Помимо конвоя Крестный насчитал еще, по крайней мере, три человека, явно, - старших по званию, державшихся спокойно и больше наблюдавших за зрителями, чем за жертвами. Крестный, хоть и уверен был, что никто не может в ФСБ знать, его в лицо, зябко поежился. Чем черт не шутит… Но проталкиваться теперь в задние ряды было бы еще глупее - сразу же привлек бы к себе внимание… А ему очень хотелось оставаться сереньким и незаметным. Зато - живым и невредимым… Без всяких там дырок во лбу…
Возникла какая-то непонятная пауза, во время которой ничего не происходило, все чего-то или кого-то ждали… Наконец появился еще один человек, в котором Крестный даже издалека, только по походке, узнал Никитина. Тот был в штатском, смотрел по сторонам уверенно до наглости. Он остановился прямо против стоящего во втором ряду толпы Крестного… У того сердце замерло - вдруг узнает! Крестный даже забыл, что Никитин знает только лицо Владимира Крестова, а сам он носит уже много лет совсем другое после пластической операции лицо.
Но Никитин скользнул взглядом по лицу Крестного, ни на секунду не задержавшись на нем… Это Крестного приободрило и даже вселило в него какое-то ощущение безнаказанности, словно он был невидим для Никитина и его людей, и потому пользовался полной свободой. В нем вновь проснулись его вечная склонность к ерничанию и неистребимая ирония по отношению к себе, к людям и всему на свете…
Никитин, между тем, подошел к избитым бойцами "Белой стрелы" парням, еле стоящим у стены, повернулся к ним спиной и крикнул, густым привыкшим орать на его подчиненных голосом:
- Закон устанавливаю я. Это - моя земля, и я никому не разрешу устанавливать на ней свои порядки…
- Вы что ж творите! - взвизгнул из толпы женский голос. - За что парней побили?
Никитин вздрогнул и посмотрел на одного из своих помощников. Тот еле заметно пожал плечами. Крестный злорадствовал… С обычной публикой не может Никитин вести себя нагло и жестоко, как с бандитами, это слишком опасно для него. Может быть чревато последствиями.
Крестный понял, что Никитин вынужден будет, изображая из себя, неизвестно кого, с легким намеком на "авторитета", вступить в разговор с публикой. И чем тот разговор окончится - еще неизвестно…
"Цирк, однако! - весело подумал Крестный. - А генерал Никитин - главный клоун…"
- Вам их жалко! - воскликнул Никитин в ответ на выкрик женщины. - Сейчас вам их жалко! Что же вы не жалеете их, когда они приходят к вам с ножом и выпускают ваши кишки наружу, если вы отказываетесь заплатить столько, сколько они скажут, и ни копейкой меньше? Куда тогда девается ваша жалость? Тогда вы их ненавидите и призываете кого угодно, чтобы он защитил вас, чтобы уничтожил эту мразь…
- Сам-то ты кто! - воскликнул какой-то мужик, неподалеку от первой крикнувшей женщины. - Такой же бандюга…
Толпа одобрительно загудела. Никитин заметно занервничал.
- Я не убил еще ни одного из вас, - крикнул он в ответ. - Такие, как они, убивают людей спокойно и равнодушно, словно тараканов у себя на кухне или муравьев на асфальте. И я хочу…
- Во-во! Отморозки!
Крестный чуть рот себе не зажал рукой. Эту фразу, неожиданно для себя, выкрикнул именно он. Черт и никитинское равнодушие к своей персоне подвигли Крестного на этот выкрик. А намек на кличку Ивана сам собой слетел с его губ… Крестный сжался и приготовился к самому худшему… Но… ничего не произошло. Никитин не обратил на его крик никакого внимания…
- Я хочу, - продолжал Никитин ораторствовать, - чтобы вся эта гнусь знала - любое действие против установленного порядка будет наказано. И это не только слова… Наказывать мы умеем строго. Тех, кто нарушает наши порядки. Тех, кто убивает наших людей… Пусть это будет предупреждением всем остальным…
Крестный, ободренный своей безнаказанностью и даже слегка опьяненный своей смелостью, уже совершенно сознательно решил продолжить забаву с генералом Никитиным.
- "Порядок" у тебя! - крикнул Крестный. - А придет какой-нибудь Ванек, в Чечне отмороженный, да начнет вас всех мочить, как траву на ветру - на кого попадет… У тебя предупреждение, у него предупреждение, - а нам-то куда от вас деваться?..
"Хватит, старина, успокойся… - одернул себя Крестный, - и так лишнее сказал. Слишком толстый намек. Ты бы еще открытым текстом заорал, что это Иван его человека замочил…"
Крестный начал, пользуясь тем, что толпа слегка задвигалась, возбужденная участием своих представителей в обмене мнениями с вооруженными людьми, слегка продвигаться назад, стараясь, чтобы это выглядело естественно и не привлекало лишнего внимания…
Уже оказавшись в задних рядах и совершенно свободно повернувшись спиной к месту действия, чтобы ретироваться в числе некоторых из зрителей, решивших покинуть представление, не дожидаясь финала, Крестный услышал два выстрела.
"Кончили пареньков…" - подумал Крестный.
Толпа за его спиной загудела, раздался шум работающего автомобильного мотора. Крестный почувствовал, что толпа за его спиной пришла в движение, и составляющие ее частички уже догоняют его. Сейчас его захлестнет общим потоком и понесет к выходу помимо его воли.
Крестный хотел прибавить шагу, но вместо этого остановился и застыл на месте, уставившись в одну точку у себя над головой впереди метрах в двадцати.
- Ах ты, сволочь! - воскликнул Крестный и, надвинув на глаза свою простецкую кепку, опустил голову и быстро покинул территорию Лужников.
На то место, где он только что стоял, был нацелен объектив видеокамеры, висевшей высоко над толпой. Десятки таких же камер постоянно отслеживали всю территорию спортивного комплекса…
Глава двенадцатая
Иван и впрямь знал, что делал, отказываясь нарываться на неприятности, и не пытаясь убить Никитина во время события, к которому у него не было времени подготовиться. Иван предпочитал не пристраиваться к событиям, а организовывать их. У него был свой четкий план ведения военных действий против Никитина, и Иван твердо решил воплощать в жизнь именно его, какими бы заманчивыми не казались неожиданно возникающие обстоятельства.
Вторым пунктом в его плане обращения на себя внимания Никитина стояла ликвидация своего старого знакомого, нынешнего лидера Западной зоны столицы - однофамильца генерала - Никитина, и прежде носившего кличку Бульба, и теперь пользовавшегося все ею же. Это, пожалуй, была ошибка для кадрового офицера. Или для отдела, готовившего для него легенду. Так или иначе, Иван его узнал, и это не обещало для Бульбы ничего хорошего.
Надо сказать, лейтенант Никитин не особенно был озабочен вопросом собственной безопасности. Он считал, что уж в его-то зоне - полный порядок. Никто не бунтует против новых порядков, которые он ввел не столько активно, сколько жестко, даже жестоко. Все, кто был не согласен, или согласились с Никитиным, или затаились, выжидая своего момента. Но открыто, действенно не выступал против него никто. Мало того, Никитин и происшествие с Авериным в Замоскворецкой зоне считал чистым недоразумением. А уверенность генерала Никитина, что с Авериным рассчитались противники нового порядка, относил к маниакальной, как он выражался, подозрительности выживающего из ума генерала.
То обстоятельство, что он носил одну с генералом фамилию, действовало на лейтенанта странным образом. Оно постоянно подталкивало его к мысли, что генеральская должность рано или поздно достанется ему. На чем была основана такая уверенность, сказать трудно. Он сам не смог бы ответить, но в будущем лейтенант видел себя именно генералом и именно на должности своего нынешнего однофамильца… Все это подталкивало его к постоянной иронии в адрес генерала и очень критическим высказываниям по поводу его действий и его приказов…
Когда генерал Никитин отослал приказы Быковцу и лейтенанту Никитину увеличить личную охрану из числа кадров, приведенных ими из органов, нелегальных сотрудников, лейтенант Никитин лишь недоверчиво хмыкнул. Он выполнил приказ генерала только наполовину. Охрану он увеличил, но включил в нее не своих нелегальных оперативников, а тех из своих новых подчиненных, кто казался ему наиболее перспективным и надежным.
Охраной лейтенанта Никитина, а вернее сказать - Бульбы, заведовала теперь Ося - двадцатипятилетняя очень симпатичная женщина, попавшая к нему из частных сыщиков. С частным сыском дела у нее не сложились. Вернее - с милицией. Стоило ей раскрыть пару громких преступлений, совершенных в Москве в последнее время, как ее агентство "На Кузнецком" тут же лишили лицензии, придравшись к тому, что в порядке самообороны одному из бандитов она сломала руку, а другого - вообще убила. Профессионалам охраны московского правопорядка очень не понравилась столь успешная деловая активность ее "частной лавочки".
Людмила Васильевна Осинцева, больше известная своим знакомым по кличке Ося, директор этой "частной лавочки" была исторгнута за пределы организационно-правового пространства правоохранительной деятельности. Можно было, конечно, уехать из Москвы в любой другой российский город, вновь получить лицензию и попытаться начать все сначала на новом месте.
Но Ося из Москвы уезжать не захотела. Да и начинать все сначала - энергии не хватило. Она всю жизнь прожила в Москве, знала ее великолепно, что, кстати, было одной из причин успешной работы детективного агентства "На Кузнецком". Она прекрасно поняла, что в другом городе работать просто - не сможет. Склонная к экспрессии, импульсивная по характеру, Ося не просто разозлилась, она озлобилась. Оказавшись без работы, она сама начала искать выхода на "крутых ребят". И нашла.
Предшественник Бульбы в Долгопрудном абсолютно русский парень с кавказской кличкой Казбек, данной ему только потому, что он имел пижонское пристрастие к одноименным папиросам, сумел оценить ее готовность бороться за свою территорию в Москве и, пару раз испытав в деле, пришел к выводу, что Ося умеет не только очень эффективно махать руками и ногами в рукопашной драке и "вырубает" парней, вдвое-втрое превосходящих ее весом, но и очень точно стреляет по живым целям, не делая особого различия ни для облаченных в черные кожаные куртки "солнцевских", ни для затянутых в милицейскую форму "козлов в погонах".
По последней категории она стреляла, пожалуй, даже точнее, чем по первой. На ее счету было уже несколько убитых ею милиционеров, пути назад для нее были заказаны… Что, впрочем, нисколько не смягчило ее озлобления. Скорее - наоборот.
Попав на "руководящую должность", Ося приставила к Бульбе двух вооруженных автоматами охранников, которые показались ей наиболее надежными, и сама постоянно находилась рядом. Этого, как она считала, более, чем достаточно для безопасности объекта.
Ося постоянно была наготове, как взведенная пружина спускового механизма. Но, поскольку покушений на Бульбу не случалось, уровень его безопасности был, скорее, теоретическим, чем реальным.
Это вовсе не говорило о том, что задача, стоящая перед Иваном, была легкой. Узнав через Крестного, где располагается штаб-квартира Бульбы, Иван начал прежде всего с изучения местности и открывающихся перед ним возможностей осуществить свое намерение.
Возможностей предоставлялось - масса. Бульбу, например, практически, не оберегали от выстрела снайпера. Но Ивана вариант анонимного выстрела не устраивал. В Западной зоне находилась та самая высотка, что на площади Восстания… Не сам же, в конце концов, генерал Никитин убивал Надю… Наверняка, поручил кому-то… И вполне вероятно, что именно своему однофамильцу…
Иван хотел, чтобы перед смертью тот, кто взорвал высотку, заглянул в его, Ивана, глаза и увидел в них свою смерть…
Иван вспомнил Кроносова, заказ на ликвидацию которого сделал ему Крестный… Вот уж кого, казалось бы, убить было невозможно. Охрана была настолько плотной и изощренной, что Крестный потерял несколько человек при неудачных попытках, прежде, чем обратился к Ивану. Иван оказался изощреннее охранников.
Достать Кроносова пулей, ножом, даже миной - оказалось невозможно, но Иван убил его, отравив через водопровод, когда тот принимал душ…
Сейчас задача была и проще, поскольку охрана была явно слабовата против Ивана - всего три охранника, один из которых - баба… Но в то же время и сложнее, поскольку Ивану нужно было не только убить Бульбу, но и поговорить с ним перед тем. И чтобы тот его непременно узнал. И, желательно, чтобы и генералу сообщил…
Бульба устроился в своей зоне неплохо - его резиденция занимала бывшее здание детского садика в глубине квартала рядом с Тверской, неподалеку от площади Маяковского. Временно.
На Новослободской ему уже строили офис - современное трехэтажное здание вычурной архитектуры, где можно было разместиться с тем размахом, к какому стремился Бульба. Там найдется, где разместить и свои апартаменты, которые он представлял не иначе чем, как у директора одного из крупнейших в Москве "Креатив-банка", к которому он однажды попал, подписывая бумаги на невозвратный кредит, оформленный на одного лоха…
Найдется место и для контор, которые будут руководить отмыванием средств, заработанных нелегальной структурой… И для хорошего ресторана с хорошими девочками, с варьете, с шикарной кухней, с рулеткой и карточными столами, с букмекером, принимающим ставки на забеги на Московском ипподроме. А может быть, и не только на московском… С большими телеэкранами, на которых будут транслироваться эти самые забеги и т. д. и т. п.
Пока же Бульба довольствовался малым - вполне приличными удобствами старого, но добротного здания детсада, закрытого в связи с тем, что у его хозяина, завода велоколясок, не было средств содержать объекты социальной сферы… Московская мэрия самым наглым образом чуть было не перекупила садик у завода, но Бульба предложил больше, и здание досталось ему.
Он сам расположился на втором этаже, в помещении бывшей подготовительной к школе группы. Все остальные помещения на этаже отвел под свою финансово-экономическую службу. Из комнат вынесли все, оставив только полы и краску на стенах, напичкали их современной мебелью, компьютерами, телефонами, факсами, ксероксами и прочей оргтехникой, и сразу же возникло ощущение серьезной, крупной фирмы, ворочающей большими делами. А полтора десятка менеджеров беспрестанно обсуждающих по телефону то условия договоров, то цены на нефть и продукты нефтепереработки, то железнодорожные тарифы, то разницу цен на американский доллар, значительно это впечатление усиливали. Смазывал его только неистребимый никаким косметическим ремонтом и запахами французских парфюмов особый детсадовский запах…
На первом этаже ремонт сделали посерьезнее - убрали почти все внутренние перегородки, оставив только несущие стены, и расчистили место для нескольких машин и чего-то вроде караульного помещения. Здесь постоянно сидели в ожидании приказа Бульбы две группы быстрого реагирования, командовал которыми он лично. Вход на первый этаж был только снаружи, к деловому офису он не имел, на первый взгляд, никакого отношения. Кабинет Бульбы соединяла с гаражом отдельная лестница, и он спускался прямо к машине, не выходя на улицу. Один из охранников постоянно торчал перед его кабинетом, заменяя секретаршу, правда, только в одном - в ограждении шефа от посетителей. Другой целыми днями спал в машине в гараже на нижнем этаже…
Ося осуществляла все остальные функции охраны - проверяла посетителя - тот ли он, за кого себя выдает, обезоруживала его и держала на стволе, пока он общался с шефом, даже если это был свой, например, менеджер из соседнего с кабинетом офиса. Кроме того - перед каждым выездом проверяла машину на предмет заминирования, сопровождала шефа в поездках на объекты по своей зоне, отслеживала материал ночного видеонаблюдения за прилегающими к зданию бывшего детсада проулками и дворами.
Ивану потребовалось два дня практически непрерывного наблюдения, чтобы составить представление о том, как организована охрана Бульбы. Правда, он думал, что входит в нее человек пять - шесть… В его понятии это было нормально: достаточно для безопасности, - и, в то же время, не представляло особого препятствия для достижения своей цели - убить того, кого они охраняют.
Ясно было, что начинать подготовку к ликвидации нужно ночью, когда во всем здании оставался один сторож-охранник. Ося считала, что и этого хватит - кого ночью-то охранять? В пустом здании! Достаточно было того, что она приезжала на час раньше, прогоняла через компьютер ночную запись и, не обнаружив ничего подозрительного, звонила шоферу, чтобы вез шефа на работу - все чисто…
Иван засек одну из видеокамер, когда ее полез поправлять кто-то из охраны - задело сломанной ветром веткой по защитному кожуху и сбило "картинку". Сообразив, какой сектор она просматривает, и прикинув, где должны стоять другие камеры, чтобы охватить всю прилегающую территорию по периметру, Иван без особого труда обнаружил и их. Подходы к зданию просматривались полностью и, если кто-то попадал в поле зрения камер за ночь, компьютер на утреннем просмотре его фиксировал и вставлял в отчет. Будь это обыкновенная кошка. Не обязательно даже - черная. Незамеченной она в любом случае не останется.
Ивану была знакома эта система контроля периметра. Степень ее надежности считалась очень высокой, и, в общем-то, справедливо.
Но Иван знал и другое. Каждый случай индивидуален, словно каждый из людей. И как у любого человека существуют слабости характера, так и в обстоятельствах любой ликвидации есть свои особенности.
Он иронически усмехнулся.
Даже если систему "Аргус" развернуть в голой степи, вокруг единственного на много километров строения, и то стоит еще подумать, прежде, чем опускать руки перед степенью ее надежности. А Москва - не степь, все-таки… Главная слабость "Аргуса" именно в ее надежности. Или, вернее сказать в особенностях людской психологии. Человек ходит по плоскости, создавая систему контроля за территорией, он думает тоже - о плоскости. Тогда, как должен думать - о сфере. Если уж стремиться к стопроцентной безопасности и полному контролю за окружающим пространством…
"Кто мне мешает, например, проникнуть в здание из-под земли? - вступил Иван в заочный спор с создателем "Аргуса". - Вариант, конечно, трудоемкий, но вполне возможный… Нет, конечно, я не собираюсь рыть подкоп. Ни самостоятельно, ни нанимать для этой цели бригаду землекопов. Но дело-то не в подкопе, а в том, что тот, кто забывает о том, что существует "низ", обычно не помнит, что существует и "верх"… Мне осталось только проверить это предположение… И сделать это не так уж сложно."
Иван решил выяснить - охраняется ли дом - сверху! Все, что ему для этого потребовалось - хорошая бухта тонкого, но надежного горноспасательского троса, портативный современный арбалет с мощной пружиной, парочка крепких мини-"кошек" и внимательное изучение расположения окрестных зданий.
Получаса ему хватило, чтобы выбрать два наиболее близко расположенных здания достаточной высоты, а затем дождавшись ночи, залезть на крышу одного из них и закрепить там конец троса. Опустив другой конец троса вниз, Иван спустился с крыши, надежно привязал к нему якорь-"кошку" и зарядил ею арбалет.