2
Моя жена так исхудала, что едва ли хватило места всем, чтобы обнять ее двадцатью руками, но дети как-то умудрились все прижаться к ней. А потом подошел я и обнял всех сразу. Жену держали на морфине, кодеине и перкосете, но только однажды я видел, что ей совсем не больно. Это было то самое мгновение, когда мы вошли в палату и все ее утята прижались к ней.
- Майкл, - прошептала мне Мэйв, - спасибо. Спасибо! Они прекрасные.
- Ты тоже, - ответил я шепотом. - Ну-ка скажи, в этот раз ты ведь не додумалась снова прыгнуть из постели сама?
Каждый день, когда мы приходили к ней, она надевала нарядное платье, прятала капельницу с обезболивающими, и на ее лице всегда была улыбка.
- Если бы ты не любил прекрасных женщин, мистер Беннетт, - жена изо всех сил пыталась не закрыть подернутые дымкой глаза, - ты бы женился на ком-нибудь другом.
Год назад, утром Нового года, Мэйв впервые пожаловалась на боль в животе. Мы решили, что это от праздничного переедания, но когда за две недели боль не прошла, ее врач решил на всякий случай сделать лапароскопию. Он обнаружил образования в обоих яичниках, а биопсия принесла совсем плохие новости. Злокачественная опухоль. Неделю спустя биопсия лимфатических узлов в животе принесла худшие новости из всех. Рак распространялся по телу и не собирался останавливаться.
- Давай я хоть раз помогу тебе, Мэйв, - прошептал я, когда она начала подниматься с кресла.
- Хочешь, чтобы я тебе засветила? - спросила Мэйв, и глаза ее вспыхнули. - Мистер Крутой Следователь!
Мэйв сражалась за свою жизнь и достоинство с яростью банши. Она встретила болезнь так же, как в пятидесятых Джейк Ламотта, вышедший на ринг с Шугаром Рэем Робинсоном, - тогда он дрался с невероятной, божественной жестокостью.
Она сама была медсестрой и задействовала для борьбы все связи, каждую каплю опыта и знаний, приобретенных на работе. Она прошла через столько сеансов химической и лучевой терапии, что ее сердце чуть не остановилось. Но даже после критических доз, после всего, что только можно было сделать, томограф показал растущие опухоли в обоих легких, печени и поджелудочной.
Когда Мэйв поднялась на подгибающихся ногах-спичках и встала за креслом, держась за его спинку, у меня в голове прозвучали слова Ламотты. "Ты никогда не свалишь меня, Рэй, - согласно слухам, сказал он, когда Робинсон отправил его в технический нокаут. - Ты никогда не свалишь меня".
3
Мэйв села в постели и взяла белую табличку, лежавшую рядом с подушкой.
- Дети, я приготовила для вас кое-что, - сказала она мягко. - Похоже, мне придется застрять в этой дурацкой больнице еще ненадолго, поэтому я составила список дел для всех.
- Ну ма-ма… - протянул кто-то из старших.
- Знаю, знаю. Работа по дому. Кто ее любит? Но вот что я думаю: если вы дружно возьметесь за дело, то сможете держать квартиру в порядке, пока я не вернусь домой. Все ясно, команда? Начнем. Хулия, ты отвечаешь головой за купание младших, а также одеваешь их по утрам.
Брайан, ты директор по развлечениям, хорошо? Настольные игры, видеоигры, прятки, догонялки. Все, что хочешь, кроме телевизора. Ты должен найти занятие для всех.
Джейн, ты будешь проверять домашнюю работу. Возьми в помощники нашего гения Эдди. Рикки, нарекаю тебя шеф-поваром дома Беннеттов. Запомни, варенье и арахисовое масло можно всем, кроме Эдди и Шоны - им бутерброды с колбасой.
Так, едем дальше. Фиона и Бриджит накрывают на стол и убирают со стола. Можете распределить обязанности, разберетесь…
- А я? - пискнул Трент. - Какая у меня работа? Ты не сказала!
- А ты, Трент Беннетт, будешь ответственным за обувь, - ответила Мэйв. - А то эти растеряхи вечно ноют: "Где мои ботинки? Где мои туфли?" Так вот, твоя работа - собирать все десять пар и ставить их у кроватей. Свои тоже не забудь.
- Не забуду! - сказал пятилетний Трент, важно кивая.
- Шона и Крисси, для вас тоже есть дело.
- Ура! - сказала Крисси и грациозно повернулась на носочке. Месяц назад она получила на день рождения диск "Барби на Лебедином озере", и теперь каждое ее слово сопровождалось импровизированными балетными па.
- Знаешь, где стоит миска Сокки?
Сокки - это бродячий серо-белый кот, которого Мэйв нашла в мусорном баке возле нашего дома на Вест-Энд-авеню. У жены был нюх на обездоленных и обиженных. Я понял это в тот день, когда она согласилась выйти за меня.
Шона торжественно кивнула. В свои четыре года она была самой тихой, послушной и спокойной из всего нашего выводка, и мы с Мэйв часто смеялись над спорами о природе и воспитании. Вся наша великолепная десятка вышла из материнской утробы с готовым характером. Родитель может улучшить, а может, конечно, и загубить какие-то качества, но изменить характер? Сделать тихоню болтуном, а тусовщика ботаником? Ну-ну. Попробуйте.
- Итак, твоя задача - проверять, есть ли у Сокки в миске вода. Ах да, слушайте сюда, банда, - продолжала Мэйв, осторожно сползая со своих подушек. Ей было больно даже сидеть в одном положении. - Хочу сказать пару слов, пока не забыла. Мы всегда отмечаем наши дни рождения. Не важно, четыре вам года, четырнадцать или сорок, сидите вы дома или путешествуете по свету. Всегда держитесь друг за друга, хорошо? И до тех пор, пока вы живете под одной крышей, хотя бы раз в день собирайтесь вместе за столом. Даже если вы будете есть дурацкие хот-доги перед этим проклятым теликом - главное, чтобы вы были вместе. Я всегда с вами, ясно? И вы должны вести себя, как я, даже если меня нет рядом. Все понятно? Трент, ты слышал, что я сказала?
- Можно есть хот-доги перед теликом, - широко улыбнулся Трент. - Я люблю хот-доги и телик.
Все засмеялись.
- А я люблю тебя, - ответила Мэйв. Я увидел, что ее веки опускаются. - Я так горжусь вами. И тобой, Майкл, мой бравый полицейский.
Мэйв стояла на краю могилы с таким мужеством, которого я никогда не видел, и это она гордилась нами? Мной? Меня как будто окатили ведром ледяной воды. Хотелось завыть, пробить кулаками окно, телевизор, грязное свинцовое небо над больницей. Вместо этого я вышел вперед из толпы детей, снял с жены бейсболку и нежно поцеловал ее в лоб.
- Так, маме надо отдохнуть, - объявил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал трещину в сердце. - Пора идти. Вперед, команда.
4
В три сорок пять Чистоплюй подошел по Пятой авеню к собору Святого Патрика, поднялся по каменным ступеням и вошел внутрь.
Он фыркнул, глядя на добропорядочных граждан, преклонивших колени в молитве. Ну да, подумалось ему, Большой Человек там, наверху, наверняка оценит набожность, исходящую из самого центра современной Гоморры.
Чопорная старуха с рыхлым лицом опередила его в очереди в первую исповедальню у южной стены. "Это какие же грехи она пришла замаливать? - размышлял Чистоплюй, пристраиваясь рядом с ней. - Прости меня, Господи, ибо я купила дешевую шоколадку внукам…"
Подстриженный по последней моде сорокалетний священник появился ровно через минуту. Отец Патрик Макки тщетно пытался не оглядываться на Чистоплюя, однако краем глаза заметил его ледяную улыбку.
Старуха выбиралась со скамьи дольше, чем исповедовалась. Чистоплюй чуть не сбил ее с ног, проталкиваясь к кабинке.
- Слушаю тебя, сын мой, - раздался голос из-за ширмы.
- Северо-восточный угол Пятьдесят первой и Мэдисон, - ответил Чистоплюй. - Двадцать минут, Страдалец. Если не придешь, могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.
Через полчаса отец Макки, успевший переодеться из рясы в джинсы и ярко-синюю спортивную куртку, открыл пассажирскую дверь фургона Чистоплюя. И вынул из-за пазухи картонный тубус.
- Достал-таки! - воскликнул Чистоплюй. - Молодчина, Страдалец, выручил.
Священник кивнул и опасливо оглянулся на здание церкви:
- Поехали.
Через десять минут они остановились на пустой стоянке у заброшенной вертолетной площадки. Отсюда Ист-Ривер казалась потоком грязи; Чистоплюй с трудом удержался, чтобы не сострить по поводу ядовитых испарений от реки, пока открывал крышку тубуса, который принес священник.
Бумаги от старости потрескались и пожелтели по краям, как пергамент. Палец Чистоплюя остановился в центре второго листа.
Вот оно! Значит, слухи верны. Все правда.
Последний штрих его шедевра у него в руках.
- Никто не знает, что они у тебя? - спросил Чистоплюй.
- Никто, - ответил священник со смешком. - Ты не поверишь, насколько параноидальна Святая Церковь. Приход, где я служу, - просто дворец интриг.
Чистоплюй прищелкнул языком, не в силах оторвать взгляд от плана строения. Но затем он все-таки вытащил из-под сиденья "кольт-вудсман" двадцать второго калибра с глушителем. Двойной хлопок был почти не слышен, но в голове отца Макки как будто разорвалась граната.
- Отправляйся в ад, - сказал Чистоплюй.
Затем он посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида и отпрянул в ужасе. Брызги крови попали на лоб с правой стороны. Только стерев отвратительные пятна спиртовыми салфетками и облив лицо антисептиком, он смог вздохнуть спокойно.
Потом, фальшиво насвистывая, Чистоплюй свернул бумаги и засунул их обратно в тубус.
"Шедевр, - снова подумал он, - почти закончен".
5
Вернувшись домой, дети развернули бурную деятельность. Вместо трескотни телевизора и электронных выстрелов по всей квартире разносилась радующая слух возня занятых работой Беннеттов.
Плескалась вода - Хулия готовила ванну для Шоны и Крисси. Брайан сидел за обеденным столом с колодой игральных карт и терпеливо учил Трента и Эдди играть в "двадцать одно".
- Бам! - Это на кухне Рикки, как заправский шеф-повар, намазывал джем на куски хлеба. - Бам… Бам…
Джейн разложила на полу в своей комнате карточки и готовила Фиону и Бриджит к экзамену 2014 года.
Ни от кого я не слышал ни жалоб, ни нытья, ни одного глупого вопроса.
Жена, помимо всего прочего, была настоящим гением. Наверное, она знала, как трудно приходится нашим детям, какими растерянными и ненужными они себя чувствуют, поэтому каждому дала задание, чтобы помочь им собраться и наполнить жизнь смыслом.
Вот бы и мне придумать для себя что-то похожее.
Большинство родителей подтвердят: "детское время" - самое тяжелое для семьи. Все, включая родителей, устали и капризничают, и любая шалость может вызвать раздражение, крики, угрозы, даже наказание. Не знаю, как Мэйв каждый вечер удавалось уложить всех спать - наверное, дело в волшебном внутреннем чувстве меры и спокойствии. Это одна из обязанностей, которых я больше всего боялся.
Но к восьми вечера квартира погрузилась в тишину. Можно было подумать, что мы полным составом уехали на рождественские каникулы.
Заходя в комнату девочек, я ожидал увидеть открытое окно и веревку из простыней, свисающую наружу, но Крисси, Шона, Фиона и Бриджит уже спали, подоткнув одеяла под подбородки, а Хулия только что закрыла книгу про свинку Оливию.
- Спокойной ночи, Крисси, - сказал я и поцеловал дочку в лоб. - Папа тебя любит.
С этими словами я продолжил обход, гордясь тем, как я справляюсь с ролью папы-наседки.
Мальчики тоже уже легли.
- Спокойной ночи, Трент, - сказал я, тоже награждая его поцелуем в лоб. - Ты сегодня здорово потрудился. Хочешь, завтра я возьму тебя с собой на работу?
Трент задумчиво нахмурил бровки.
- А у кого-нибудь на работе будет день рождения? - спросил он немного погодя. - У кого-нибудь из полицейских?
- Нет.
- Тогда я, наверное, пойду в школу, - сказал Трент и закрыл глаза. - Завтра у Люси Шапиро день рождения, и она принесет шоколадные кексы.
- Спокойной ночи, парни, - сказал я, выходя из комнаты. - Без вас я бы не справился.
- Мы знаем, пап, - отозвался Брайан с верхней кровати. - Не волнуйся, мы тебя прикроем.
6
Я закрыл дверь спальни мальчиков и немного постоял в коридоре. В обычный день примерно в это время я как раз возвращался из участка, и в гостиной мерцал синий свет - это значило, что Мэйв смотрела телевизор, - или горел теплый, ровный желтый свет, когда она сидела на диване и читала книгу, ожидая моего прихода.
Сейчас, глядя на черный проем двери в гостиную, я впервые почувствовал, что такое темнота.
Я зашел в гостиную, включил лампу возле дивана и сел, медленно оглядывая комнату и прокручивая в голове воспоминания.
Обои, которые мы с таким трудом наклеили. Семейные фотографии, сделанные Мэйв, - она сама отобрала лучшие и вставила в рамочки. Рождественские прогулки по ботаническому саду в Бронксе. Сбор тыкв на севере. Во время наших отпусков она собирала сувениры и потом раскладывала их по стеклянным аквариумам - песок и ракушки с Миртл-Бич, где мы были два года назад, листья и сосновые шишки из Поконоса, там мы провели целую неделю в августе прошлого года.
Как у нее хватало сил на все это? Как у нее хватало времени?
Она была необычной женщиной - и я не единственный, кто так считает. Вообще я не знаю ни одного человека, который не восхищался бы Мэйв.
После того как мы удочерили Хулию, Мэйв ушла из больницы, чтобы проводить больше времени с дочерью, и устроилась присматривать за одним стариком на Вест-Энд-авеню. Девяностопятилетний мистер Кесслер был потомком династии железнодорожных магнатов. Старик был зол на современный мир и ненавидел все, что принадлежало сегодняшнему дню. Но шли недели; доброта и сострадание Мэйв растопили его сердце. Она постоянно возила его погреться на солнышке в парк Риверсайд и заставляла почувствовать, что он все еще может жить и радоваться, даже если сам того не хочет.
В конце жизни он сильно изменился, стал гораздо терпимее и даже помирился со своей дочерью, с которой поругался много лет назад.
Когда он умер, оказалось, что он отписал свою квартиру Мэйв. Теперь в ней живем мы.
Вместо антиквариата и персидских ковров, за которыми охотятся наши соседи, Мэйв наполнила дом детьми. Через четыре месяца после переезда сюда мы усыновили Брайана. Еще через шесть - Джейн. И еще… и еще…
Я знаю, святая - слишком затасканное слово, но сейчас, глядя на все, чего достигла моя жена, я не мог придумать для нее никакого другого слова.
"Житие святой", - подумал я с горечью.
И в конце, как полагается, мученичество.
Мое сердце замерло, когда кто-то позвонил в дверь.
"Идите к черту!" - буркнул я, но тут звонок задребезжал снова.
Я решил, что, должно быть, ошиблись дверью очередные гости Андерхиллов - соседей напротив, которые обожают устраивать вечеринки с коктейлями, - но звонок не унимался.
Я раздраженно вскочил. "Ох и влип же ты, парень, - думал я, поворачивая ручку. - Сейчас я покажу тебе, что такое разбудить Гринча".
7
Судя по мятым джинсам и пыльному синему бушлату, молодая блондинка, стоявшая за дверью, пришла вовсе не на коктейль в манхэттенском стиле.
Грязный рюкзак на спине и вещмешок, который она сжимала в руках, явно указывали на то, что она приехала издалека.
- Мистер Беннетт? - спросила она, бросая мешок на пол и протягивая мне маленькую, изящную ладонь. - Мистер Майкл Беннетт?
У нее были невероятно холодные руки и невероятно теплый ирландский акцент.
- Я Мэри Кэтрин, - сказала она. - Наконец-то я до вас добралась.
Из-за акцента я заподозрил, что это скорее всего одна из родственниц жены. Я попробовал вспомнить, была ли она среди немногочисленных гостей со стороны невесты на нашей с Мэйв свадьбе. Вспомнились только престарелый двоюродный дедушка, какие-то дальние кузены и кузины и трио холостяков средних лет. Кто же она, черт побери?
- Добралась? - повторил я устало.
- Я - au pair, - сказала Мэри Кэтрин. - Нона сказала, что она вас предупредила.
Au pair? Нона? Я вспомнил, что Ноной зовут мать Мэйв. Жена неохотно рассказывала о своем детстве в Донегале. Я всегда подозревал, что у нее несколько эксцентричная семья.
- Извини, э-э, Мэри, да? - протянул я. - Я, м-м, все-таки не понимаю, о чем ты говоришь.
Мэри Кэтрин открыла рот, будто собираясь что-то сказать. Потом закрыла. Ее фарфоровое личико залилось румянцем, и она подхватила свои вещи.
- Простите, что отнимаю ваше время, сэр, - огорченно пробормотала она. - Кажется, я ошиблась. Извините.
Когда она подошла к лифту, вещмешок соскользнул с ее плеча. Я вышел на площадку, чтобы ей помочь, и мой взгляд упал на кучу корреспонденции. Писем накопилось порядочно, и мои добрые соседи Андерхиллы засунули всю кипу под журнальный столик, чтобы освободить на столешнице место для своей коллекции старинных деревянных щелкунчиков.
Из середины кипы торчал маленький, необычного вида конверт.
- Погоди, - сказал я. - Подожди минутку, Мэри Кэтрин. Одну секунду.
Я вскрыл конверт. Письмо было написано мелким, неразборчивым почерком: все, что мне удалось разобрать, - это одного "Дорогого Майкла", пару "Мэри Кэтрин" и подпись: "Да благословит тебя Господь в это тяжелое время. С любовью, Нона".
Правда, я так и не понял, что это все значит.
До сих пор я даже не был уверен, жива ли теща. Одно знал наверняка: было уже очень поздно, и я слишком устал, чтобы сейчас во всем разбираться.
- А, так вот оно что, - сказал я как раз в тот момент, когда двери лифта с грохотом открылись. - Значит, это ты - Мэри Кэтрин, наша au pair.
В ее ярко-синих глазах мелькнула неприкрытая надежда. Но куда мне ее положить? Квартира забита до отказа. Потом я вспомнил, что на верхнем этаже есть комната прислуги - она перешла к нам вместе с квартирой, и мы использовали ее вместо кладовой.
- Пойдем, - сказал я, подхватывая вещмешок девушки и заходя в лифт. - Я покажу тебе, где расположиться.
У меня ушло добрых двадцать минут на то, чтобы убрать из комнатушки колыбель, детские игрушки, старые автомобильные сиденья и велосипеды Крисси и Шоны с изображениями Барби и трех принцесс.
Когда я снова поднялся наверх с постельным бельем, Мэри Кэтрин уже развернула матрац на кровати со стальной рамой и аккуратно раскладывала вещи по ящикам комода, который мы в свое время приспособили под пеленальный стол.
Я на минуту задержался, разглядывая ее. На вид лет двадцать пять - двадцать семь. Не очень высокая, но чувствуются энергия и честность. "Не робкого десятка", - отметил я про себя. Впрочем, для ее работы это как раз было неплохо.
- Нона не сказала, сколько у нас детей, так ведь?
- Она сказала - "стая". "Настоящая стая" - так, по-моему, она и выразилась.
- "Стая" - это сколько? Откуда ты приехала? - продолжал я.
Мэри Кэтрин вздернула брови:
- Пятеро?
Я покачал головой и поднял вверх большой палец - "поднимай ставку".
- Семеро?