспорта, траулеры и танкера успешно уходили из Союза через уверенные и умелые руки Ефима. Он не был полноправным хозяином, но правильно советовал другим, как с теми кораблями поступать и всегда имел свои куски от многих возникавших в то время миллионов.
Потом всё закончилось. Пароходы уплыли за границу, а жилистая инерция к хорошей работе осталась.
Остались и друзья, и хорошие, нужные связи.
Слово "реклама" в те годы было ещё каким-то капиталистическим, ярким и не очень серьёзным, не приносящим осязаемые деньги, но уважаемый бизнесмен Ефим Маркович сказал себе, что это не совсем так.
Собственные деньги, полученные в результате небольшого и краткого участия в продаже на металлолом в Индию предпоследней плавбазы, он вложил в Николая Дмитриевича Татаринова, который служил в те смутные времена начальником городского коммунального подразделения "Разнобыт".
Татаринов имел в своём активе трёх подчинённых мужиков пенсионного возраста, унылый грузовичок ГАЗ-52 и сорок шесть бетонных рекламных тумб, разбросанных по всему городу. На круглых тумбах гражданам за двадцать копеек разрешалось клеить объявления о продаже детских колясок, свадебных платьев и швейных машинок. Местная филармония с этих же самых тумб призывала население посещать концерты ВИА "Орера", а отдел здравоохранения горисполкома – сдавать бесплатную донорскую кровь.
Николай был полезен Ефиму связями и должностью. На том они тогда и порешили: шестьдесят процентов на сорок. Уютно при таком раскладе было обоим.
Со временем их фирма стала крупнейшим рекламным агентством города; бо́льшая часть огромных уличных щитов на магистралях принадлежала Ефиму и Николаю Дмитриевичу.
Росли дети.
Тридцатилетний Вадим Лукин, вращаясь в спокойных орбитах успешного отца, успел поработать и в филиале столичного банка, и в таможне, и поруководил небольшой провинциальной страховой компанией. Многие люди говорили Ефиму о характере и слабостях его сына, он до поры до времени спокойно контролировал ситуацию, но потом поставил резкое условие Вадиму – работать только под ним. Иначе никаких спасений больше не будет…
Татаринов же в одиночестве растил дочку, Еву.
Прелестное, не в папашу бойкое существо, незаметно и весело окончившее год назад гимназию, тоже, уступая своему родителю, стало трудиться в его фирме. С заказчиками, которым посчастливилось общаться с Евушкой, а именно так её на людях постоянно и методично называл Николай Дмитриевич, другим сотрудникам агентства было вести дела уже гораздо проще. Обаяние девушки обширно распространялось на весь их бизнес.
Совладельцы "Нового Альбиона" который уже год успешно уважали друг друга, а их дети.…
Все вроде были не против свадьбы. Вадим с некоторых пор старался слушаться отца; подруги Евы прожужжали ей все уши рассказами о том, как здорово быть замужем за обеспеченным человеком…
В общем, крепкий дружеский бизнес должен был в самом скором времени стать ещё и семейным. Ещё более крепким.
Это было очень кстати, тем более что безмятежное монопольное существование рекламного агентства "Новый Альбион" в их городе плавно подходило к концу.
Связи Татаринова потихоньку умирали, уходили на пенсию, становились не очень полезными. Он ясно понимал, что их бизнес стремительно дешевеет. Молодая жена и его замечательная дочка не должны были терпеть из-за этого какие-либо лишения…
С приходом в мэрию новых людей на городскую рекламу обратили внимание и бандиты.
Начав три года назад почти на пустом месте, к этому времени они уже перехватили у Ефима и Татаринова почти треть мест для своих рекламных щитов и билбордов. Скоро могло стать и ещё хуже. Конечно, необходимая работа, рассчитанная на перспективу, руководством "Нового Альбиона" велась, как и в любом другом серьёзном бизнесе. Но.… До Глеба доходили слухи, что к выстроенным отношениям двух друзей уже принюхиваются и столичные люди.
Совсем скоро, весной, в марте, в городе были намечены выборы мэра. Их старый боевой товарищ, тоже флотский, имел все шансы остаться на своём посту, но мог, уступая некоторому давлению сверху, и уйти. Многие московские структуры хотели вкладывать деньги в этот приморский город, но для гарантий им нужно было иметь во главе своего человека.
Настойчивые предложения о продаже хорошего бизнеса постоянно поступали с обеих сторон – и от хулиганов, и из глубин златоглавой, но Лукин-старший и Николай Дмитриевич Татаринов, совместно обсуждая все новые варианты, каждый раз отклоняли их, рассчитывая на то, что весной успешно сохранит за собой пост старый мэр, их любезный друг. С их, разумеется, рекламной, помощью.
Глеб потёр перчатками уши. Не от холода, а так, скорее, по детской привычке…
Своего сына он никому в обиду не даст.
Все эти внутренние и внешние отношения в агентстве "Новый Альбион" никак не должны отражаться на Сашке. Никто не должен мешать ему хорошо делать свою работу, учиться и иметь возможность смотреть честными глазами на свою ненаглядную Еву…
Ещё не было и восьми, когда позвонил Ефим.
Смеясь, хитрый лис длинно и запутанно поинтересовался здоровьем Глеба, вежливо пригласил собеседника в офис на утренний кофе и, только убедившись, что его ритуальный танец не вызывает у зрителей серьёзной изжоги, сразу же, не мешкая, извинился за своего сына.
– Не держи зла, Глеб, он же, в принципе-то неплохой у меня парень, только вот как поддаст, так с бабами всякие пакости может вытворять, особенно не подумав.… Нет, нет! Я не о том! Это отдельный разговор, тут так сразу и не разберёшься между ними. Конечно, конечно! Понимаю, что с Евой он шутит как-то нехорошо! Я переговорю с ним по этому поводу обязательно, не сомневайся! Да, конечно.… Тут вот что ещё.… Это я к тебе по-приятельски обращаюсь: знаю, что ты здраво всегда в этих вопросах всё решаешь. Штука такая… Вадим сейчас протрезвел, да, совсем; рядом со мной уже, на работе.… Да. Он просится с вами, в лес, говорит, что проветриться бы ему немного нужно, полоса какая-то в его делах пошла неприятная, а с тобой он… Я бы хотел, чтобы ты его немного там, ну, сам понимаешь.… У тебя и характер что надо, да и рука твоя таких разболтанных ребят дисциплинирует….
Так много лишних слов Ефим говорил специально для сына.
Капитан Глеб всегда понимал его без длинных объяснений, а вот эта смущённая просьба Ефима Марковича выглядела немного странной и не очень уверенной.
Полотенце после душа так и осталось лежать на спинке коричневого кресла.
Бриться Глеб решил после небольшой прогулки в киоск за утренними газетами.
– Отказ. Прямо так и скажи, Ефим, ссылайся на меня. Объясни честно, что это именно я не хочу видеть его рядом с собой.
Они пообедали вместе, в ресторане, в здании мэрии, немного раньше всей привычной к режиму чиновничьей братии.
Сашка явился на штабное заседание с большим блокнотом и двумя авторучками.
– Говори. Я всё подробно буду записывать.
Состроив значительное и напряжённое лицо, капитан Глеб Никитин решительно приказал сыну.
– Пиши. Во-первых, не брать с собой никаких часов и мобильников.
– Ну, это-то ясно! – Сашка свободно откинулся на спинку стула. – Чего тут ещё запоминать-то!
– Второе. Только семь сигарет.
Сашка засмущался, не зная как правильно отреагировать.
– Так я же…
– Ты куришь ещё со школы, и я это знал всегда. Но, будучи ребёнком с тонкой душевной организацией, ты ещё в те далёкие годы решил не расстраивать грозного папу свидетельствами своих дурных привычек. Так ведь? Так. Мне говорили, что без сигарет у завзятых курильщиков портится настроение. Мне же ты нужен в лесу жизнерадостным. Поэтому бери с собой семь сигарет – по одной на каждый день. Согласен?
Обладатель, по крайней мере, одной вредной привычки отчаянно покраснел.
– Да…
– Подстриги ногти. Особенно на ногах.
– Зачем?
– Затем. В лесу узнаешь.
И эти слова Сашка посчитал какими-то несерьёзными, не очень достойными записи в таком шикарном блокноте.
В ожидании главной пищи начальник экспедиции отламывал маленькие кусочки хлеба и неторопливо жевал их, поглядывая по сторонам.
– Сделай сегодня у себя в конторе копии наших паспортов. На, возьми мой…
– Для чего?
– Негоже в наш просвещённый век бегать по диким лесам без документов. Почему копии? Ну, мало ли что с нашей одеждой там может приключиться.
Блокнот всё ещё оставался пустым, когда им подали горячее.
– А ты уверен, что всё получится? Мы же даже и не тренировались, ничего толком не готовили?
Глядя в спокойное лицо отца, Сашка налёг подбородком на сложенные руки.
– Готовиться было бы скучно. Весь интерес в том, что мы с тобой моделируем внезапную, неожиданную ситуацию. Катастрофа, крушение… Обычная одежда, никаких припасов. Мы отрезаны свирепыми льдами от большой Земли. Нужно продержаться семь дней до подхода спасателей… Примерно так. Единственная натяжка здесь – ножи. Но в этом и есть главный "романтизьм" нашего дела!
– А огонь? А есть мы чего там будем?
– Ты же в детстве прочитал много книжек. Я старался, чтобы среди них были и умные. Вспоминай…. Времени в лесу хватит, чтобы придумать чего-нибудь подходящее.
Сашка пристукнул кулаком по скатерти.
– И если мы быстро не добудем огонь, то сразу же – домой? С позором?!
– Ну, не совсем так…
Кофе в заведении был такой, какого капитан Глеб совсем не ожидал. Горячий, крепкий и совсем не сладкий.
– Одну-то ночь нам всё равно придётся там провести, при любом раскладе. Последний пассажирский паром уходит в город вечером в четыре, а грузовой – ещё раньше, засветло, в три часа. Даже если неудача и настигнет нас или мы, – Глеб грустно посмотрел на сына, – или мы струсим, увидав страшный ночной лес, то возвратиться оттуда к паромам в этот же день мы никак не успеем.
– Прогноз погоды на ближайшие дни я посмотрю в Интернете сам. Нам будет приятен небольшой мороз, лёд и совсем не нужна тёплая слякоть.
Окончание дня радовало.
Сквозь далёкие, немного осевшие за горизонт окраинные многоэтажные дома мчались вверх последние лучи красного зимнего солнца.
У чистого, сознательно всё ещё не заслонённого никакими шторами и занавесками, широкого окна стоял большой стол.