- Цыц! - оборвал муж. - Сперва разберись, потом вой. Не привел никого, сам пришел. Спроси лучше, кто это.
- А то не вижу. Господи помоги!
- То-то и оно, что не видишь. Жених это Анькин. Из экспедиции вернулся. При солидном капитале.
Женщина вгляделась в гостя повнимательнее, побледнела, едва слышно пробормотала:
- Чур, нечистая сила! Чур, меня!
- Вот тебе, бабонька, и гора Арарат. Поздно открещиваться. У них сговорено с Анькой. Недоглядели мы мать. За десять тыщ зеленых ее купил. Адреса только пока у него нету. За адресом пришел. Верно, Эдик?
- Не совсем так, но… Да вы садитесь с нами, хозяюшка.
Женщину будто ветром перенесло к плите, совсем уж непотребно заголосила:
- Гони его, Гриня, гони поскорее! Разве не видишь? Беда лютая наведалась. Протри пьяные зенки. Не человек это, даже не пьянь. Мамочка моя… Помилуй Господи Исусе, спаси нас окаянных!
Терпеть дальше эту срамоту Корин не смог. Это было выше его сил. Протянув руку, ухватил бабу за рубашку, сграбастал, повалил себе на колени, поперек туловищем. Кликуша пискнула еще разок и притихла, свесилась к полу золотой волной. Больше не трепыхалась в опытных руках.
- Адрес давай, - зловеще процедил Корин, борясь с желанием переломить хребет теплой, мягкой человеческой тушке, перегрызть шейную вену. От женщины пьяняще пахло близкой кровью. Если бы ворохнулась, он бы не удержался.
К его изумлению, похмельный мужик и тут не выказал ни страха, ни возмущения, лишь голубые глазенки полыхнули запредельной глубиной.
- А ведь я знал, что придешь, - произнес задумчиво. - С вечера предчувствие было. Когда Васька, сволочь, на палец не долил.
- Твоей бабе жить три секунды, - предупредил Корин, бешено искря. "Господи, спаси и помилуй!" - неумолчно неслось с пола.
- Зачем тебе Аня? - Григорий Серафимович спросил таким тоном, словно ничего не произошло и они по-прежнему судачили с гостем о том о сем, попивая водочку.
Корин заподозрил, что у мужика не все в порядке с головой, может быть, началась белая горячка. За долгие месяцы неустанной охоты он еще ни разу не сталкивался со столь неадекватным поведением жертвы. Может, поганый алкаш вообще не знает адреса дочери? Тогда тем более нельзя убивать женщину. Колоссальным усилием он смирил прущую из сердца ярость и оскалился в усмешке.
- Дядя Гриша, ты, наверное, жить устал? Так пожалей супругу. Вон ей как больно…
Пальцем надавил на нервный узел у женщины под ухом, бедняжка истошно завопила.
Григорий Серафимович озадаченно склонил голову.
- Надо же… Сколь лет с ней живу, случалось, поколачивал под горячую руку, но такого не слышал. Ты что же, Валюта, потерпеть не можешь? Дело-то сурьезное.
Корин засмотрелся, как безумец, бормоча несуразицу, наливает водку в чашку, и пропустил момент, когда тот с неожиданным проворством перегнулся через стол и наотмашь махнул бутылкой. Подлый удар не нанес Корину больших повреждений, разве что левое ухо оглохло, зато в мозгу произошел сбой. Он мгновенно забыл, зачем явился, зато определил, что зло, замаскированное на сей раз под добродушного алканавта, вступило в решительную схватку. Оно открылось - и это большая удача. Рыча, он сбросил с колен бабу и поднялся на ноги. Рванул рубаху на груди, чтобы свободнее дышать. Волосы на загривке встали дыбом, из глаз полетели алые искры. На него было страшно смотреть, но Григорий Серафимович не испугался. Шмыгнул в коридор - и вернулся со своим плотницким топориком. До белой горячки ему было еще далеко. Он знал, что драка предстоит жуткая и волосатое чудовище ему скорее всего не одолеть, но на душе установилась тишина. Бессмысленные годы отступили прочь. Он снова был полон азарта, как в те благословенные времена, когда каждый новый день сулил надежду на лучшее. Хорошо, что довелось встретиться с обидчиком лицом к лицу. Он всегда надеялся, что чудовище, день за днем глумившееся над ним по телевизору, дразнившее рекламой и голыми девками, смущавшее заморским раем, лишившее человеческой доли, рано или поздно попадет к нему в дом. Всего, что оно, чудовище, отобрало у него, ему показалось мало, и оно явилось за женой и дочкой. В роковую минуту он не чувствовал себя одиноким, рядом поднялись из могил тысячи, миллионы мертвых - и все тоже с топориками, пиками, удавками и кистенями. Григорий Серафимович весело заржал.
- Что же ты, Эдик, никак сомлел? Подходи, бери нас с потрохами. Или слабо?
Корин пошел на него не прямо, а сделал обманное движение, шагнув к плите. Потом прыгнул, но прыжок оказался неточным, потому что полудохлая баба, ворочающаяся на полу, успела вцепиться ему в ногу. Свистнул топорик и вонзился ему в плечо, попутно срезав часть щеки. Корин рыча стряхнул груз с ноги и, получив еще удар в голову, дотянулся до глотки алканавта. Сдавил жилистую мужицкую выю, повалил врага под себя. Остальное было делом техники…
Обернулся к женщине. Та сидела привалясь спиной к ножке стола, неистово, мелко крестилась. Вместо лица перед ним плавало черное пятно с двумя бледными щелками.
- Где Анька? - проревел, отрыгнув. - Говори, сука!
Женщина не слышала - умирала. И он не сумел ей помешать.
ГЛАВА 9
Около двух месяцев, день за днем, Микки Маус наседал с "Токсинором". Сначала Сабуров отбрехивался, не придавая нажиму большого значения - каприз магната, не более того, потом, когда понял, что это не так, всерьез задумался. Затея со всех сторон выглядела нелепой, но ведь поначалу так выглядели все самые успешные начинания Микки. Он всегда действовал на опережение и редко ошибался. К тому же там, где другие ломали шею, он лишь туже набивал мошну. Трихополов, разумеется, авантюрист, но самой высшей пробы, и ему, безусловно, покровительствует нечистый. Однако даже учитывая все это и делая сноску на мистическую подоплеку вообще всех событий, происходящих в России, Сабуров воспринимал предложение магната как что-то абсурдное. Он навел справки: "Токсинор" - крупная коммерческая структура, официально занимающаяся недвижимостью, а чем еще - Бог весть, - с филиалами в Питере и Саратове, с налаженными международными цепочками, солидным капиталом и достаточно прочным положением на фондовом рынке. Образно говоря, один из великого множества больших и малых насосов, откачивающих из подыхающей страны живые соки; но вопрос совсем в другом. Какое отношение к такого рода бизнесу мог иметь пожилой, из последних сил практикующий психиатр? Выходит, имел, раз Микки так настойчиво насуливает фирму. Для тех, кто хоть мало-мальски знаком с Трихополовым, не являлось секретом, что знаменитый олигарх, приближенный ко двору, меценат и покровитель обездоленных, еще ни единой копеечки, никогда и ни при каких обстоятельствах не выкинул на ветер. Это он, в подражание какому-то американскому собрату-миллионеру, установил у себя в загородном поместье платные телефоны для гостей. И он же однажды, на глазах у Сабурова, бешено, до сердечного приступа торговался с деревенским мужиком, поставлявшим на кухню свежие яйца, творог и сметану. Никакой фантазии не хватит, чтобы заподозрить такого человека в безотказной благотворительности. Можно предположить другое: Микки, предлагая "Токсинор" Сабурову, готовит из него подставную фигуру, некоего директора Фукса на случай точно спланированного банкротства. Это пока единственное объяснение настойчивой щедрости магната, хотя и мелковатое.
Сабуров знал, что прежний директор арестован по обвинению в каком-то кошмарном тройном убийстве. По газетам прокатился ряд сенсационных разоблачений. Выдвигались разные версии, но все авторы единодушно склонялись к тому, что преступление, безусловно, имеет политический характер, поэтому истинный виновник останется безнаказанным и дело ни в коем случае не дойдет до суда. А если дойдет, то посадят "стрелочника", вроде простодушного директора "Токсинора", который якобы сперва "заказал" миллионера-англичанина, а после собственноручно замочил водителя и свою любовницу.
Именно любовница директора "Токсинора", а точнее, противоречивость сведений о ней заинтересовали Сабурова. По одним публикациям выходило, что она была сообщницей директора и тот, избавляясь от опасного свидетеля, задушил ее во время изощренного полового акта; по другим - ее расчленили в камере предварительного заключения и подкупленные менты разбросали части туловища по мусорным бакам, причем, как говорилось в одной заметке, из этих частей в Институте Склифософского удалось собрать сразу двух женщин: одну молодую, другую старую, но с одинаковым генетическим кодом.
Сабуров позвонил одному из своих пациентов, высокопоставленному работнику прокуратуры, и попросил уточнить, что на самом деле произошло с фигуранткой. Через час получил информацию, к которой внутренне был готов: Анна Григорьевна Берестова жива-здорова, ее не расчленили, не удавили и не посадили на кол, хотя попытка устранить ее как свидетеля имела место. Сейчас она проходит обследование в коммерческой психушке в Малаховке.
- Неужто на "Белой даче"? - удивился Сабуров.
- Так точно… Удовлетворите мое любопытство, уважаемый профессор. Чем вас заинтересовала эта дама?
- Медицинская тайна, дорогой друг.
- Понимаю, - хмыкнул прокурор. - Но тогда вам придется поспешить. Вы же знаете, после того как наши подопечные побывают на "Белой даче", у них уже не остается никаких тайн.
Пациент из прокуратуры, радуясь возможности оказать услугу, сообщил еще некоторые сведения о фигурантке. Девица образованная, закончила иняз, владеет несколькими языками. До того как устроиться в "Токсинор", зарабатывала переводами для различных издательств. Бытовой проституцией, судя по всему, не занималась и даже не баловалась наркотиками. У директора пользовалась абсолютным доверием, возможно, потому, что пришла в "Токсинор" прямиком из его постели. Есть еще интересная деталь. В этот же период при странных обстоятельствах погибли и ее отец, и мать, но девица жила отдельно, снимала квартиру и вряд ли имела отношение еще и к этому убийству. Оно даже не включено в делопроизводство. Ее родители были незначительными людьми: отец - бывший мастер-механик, мать - преподавала математику в младших классах. Их смерть не представляла общественного интереса.
Попрощавшись с прокурором, Сабуров закурил вторую за утро, сверхнормативную сигарету. Его томило неясное предчувствие, сродни тому, какое бывает при смене атмосферного давления. Может, так и было: среди ночи он просыпался от взрывов самой мощной за это лето августовской грозы и два раза пил корвалол. Он не понимал, почему его так живо занимает незнакомая сотрудница "Токсинора", но будто по наитию чувствовал, что должен ее повидать. Заработала интуиция, он всегда ей подчинялся. Правда, был логический повод: Микки Маус втягивал в непонятную историю, поэтому нелишне узнать о том, что происходит в "Токсиноре", изнутри, не ставя в известность магната. Приближенная к директору фирмы особа отлично подходила на роль информатора. Добраться до нее для Сабурова не составляло труда. На "Белой даче" работал некто Гаврюша Митрофанов, бывший ученик Сабурова. Лет двадцать назад он помог этому парню защитить кандидатскую диссертацию, хотя, по всем прогнозам, Митрофанова должны были прокатить. Гаврюша был чертовски талантливым молодым ученым, но с отвратительным характером. Благодаря склонности к какому-то животному, совершенно немотивированному хамству Гаврюша Митрофанов за три года настроил против себя половину кафедры, а те, с кем он не успел вступить в конфликт, все равно опасались его злобного нрава и не чаяли, как от него избавиться.
Сабуров сделал для своего незадачливого ученика почти невозможное: предварительно заручился поддержкой своих собственных друзей и почитателей (на кафедре их было немало) и на защите выступил с блестящей речью, в которой, кроме лестных научных оценок, присутствовал яркий моральный акцент. Он призвал коллег отрешиться от эмоций, насколько это возможно, и не ломать судьбу талантливому человеку из-за его скверного характера, который в первую очередь вредит ему самому. Напомнил, что все на свете суета сует, кроме ее величества Науки, которой все они преданно служат. Неожиданно это подействовало: тайным голосованием диссертация Митрофанова прошла с перевесом в два шара.
На банкете Гаврюша, изрядно нагрузившись, поблагодарил учителя в присущей ему хамоватой манере. Обведя взглядом пирующую кафедру, цинично заметил: "Паноптикум, не правда ли, Иван Савельевич? Мою диссертацию большинство из них, разумеется, приняло на свой счет. Еще бы! Ранние признаки паранойи. И вот от таких людишек иногда зависит судьба открытий! Однако спасибо за поддержку, хотя, полагаю, справился бы и сам".
Через год Гаврюша Митрофанов перевелся в Институт Сербского с прицелом на место заведующего отделением, и всякие отношения между ними прервались. А когда началась вся эта заваруха по перекройке старушки-России на западный манер, тут уж и вовсе привычные связи нарушились у всех. Удалые реформаторы один из первых сокрушительных ударов нанесли именно по отечественной науке. Научные центры валились, как грибы, подточенные червями, создатели супертехнологий и глобальных проектов спешно переквалифицировались в жестянщиков, а те, кто порезвее и посмышленее, паковали чемоданы и разбегались по всему миру, как крысы с тонущего корабля. У старшего поколения, в котором сверкало целое созвездие блистательных имен, осталась одна забота, как заработать на хлеб насущный и худо-бедно обеспечить надвигающуюся старость. Всего несколько лет понадобилось, чтобы превратить грозный, могучий интеллект страны в копоть и пыль. Дольше всех сопротивлялся военно-промышленный комплекс, но и его дни были, по всей видимости, сочтены.
Издали Сабуров все же следил за успехами бывшего ученика по публикациям в медицинских вестниках и огорчился, когда узнал, что тот оставил прежнюю тематику и перебросил мослы в коммерческую психушку. Это означало, что, подобно тысячам других, сломался и Гаврюша Митрофанов.
Психушка "Белая дача" была не обычным медицинским стационаром для лечения больных с нарушениями психики, а скорее неким пересыльным пунктом, отстойником для господ, потерпевших поражение в беспощадной борьбе за капитал. Подобные заведения оказались совершенно необходимы для обновленной, свободной России, прорубившей очередное окно в Европу. Этакий престижный хоспис для богатых людей, еще вчера с презрением взиравших на мельтешение черни, а сегодня вдруг приговоренных на списание более удачливыми побратимами. Простой человек, бывший совок, о таком приюте, как "Белая дача", мог только мечтать: пребывание здесь стоило пятьсот долларов в сутки. Палатными врачами работали светила медицины, профессора и доктора наук, и если верить телевизионной рекламе, в этом замечательном, суперсовременном центре здоровья, находящемся под покровительством Сороса, ставили на ноги самых безнадежных больных, избавляя от психозов, депрессии, шизофрении, паранойи, болезней Паркинсона и Альцгеймера, попутно излечивая онкологию и СПИД, не говоря уж о таких пустяках, как малазийская гонорея и эпилепсия. Все это стало возможным благодаря прямым связям "Белой дачи" с ведущими медицинскими центрами в Мичигане и Филадельфии, а также беспошлинным поставкам патентованных медикаментов, виагры и акульего хряща. Самое забавное, что некоторые известные бизнесмены, ввиду неизбежного ареста, являлись в клинику добровольно, и тот факт, что ни один из обитателей "Белой дачи" не возвращался оттуда живым, их ничуть не смущал: это как раз вполне укладывалось в фантасмагорическую логику рыночного бреда.
Сабуров принял решение и, полистав телефонную книжку, нашел номер коммутатора "Белой дачи". Еще минут десять ушло на то, чтобы связаться с Гаврюшей Митрофановым. Наконец в трубке зазвучал ничуть не изменившийся, грубый, хамский голос бывшего ученика.
- Проще дозвониться до президента, чем до тебя, Гавриил Стефанович, - попенял Сабуров, едва поздоровавшись. - У вас там что теперь, филиал КГБ?
Узнав учителя, Гаврюша обрадовался:
- Сколько лет, сколько зим, Иван Савелич? Как здоровье, как детишки? Слышал, колдовством занялись? Предсказываете будущее?
Доктору не хотелось продолжать разговор в легкомысленном тоне, тем более уж кто-кто, а Гаврюша прекрасно осведомлен, что у него нет детей. Своеобразный все же человечище. Ни одной фразы не произнесет без подковырки. Сабуров медлил обратиться с просьбой, неизвестно, какая последует реакция - Гаврюша непредсказуем. Обменялись, как водится в таких случаях, малозначащими репликами, и вскоре Митрофанов сам перевел разговор в нужное русло.
- Кстати, Иван Савелич, я ведь тоже собирался звонить.
- Верится с трудом, мальчик мой.
- Истинная правда… Как-никак, некоторым образом я ваш должник, а Гаврюша долги привык отдавать. В той шарашке вы единственный человек, с которым мне удавалось найти общий язык.
- Это верно. На остальных ты все больше лаял.
- Иван Савелич, только чистосердечно Каково ваше материальное положение? Думаю, не ахти?
- Как у всех бывших… Звезд с неба не хватаем.
- Есть возможность немного подработать.
- Ну да? Неужто в хваленом центре здоровья?
- У вас есть возражения? - В вопросе Гаврюши прозвучала незнакомая нотка - враждебность? Не привычное хамство, а именно враждебность. Или настороженность, несвойственная ему прежде.
- Избави Бог, Гавриил Стефанович. Никаких возражений. Польщен. Искренне польщен. И что за халтурка?
- Ничего особенного. - В голосе Гаврюши явное облегчение. - Раз-два в неделю подъехать на консультацию. Чистая формальность. Нагрузка минимальная. Но платят, в общем, неплохо.
Не дождавшись никакой реакции, добавил:
- За час надувания щек - минимум триста баксов. Плюс кормежка. У нас неплохая столовая.
- Ого! - восхитился Сабуров. - А максимум сколько?
- Зависит от того, как потрафите здешнему начальству, - и снова незнакомый блудливый смешок.
"Удивляться нечему, - с грустью подумал Сабуров. - Прилепили тебе каинову печать, братец. Да и я ничем не лучше". Вслух произнес растроганно:
- Спасибо, Гаврюша, что вспомнил про старика… В таком разе у меня тоже есть маленькая просьба.
- Да?
- Хотелось бы повидать одну вашу пациентку. Это трудно?
- Не думаю… Кто такая?
- Берестова Анна Григорьевна… Поступила около месяца назад.
После короткой паузы Митрофанов сухо спросил:
- Чем вызван интерес, Иван Савелич?
Соврал Сабуров непринужденно:
- Чистое совпадение. Прочитал о ней в судебной хронике… Прелюбопытный случай. Я тут готовлю статью для немцев, аккурат укладывается в материал. Но если затруднительно, то…
Вторая пауза длилась дольше первой, и ответ прозвучал еще суше:
- Полагаю, Иван Савелич, вы понимаете, что нашим пациентам вряд ли можно помочь? Специфика, так сказать, производства.
- С какой стати я должен кому-то помогать? Опомнись, Гаврюша. Самому бы кто помог.
- Хорошо… Когда хотите подъехать?
- На какой она стадии?
- На переходной, предпоследней.
- Ага. Так я бы прямо сегодня и подскочил. Часиков в пять годится?