- А так как он отлично знал, что она - не вы, то специально укокошил её, чтобы подозрение пало на вас, - резюмировала я. - Достойный финал всей это травле. Что скажете?
Борковская досадливо отмахнулась:
- Да согласна я! Убийца мог бросить на меня подозрение, а мог наплевать на меня и просто избавиться от той. А может, решил убить одним выстрелом двух зайцев. Но кто он?!
- Или ваш враг, или её.
- Но она ведь не села бы в машину к своему врагу? Значит, враг мой…
- А у вас есть враг? - оживилась я. - Кого вы подозреваете?
Борковская молчала.
- Мне казалось, что у меня был враг, но это уже в прошлом, - наконец неохотно призналась она. - Мне мерещится что-то уж совершенно необъяснимое… Надо все обдумать. Давайте вернёмся к нашему разговору. Вы уже три раза сказали нечто странное: о вашем "акустическом" знакомстве с убитой, о соседях и о том, что готовы были выстрелить ей в окно. Что это значит? Я не поняла.
- Я раньше жила в одном дворе с убитой, и мои окна были ровно напротив её окон. Ночами она обожала на всю громкость включать то, что некоторые считают музыкой.
Борковская продолжала вопросительно смотреть на меня, и я поведала ей о собственных муках и страданиях, о терзаниях соседей, о наших подозрениях, что молодая дама завела ухажёра в местном отделении полиции, который предупреждал её о приближении патрульной машины, чтобы она успела свернуть свою акустическую оргию.
Борковская слушала меня так, словно моими устами пели ангелы.
- Где это было? - спросила она взволнованно. - Где вы жили?
Ничего секретного в своём прошлом месте жительства я не видела и охотно назвала.
- А там… как бы это сформулировать?.. Там было несколько входов?
- Там были одни только входы. С четырех сторон света. Минутку, дайте вспомнить. Нет, все верно, с четырех. Если бы кто-нибудь хотел убежать, он мог бы бежать как минимум в пяти направлениях. Я иногда жалела, что я не преступница, потому что такое замечательное место зря пропадало.
Глаза Борковской сияли, а в моей душе крепли ростки подозрений. Эта баба знала куда больше, чем говорила, да ещё мой прошлый дом её заинтересовал. Что же такое там, черт побери, творилось, ведь я жила напротив, а ведать ничего не ведаю.
- Давайте рассмотрим наши версии, - живо предложила она. - Нанять убийцу может каждый, но это совсем не так легко. Профессионал стоит очень дорого, а непрофессионал мгновенно превращается в шантажиста, что понятно даже распоследней дуре. Однако предположим, что я залезла в долги и наняла убийцу. Это должен быть кто-нибудь из близких знакомых жертвы, чтобы она не побоялась сесть к нему в машину.
- Вовсе нет, - энергично возразила я. - Совершенно посторонний убийца последил за жертвой, подслушал её разговоры, узнал, что она договорилась со мной встретиться, и предложил подвезти её. В таком, э-э, игривом ключе. Я готова головой поручиться, что она мигом запрыгнула бы к нему в машину.
- Ну, возможно, - согласилась Борковская.
- Но проблема в том, - продолжала я, - что у моего дома видели женщину, блондинку. Женщину в качестве соблазнительницы я бы исключила, а мужик в блондинистом парике наверняка вызвал бы у жертвы подозрения. Вы наняли бы блондинку?
Хладнокровие Борковской не изменило.
- Профессиональных убийц у нас вообще очень мало, а о женщине-киллере я до сих пор не слышала. Отпадает. Вопрос только в том, а не побывала ли здесь ещё одна машина? Кроме той, с бестолковой блондинкой за рулём?
- Так вы тоже считаете, что все блондинки - полные кретинки? - взвилась я, от возмущения заговорив в рифму. - Хочу вам заметить, что я натуральная блондинка с самого своего рождения, а поседела всего лишь пару лет назад. Я что, произвожу впечатление форменной идиотки?
Борковская стала уверять, что к анекдотам относится с пренебрежением и сама лично знает и полицейских с высшим образованием, и евреев, которые на дух не переносят селёдки, вернее, евреев, неспособных к бизнесу, потому что селёдку вообще-то любят все, независимо от вероисповедания.
Поэтому, мол, давайте оставим блондинок в покое и будем исходить из того, что кусты моей соседки помял автомобиль, за рулём которого сидел плечистый брюнет в блондинистом парике, не говоря уже о том, что водитель мог быть крашеным…
- Ладно, - милостиво приняла я эти сумбурные оправдания. - Но другой водитель либо видел сцену убийства, въезжая на нашу улочку, либо проглядел труп под ивой, уже после убийства. Не так уж много за свете людей, которые не отреагировали бы на лежащую на земле женщину, тем более приличного вида, даже элегантно одетую. Мужик валяется - и ладно, пьяный, наверное. Однако пьяных баб в кустах - раз-два и обчёлся.
- Время! - отчаянно взмолилась Борковская. - Прошу вас, как можно точнее назовите мне время!
Исключительно по доброте душевной я, не поставила перед ней условие, что время я, конечно, назову, но пусть пани Борковская расскажет все, что знает. Свою роль сыграли и пожелания Мартуси, которая от всего сердца сочувствовала Борковской и не хотела, чтобы её поймали.
- Тело заметили в семнадцать сорок две. Его ещё не было в пятнадцать двенадцать, что подтверждает мой племянник, который, уезжая, смотрел на часы, потому что договорился с кем-то встретиться в пятнадцать тридцать. Соседка утверждает, что её кусты изуродовали около семнадцати часов, может быть, чуть раньше. Минутку, у соседки часов нет, она ориентировалась по световому дню. Надо проверить в календаре, когда зашло солнце…
Я схватила календарь.
- Около пяти. Все сходится. Соседка все отлично видела, если бы дома не заслоняли ей горизонт, она увидела бы и последние лучи солнца, поэтому я бы сказала, что все случилось в шестнадцать пятьдесят пять. Точность практически идеальная. И что?
- И с этой минуты никто не проезжал аж до пяти сорока двух вечера?
Я задумалась.
- Три четверти часа. Там ведь всего один дом, так что живой души могло не быть все сорок пять минут. Тем более что люди только начинали возвращаться с работы. Естественно, тело могло преспокойно лежать себе эти сорок пять минут. Если бы проехала какая-нибудь случайная машина, труп непременно заметили бы. Разве что за рулём сидел слепой дебил, но умственные способности и зрение при выдаче прав пока что проверяют.
В душе Борковской явно творилась тяжкая борьба. Я надеялась, что какие-нибудь секреты она мне все-таки раскроет.
- Блондинка, - произнесла она в конце концов каким-то мёртвым голосом. - Нет, это просто невозможно. Даже если и возможно, то невероятно. Это превосходит всякое представление… Ничегошеньки не понимаю…
- Я предлагаю вам все-таки рассказать, чего именно вы не понимаете, - строго сказала я. - К вашему сведению, я не бегаю по городу, оповещая всех об услышанном от других людей. На такие пробежки у меня нет ни сил, ни времени. Вы сидите здесь и терзаетесь, а тем временем пара чьих-нибудь ещё серых клеточек могла бы вам очень пригодиться. Я постарше вас, и у меня было время узнать жизнь как следует. Так что, деточка, вали-ка сюда всю правду.
И Барбара Борковская выложила мне всю правду.
* * *
Позвонив в дверь, Бежан увидел перед собой вялую блондинку, вторую жену Стефана Борковского. Без малейшего возражения блондинка впустила его в квартиру, где витал лёгкий запах лука, несомненно свидетельствующий о скором обеде.
Уршуля Борковская, однако, вела себя как человек, у которого нет никаких дел: преспокойно уселась в комнате, даже не заглянув в кухню.
Бежан решил брать быка за рога.
- Вы были знакомы с Бальбиной Фелицией Борковской?
Вторая жена Борковского очень долго смотрела в окно стеклянными глазами и наконец ответила вопросом на вопрос:
- Которой?
- А что, их было несколько? - изумился Бежан.
- Не знаю, - ответила Уршуля Борковская.
Бежан сразу понял, что ответы из этой бабы ему придётся добывать кайлом и киркой.
- Хорошо, спрошу иначе: вы знали Бальбину Фелицию Борковскую, убитую неделю назад?
- Нет.
- А какую-нибудь другую Бальбину Фелицию Борковскую?
- Нет.
- Ну хорошо. Где вы были в среду, второго ноября этого года, между пятнадцатью и восемнадцатью часами?
- Не знаю.
- Может, постараетесь вспомнить?
Тишина воцарилась такая, что хоть ножом режь. Через тридцать секунд Бежан понял, что если сам не нарушит молчание, оно затянется на веки веков. Аминь. Эта рыба слова не вымолвит, потому что любой ответ на его вопрос потянет за собой другие вопросы.
- Так вы постараетесь?
- Что?
Желание встряхнуть собеседницу, да так, чтобы у неё башка отлетела, росло в душе Бежана как на дрожжах. Он взглянул на руки Уршули Борковской. Сплетя пальцы, она сжимала их с такой силой, что побелели костяшки. И Бежан понял. Мгновенно понял, что женщина находится в состоянии страшного напряжения. Не страха, а какой-то отчаянной решимости. Она ждала какого-то удара и не желала выдать себя случайным словом или жестом.
- Я вас спрашиваю. Где вы были в среду, второго ноября? Очень прошу, постарайтесь вспомнить.
- Не знаю.
- Вы не помните?
- Нет.
- Вы ведёте очень активный образ жизни?
- Нет.
- У вас есть водительские права?
- Да.
- Вы водите машину?
- Да.
- Часто?
- Нет.
Необыкновенная разговорчивость этой Уршули начинала действовать и на него, вот-вот и сам заговорит односложными словами. К тому же перед каждым ответом Уршуля выдерживала паузу секунд на сорок. Интересно, что же она так пытается скрыть? Бежан подумал о Борковском, которого до сих пор следствие почти не принимало во внимание.
- А где в это время был ваш муж?
- Когда?
- В среду, второго ноября.
На сей раз ответ последовал незамедлительно:
- В Швеции.
- А где он сейчас?
- Тоже в Швеции.
- Я разговаривал с ним четвёртого числа, в пятницу. Он вернулся из Швеции и сразу же отправился туда снова?
- Да.
- Когда он вернулся? Прошу точно вспомнить.
- В четверг вечером.
- А когда уехал снова?
- Вечером в воскресенье.
- И когда он возвращается?
- Через неделю. Он очень часто летает в Швецию.
Столь неслыханно длинную фразу Уршуля Борковская выдала впервые. Видимо, эта тема казалась ей безопасной. Мысль о Борковском как о преступнике умерла в душе Бежана естественной смертью.
- Ваш муж вернулся из-за границы в четверг, а вы не помните, что делали накануне? Может быть, какие-то приготовления, покупки?
Уршуля Борковская снова онемела.
- Да, - согласилась она после невыносимо долгого молчания.
- Что - "да"?
- Покупки.
- Где?
- Не знаю.
- Может быть, в магазинах?
- Да.
- В каких?
- Не помню.
Терпение Бежана держалось на волоске. Уршуля Борковская явно решила уйти в несознанку.
Ничего не знает, ничего не помнит, ничего не понимает, страдает потерей памяти. И не соображает, глупая курица, что таким образом навлекает на себя все мыслимые и немыслимые подозрения.
Бежан решил её припугнуть.
- Ну хорошо. Коль скоро вы не хотите разговаривать с нами у себя дома, может быть, станете разговорчивее в отделении. Я-то думал побеседовать с вами в более приятных условиях, но если вы предпочитаете официальную повестку - как угодно. Прошу вас все-таки напрячь память и вспомнить и своих знакомых, и что вы делали в тот день, потому что иначе мы будем вынуждены предпринять более развёрнутое следствие. Речь идёт об убийстве, и никаких неясностей здесь оставлять нельзя. До свидания.
Бежан поднялся, Уршуля Борковская тоже встала, расцепив судорожно сведённые пальцы.
- В "Жеане", - с трудом выговорила она.
- Что в "Жеане"?
- Покупки.
- Ну вот видите, можно все-таки что-нибудь вспомнить. После обеда вы тоже делали покупки?
- Да.
- А вы не встретили никого из знакомых?
- Нет.
- Может быть, у вас чек остался? Люди иногда суют такие бумажки в карман и забывают выбросить…
- Нет.
- Жаль. И с Фелей вы не виделись?
- Нет.
- Ну что ж, до следующих встреч…
Покинув болтливую хозяйку дома, Бежан вытер пот со лба. Он чувствовал себя так, словно вручную выдал стране две тонны угля. Баба врёт как по писаному. Насчёт мужа она, похоже, сказала правду, он наверняка в основном торчит в Швеции, но на вопрос насчёт Фели должна была спросить, кто такая эта Феля. То есть мало того, что врёт нагло, так ещё и глупо. Борковского через неделю надо будет перехватить в аэропорту, прежде чем жена сумеет с ним переговорить. Хотя в такой предосторожности нет смысла: ведь есть телефоны, а переговоры с мобильников не так легко подслушать…
Выжатый этой каторжной работой, Бежан вернулся в отделение, куда вскоре за ним прибыл и Гурский. Роберта снова распирали богатые новости. Везёт же некоторым, завистливо подумал Бежан и приготовился слушать.
- Я пригласил эту Зеню на кофе! - похвастался Гурский.
В измученном взоре его начальника появилась искорка оживления.
- Вернее, - честно уточнил Роберт, - это был торт со сладким вермутом. Меня ещё слегка подташнивает, но вообще-то я сладкое люблю. Только вермут как-то не того, мне бы чистой водочки.
- Под торт не пойдёт, - заметил Бежан. - Сразу говори, что у тебя получилось с этими сладостями, а потом прослушаешь на кассете показания второй жены. Я этого повторить не сумею, мочи нет!
Вытащив диктофон из кармана, Роберт с энтузиазмом принялся пересказывать.
Зеню он нашёл без малейшего труда, пришлось симулировать личный интерес, потому что сначала надо было пробиться через секретаршу. Очарованная секретарша сама вызвонила из бухгалтерии Зеню Вишневскую, что для Роберта оказалось не лучшим развитием событий, ибо Зеню эту он видел впервые в жизни и изображать пылкую страсть было слегка затруднительно. Однако как-то сумел выкрутиться, спровоцировав у Зени интерес к его персоне.
Только за вермутом с тортом Роберт сказал Зене всю правду. От Зени тотчас повеяло холодком, но красивая девушка и привлекательный парень всегда найдут общий язык, пусть даже их общение и началось через пень-колоду. Зеня изо всех сил старалась вести себя сдержанно и тактично, но в конце концов сведения посыпались из неё как из дырявого мешка.
Ну да, эта Уршулька хотела выйти замуж за шефа, влюбилась в него. С каждым может случиться, правда? Как секретарша она совсем никакая, шеф с тем же успехом мог посадить в приёмной овцу или козу. Сейчас это особенно понятно, когда пришла новая, Ивона. Чистое золото! Но Уршулька ходила вокруг шефа, как кошка вокруг сметаны, ходила-ходила - и выходила, тем более что первая жена шефа… Ох, с той первой женой что-то было очень не в порядке, она так опаршивела, что с ней жить стало невозможно.
- Тут Зеня смутилась и рот на замок, - комментировал Гурский текст на плёнке. - Она должна все знать, но уж очень ей не хотелось, чтобы информация исходила именно от неё. Пожалуйста, сами послушайте, ей же на каждой фразе икается!
Но, несмотря на все своё смущение, Зеня выложила весьма интересные сведения.
Вдохновлённая каким-то непонятным предчувствием, Уршулька таинственно предвидела моральную деградацию первой жены. Действительно, эта женщина делала странные вещи, хотя… Вот именно, хотя. Может, кто-то помогал подпортить репутацию первой жены? Нет-нет, вовсе не Уршулька. Уршуля только старалась, чтобы ни одна сплетня мимо шефа не прошла. Подруги? Да лучшей подругой Уршульки была как раз она, Зеня, других вообще не было. Девушки её как-то не любили. А Уршулька ради Борковского даже своему жениху от ворот поворот дала. Кто жених? А, один такой, техник с прошлой её работы. Куда ему до главы фирмы, Уршулька его даже вспоминать не желала. Один раз они случайно встретились. Зеня с Уршулькой отправились выпить кофе и столкнулись в кафе с ним, Уршулька тогда убежала, а жених Зене в жилетку плакался. Метек его зовут.
Ой и любил же он эту Уршульку, господи Иисусе! И что они все в ней нашли?
Феля? Нет, ни о какой Феле от Уршульки она, не слышала. Уршуля вообще мало о себе рассказывала, разве что иногда пару слов обронит.
Сейчас? Сейчас они видятся, но не часто. Так, иногда.
- Где эта гангрена раньше работала? - буркнул Бежан. - В отделе кадров должно быть записано.
- Записано, - скромно подтвердил Роберт. - Я проверил. Предъявил кадровичке удостоверение и попросил показать личные дела сотрудников, которые ушли год назад и раньше.
Таких немного, фирма процветает, все держатся за своё место, ушло только четверо. В том числе Уршуля Белка.